***
Антон хотел лучшего для своего омеги, хотел быть заботливым альфой, а в скором времени и отцом. Поэтому он полностью углубился в чтение всяких пособий, книг и журналов про беременность. Ему нужно было точно знать, как обращаться с Арсением, что с ним будет происходить в ближайшие месяцы, что хорошо, а что - нет. Он переживал за Арса, поэтому ему было важно знать каждую мелочь. Везде говорилось о резкой смене настроения и, в особенности, извращённых вкусах. Шаст и без того слышал про всё это, но только тогда, когда подобное началось у Попова, он понял, как далёк был от истины. Ему ведь казалось, что всё будет в разы проще... Как оказалось, даже книги не могут передать того, что творится с омегой в период беременности на самом деле. - Антоша, - тихо позвали Шастуна. Тот ещё не до конца проснулся и едва ли мог понять, где находится и что происходит. - Какое мороженое ты любишь? Этот вопрос ставит и без того сонного и ничего не понимающего Антона в тупик. Он резко открывает глаза и тут же жмурится от слишком яркого света. Глаза немного болят, а голова идёт кругом. Шастун тупо смотрит в белое полотно потолка первые несколько секунд, а потом медленно поворачивает голову на бок, тут же оказываясь нос к носу с Арсением. Тот лежит и смотрит на своего альфу максимально серьёзным взглядом, кусая губы и явно волнуясь. Он всё ждёт ответа на свой вопрос, а Шаст искренне не понимает, при чём тут вообще мороженое. - Пломбир, - хриплым после сна голосом отвечает Антон, уже начиная волноваться за Арса, который с самого утра ведёт себя как-то странно. - А я фисташковое, - тихо говорит Попов, а затем, опустив взгляд вниз, громко всхлипывает. - Один мой друг тоже любит пломбир... Я вам вообще не мешаю? На последних словах голос Арсения окончательно ломается, а сам он утыкается носом в подушку и начинает тихонько плакать, сильно сжимая в пальцах простыни. Антон смотрит на всё это и совершенно не понимает, что происходит. Может, это какой-то розыгрыш? Нет, ну вот кто будет с самого утра спрашивать такие вещи, а потом ещё и плакать, узнав ответ? Что за глупости... Шаст наклоняется и аккуратно переворачивает омегу на бок, тут же подползая ближе и прижимая его к себе. Арс начинает плакать только громче, утыкаясь красным носом в грудь своего альфы. Шастун, до сих пор пребывающий в шоке, начинает медленно поглаживать Попова по спине, пытаясь хоть как-то успокоить. Причину этих слёз и таких вопросов ранних утром он выяснит потом, сейчас главное привести состояние парня в норму. - Хэй, солнце, ну и чего ты плачешь? Это же всего лишь мороженое, разве нет? Подумаешь, разные вкусы. К тому же, если хочешь, я могу и фисташковое полюбить. - Правда? - в очередной раз громко всхлипнув, спрашивает Арсений, поднимая свои красные от слёз глаза на альфу. - Честно-честно? - Честно-честно, - на выдохе произносит Антон, закрывая глаза и вновь прижимая мальчишку к себе. Он запускает пальцы в тёмные волосы и начинает медленно их перебирать, чувствуя, как Арс трётся носом о грудь и ластится ближе, словно кот. Нет, ну вот просто скажите, как вообще можно было расплакаться из-за мороженого? С этой-то минуты Антон и понял, что будет очень и очень сложно. Беременный омега-подросток - это не просто сложно. Это пиздец как невозможно!***
Антон старался часто гулять вместе с Арсением, ведь тому нужно было дышать свежим воздухом, а не сидеть в четырёх стенах. К тому же, пока ещё сроки маленькие и ходить достаточно легко, поэтому... Почему бы, собственно, и нет. Они гуляли в парке, что находился рядом с домом. Брали тёплый чай или кофе и медленно, держась за руки шли, общаясь обо всём на свете. Часто они обсуждали их жизнь после того, как появится малыш, думали над тем, как будет выглядеть его комнатка, которую они собирались вот-вот начать обустраивать. Арс без передыху предлагал различные варианты имени для ребёнка, а Шастун кивал головой почти на каждый из них, ведь ему и правда нравилось многое. Правда, Попов порой мог заплакать даже из-за таких мелочей, ведь думал, что Шаст его совершенно не слушал. Вообще, Антон успел заметить, что в последнее время Арсений начал загоняться. И было совершенно не понятно, виной тому беременность или что-то другое. Арсу и правда вечно казалось, что он надоедает, что говорит много лишнего. На каких-то прогулках он старался отмалчиваться, боясь разозлить своего альфу или сделать что-то не так. Он понятия не имел, откуда взялись все эти загоны, ведь, по сути, Антон его любит и ни разу не упрекнул ни в чём. Шастун всегда помогал, был рядом и говорил, как сильно любит. А Попов лишь сильнее начинал загоняться. Правда, эту проблему они вместе решили достаточно быстро. Шаст и правда был прекрасным парнем, который вечно выручал. *** - Антоша, - тихо позвал Арсений, смотря на то, как его альфа стягивает с него обувь. - Ты ведь помнишь, что я тебя люблю? - Конечно, родной. - Антон улыбается и поднимает глаза, смотря на своего омегу со всей нежностью и любовью, на какие только способен. - Я тоже люблю тебя, малыш. - Очень сильно? - спрашивает Арс, слегка краснея и отводя смущённый взгляд в сторону. - Ты даже не представляешь, насколько, - также тихо отвечает Шастун, не переставая улыбаться. - Хорошо. - Попов лишь сильнее смущается, что выглядит очень уж мило. Шасту безумно нравится такая реакция своего омеги на подобные нежности. - Тогда я, наверное, пойду тебе что-нибудь приготовлю, - закусив губу, произнёс Арсений, и быстро поднялся на ноги. - Пойдём, родной. Я как раз очень голодный, а ты у меня просто замечательно готовишь. В мире множество Альф, которые возможно, гораздо сильнее или красивее Антона. Но для Арса он самый лучший, для него нет никого прекраснее и роднее, чем Шастун. Пока Попов жарил для Антона картошку, которую Шаст очень любит, Антон незаметно подкрался сзади и прижался к телу Арсения, обвивая его талию руками. Поначалу Арс пытался выпутаться, но не потому, что ему не нравились подобные нежности, а лишь потому, что, видите ли, картошку нужно помешивать. Но вскоре он, всё же, смирился, отдаваясь своему альфе целиком и полностью. Антон, не теряя ни секунды, тут же юркнул руками под домашнюю футболку Арсения и начал играть с затвердевшими сосками, которые вмиг затвердели от подобных ласк. А вскоре по кухне разнёсся первый сладкий стон наслаждения со стороны Попова. — Мне прекратить? — ухмыляясь, спрашивает Антон, убирая руки от тела Арсения, ведь точно знает, что, если не прекратит сейчас, то сдержаться попросту не сможет. А если он не содержится, то, увы, останется без столь желанной еды. Конечно, можно ее и заказать, но Шаст такой человек. — Не-е-ет, пожалуйста, — хнычет Попов, прижимаясь ещё ближе к Антону, и нагло потирается ягодицами о пах Шастуна, желая спровоцировать своего альфу, ведь знает, что тот очень легко может сдаться. — А-Арс!… — томно рычит Шастун на ухо, вновь обнимая любимое тело. — П-пожалуйста, — скулит Арсений, пока Антон ведёт носом по его шее. — Нет, прости, не сегодня. - Шаст резко отстраняется и разворачивается, удаляясь к себе в комнату. - К тому же, ты на третьем месяце, тебе нельзя, - послышалось из коридора, а затем раздался несильный хлопок двери. Арсений тяжело вздохнул и опустил взгляд вниз, тут же натыкаясь на собственный стояк. Чёртов Шастун со своим вечным девизом "Возбудим и не дадим". И самое обидное в этой ситуации то, что возбуждение, похоже, вовсе и не думает спадает. Наоборот, оно растёт в геометрической прогрессии, ноги начинают слегка дрожать, а перед глазами всё плывёт. Хочется, чтобы альфа вновь касался так. Чтобы ласкал языком соски, чтобы рычал на ухо и оставлял на нежной молочной коже шеи свои багровые метки, которые Арс потом часами рассматривает перед зеркалом. Попову просто хочется Антона, причём так сильно, что терпеть уже нет сил. Поначалу он пытается закончить с готовкой, скрестив ноги и стараясь не обращать внимание на возбуждение, но вскоре этот план с треском проваливается. Арсений быстро выключает плиту и опирается обеими руками о кухонную тумбу, тяжело дыша. Держаться дольше сил уже нету. Арс начинает скулить и посылать своему альфе сигналы, надеясь на то, что тот, всё же, сжалится и придёт помочь. Но в коридоре не слышно ни звука, поэтому Попову приходится брать всё в свои руки (в буквальном смысле). Он быстро забирается рукой под свои шорты, а затем, оттянув резинку боксеров, обхватывает свой член у основания. С губ неосознанно слетает совсем тихий стон, а пальцы свободной руки сжимают край кухонной тумбы лишь сильнее. Затуманенный разум упорно воспроизводит перед глазами Антона. Самого сексуального и красивого альфу на всём белом свете. — Мгх, — стонет Арс, сжимая губы в тонкую полоску, чтобы в другой комнате не было слышно. — А-грх! М-м!… — Попов постепенно ускоряется, вскоре срываясь на бешенный темп. Он кончает, при этом слишком громко простонав. Арсений тяжело дышит, чувствуя, как по пальцам вниз медленно стекает липкая сперма, и достаёт руку из штанов, быстро споласкивая её. Конечно же, Антон и сам слышал, что делал Арсений, и даже хотел подойти… Но совесть и здравый смысл твердили совсем другое. Поэтому Шастун пришёл на кухню только тогда, когда его позвал сам Арсений. Перед ним поставили тарелку с едой и молча сели напротив. Шаст поблагодарил Арса и тут же начал за обе щеки улетать картошку, но... Ему было не по себе. Как минимум от недовольного взгляда, которым его прожигал Попов. Антон тяжело вздохнул и отодвинул тарелку в сторону, смотря в голубые глаза. - Арс? - спрашивает Шастун, вопросительно поднимая брови. - Что случилось? Ответом на вопрос служит лишь звенящая тишина и всё тот же убийственный взгляд омеги. До Шаста долго доходит, в чем причина подобного поведения, ведь это не слишком уж очевидно. Он поднимается с места и подходит к Арсению, садясь перед ним на корточки и беря его руки в свои. А Арс будто бы и не замечает это. Он сейчас как кукла: позволяет делать с собой всё, что только вздумается, и ничего не говорит. Разве это дело? - Сюш, пойми пожалуйста, ты не просто омега, ты беременный омега. Тебе нельзя. Я очень боюсь за ребëнка. Давай подождëм, обещаю что как только родишь я сделаю всë что только захочешь. - Хорошо. Но мы идём в магазин, нужно обустроить комнату для малыша. - Сюш, я сделаю всë что только пожелаешь. И Антон сделает. Арсений уверен. Антон сделает всë что угодно ради него.