*
Больница Города Луны была скорее ветеринарной. В коридорах стоял отчетливый запах, какой бывает в зоомагазинах или контактных зоопарках. В коридоре горела лишь одна энергосберегающая лампа. Она мигала, пока множество ног и колеса каталки неслись по этому коридору. И когда Тэхена увезли в операционную, Чонгук врос в кафель и уперся невидящим взглядом в бледно-голубую двустворчатую дверь с мутными глазками-окошками. И стоял так, пока в коридор не вбежал брат. Хосок проследил за взглядом Чонгука, сложил простые составные и встал рядом. Сам Чонгук ощущал себя защищенным с той стороны, где стоял старший. Он, когда-то видевший себя обузой ему, вдруг отпустил все былые переживания окончательно, как не получилось бы в крытом бассейне, и резким движением затащил Хосока в объятия: — Спасибо. Это был первый в его жизни жест нежности, оказанный брату. И Чонгук почувствовал, как чужие руки крепче сжимают и его тоже. — Я зайду его проведать завтра, — сказал брат. — Надо заселиться в их хваленный гостиничный дом. Чонгук кивнул и нехотя выпустил Хосока из объятий.*
Спустя третий час после того, как Тэхен с хирургами скрылись за дверьми операционной, Чонгука клонило в сон. Он сидел на металической скамье, и напряжение последней недели неподъемным весом валилось ему на веки. Голова не держалась на шее, готовая вот-вот сорваться и покатиться по разбитому кафелю. Дверь с хлопком отворилась, и Чонгук вскочил на ноги. Казалось, все органы внутри сделали сальто. Местный доктор — высокий щуплый человек, на котором старый халат висел, как на ветке дерева. Под глазами располагались мешочки, но вопреки всему он внушал необыкновенное доверие. Местный доктор — человек, знающий толк в разговорах с близкими пациента. — Иди, отоспись, — он вынул платок из кармана брюк и протер им лицо. — Ким, в любом случае, сейчас глубоко и безболезненно спит. Давай. — Доктор по-доброму погнал Чонгука прочь.⋆ 𓃮 ⋆
Наутро Чонгук проснулся как после многолетней комы. Не растягивая утренние процедуры, он рванул к Тэхену. Того уже должны были после реанимации перевести в палату. Однако первым делом он увидел Дахен (точнее, её спину), которая во всю возилась над лежавшим в постели Тэхеном. — Суставы не ломит? — спрашивала она, пальпируя голени и стопы Тэхена. — Тут у тебя ушиб… Надо наложить компресс. Чонгук терпеливо ждал — в конце концов, она медсестра. Но и дверь он открыл шире, чтобы та легонько стукнулась об стену, тоже специально. На звук девушка обернулась. Увидев Чона, она снова переменилась в лице. Сожаление, с которым Дахён посмотрела на него, глубоко засело у Чонгука в груди. Он, сам того не ведая, нанес ей столько боли. И даже приложив хоть малость усилий, чтобы это изменить, сделал бы только хуже. Кто-то должен был наложить компресс на её боль. Чонгук представил себя ветром — чем-то неощутимым и незаметным. Его нет и никогда не было. Он не участвовал в боях, не встречал Тэхена, не препятствовал зарождению между ним и Дахён чистой и крепкой любви, свойственной друзьям детства. Только кружил, кружил, кружил над Городом Луны и не знал бренности бытия. Увидев Тэхена с другим человеком с высоты птичьего полета, Чон ощутил, как легкий разряд тока прошел по всему телу. Но то была не ревность. Он откуда-то точно знал, что Тэхен не питал к ней сильных чувств. Точнее, её взгляд сам ему об этом говорил. — Я ждал тебя с самого утра, — произнёс Тэхён, как только Дахен вышла из палаты. — Кажется, наступил тот ужасный момент, когда надо серьезно поговорить. — Чонгук подтянул к себе стул и, поставив его спинкой к Тэхену, сел. Так можно было положить на спинку руки, а на руки — голову. Так можно было в случае чего отгородиться. — Мне впервые спасли жизнь ради серьезного диалога. — Получается, — Чонгук протер легкий слой пыли со стула, — ты коп под прикрытием. — Не совсем коп, — сказал Тэхен, выделив последнее слово, но за ним ничего не последовало. Молчание медленно ползло по стенам, стекало с медицинского оборудования и заливало пол. — Хорошо, ты не совсем коп, — продолжил Чонгук, открывая простор для Тэхеновой мысли, как в дамбе прорывают дыру для воды. — Я работаю на комитет уже восьмой год, — всё же признался Ким. — Числюсь как внештатный сотрудник для внешнего действия. Пробраться в Яму и узнать побольше о её работе мне поручили к концу лета. Поначалу я просто наблюдал со стороны, но встретил тебя. Работа заимела личный интерес. Конечно, я отдавал себе отчет в том, что ты ближе остальных оборотней к верхушке. Но я не пытался через тебя выйти на Джада. В моих помыслах не было ничего скверного. Цепь случайностей. Хотя, для меня она представляется теперь закономерной. Рано или поздно нам предстояло бы встретиться. — И в университет ты устроился только из-за меня? — спросил Чонгук. Тэхен кивнул. — Что случилось в Яме? — Хоть Джад и выглядит разгильдяем, он очень аккуратен и насторожен. Найти на него информацию было сложно. Я даже поднимался к нему в квартиру этажом выше, но ничего, кроме грязного белья, не нашел. Помнишь тот день, когда он угрожал тебе и Кибому? Я смог воспользоваться случаем и подключить переданную комитетом прослушку — процедура несложная, но заметная. По итогу я выявил день, когда он собирался отправить одного из своих пум за пределы города, и сообщил об этом в комитет. Сначала хотели привлечь полицию, но у них нет оборотней в штате, да и им откровенно плевать на такие дела. В общем, так или иначе началась облава, и многих это застало врасплох. Началась полная суматоха. Звери и люди смешались в кучу. Люди Джада из последних сил отлавливали оборотней и тащили в подвал. Большую часть я попытался спасти, но… — Тэхен замолк. Он смотрел в сторону, вспоминая события того вечера. — Нас, оставшихся, он увез и хотел продать, но мы взбунтовались и началась вторая суматоха. — Ты его убил? — спросил Чонгук, как спросил бы у доктора, сколько ему осталось жить. — Нет, — ответил Тэхён спустя полминуты, так же как и сам Чонгук в спальне родителей накануне перед отъездом в Город Луны. — Но мог. Это сделал агент из комитета. — Может, тебе стоит бросить эту работу? — Это мой долг, — пожал одним плечом Ким, — как одного из самых сильных жителей Города Луны. В палате было открыто окно, оттуда до кровати, капельницы и повернутого к ним спинкой стула долетал мерный щебет птиц. Чонгук взял с полки передвижной тумбы апельсин и принялся его очищать. От корки стремительно отлетали мелкодисперсные капли апельсинового сока, как разносится морской бриз, когда волна бьется о скалу. Апельсиновый бриз. — И вот до чего довели тебя геройства, — произнёс Чонгук мысленно — долька апельсина разлилась кисло-сладким соком во рту. Следующая была протянута Тэхену. — Я бы не сказал, что это слепая жажда признания, — тот решил сначала прожевать, а затем говорить. — Всем нужно выполнять свои обязанности, чтобы сохранялся мир. Да и, признаться, такое, чтобы меня пырнули арматурой, случилось впервые. До этого в основном была достаточно не пыльная работа и возня с бюрократией. — У вас с Дахен что-то было? — резко спросил Чонгук. — Ага… Мы дошли до этого вопроса. Мы учились в одном классе, детей в Городе Луны немного, и мы просто старались держаться вместе. Я украл её первый поцелуй. Но не более. Наверное, — Тэхен проверил капельницу, — я сильно её ранил уже тогда. А, может, это всё наваждение. Тем не менее, я уехал, понял, что меня привлекают парни, устроился на работу и мы перестали поддерживать связь. Сейчас она просто старается помочь, — он подложил под голову свободную руку. — Ревнуешь? — Ещё чего, — улыбнулся Чонгук. Он тоже неосознанно проверил капельницу — оставалось ещё пару миллилитров. Чонгук опустил взгляд и в зеркальной панели регулировании койки увидел себя: измотанного, но довольного. Наконец чувство двойственности и потерянности прошли, и мир стал четким и ощутимым — слегка хрустело накрахмаленное постельное белье, упругие резиновые трубочки тут и там разбросанные по нему, как брошенные наземь спагетти, извивались и сплетались друг с другом. Если бы Тэхён не вернулся, это чувство осталось бы с Чонгуком навсегда. Но Тэхён здесь, его рука утвердительно размещена была на голове Чона, прогоняя прочь все лишние мысли. В палату вошел Хосок, свежий, как утренняя роса и заряженный на обратный путь до Сеула. — Живой? — спросил он у Тэхёна по-свойски. — Да, я очень тебе благодарен. — Осталось только разобраться, что говорить в автомойке. Я вытер первый слой, но кровь пропиталась слишком глубоко. — Скажи, что ты вез беременную женщину, и она разродилась прямо в салоне, — предложил Чонгук, но его идею никто не поддержал. Дверь снова отварилась, вошла Дахен и, увидев Хосока, остолбенела. Должно быть, у неё это такая фишка, подумал Чонгук, но затем поднос, который Дахён держала в руках, покосился в сторону, и она еле успела восстановить равновесие скляночек и баночек на нём. А Хосок при этом выглядел не лучше. Они простояли в абсолютной тишине, ошарашено смотря друг на друга, и Чонгук вспомнил ту ночь на ринге, когда Тэхён заговорил с ним телепатически. До Хосока, того глядишь, дошло в самую крайнюю очередь: нашелся тот, кто наложит на боль Дахён компресс.⋆ 𓃮 ⋆
На следующий день Хосок никуда не уехал, взяв отгул по работе. Теперь он тоже выглядел… странно. Столовая гостиничного комплекса представляла из себя помещение размером с продуктовый магазин при заправке. Два ряда массивных дубовых столов тянулись до дальней стены с телевизором. По праву сторону от входа стояло несколько мармитов для шведского стола, корзины с фруктами, конвейер с выпечкой, бойлер с водой и графин молока. Хосок сидел за столом у окна, кроме него в столовой не было никого. Разве что местные работники входили проведать исправность кофемашины. На секунду взгляды братьев пересеклись и резко, словно ошпаренные сильной подачей горячего воздуха, отлетели друг от друга. Чонгук собрал незамысловатый завтрак и подсел к Хосоку. — Чонгук, — позвал брат. — Хосок. — Теперь я понимаю, что должен был это сделать… — Он тыкал вилкой в яичный рулет. — Обратиться, спасти Тэхена, приехать в Город Луны. Меня должен был разбудить посреди ночи именно ты. По телевизору крутили какое-то шоу со знаменитостями, Чонгук добрые пару минут не мог отвести от экрана взгляд: — Теперь-то уж точно так будет казаться. — Это так волнительно и страшно, — Хосок снова ткнул вилкой в еду. — Теперь в этом мире появился человек, которого я должен оберегать. То есть… Такое ощущение, что я всю жизнь ходил на одной ноге, и тут мне наконец дали вторую. Яичный рулет лежал на тарелке в исколотых ранах, как после серьезной разборки. Чонгук поднял взгляд к Хосоку: — Я в таком ключе не думал. — Ты-то уж точно, — небрежно сказал брат. — Но Тэхен меня, наверное, понимает. Его выписывают? Чон кивнул, допив кофе: — Да, вечером уже дома будет.⋆ 𓃮 ⋆
Чонгук не знал о чем думать: о брате, о Дахен, о семье, в которой появилась вторая пара соулмейтов. Как же всё-таки неловко всем будет собираться за семейным столом по праздникам. Но все эти переживания казались ничем, мелкодисперсными каплями в сравнение с мыслями о Тэхене. Которого Чон, к слову, ждал в его же гостиной. Что теперь будет с Ямой? Как отреагирует комитет? Каким будет следующее задание? Мать Тэхёна пыталась на ходу надеть на детей вязаные рейтузы, ничуть не стесняясь присутствия гостя. Девочка и мальчик то запрыгивали в них, эти несчастные рейтузы, то выпрыгивали, то пробегали в одежде полметра и снимали снова. Тут чувствовался дух диких зверенышей, совсем не похожих на людских детей. — Это все твоя заслуга, — обратилась к нему она, сжимая в завидной хватке дочь. — Я о Тэхёне. Ты его нашел, да и благодаря твоему присутствию он быстрее излечился. Наша благодарность будет вечной. Чонгук встал, низко поклонился и снова опустился в кресло. Сидя, вот так, среди балагана, ему вдруг подумалось, что свобода, которую он так лелеял всю свою жизнь, была иллюзией. И свободным он в действительности никогда не был. Угнетенный чувствами долга и вины, Чонгук закрывался от всего мира, как закрывался первое время от жителей Города. Только броня вокруг него стала ему мала, а в некоторых местах и вовсе потрескалась и, раскрошившись, обрушилась. Спустился Тэхён — в спортивных трико, футболке и ветровке цвета сизого дыма, за спиной — рюкзак, в руках — ключи от машины. Попрощавшись с матерью и детьми, он подозвал Чона к ждавшему в гараже автомобилю. — Ты готов к вождению? — недоверчиво спросил Чонгук, остановившись у Кии Пиканто две тысячи седьмого года. — Не скинешь нас случайно в овраг? Тэхен всерьез задумался, как бы взвешивая свою мысль, но в итоге лишь пожал плечами: — Только если станет совсем скучно. Он вонзил ключ в ручку на дверце, прокрутил его, вынул, отворил дверь и сел в салон. Чонгук опустился на пассажирское, не сумев с первой попытки попасть язычком в защелку ремня безопасности. Тэхен засунул ключ в разъем, отвечавший за работу всего транспорта. Двигатель заклокотал, как наглотавшийся грязи пылесос, а затем приятно загудел. Стоило признать, такая возня была куда привлекательный, чем нажатие кнопочек в современных автомобилях. — Я подобрал нам дорожный плейлист, — произнёс Тэхён. — Всё будет супер-пупер. Чонгук несдержанно прыснул: — Ты так смешно сейчас это сказал. Тэхен вынул из кармана ветровки флэш-карту и вставил в разъем для юэсби. Из динамиков заиграл Бенни Гудман. — Супер-пупер? — Да, у тебя интонация такая… — Чонгук не смог подобрать подходящего слова. — Скажи еще раз. — Супер-пупер, — не понимающие повторил Тэхен. Он был полностью сосредоточен на движении в обратном направлении. — Что в этом смешного? — Еще раз скажи, прошу. Тэхен выехал на трассу и, вернувшись в диалог полностью, повторил: — Супер-пупер. Волосы на голове Тэхена бешено носились, как на диско вечеринке. Наверное, у Чонгука было так же. Ветер заходил из правого окна и, переворачивая всё в салоне вверх дном, выходил из левого. Он кружил, вбирая в себя заливистый смех Чонгука, и разносил его по округе. Каждое дерево, каждое неприкаянное растение и одиноко лежавший вдоль трассы камень знали, что Чон Чонгук счастлив. В его сердце по крайней мере сейчас, в этот день, не было ни злобы, ни обиды, ни сожалений. Счастье — крайне редкое и неизведанное Чонгуком понятие. Даже если он знал о существовании счастья и даже знал, как оно выглядит, само по себе оно избегало с ним встречи. И теперь это чувство было даже не совсем рядом, а в нём самом. И оказалось вызвано легкой рукой человека, сидевшего за рулем. Автомобиль то заворачивал, то разворачивался, то писал круги, пока не остановился окончательно, и Тэхён не заглушил мотор и вынул ключ. Радио замолкло, Дюк Эллингтон в ней тоже. Чонгук следил за тем, как Тэхён поднял ручной тормоз, нажал на клапан в крыше салона, и оттуда мягко спустился чехол для очков. Он взял их, опустил козырек, посмотрел в зеркало и надел очки, поправляя волосы. — Ну, — позвал он через свое отражение Чонгука, — выходишь? Чонгук оторопел и, дернув за ручку, вышел из машины. Не успел он пройти и двух метров, как взору открылся завораживающий вид на коммуну свысока. — Единственный вид на Город Луны с возвышенности. — Тэхен раскрыл рюкзак, вынул оттуда небольшой походный плед в синюю полоску и расстелил его на траве. Поверх легли треугольные сендвичи в пластиковой упаковке и термос. — К нему можно подъехать, только петляя как мы. Пейзаж напоминал слои радуги. Красноватое небо, оранжевая тень заката, последние желтые лучи заходящего солнца, редкая тусклая зелень, а под ними — Тэхен, дополняющий композицию следующим цветом. — Красиво, — заявил Чонгук. — Смотри, — Тэхен потянул правую ладонь к солнцу и как бы положил свой указательный палец на горизонт. Один палец между солнцем и землей — это пятнадцать минут до заката. Теперь, когда он чувствовал, как каждая клеточка его тела тянется к этому миру, как заново вспыхивает в каждой из них жизнь, Чонгук вдохнул полной грудью, вобрал свежий вечерний ветер и прильнул к Тэхену. Тот приобнял его правой рукой: — Я очень лелею это место. Мне нравится, когда дорогие мне явления живут в мире с самими собой. Сюда всегда можно вернуться в случае чего. Наверное, каждому нужно именно такое место — где его ждут. — Дом, — произнёс Чонгук. Пятнадцать минут прошли, и солнце, как на лифте, спустилось за горизонт. Казалось, что-то тянуло его вниз за тугой канат. Там, где небо становилось багровым, висели коричневые облака, напоминая о том, что осень постепенно близилась к завершению. — Ты не замёрз? — спросил Тэхен. Чонгук не удержался от подковыристого: — Дашь мне свою курточку? — Почему бы и нет? — Тэхен легким движением стянул с себя ветровку и помог Чону надеть её. — Мы так и не разобрались, — вспомнил Чонгук, — что к чему. — Ты лежишь в моей курточке, — Тэхён вынул из упаковки один из сендвичей и надкусил его. — Мы наблюдаем за тем, как гигантское небесное светило закатывается за непоколебимую грань земли. К чему ещё разбирательства? — Вся наша жизнь строится на том, что мы обязаны делать выбор повышенной необходимости: выбирать профессию, которой готовы отдать себя; выбирать работу, на которой будем пахать всю жизнь; встречаться с людьми, на которых намерены жениться. И это нас так или иначе разрушает, только не все это замечают. Кому-то повезло, а кому-то — нет. И предначертанность играет роль подсказки, как те, которые покупаешь в игре для прохождения. У некоторых млекопитающих такая связь особенно заметна. Быть любимым для меня было бременем, а любить — указанием. Но сейчас эти узлы или границы распались. Стали мягкими и податливыми. Остаётся только одно. — Чонгук отпил чай из термоса, тепло медленно прошло по организму. — Я понял, что моему зверю нужен был партнер, но почему мужчина, я так и не разобрался. Это же не совсем логично. — Наверное, считывает твои предпочтения. — И вот поэтому, — подловил Чонгук, — мне не дает покоя мысль, что тебя может тянуть ко мне только исходя из этих самых соображений. Встреться мы иначе, я сам, моя личность, как ты это уже говорил, тебе не понравилась бы. — Мне нравятся твоя храбрость, эмпатия и чувство юмора. — За подобные качества можно выявить любимого персонажа какой-нибудь киновселенной. Но это не совсем то, когда выбираешь спутника жизни. Тэхён отложил сендвич: — Я души в тебе не чаю. Так сойдёт? Чонгук сделал вид, будто оценивал вкус апельсина, когда на самом деле в голове все мысли встрепенулись и разлетелись в стороны. — На четверку, — выдал он. — А что насчет меня? — провокационно спросил Тэхен. Чонгук просто знал, что Тэхен, такой, какой он есть — и является ключом к ответу. Столько было причин остаться с ним, но собрать их в однозначную форму никак не получалось. Он смотрел в эти сапфировые глаза — такие холодные для всего мира, но вместе с тем безгранично тёплые для него одного. И он несмело коснулся губами чужой скулы — мгновение казалось нереальным, как во сне. Затем ещё медленнее Чонгук переместился губами к краешку Тэхеновых, пока полностью не замер, сливаясь с теми полностью. Ни борьба за победу, ни страх перед лицом опасности не заставали его душу врасплох так, как сейчас. Пылавшая кровь прилила к мозгу и оглушила его. Он свободен. Решителен. Всемогущ. Чонгук вскочил. Бляшка ремня лязгнула у него в руках, и джинсы полетели на землю. — Что, прямо здесь? — удивился Тэхен. Чон не отвечал. Только улыбался, как человек, чье тяжелое бремя смахнули с уставших плеч. Тэхен, может, и не перевернул его жизнь вверх дном, но он точно направил вектор в нужном направлении. Подпрыгнув, он обернулся и, приземлившись на пятнистые лапы, побежал прочь — вниз по пологому склону, через сосны и каштаны. Не прошло и минуты, как черная пантера бежала за ним следом. С каждым рывком вперед он всё дальше отдалялся от того колючего себя. С каждым рывком вперед он прыгал в объятия будущего и стряхивал с себя неприступную броню, всю без остатка. — Смотри, я лечу! — воскликнул он. — Вижу! — подтвердил Тэхён, летя следом.