Штурмуя небеса

Майлз приносит ему одеяло — уставший Питер способен заснуть как угодно, хоть вниз головой и на потолке, а вот холод переносит плохо. — Уверен, что мне не стоит остаться? — Питер медленно качает головой, и Майлз не решается настаивать. — Ладно. Твои вещи в шкафу. Постарайся уснуть и не вздумай смотреть новости. Я пойду всё-таки сварю кофе. Он уходит на кухню, продолжая прислушиваться. Снова оставлять Питера одного не кажется хорошей идеей, он совершенно явно не в порядке, и не только физически, но Майлз побаивается оказаться слишком навязчивым именно сейчас, пережать и утратить его доверие. Конечно, разумом он понимает, что для этого нужно сделать что-то посерьёзнее, но дополнительная осторожность вовсе не кажется лишней. Дверца шкафа скрипит минут через десять, пружины дивана — ещё через пятнадцать. Вроде бы, падений и подозрительных шумов не слышно, может, ему правда удалось заснуть и отдыхать. Майлз позволяет себе выдохнуть. Может быть, не всё так страшно. Звонок в дверь застаёт его в процессе варки уже второй порции кофе — это, наверное, по привычке, обычно он не обедает в одиночестве. Майлз снимает турку с огня, и идёт открывать. Что ж, пожалуй, именно эту гостью на своём пороге он ожидает увидеть меньше всего. В тёмном деловом костюме и со стильной причёской вместо облегающей чёрной кожи и небрежного хвоста, но не узнать Фелицию Харди всё равно невозможно. И он буквально кожей ощущает её оценивающий взгляд. — Эй, паучок, тебе хоть шестнадцать есть? — Девятнадцать. Почти, — на автомате выдаёт Майлз. — И, эй, причём тут… — Надо же, как просто, — Фелиция искренне смеётся, запрокинув голову. — Расслабься, паучок, никому не скажу. Просто вы двигаетесь одинаково. И кто бы ещё рискнул притащить его к себе домой. Ну что, так и будешь держать меня на пороге? Майлз пропускает её в квартиру. Фелиция осматривается любопытно, разве что не принюхивается, трогает пальцем раму висящего в прихожей зеркала, перед которым Рио поправляет макияж. — Мило, — коротко резюмирует. — Где? — Вторая дверь налево. Постарайся не разбудить. Кошка кивает и бесшумно просачивается за нужную дверь. Майлз качает головой и возвращается к приготовлению кофе. Проходит минут десять прежде чем она так же бесшумно объявляется на кухне. Майлз знает об этом только благодаря предупреждению от паучьего чутья. Разворачивается к столу с двумя кружками в руках. Фелиция сидит, забравшись с ногами на стул, вдруг растеряв половину своего обаяния, не пытается кокетничать и соблазнять каждым движением, и вздрагивает всем телом, когда он ставит перед ней кружку с кофе. — Значит, это действительно правда? — Увы, — он даже не уточняет, что именно это. — Как он там? — Не спит, — она качает головой и вцепляется в свою кружку. — Смотрит в стену, даже не уверена, что вообще меня заметил. Жутко выглядит, — Фелиция отпивает кофе и морщится. — А сахара нет? — Конфеты есть шоколадные, будешь? — Майлз достаёт из шкафа и толкает к ней по столу раскрытую коробку. — Нескромный вопрос можно? — Почему я в это ввязалась, хотя мы вроде бы расстались, и не очень красиво? Все кошки жуткие собственники. А если серьёзно… Вкусный кофе, можно ещё? — Майлз кивает и поднимается, чтобы сварить ещё кофе. Он откуда-то точно уверен, что сейчас можно, не опасаясь, подставить ей спину. Да и, по-честному, нет в этом доме чего-то такого, что ей было бы интересно украсть. — А если серьёзно, знаешь, в чём главная проблема красивой девушки? Мужчины смотрят на тебя как на вещь. Статусную, дорогую, но вещь. Средство удовлетворить чувство собственной важности, эгоизм или похоть. И он — одно из немногих счастливых исключений, которое в постели думает не о себе в первую очередь. Я знаю, что это не я такая уникальная, а просто он боится кого-то покалечить со своей силой, но приятно обманываться. О, спасибо, — она принимает заново наполненную кружку. — Я просто не хочу, чтобы с ним случилось что-то непоправимое. Вот, возьми, — Фелиция достаёт — просто из кармана — толстую пачку банкнот. — В этом нет необходимости. — Давай без этого дешёвого благородства, я очевидно зарабатываю больше, чем вы оба, вместе взятые, — Фелиция морщится недовольно. — Клянусь, деньги «чистые», я не приведу копов к нему в таком состоянии. Если ты действительно хочешь возвращать к жизни эту бледную тень, деньги понадобятся. И вот ещё, — из другого кармана извлекается потрёпанная бумажка. — Рецепт на антидепрессанты, если не будете справляться сами. Мне помогли в своё время. — Так ты… — он запинается, подбирая слова, но Фелиция понимает. — Да. Я точно знаю, каково ему сейчас. Никому бы этого не пожелала. Так что, если тебе понадобятся имена тех, кто это сделал, просто набери мне, — она наклоняется ближе. — Я отыщу их всех. Вытащить его на ужин не удаётся даже вернувшейся Рио. Майлз не рискует сунуться в свою же комнату, кружит поблизости, прислушиваясь к голосам. Хоть что-то Питер, похоже, всё-таки отвечает, и это, наверное, хороший знак, если учитывать, что на Фелицию он вообще не среагировал. В конце концов, маме удаётся его убедить, что лучше дать Питеру просто прийти в себя, и покой ему сейчас важнее возможности поесть. Но ночью Майлз просыпается от холода и неясной тревоги. На диване пусто, от чуть приоткрытого окна тянет сквозняком. Почти не сомневаясь, он выбирается на крышу. — Надеюсь, ты не собираешься прыгать? Питер, сидящий на самом краю, неопределённо взмахивает рукой. На самом деле, безумно опасно оставлять его один на один с бездной, он может просто потерять равновесие из-за усталости, а на его запястьях даже нет привычных браслетов веб-шутеров и, значит, возможности зацепиться за что-нибудь, так что Майлз подходит ближе хотя бы из этих соображений. Ещё ему невыносимо больно видеть его таким — измученным и почти сломленным. Он присаживается рядом, отмечая, как напрягается от его присутствия Питер. — Можно тебя обнять? — потому что ему уже не хватает привычного тактильного контакта, потому что эта тишина неуютная, нездоровая, и потому что больше всего хочется — и необходимо — закрыть его от налетающего промозглого ветра. — Знаешь, тебе ведь не обязательно спрашивать об этом каждый раз. — Обязательно, пока ты вздрагиваешь, стоит мне подойти слишком близко, — Майлз аккуратно обхватывает чужие напряжённые плечи, позволяя ему опереться на себя. — Добровольность — это главный принцип, знаешь? — Так ты в курсе, — помолчав, тихо отзывается Питер. Это не вопрос, но Майлз всё равно кивает. — Что тебя не только избили? Да, в курсе, я ведь видел официальный диагноз. — Мне казалось, его сообщают только родственникам. — А меня не попросили предъявить мордашку, чтобы доказать, что ты действительно мой брат, — Майлз расцепляет руки, позволяя отодвинуться на приличное расстояние, но всё ещё следя, чтобы он был достаточно далеко от края крыши. — Пит, всё будет хорошо. Мы с этим справимся. — Мы? — с непонятной горечью выдыхает Питер. — Вот только не говори мне сейчас, что причина в том, что ты считаешь, будто моё отношение к тебе из-за этого должно было измениться, — Майлз целых несколько мгновений решает, стоит ли оскорбиться. Не стоит, конечно, это просто его усталость, и на самом деле он так не считает. Ему просто тяжело, и нужно постоянно делать на это скидку. — Нет, я… — Питер устало прикрывает глаза. — Ненавижу журналистов. — Я ведь просил не смотреть пока новости. Джеймсон последние два месяца максимально необъективен. — Надеюсь, хоть он ещё не в курсе, иначе полный конец остаткам моей репутации. Новости я и не смотрел. — Тогда причём… А. ЭмДжей. Что она тебе наговорила? Питер молча суёт ему свой телефон с открытой перепиской. Майлз оценивает последние несколько сообщений и, в особенности, подбор лексики, и едва удерживает готовые посыпаться с пальцев искры. — То есть, она просто решила тебя бросить именно в тот момент, когда тебе больше всего нужна помощь. — Не могу винить её за нежелание делить меня со всем Рафтом, — Питер разводит руками, кисло улыбаясь. — И потом, не первый раз она решает порвать со мной по причине того, что не хочет больше беспокоиться за меня и мои выходки. Хотя в прошлый раз это было хотя бы лично. Майлз не может удержаться — скидывает последние сообщения Фелиции с пометкой: «Делай с этим, что посчитаешь нужным». Конечно, едва ли у него есть какое-то право влезать в их отношения, но Питеру очевидно больно, и он просто не способен никак на это не реагировать. Но попытку дёрнуть током его обожаемую ЭмДжей Питер ему точно не простит, а если об неё поточит коготки Чёрная Кошка, то, может, и не узнает даже. — Зачем ты вообще пошёл туда один? — вырывается у него почти жалобно. Ему до сих пор слишком страшно, даже теперь, когда Питер в безопасности сидит рядом с ним. Даже если пытаться убедить себя, что всё исправимо. Но Майлз уже никогда не сможет забыть, в каком состоянии нашёл его. Если бы он в тот момент был рядом, может быть, половины этого ужаса с ним бы вовсе не случилось. — А был выбор? Знаешь же, кого там держат. — Был! Ты мог хотя бы позвонить мне, как обещал. — Ты не успел бы вернуться, — Питер безнадёжно качает головой. — Или, в худшем случае, у них были бы две игрушки вместо одной. Точно не то, что я хотел бы с тобой разделить. — Я вытащил бы тебя раньше, и до этого бы просто не дошло. Они не сразу додумались, так ведь? А если и да, они бы просто с тобой не справились. — Не помню. Даже не уверен, сколько дней я там пробыл. — Пять. Исчезли записи последних двух дней, значит… Боже, сколько же их было? — Ты правда думаешь, что я считал? — Питер бледно усмехается. — Абсолютно бесполезное занятие, когда знаешь, что всё равно без шансов вырваться, сколько бы их ни было. Мозг отключился где-то на втором десятке… Я пришёл в себя в душевых, но, честно, понятия не имею, кто меня туда притащил. Знаю только, что Шестёрка в этом не участвовала, их я бы запомнил. — Они помогли тебя вытащить. А Электро стёр все записи, ни у кого не будет никаких доказательств, а слухи забудутся со временем. — Даже не знаю, жалость это или уважение. Можно я?.. — Питер медленно придвигается ближе и судорожно выдыхает, уткнувшись лбом ему в плечо. Майлз кладёт ладонь ему на спину, и тут же убирает, услышав сдавленное: «Не надо». Устраивает руки так, чтобы Питер мог их видеть. — Тебе точно надо с этим возиться? — Я не знаю, что ты там себе нафантазировал, но я не собираюсь обвинять тебя в том, что ты никак не мог изменить. Вот за то, что не позвонил — да, но с этим мы разберёмся потом, а сейчас будем разбираться с последствиями, — Майлз аккуратно берёт его за руку, тщательно отслеживая реакцию. Вроде бы можно. — Знаешь, я собирался сказать тебе это при каких-нибудь более приятных обстоятельствах, и тем более не хотел бы, чтобы это выглядело так, словно я решил воспользоваться ситуацией… — О чём ты? — пальцы в его ладони вздрагивают, словно какое-то мгновение Питер собирался выдернуть у него свою руку, но, наоборот, ложатся сверху чуть ощутимее. — Ты мне нравишься. Давно. И я был бы не против, если бы мы стали больше, чем просто друзьями, но… Только если ты сам захочешь. Меньше всего я хочу к чему-либо тебя принуждать. — Майлз… — Не надо, — Майлз качает головой и встаёт. — Ни один из твоих возможных ответов я не хочу слышать сейчас. Идём внутрь. Здесь холодно, я боюсь, что ты заболеешь. Майлз первым спускается по лестнице, прекрасно понимая, что не стоит сейчас вставать Питеру за спину. Он совсем не ожидает, что его вдруг обнимут, ткнувшись носом между лопаток. — Спасибо… — Скажешь, когда вернём тебя в нормальное состояние, — Майлз аккуратно касается его пальцев. Его не удивляет, когда от прикосновения Питер тут же отдёргивается. Вернувшись в квартиру, Майлз всё-таки уговаривает его поесть, а потом они вдвоём устраиваются на диване в его комнате. Середина ночи не время для экспериментов, поэтому между ними остаётся приличное расстояние. Питер выглядит уже менее пришибленным. Кажется, лёгкая прогулка или поздний ужин пошли ему на пользу. — Когда сам прикасаешься, легче? — Немного, — Питер встряхивает головой и виновато улыбается. — Прости. Я знаю, что ты не причинишь мне вреда, но… — Тебе не нужно извиняться, — мягко произносит Майлз. — Я понимаю, тебе страшно. Пит, я обещаю, мы всё исправим. Снова будешь носиться по городу и влипать в неприятности. — Я больше не выйду на улицы. Всё, с маской покончено. — Что ты такое говоришь? — ему даже сначала кажется, что он ослышался. — Ты же всегда был Человеком-пауком. — И что получил взамен? — Питер горько смеётся. — Я отдал этому городу десять лет, Майлз. Десять лет ежедневного труда — и всё это без зарплаты, отпусков, выходных и нормально оплаченной страховки, чаще всего даже без благодарности, забив на собственную жизнь. Я ведь ничего и не ждал, просто делал то, что считал правильным, чтобы чей-то отец, дядя или сестра вернулись домой. Потому что считал, что нужен этому городу. И вот его благодарность: одиночная камера и разбитая репутация. — Не будешь требовать компенсацию? — Пусть ей подавятся. Майлз приглашающе разводит руки, и Питер, помедлив, упирается лбом в его плечо и судорожно, через силу, выдыхает. — Я просто так больше не могу. Если хочешь, меня сломали. Моя семья на кладбище, мои друзья, за редким исключением, за решёткой, моя девушка не хочет меня видеть. У меня нет времени просто жить. Я уже не уверен, что это того стоит… — Я понимаю, — Майлз, неожиданно даже для себя, кивает. — Ты обижен и тебе больно. Но я никогда не поверю, что тебя можно сломать. Это просто усталость, — они некоторое время молчат, и Питер позволяет ему бездумно перебирать его пальцы. — Чего ты хочешь от меня? — Ничего, — Пит устало качает головой. — У тебя свои причины этим заниматься, и я так же не хочу ни к чему тебя принуждать. Да и этот город слишком привык, что у него есть Человек-паук. Просто это больше не буду я. — Уже решил, чем займёшься? — Ещё нет. Вероятно, стоит начать с поисков нормальной работы и квартиры, хозяин которой согласится пустить меня в кредит. — Неправильный план. Правильный начинается с выздоровления. — Оно может затянуться. — Прекрати, — о, он сразу понимает, к чему идёт дело. Питер всё ещё не привык пользоваться чьей-либо помощью. — Ты можешь жить здесь сколько угодно, никто не собирается тебя выселять. — Не боишься слухов? — Питер, кажется, улыбается. — Честно говоря, куда больше боюсь, что тебе будет некому помочь, если понадобится. А соседи у нас приличные, в чужую личную жизнь не лезут. Здесь ты в полной безопасности, Пит. Клянусь. — Если бы ещё я помнил, что это такое, «полная безопасность»… — Вспомнишь, — Майлз успокаивающе касается его плеча, и Питер уже не вздрагивает. — Нам совершенно некуда торопиться. Питер в результате засыпает только под утро, склонив голову ему на плечо, и Майлз боится шевельнуться, чтобы не прервать этот чуткий сон. Ему нужен отдых. Натаскивает сверху одеяло и прикрывает глаза, кажется, всего на мгновение. — Майлз! Опоздаешь в колледж, — Рио легонько стучит по двери в комнату. — К чёрту колледж, он только что уснул, — Майлз шипит, больше всего боясь потревожить Питера — и понимая, что это неизбежно. — Ты и так много пропустил, — Рио понижает голос и делает шаг в комнату. — Мам! — Ты не будешь пропускать занятия из-за меня, — глухо произносит Питер, медленно отодвигаясь. Есть ощущение, что куда больше ему хочется резко шарахнуться в сторону, но — возможно, из-за присутствия Рио — Питер тщательно себя контролирует. И от этого чувствует себя несчастным. — Днём больше, днём меньше — какая разница? — Майлз, — в тоне его голоса просыпаются строгие наставнические нотки. Питер всегда беспокоится о его образовании куда больше него самого. — Ладно-ладно, — Майлз поднимает вверх ладони, сдаваясь. И краем глаза замечает мягкую улыбку мамы. — Ты же не сбежишь через окно, пока я буду грызть гранит науки? — Через окно — точно нет. — Ладно, — подозрительно тянет Майлз. И, бросив взгляд на часы, вскакивает, как ошпаренный. Мама и правда очень долго надеялась на его сознательность. — Позавтракать уже не успею. Мам, проследишь, чтобы кое-кому тут не пришло в голову снова отказываться от еды? Люблю тебя, — проскакивая мимо с рюкзаком, Майлз коротко целует маму в щеку. Будет чудом, если он вообще успеет вовремя, со всеми-то пробками. Впрочем, у него есть возможность считерить. * * * Рио Моралес давно знает Питера Паркера. С самых похорон её мужа, когда незнакомый юноша вдруг взялся опекать её разбитого горем сына, и когда около года спустя этот же вежливый молодой человек решился снять перед ней маску, просто чтобы она знала, с кем проводит время Майлз. Но сейчас по её дому передвигается тихая тень, не имеющая ничего общего, кроме внешности, с человеком-аватаром вечного двигателя, ни минуты не проводящим без движения и способным парой фраз развеселить даже камень. За время их знакомства Питер, конечно, попадал сюда в разном состоянии: раненным, засыпающим на ходу, «просто пробегал мимо, решил проверить, как вы тут». Во время экзаменов Майлза вообще зависал здесь круглые сутки, и Рио приходилось силой разгонять спать обоих. Но таким она его не видела никогда. Даже на похоронах Мэй Паркер. Пару минут посмотрев на него, бездумно прокручивающего в ладонях давно пустую кружку, Рио качает головой и подсаживается ближе. Ей бы тоже не следует опаздывать на назначенную встречу, но, глядя на него такого, она очень понимает Майлза, не желающего оставлять его в одиночестве. Его молчание и слишком серьёзный, почти больной, взгляд абсолютно неестественны. Она не знает в подробностях, что там произошло, Майлз упрямо уходил от всех расспросов, но по нему слишком ясно видно, что ничего хорошего. — Я съеду сразу же, как только найду что-то подходящее. — Майлз взрослый человек и способен сам решить свои проблемы с обучением, и я даже не собираюсь его контролировать, — Рио качает головой. — И я не понимаю, почему ты решил, что тебя кто-то выгоняет. Разве у тебя есть сейчас возможность оплатить аренду? — Боюсь, что нет, но я что-нибудь придумаю, — Питер мягко, но заметно, что очень через силу, улыбается. Словно пытается за что-то извиниться. — Питер, послушай меня. Внимательно послушай, как ты умеешь. Ты, безусловно, можешь влезть в долги и съехать от нас в любой момент, но в этом нет никакой необходимости. Майлз просто очень за тебя испугался. Как только он поймёт, что ты в безопасности и выздоравливаешь, он перестанет вести себя безрассудно. Даже лучше будет, если ты покрутишься у него на глазах. — Я не хочу вас стеснять. — Ты и не будешь. Может быть, ты не заметил, но мой сын называет тебя братом. А я уже как-то привыкла, что у меня двое одинаково непутёвых сыновей, которыми я одинаково горжусь. Ты уже давно часть нашей семьи, Питер, и уж конечно, я не выставлю семью на улицу, — она почти готова к тому, что случается дальше. К тому, что Питер кинется к ней, запнётся, едва не снесёт со стола тарелки и будет долго-долго извиняться, уткнувшись ей в шею, а она будет гладить его по волосам, вслушиваясь в прерывистое влажное дыхание. — Это неблагодарный жестокий город. Я понимаю, тебе очень горько и обидно. Но не позволяй ему сломать тебя. Ты не один, даже если сейчас кажется, что это не так. Тебе есть, на кого опереться. У тебя есть семья, Питер. И ты ей очень нужен. — Я попробую, — Питер улыбается смущённо, и в его взгляде становится чуть больше жизни. — Я очень на это надеюсь, — Рио решает, что выдохнуть спокойно может и за дверью. Аккуратно обнимает его в последний раз и поднимается на ноги. — Мне пора. Если так не терпится быть полезным, можешь помыть посуду. Но лучше отдыхай и набирайся сил. Мы хотим поскорее увидеть тебя здоровым.