Правила маскарада

      Я кое-как замотала ногу и натянула старые кроссовки, которые нашла под столом. Ладно, сегодня перебьюсь походным стилем. Несмотря на болящую стопу, я начала расхаживать по гримёрке и вслух рассуждать о происходящем. — Ладно, я растяпа, никогда не закрываю кабинет, хотя и Ран, и Коко неоднократно говорили о безопасности. Но на второй этаж можно только администрации и ВИПам. А камеры? Интересно, начальники разрешат посмотреть записи или придется как-то изворачиваться? Страх ушел, неожиданно на смену ему пришло раздражение. Надо же так вляпаться. Нога загудела, я бросила взгляд вниз. Ага, бинт хреновенький, рана протекла. Надо нормально заняться здоровьем, иначе завтра не смогу выступать. Я уселась на стол и снова задумалась. Надо выйти к ребятам и заняться репетицией, помириться с Юки, рассказать Рану о лезвии, сходить к Коко и узнать, почему он утаил от Хайтани визит полицейского... От количества дел немного закружилась голова: вроде относительно легко, но один только разговор с боссами подсознательно вызывает панику. Особенно с Раном. Я его не боюсь, но чувствую максимально неуютно, особенно, когда он начинает задирать меня ревностью. Надеюсь, он хотя бы сейчас будет серьёзным. Я заёрзала на поверхности, нога предательски саднила. С другой стороны, зачем к ним ходить, когда можно позвонить? Хайтани точно. Если он не занят, то возьмёт трубку. Я вытащила из кармана смартфон и уже собиралась было звонить кавалеру, как увидела в списке звонков один пропущенный. От мамы… А ведь я даже не заметила, когда это было? Точно, вчера. Я давно удалила мамин номер, мы не общаемся много лет, но эти цифры я знаю наизусть. Я рассорилась с родителями ещё в девятнадцать лет и, полная юношеского максимализма, бросила шмотки в спортивную сумку, взяла накопленные деньги и удрала из квартиры. Повод был нелепый: влюбилась в парня, которого мама и папа не одобрили. Ацуши, рок-звезда из подпольного бара, покорил меня своим шикарным голосом. Мы познакомились на тусовке, и я, завороженная его агрессивным стилем не заметила, как влюбилась. Уже позже я поняла, что он дебошир, пьяница и наркоман, но меня это не остановило. От него веяло духом авантюризма и свободы. Этого так не хватало в моей консервативной семье! Родители, конечно, сразу встали в позу, и мы с Ацуши шкерились по углам. Это была сумасшедшая любовь! Во всяком случае, с моей стороны. Он болтался из притона в притон, таскал меня за собой, а я, юная и наивная, радовалась и считала нас кем-то вроде Сида и Ненси. Когда вся ситуация достигла точки невозврата, родители поставили ультиматум: либо мы, либо он. И я выбрала… Хлопнула дверью и заявила, что не переступлю порог этого дома, пока они не примут возлюбленного. Этого не произошло, и мы с Ацуши начали жить в страшном полуподвале, который он арендовал у какой-то жуткой старухи. «Романтичная» история кончилась через два месяца, когда он украл мои деньги, украшения и сбежал. Наверняка продал это барыгам и обкололся до смерти. Тогда я в панике искала его по больницам, моргам, звонила в полицию, но без толку. Смирившись с его пропажей, я решила вернуться домой, ведь денег у меня больше не осталось. Я была уверена, что родители меня примут: по тем незрелым меркам два месяца пролетели незаметно. Но дома меня не ждали: оказывается, после той выходки у папы не выдержало сердце от переживаний, и он умер. Мама пыталась до меня дозвониться, но Ацуши отдал мой телефон одному из дилеров в качестве уплаты долга, поэтому связаться со мной не удалось. Сама я не проявляла никакого интереса к семье, была обижена на родителей… Мама меня не простила. Она дала немного наличных и велела убираться. Я была шокирована смертью отца и проклинала себя за эгоизм, вот только никому от этого не было легче. Она указала мне на дверь. — Сказала, что уходишь навсегда, так и уходи. Здесь нет больше твоего дома, как нет и нашей семьи, — в глазах мамы были слезы, а во взгляде пылала ненависть. Тогда я её не поняла: новость о смерти отца перебила способность адекватно мыслить. Мне казалось, что мама не может выгнать единственного родного человека. Она не была чистокровной японкой: её отец был из Токио, а мать из российского города Южно-Сахалинск. Как бабушка и дедушка сошлись, никто особо не помнил, но в награду и мне, и маме досталась смешанная внешность. Родители обожали друг друга. Даже моё имя было посвящено их любви. Мама и папа познакомились в День всех влюблённых и решили, что будет символично назвать ребёнка Валентиной. Нетипично для японского языка, но их это не волновало… У нас была хорошая семья, пока я всё не разрушила. Поэтому своё изгнание полностью заслужила. Я жила с чувством вины долгое время и до сих пор не до конца избавилась от него. Меня выручало творчество: единственное, за что Ацуши можно было благодарить, так это за полезные связи с другими музыкантами. У них я училась играть на гитаре, и сама писала стихи к простеньким мелодиям. Параллельно работала курьером, чтобы оплачивать аренду за лачугу, оставшуюся «в наследство» от Ацуши. Я мечтала выбраться из этой гнили, а всю невысказанную боль отдавала в песни. Когда денег стало больше, переехала жить в район получше и нашла приличную работу в издательстве. У меня было несколько попыток связаться с матерью, я даже караулила её у дома. Она напугалась и пригрозила полицией... И я поняла, что не имею право портить ей жизнь. Не знаю, странным или справедливым было мамино решение, но оно навсегда отпечаталось в моей душе. Наверное, поэтому во всех моих ранних текстах всегда чувствуется надрыв. Я стараюсь их не петь, потому что всегда плачу… Мне всего двадцать пять или уже двадцать пять, не знаю, как правильно, а я уже умудрилась побывать во всяких передрягах. И во всех виновата сама — точно знаю. Зачем звонила мама? Я нажала на вызов, но тут же сбросила. Нет, это явно по ошибке. Нужно удалить её звонок. Никто из Бонтена не должен знать, что у меня есть мама, иначе у них появится ещё один повод для шантажа. Она достаточно настрадалась, не позволю, чтобы бандиты врывались в её жизнь. На экран мобильного упали слёзы. Как же я скучаю! Родители дали мне всё, что нужно, а я отплатила омерзительной неблагодарностью: сбежала с этим дегенератом, который, наверное, подох где-то в подворотне. Я снова расчувствовалась, зато нога почти перестала болеть. Ладно, прошло уже больше шести лет, нельзя ничего изменить. Надо разбираться с существующими обстоятельствами. Есть проблемы поважнее, чем горькая ностальгия. Лучше всё-таки вживую дойду до Рана, в конце концов, он будет только рад вниманию. Я вышла и наткнулась в коридоре Риндо Хайтани. Ого. Давно его не видела. С Рином у нас были хорошие отношения: периодически он подкалывал меня из-за брата, а я в отместку язвила по поводу его прически. Тем не менее, он был очень опасен: я бы предпочла прыгнуть в клетку к крокодилам, чем стать врагом безобидного на вид Риндо. — Оооо, кого я вижу! — младший Хайтани поднял ладонь, предлагая дать пять. Я охотно отбила приветствие. — Привет! Ты к брату или Коко? — К тебе, — мурлыкающим голосом произнёс он. Я напряглась, этому-то что надо? — Что случилось? — Ладно, расслабь булки. Сегодня здесь собрание. Майки проверяет, как идут дела у наших организаций, отчитываемся. В прошлом месяце собирались у Такеоми, в этом решили встретиться у Рана. Коко как раз доделывает отчёты. — Через час клуб откроется, будет шумно, даже наверху слышно музыку и людей, как-то непрактично, — сказала я. — Мы собираемся уже через десять минут. Думаешь, Майки будет рассиживаться несколько часов здесь? Он слишком занят. Так что быстро пройдемся по всему да разбежимся. Ты же знаешь Коко, у него всё чётко, ни к одному докладу не прикопаешься. Лучше расскажи, как у вас с братцем?       — Да как обычно, — отмахнулась я. — Ничего нового.       — Пристаёт?       — Кстати, нет. В рамках приличия. Даже ведёт себя хорошо, — я решила похвалить Рана, по любому два братца-сплетника ещё обсудят меня между собой.       Риндо разразился громким смехом.       — Может, ты ему ещё и оценки за поведение ставишь? — с сарказмом спросил он.       — Может и ставлю, — в тон ему ответила я, но поняла, что начинаю закипать. — А если серьезно, поговорил бы ты с ним. Я же вижу, как девчонки к нему клеятся, пусть выберет кого-то и начнёт встречаться. Несолидно такому красавцу ходить одному.       — Именно потому, что они к нему сами подкатывают, ему и неинтересно. Да и ты его типаж, я же знаю. Он со школы любил высоких брюнеток с длинными волосами, — Риндо почему-то покачал головой, а потом положил руку мне на плечо и заявил:       — Красота — это всего лишь ширма. Ей можно успешно пользоваться, пока не найдется кто-то умный, кто сдвинет её. Я знаю, что ты пудришь мозги моему брату, но пока ты под его защитой, ничего нельзя сделать.       — Ты о чём? — насторожилась я.       — Все наши знают, кому ты принадлежишь. Как только он потеряет интерес, лишишься всех привилегий. У нас всех есть любовницы, но только ты в позиции королевы. Наверное, Ран извращенец, раз ему нравится такое отношение, но я бы на твоём месте это ценил, — голос Риндо стал холодным и даже злым.       — Я ценю, — на всякий случай сказала я и покосилась на часы. Риндо заметил мой взгляд, убрал руку и уже совершенно будничным тоном попрощался:       — Мне пора, рад был тебя увидеть. Приду завтра на выступление. Говорят, будет новая программа, сяду в первых рядах.       — Ну тогда до встречи, — да уж, кажется, я погорячилась, когда подумала, что неплохо лажу с Риндо. В его словах я почувствовала скрытую угрозу, но пока не понимала, к чему весь его недофилософский пассаж о красоте. А еще меня заинтриговала фраза о любовницах. Если с Майки, Раном и Санзу всё понятно, то что насчёт остальных? Даже у Коко? Он производил на меня впечатление трудоголика-асексуала, которого мало беспокоят человеческие отношения вне деловых рамок. Почему-то стало неприятно: вот ведь, какая мне разница, кто с кем спит? В следующий раз стрясу с этого болтуна Рина побольше информации, главное, снова не сказать чего-то, что его выбесит. Позиция королевы… Я впервые задумалась об этом. Юки тоже не раз отмечала, что меня особо никто не трогает даже за дерзкие высказывания и идеи, а на сцене я вообще творю всё, что захочу. Сегодняшняя вспышка Санзу не в счёт: скорее всего, виноваты наркотики, хотя… От умозаключений меня отвлёк звук сообщения на телефоне.       «Валентина, можем ли мы ехать домой? Ты видела номер, если есть предложения, что изменить, подойди. Если нет, то мы поехали. Отпишись. Нобу». Ах Нобу, ты один теперь остался из мужчин в подтанцовке… Нет, сегодня я точно ничего интересного не предложу ребятам, поэтому лучше отправлю их по домам, а то нарвутся на неприятности в лице больших боссов. Мой коллектив боялся группировку до одури, но, к счастью, претензий к подтанцовке практически ни у кого не было. Иногда в профилактических целях бухтел Ран, но я героически выдерживала натиск его ворчания. Я бросила ответную смс-ку Нобу: поблагодарила за приезд и отпустила.       Ладно, Ран и Коко сейчас точно будут заняты, попытаю удачи в примирении с Юки. Я пошла в сторону злополучной кухни раздора и по дороге увидела, что весь Бонтен собрался возле большого ВИП-стола у сцены. Что-то очень эмоционально вещал Санзу, Коко не отрывался от ноутбука, Майки сидел, прикрыв глаза, остальные тихонько переговаривались между собой. Я поёжилась. Надо быстренько прошмыгнуть мимо них. Однако Вселенная сегодня точно против меня: я услышала в разговоре своё имя. «Нет, нет, нет», — взмолилась про себя, но остановилась в метрах трёх от стола. Мужчины смотрели в мою сторону, а Ран, поймав мой страдающий взгляд, кивнул. Да, я верно всё истолковала, к ним нужно подойти.       Оказалось, что меня ожидал сам Майки. Ну, хуже уже не будет.