Семеро под лавкой (The Seven Snakelets)

Кроули специально выжидает подходящий момент, чтобы спросить. И он уверен, что нет более удачного момента чем тот, когда Азирафаэль находится глубоко внутри него, Кроули. Самый удачный момент, со всех точек зрения! — Что это вчера на тебя нашло? — Хм?.. Азирафаэль пытается продолжить начатые движения, но длинный хвост Кроули обвивает его бедра, ноги и лодыжки плотной спиралью, удерживая на месте. — Вчера, ангел. Ты спрашивал меня о яйцах. И о том, не мог бы я их отложить. Для тебя. — Ах, это… — Азирафаэль судорожно вздыхает, умудряясь одновременно отстраниться на полдюйма и вжаться внутрь, и этого, черт возьми, недостаточно, просто чудовищно недостаточно! Оба змеиных пениса Кроули, возбужденных и жаждущих ласки, плотно прижаты к нижней части живота ангела, и этого тоже было бы недостаточно, если бы не толстый и упругий ангельский член, распирающий изнутри, именно там, где он и должен быть. — Просто любопытство. — Азирафаэль. Неужели ангел действительно думает, что сможет так легко уйти от ответа? Как будто они не знают друг друга более шести тысячелетий. Как будто они не занимались сексом на протяжении многих и многих из этих шести тысяч лет, перепробовав все разнообразные позы, которые только могли придумать люди со всей их изощренной и извращенной фантазией, а потом изобретая другие, еще никем не придуманные. Как будто Кроули точно не знает всей глубины развращенного сволочизма своего ангела! — Ну я просто подумал… Некие фантазии, не более. И я не уверен, что ими стоит с кем-либо делиться… и тем более воплощать… — Азирафаэль извивается в объятиях Кроули, хотя неясно, пытается ли притиснуться еще глубже или же наоборот отстраниться. — О, дорогой, пожалуйста… это невыносимо. — Ты хочешь, чтобы я сделал кладку, ангел? — спрашивает Кроули, потому что давно уже знает, что эффективнее всего с Азирафаэлем срабатывает именно такая предельная откровенность, пусть даже и грубая. Ответное возмущенное фырканье яснее всего говорит Кроули о правильности избранного пути, поэтому он продолжает: — Хочешь сначала как следует мне вдуть, а потом смотреть, как я откладываю яйца? Так? — К-Кроули, я бы никогда даже и не подумал тебе такого предлагать, если ты… Кроули кусает его за плечо, заставляя замолчать. — Я не против. Азирафаэль несколько раз моргает. — Что, правда? И в его голосе прорывается куда больше надежды, чем, вероятно, он хотел бы. — Мы делали гораздо более скандальные вещи, чем бесплодная имитация размножения. По сути весь наш секс и есть такая же бесплодная имитация размножения. Просто ради удовольствия. Кладка не отличается ничем. — Кроули ритмично извивается под Азирафаэлем, заставляя ангела шипеть, втягивая воздух сквозь зубы. — Ну давай же. Будет весело. Мне нетрудно, я и сам это делал когда-то. Но вдвоем интереснее. — Уверен? — Ты хочешь увидеть все в процессе, от начала и до конца, правда, ангел? Смотреть, как я их выталкиваю… и знать, что это твоих рук дело… то есть не рук, конечно. Ты ведь этого хочешь, правда, ангел? Ну так давай сделаем это! — Кроули настойчив и ласков, и Азирафаэль, неспособный более возражать, лишь стонет в ответ, прерывисто и благодарно. Все в полном порядке, иначе и быть не может. Чтобы Кроули вдруг и не смог предоставить Азирафаэлю все, чего тот хочет? Глупости. Конечно же, он сделает для своего ангела и кладку, если тому так хочется. Он уже делал это и раньше. Несколько раз. В теории все выглядело куда интереснее и заманчивее, на практике обернулось скукой и разочарованием. Кроули сформировал внутри своего тела яйца, отложил их и несколько дней держал рядом, но в конце концов они рассыпались пеплом. Само по себе не очень веселое занятие… если только это не что-то, что нравится Азирафаэлю. Но как только рядом появляется Азирафаэль, все сразу меняется: ангел своим присутствием способен превратить любую скуку в праздник. Конечно же, Кроули все для него сделает! Подумаешь, кладка… Он слегка расслабляет кольца, придерживая ангела за ногу, а во всем остальном позволяя свободно двигаться. — Спасибо, — бормочет Азирафаэль ему в губы между жаркими поцелуями. — Большое тебе спасибо, любовь моя, мой дорогой… К финалу они приходят быстро и почти одновременно, дорога к пику высшего наслаждения хорошо известна обоим. Азирафаэль дрочит обеими руками оба пениса Кроули, сам в то же время находясь глубоко внутри него и заставляя несчастного змея корчиться под ним ужом на раскаленной сковородке ошеломляющего и невыносимого удовольствия, нарастающего с каждой секундой. Наконец Кроули уже более не может этого выносить, его терпение лопается фейерверком чувственного экстаза, две тягучие белые струйки выплескиваются ему на грудь до самого подбородка. Волна наслажденческих судорог прокатывается по всему его телу, он рефлекторно сжимает Азирафаэля. И ангел со стоном тоже кончает, словно только и ждал этого сигнала, горячим выплеском глубоко внутри. И это так хорошо, что даже почти больно… — Дас-с-с, — шипит Кроули, потеряв контроль над своим языком. — Вот что я называю «досыта»… Давай, фаршируй меня снова и снова, до самых гланд! И Азирафаэль делает это, сосредоточенно, внимательно, все более возбуждаясь снова. И Кроули наблюдает за ним во время процесса, такой же сосредоточенный, внимательный и возбужденный. Но еще и гордый и собой, и своим ангелом. Азирафаэль выглядит великолепно: сведенные брови, трепещущие веки, приоткрытые губы, пульсирующая вена на шее, все более частое дыханье… о, это похоже на приближение нового отличного оргазма. Самого лучшего непостижимого оргазма! Кроули все сделал и сказал правильно, нажал на все нужные кнопки, и гордость от осознания этого пронзает его острейшим наслаждением, заставляя корчиться от удовольствия под ангелом, крадя у него еще один полузадушенный стон. Они вдвоем заперты в бесконечной петле блаженства, скользят по ленте Мебиуса упоительнейшего сладострастия. — Ты иногда говоришь ужасные вещи, мой дорогой, — выдыхает Азирафаэль, когда его дрожь наконец утихает. Но в голосе его нет ни осуждения, ни вины. Кроули фыркает. — О нет, ангел! Ты не смеешь изображать чопорность и порядочность, пока твой член в моей заднице! Азирафаэль вздыхает и больше ничего не говорит, опускаясь на него сверху и переводя дыхание. Они проводят так несколько минут на ковре, который выбрали сегодня для своих развлечений, потому что кровать слишком мала для Кроули в змеиной форме. Затем ангел поднимает голову и одаривает Кроули вопросительным взглядом: — Ты действительно подразумеваешь то, о чем говорил? Собираешься откладывать яйца? — И позволю тебе смотреть? Ага. — Кроули чешет под подбородком, поджимая губы. — Мне казалось, ты вроде бы проявлял интерес…. — О, Кроули, спасибо тебе… спасибо тебе, дорогой мой! — Не шуми, — удовлетворенно бурчит Кроули, пряча улыбку. — Твое дело только смотреть, а мне придется еще поработать. Он мягко отталкивает Азирафаэля и приподнимается на локтях, оглядывая свой живот. Живот раздут, наколдованные во время секса с Азирафаэлем яйца довольно сильно распирают его изнутри. В горячке момента он не обратил внимания, сколько именно получилось создать на этот раз. Шесть? Восемь? Мог бы и посчитать. Бугор выпирает сильно, натягивая змеиную кожу, ощущения не очень приятные. По предыдущему опыту Кроули знает, что поделать с этим ничего нельзя. Только тужиться. Он стискивает зубы и начинает. — Тебе что-нибудь нужно, мой дорогой? Полотенца, немного воды… Я могу принести! — Нет, нет. НГК… — обрывает Кроули резко. Однако он позволяет Азирафаэлю погладить его по волосам и приобнять за плечи. Вздыхает. — Я… Ангел, я приберу тут все, как только закончу. Первое яйцо — самое твердое. Маленький твердый упрямец! Неприятные тянущие ощущения внизу живота нарастают, Кроули корчится и стискивает зубы изо всех сил давя то ли рычание, то ли стон, дышит и давит мышцами, стараясь освободиться. Минут через пятнадцать адских мучений его усилия приносят плоды: яйцо наконец-то выходит. И оно стоит того. Да, черт возьми! Оно стоит того, чтобы увидеть выражение лица Азирафаэля, когда он смотрит на это яйцо. И чувствовать его теплую мягкую руку на своем раздутом животе. И знать, что он наблюдает… — Понятия не имею, почему это меня так завораживает, — признается ангел с виноватой улыбкой. Или, может быть, просто думает вслух. — Хех, некоторым вещам не нужна причина, ангел! Они просто случаются. — Кроули чувствует, как второе яйцо следует вслед за первым, и шипит, стараясь успеть сказать самое главное: — В этом нет ничего плохого. Твои желания никому не причиняют вреда! — Но ведь тебе больно… — Я хотел сделать это, Азирафаэль. — Кроули закатывает глаза. — Сам. Хотел. А теперь дай мне сосредоточиться. Дальше все происходит довольно быстро. Азирафаэль убирает яйца в милую плетеную корзинку, которую специально для них начудесил, потому что как же иначе? Нельзя же оставлять их просто лежать на ковре! Яйца разные. Три жемчужно-белые, одно черное, одно кремово-красное, как клубничный десерт, и последнее светло-желтое с коричневыми крапинками. Кроули не помнит, чтобы их цвет ранее был каким-то иным, кроме серого, но списывает подобное многоцветье на ангельское вмешательство и в изнеможении опускается обратно на ковер. Азирафаэль немедленно оказывается рядом с ним, с одеялами, водой и всем, что может понадобиться, включая маленькое чудо, избавляющее от грязи. — Они довольно милые, ты не находишь? Кроули не совсем понимает, почему от этих простых слов его вдруг бросает в жар. Сегодня вечером они с ангелом делали много разных куда более неприличных вещей, способных вогнать в краску и существо куда менее благопристойное, нежели ангел. Но почему-то только эта незамысловатая похвала оказалась способна смутить самого Кроули. — Неважно, — говорит он, пряча взгляд. — Я устал. Давай спать? — Конечно, дорогой. А с ними что делать? — Азирафаэль жестом указывает на яйца. — Мне их забрать? — Нет! Вообще-то Кроули собирался сказать «да». Был уверен, что именно это и скажет. Он отложил эти яйца для Азирафаэля, ведь так? Так. И значит, тот может забирать их и делать с ними все что хочет. Спрятать их между своими книгами, например, и держать их там… пока они не рассыплются. В пыль. Но собственнический инстинкт Кроули почему-то выбирает именно этот момент, чтобы устроить форменную истерику: нет, нет, ни в коем случае, не в этот раз, не эти яйца! — Нет, я предпочел бы оставить их рядом. На какое-то время. У меня они никогда раньше не получались такими… яркими. — О, правда? — Да. Ты мог бы поставить их мне под бок? Хочу чувствовать их даже во сне. Азирафаэль на мгновение бросает на него растерянный взгляд, но решает не спорить, берет корзину и ставит ее прямо рядом с Кроули. Кроули удовлетворенно обвивается вокруг нее змеиным телом, после чего успокаивается настолько, чтобы почти сразу заснуть. Азирафаэль лежит рядом с ним, обнимая сзади. Первые разы, занимаясь с Азирафаэлем сексом в полу-змеиной форме, Кроули пытался настоять, чтобы ангел не оставался с ним лежать на полу после кульминации… и каждый раз Азирафаэль делал вид, что не слышит. И не собирается слышать, поскольку его до глубины души возмущает сама идея бросить Кроули одного после их — как он всегда обожал это называть — занятий любовью. Не секс. Он никогда не называл это просто сексом. Всегда — любовью. И Кроули, которого такие слова смущали не меньше похвал, просто перестал настаивать. И вот они лежат на ковре: Кроули — положив руку на корзину, а Азирафаэль — положив руку на сердце Кроули, и мирно спят, ничего не подозревая. *** Кроули плохо помнит, сколько времени потребовалось его прошлой кладке, чтобы рассыпаться пылью. Вроде бы дня три. Или четыре. Вряд ли больше. Однако сейчас прошло больше недели, а яйца все еще никуда не делись. Так и лежат в корзинке под боком у Кроули. Будь такая возможность, он бы вообще их не покидал ни на миг, странное ноющее чувство тянет его обратно к корзинке, стоит отойти хотя бы на пару шагов. Азирафаэль молча позволяет Кроули делать все, что тому заблагорассудится. Он не задает неуместных вопросов и вовсе не проявляет раздражения. Кажется, ему ситуация даже нравится. Хотя Кроули и затруднился бы сказать, благодарен ли ангел ему за исполнение новой фантазии или же ему действительно нравится наблюдать, как трогательно Кроули ухаживает за яйцами. А может быть, и то и другое вместе. Кроули и действительно чувствует себя странно. Но странно в хорошем смысле. Ему приятно иметь что-то, сотворенное ими обоими и их любовью. И пусть это не настоящие дети, просто притворство, которое может рассыпаться прахом в любой момент… Что ж, тогда они займутся чем-нибудь еще. Вместе. Сделают еще какую-нибудь странную вещь, которую им обоим захочется попробовать. Им. Обоим… У Кроули появляется непривычная мысль (и он позволяет ей не быть сразу же изгнанной), что все это выглядит как-то… по-семейному. По-домашнему. Он лениво растягивается на ковре и передвигает корзину так, чтобы она всегда была в солнечном луче, проникающем через большое окно спальни. Азирафаэль целует его в лоб и приносит еду, с гордостью гладит яйца и включает им музыку. Им всем. Почти семья. Почти реально… Странно. Непривычно. Непостижимо. Но Кроули почему-то нравится. Более того, однажды он вдруг почти без удивления понимает, что если бы это действительно было реально, он бы, вполне возможно, тоже не возражал. Ну, наверное. Чисто теоретически. Еще одна тема, которую не стоит затрагивать. Не для них двоих. Ну то есть не только конкретно для них, но и вообще ангелов или демонов: ни у кого на Небесах или в Аду никогда не было потомства. Никогда за все шесть тысяч лет. Значит, это попросту невозможно, и думать иначе глупо и смешно. Но если бы возможность была… чисто теоретически… Ну, если бы это было так, может быть, Кроули не стал бы по этому поводу слишком переживать!