Love Bites

- С вашего позволения, перейду к вопросам имиджа. Замеры в местных СМИ показали, что… Шнайзель слушал доклад о работе пиар-отдела губернатора Одиннадцатой зоны. Дитхард Рид, прежде рядовой журналист, назначенный на должность главы этой службы сразу после гибели Кловиса Джеремией Готтвальдом, удержался и при Корнелии, а сейчас, когда сестру отозвали обратно в Аравию, стал служить Второму принцу. Шнайзель наблюдал его лишь несколько минут, и пока этот Рид производил приятное впечатление - уверенный в себе, но не наглый, почтителен, но не лизоблюд, складно излагает мысли и выдает ровно столько информации, сколько нужно для понимания сути дела. - …что большая часть населения находится в тревожном ожидании. Последние полгода многих выбили из колеи, более-менее установившаяся жизнь идет кувырком, и, пожалуй, все - от чернорабочего в доках до герцога, хотят перерыва в этом безумии. Главным нарративом в пиар-программе разумно будет выставить умиротворение. - А скажите, мистер Рид, - улыбнулся Шнайзель, - о чем нынче шепчутся сплетники в Одиннадцатой зоне? Слухами земля полнится, и вы, как журналист, должны понимать их важность. - Я недавно общался со своими знакомыми в разных кругах, ваше высочество, и в разговорах имел смелость немного выйти за рамки служебных полномочий… - как бы извиняясь, проговорил Дитхард, - Если кратко, одиннадцатые настроены негативно, основное, на что они надеются - отсутствие новой волны репрессий. Высшее общество замерло в томительном ожидании - о ваших привычках здесь известно мало, большинство опасается предпринимать серьезные шаги, чтобы ненароком не попасть в немилость. Ее высочество Корнелия наглядно продемонстрировала, что бывает в этом случае. Потому любые крохи информации о вас жадно поглощаются, перевираются и превращаются во всякий вздор, который и составляет основу сплетен. Больше всего чаяний с вами связывают простые служащие и дворяне невысоких титулов. Делать карьеру без знатных родственников прежде было трудно, и теперь они ждут, что вы откроете им окно возможностей, ваше высочество. Этот Рид определенно останется начальником пиар-отдела, подумал принц. Вслух же произнес: - Дитхард, такая способность добывать информацию достойна похвалы. Что ж, я принимаю ваш план, график работы с медиа меня тоже устраивает, только добавьте в четверг в семь вечера двадцатиминутный эфир для телевидения метрополии. Журналист поклонился, скрыв жестом вежливости улыбку торжества. Он прошел проверку. - Разумеется. Если позволите, ваше высочество, я бы порекомендовал сделать ещё кое-что. - Что же? - Тем, кто возлагает на вас наибольшие надежды, стоит подать сигнал. Наймите пресс-секретаря, девушку лет двадцати-двадцати пяти, не старше, лучше всего - из совсем небогатых дворян. Пусть своим примером демонстрирует, что отныне карьерные высоты доступны каждому. - Почему именно девушку? - сразу поинтересовался Шнайзель. - Это снимет часть слухов. Проклятье, эти идиотские бредни летают быстрее трансокеанских лайнеров. Несмотря на железную выдержку, сплетни об их с Каноном не совсем рабочих отношениях бесили Второго принца как школьника - обидное прозвище. Симпатичная пресс-секретарша действительно притушила бы дрянную болтовню. - Разумно. - согласился Шнайзель. - Кандидатуры? Дитхард помрачнел. - С этим несколько сложнее. - В Токио нет ни одной молодой журналистки? - Есть, но тем, кого я знаю, я бы не доверил и яйцо сварить, ваше высочество. Последние годы попасть на телевидение или в журнал можно было только… известным способом. Я изучаю множество досье из самых разных контор, есть несколько претенденток, но, к сожалению, прямо сейчас ни за одну из них поручиться не могу. - Хорошо, тогда пусть пока что с прессой общается герцог Мальдини, мой штатный секретарь. Как только остановитесь на ком-нибудь - вызывайте на беседу. А пока - можете быть свободны. Когда за Ридом закрылась дверь, Шнайзель вытянулся в кресле и пробормотал в воздух: - Любопытный субъект этот Дитхард. Быстро соображает и знает, как угодить, при том не выходит за рамки профессиональных компетенций… Даже странно, что он так долго прозябал обычным репортером. *** Прошло три дня. Второй принц погрузился в пучину губернаторской работы и позабыл о многих мелочах, но идея, поданная главой пиар-отдела, крепко засела у него в голове. Дитхард Рид, сознательно или неосознанно, зацепил чувствительную для Шнайзеля тему - его не трогали обвинения в подковерных интригах, обмане или кровопролитии, но слухи про излишне сильный интерес к своему полу раздражали мужчину до крайности. В Пендрагоне он даже как-то сорвался на придворного олуха, сболтнувшего очередной слушок про него и Канона. Шнайзель тогда позволил себе глупость - болтун однажды не вышел на службу, а через несколько часов его нашли в придорожных кустах с пулей в голове. Лейтенант, которому он приказал провернуть эту операцию, сработал чисто - следствие пришло к выводу, что имел место трагический исход романа на стороне. Принц потом неоднократно корил себя - такие мелочи не должны выбивать его из колеи настолько, чтобы рисковать и на ровном месте отправлять на тот свет придворных. Не должны, но… Проклятье, как же противно было читать в рапортах от контрразведки пересуды всяких кретинов про него и герцога Мальдини. К счастью, после того единственного случая Шнайзель удерживался от эксцессов с убийствами, но регулярно употрелял свое влияние на то, чтобы вынести упоминавшейся в отчетах спецслужб болтливой фрейлине наистрожайшее взыскание за какой-либо сторонний проступок. Только когда он чуть ли не напоказ выставил свои отношения с Анжеликой де Лилль, маркизой Нью-Эссекской, паршивые слухи притихли. Тем не менее, просьбу помочь и перехватить управление на краю света - в Одиннадцатой зоне, набитой повстанцами и иностранными шпионами, принц воспринял с радостью в сердце. Там его должны были донимать паршивыми придворными сплетнями. Кстати, о маркизе… Последний раз женщина была в спальне у Шнайзеля почти месяц назад. С тех пор он непрерывно мотался по разным уголкам империи, и вот наконец оказался в бывшей Японии. Месяц - это много, а Шнайзель не был стариком; да если б и был - его отец Чарльз на шестьдесят шестом году жизни не перестал посещать своих жен в будуарах, хотя и делал это не в пример реже, чем четверть века назад. Генетическое наследство, полученное в полной мере, теперь терзало принца тем голодом, от которого одни пишут поэмы, остающиеся в веках, а другие идут на безумства и преступления. Шнайзель не мог позволить себе ни того, ни другого. Утолить эту пагубную страсть тоже не было возможности - в Одиннадцатой зоне все ему чуждо, а многое - и враждебно. Любовница персоны королевской крови не может быть просто подобрана на улице или в ночном клубе - дурень Кловис пренебрегал этим и ещё множеством правил, за что и поплатился - нет, любая приглянувшаяся женщина прежде всего должна быть изучена службой безопасности, после того - введена в орбиту высочества, и уже потом, примелькавшись рядом с августейшим сластолюбцем, она допускается в постель. Это дьявольски непросто, и потому большинство принцев предпочитали задирать юбки придворным дамам, уже прошедшим проверки и не новым во дворце. Такими были и и конкубины самого Шнайзеля; с каждой из них он проводил не более года - приедались, возникало желание обновить постельный интерьер. Порой у него имелись одновременно две или три любовницы - в периоды безделья, когда работа не истощала принца настолько, что его хватало лишь на одну “игру” перед сном. Дни отдыха никогда не были долгими, но их хватало, чтобы кровать Шнайзеля успевала пропахнуть насквозь густым мускусным запахом возбужденной плоти. Пронзительный писк вырвал его из раздумий. Он вдруг вспомнил, что едет на инспекцию в порт - проверять состояние флотской инфраструктуры. Сидевший рядом Канон яростно застучал стилусом по экрану коммуникатора, набирая ответ пока еще неизвестному нарушителю спокойствия. - Что-то стряслось? - поинтересовался он у секретаря. - Пишут с верфей, ваше высочество. У них только что случилась какая-то авария, сектор строительства среднетоннажных судов будет закрыт по соображениям безопасности. - Перенеси визит в порт на понедельник. - бросил Шнайзель, - Пусть починят то, что сломалось. - Сию минуту. - стук по экрану стал еще быстрее - Но если не секрет?.. - Не хочу разочаровываться больше, чем требуется. Гора недочетов и нарушений все равно останется, а так эти олухи сумеют исправить хотя бы самые вопиющие проблемы. - Хорошо, тогда каков наш маршрут дальше? - В списке была какая-то школа… - Академия Эшфорд. - Давай туда. Не оповещай никого, пусть эта академия живет в обычном ритме. Хочу вспомнить, как выглядит дети в лучшую пору своей жизни. - Как прикажете, ваше высочество. - улыбнулся герцог Мальдини. Шнайзель вернулся к своим сентиментальным размышлениям, так тесно охватившим его в далекой провинции. Всю жизнь он выбирал женщин как обувь - взвешенно, спокойно, с расчетом на полный сезон носки. Как добрые сапоги незаметной оболочкой обнимают ноги, не давя и не натирая, так и его любовницы органично вписывались в интерьер спальни, наравне с одеялом и подушкой согревая хозяина по ночам. И ничего более - им позволялось лишь освобождать чресла принца от бремени; его душа же была для игрушек недоступна. Умел ли Шнайзель вообще любить по-настоящему? О да, умел. Любить до одури, до безумия, захлебываясь воздухом, вдруг ставшим тяжелым и густым, потеряв сон и здравомыслие - все это было ему дьявольски знакомо. Двенадцать проклятых лет он разлагается заживо, пожираемый этой безумной страстью, будто опиумом. Сердце Шнайзеля сгнило, как сердце наркомана, и более не способно принять в себя ничего, кроме того, что привело его к этому пагубному состоянию. Эта начинка - самый страшный секрет Второго принца, секрет, который не знает никто на свете, даже посвященный во множество грязных тайн Канон. Его опиум - Корнелия. Он отравился ей в год своего семнадцатилетия. После семи лет в Нью-Итоне все во дворце открывалось ему заново - и Шнайзель открыл ее. Орлица среди кур, Корнелия немедленно пленила его душу, и все прочие женщины стали для принца лишь тусклыми отблесками бриллианта, оставляемыми им на стене кимберлитовой жилы. Он видел богиню своих снов на расстоянии вытянутой руки - и все его титулы, все его могущество были беспомощны сократить оставшееся. Осознание этого свалило принца в лихорадку - долгие две недели он провалялся в постели, терзаемый горячкой и ознобом. Внутри него боролись не иммунитет и патоген, а долг и закон душили любовь, первую и единственную, грязную и порочную, противоестественную и невозможную. Обходясь две недели без пищи и почти без воды, Шнайзель так ослабел, что истощенный его организм был более не способен сжигать самого себя в любовных муках. Он впал в оцепенение того рода, что предшествует коме, и ледяное дыхание смерти заморозило борьбу душевных сил. Запретная страсть, порочная страсть осталась с ним непобежденной. О, как же ему повезло в том, что объект вожделения был услан подальше - склонись над его постелью голова Корнелии, он бы, отчаявшись, немедленно перегрыз себе вены. Вырвавшись из этого ада, Шнайзель решил, что хотя бы ради сохранения собственной жизни исторгнет из себя любовный яд. Он обладал могучей волей и сумел быстро вернуться в круговерть повседневности, однако от любви избавиться было куда сложнее. Вырвать из себя Корнелию - все равно что вырвать сердце вовсе, а оно, даже отравленное и ослабшее, было еще нужно его организму. Задуманное оказалось невозможным, и принц смирился. Как завязавший курильщик опиума в годы трезвости все грезит о первой трубке, открывшей путь в химический рай, так и Шнайзель стал жить, в сокровенных мыслях беспрестанно обращаясь к сводной сестре. Годы текли, юношеская горячность уходила, а обретаемые холодность и цинизм подживляли душевную язву. Но в то же время расцветала сама Корнелия; из прекрасной девушки она превратилась в неистовую валькирию, Богиню Победы, и тем растравляла болезнь вновь. Волею судеб они редко встречались. Оба пропадали в вечных разъездах, приобретая для Империи новые земли, он - хитроумием, она - воинской доблестью. Это отчасти облегчало терзания Шнайзеля: его душа не гноилась от близости к объекту страсти. Но после каждой встречи он долго сидел в одиночестве, снедаемый злой меланхолией. Принц пытался забыться, найти утешение в других девушках. Увы! Его по-настоящему привлекали лишь сильные натуры, смелые и энергичные - а из таких во всей дворцовой камарилье были только сама Корнелия да Марианна, покойная императрица. Приходилось довольствоваться остальными - безликими сосудами, прячущими пустоту под многоцветьем платьев. Все это меняло характер Шнайзеля не в лучшую сторону. Игры в его постели стали темнее и извращеннее; в какой-то момент он начал увлекаться болью. Чужой, разумеется - таким путем претворялось в жизнь подсознательное желание отомстить за перегоревшие в буйстве страстей нервы. И придворным курочкам, так неосторожно поддавшимся обаянию Второго принца, приходилось на своей коже ощущать силу раздражения, вызванного одной недоступной женщиной. И вот три дня назад они снова встретились. Корнелия была рада его видеть: Шнайзель облегчил ей ношу, приняв сумасбродную Одиннадцатую зону, да и какой-никакой, а всё-таки близкий человек… Проговорили до поздней ночи, о делах и о безделицах. Принц узнал, что Юфи нашла себе Рыцаря - хоть и местного, но преданного и вроде бы не совсем тупого. А сама Нелли устала до ужаса - даже прячет синяки под глазами тональником, который всегда презирала. Посмеялись над дурой Гвиневрой, застигнутой с любовником в саду в буквальном смысле с задранной юбкой. Вспомнили, как много лет назад готовились “приводить к согласию” с империей тогда еще независимую Японию. А потом Корнелия улетела. В тот вечер она увидела перед собой такого же Шнайзеля, как и всегда - холодного, вежливого, чуть отстраненного. И ничего не узнала. Бурлящая провинция требовала непрерывной работы, и времени предаваться меланхолии не было. Лишь сегодня, когда выдалась тихая минута в дороге, принц позволил себе отвлечься от круговерти дел. Но и она подошла к концу - автомобиль уже ехал вдоль ограды, за которой резвились школьники. Остановились напротив главного входа. Водитель открыл дверь, и глазам Шнайзеля предстало редкое зрелище - парковка без единого встречающего. Стоило ему выйти из машины, за его правым плечом тенью возник Канон, и так вдвоем, без охраны и сопровождающих, они вошли на территорию академии. Эта непротокольная выходка, по сути, никак не противоречила планам принца. Система образования - одна из немногих отраслей, которую не успела встряхнуть Корнелия за бурный период своего губернаторства. Чиновники расслабились, и мысль о том, что в их подведомственное учреждение может в любой момент нагрянуть высочайшая проверка, должна заставить их лезть из шкуры вон, чтобы не допустить оплошности. Узнать что-то действительно интересное он и не рассчитывал - все подобные визиты на его памяти превращались в нудное брождение по коридорам и кабинетам с рассказами про старинные традиции школы и успехи учащихся. Скука смертная, да и только. Вокруг потихоньку скапливалась любопытная детвора. В отсутствие сопровождающих ученики стеснялись подойти, и держались на почтительных двадцати десяти метрах от Шнайзеля, образовывая полукруг. Принц с неудовольствием отметил, что в метрополии, при визите особы императорских кровей хоть в самую захудалую школу, все обитатели непременно встречали гостя глубоким поклоном. Здесь же никто проявлять пиетет не торопился; впрочем, это вина скорее учителей, не сумевших привить должное знание этикета своим подопечным, чем самих подростков. Тут с какой-то боковой тропинки прямо перед ним выскочила девушка. Крутнувшись на каблуках, она изобразила книксен - Шнайзель с трудом удержался, чтобы не фыркнуть от смеха, так нелепо этот прием выглядел в форменной мини-юбке - и затараторила: - Добро пожаловать в Академию, ваше высочество! Я - Миллиана Эшфорд, президент студенческого совета. К сожалению, директор, завуч и члены попечительского совета сейчас, эээ… на совещании за городом. Пока они едут сюда, я проведу вам экскурсию по нашей школе! Принц улыбнулся. Что ж, это будет любопытно… *** Эти сорок минут были, наверное, самыми интересными сорока минутами официального визита на его памяти. Их юная провожатая, очевидно, не имела какого-то внятного плана показа, и просто водила высоких гостей по школе, болтая про все подряд - от расписания уроков до историй, происходивших с учениками. От этих рассказов проснулась ностальгия и заскребла по душе острыми коготками; принц вспомнил свою учебу в Нью-Итоне, дружбу с другими мальчишками, чистую от корысти и меркантильных устремлений, такую, какую он больше никогда не сможет себе позволить. Вспомнил дурацкие проделки, которым они предавались после уроков - порой эти шалости болезненно оплачивались розгами на заднице. Вспомнил знакомство с Каноном… Да, как ни забавно, годы в закрытом пансионе были самой свободной частью его жизни. Все эти школьники, снующие вокруг, варятся в своих мелких катастрофах вроде двойки за контрольную и стонут, с нетерпением ожидая конца учебы - но их печальные голоса станут вдвое громче, стоит им только попасть в круговерть взрослой жизни. Ценность чего-то понимаешь, только когда лишаешься его, не так ли? - А вот наша стенгазета. - Милли ткнула пальцем в листы, висевшие на пробковой доске в главном холле, - По правде сказать, ее редактура - это моя любимая часть обязанностей как главы студенческого совета! Здесь публикуется информация по учебе, новости политики, ну и, кхм, школьные сплетни. - Слухи рядом с официальными речами? - протянул Шнайзель - Довольно необычное сочетание. - Да, на телевидении так бы никогда не сделали, потому что это неправильно и портит репутацию канала. Но школьников романтическая история одноклассников беспокоит куда больше, чем какое-нибудь заявление властей Зоны. Заглядывая в газету ради клубнички, они заодно прочтут и слова политиков. - А как же тайна личной жизни? Милли изобразила невинную улыбку: - Ну-у, не обязательно же писать имена и фамилии. Вот, например, тут: “Вчера, на перемене между пятым и шестым уроками, один известный юноша провел три минуты в разговоре с очаровательной рыжеволосой красавицей из параллельного класса”. И все! Никто не назван, но только последние заучки не поймут, о ком речь. - Как мило. Похожим образом общаются фрейлины во дворце Пендрагона. Если вам случится оказаться в их обществе, уверен, вы легко найдете общий язык. Девушка чуть смутилась от комплимента. - Благодарю вас, ваше высочество. Честно говоря, с фрейлинами я никогда не встречалась. Я хочу после окончания школы стать журналистом, и почерпнула все эти приемы иносказания из репортерского арсенала. - Что ж, могу только одобрить ваше желание. Нашим СМИ нужна свежая кровь. Если не разбавить старых сотрудников молодым поколением, мы застрянем в прошлом - а то, что останавливается в развитии, как известно, обречено на гибель. - Хотите, я покажу вам, как готовится новый выпуск газеты? - щеки Милли порозовели, но она не утратила задора - Комната студсовета совсем рядом, у нас как раз разложены материалы… - Простите, что перебиваю, - неожиданно подал голос молчавший всю экскурсию герцог Мальдини, - Ваше высочество, директорат академии уже подъезжает. Шнайзель в мыслях вздохнул - желания слушать дежурный бубнеж всяких “почтенных джентльменов” у него не было совершенно. Впрочем, часть с прогулкой можно будет пропустить, и перейти сразу к делу. Даже по рассказам девицы Эшфорд было ясно, что проблем в системе образования накопилось выше крыши. Вслух же он спросил: - Через сколько времени они будут в этом зале? - Судя по карте… - Канон задумался, - Тут ехать минут пять-семь, да еще идти столько же… Чуть больше десяти минут, ваше высочество. - Хорошо. Останься здесь, встретишь делегацию, если я задержусь. Юная леди, давайте напоследок взглянем на ваш выпуск. Полагаю, десяти минут нам как раз хватит. Личный секретарь Шнайзеля на публике всегда держал легкую улыбку. Когда за принцем закрылась дверь комнаты студсовета, его губы на секунду изогнулись чуть сильнее обычного. *** Гору проблем, выявленных в ходе инспекции в академию Эшфорд и встречи с представителями министерства образования, Шнайзель и Канон разгребали до позднего вечера. На часах была половина двенадцатого, когда Мальдини озвучил последнюю запись о недостатках из длинного-длинного списка, законспектированного им по итогам общения с директором школы и заместителем министра. - Проблемы с дисциплиной учащихся?! - принц не удержался и страдальчески закрыл лицо руками - Какие же идиоты… Такие вещи решаются на уровне директора школы, ну максимум - начальника областного управления учебными заведениями. Докладывать о них наверх - это даже не некомпетентность, а просто маразм. - И всё-таки?.. - аккуратно спросил Канон по окончании тирады. - В конце месяца я ещё раз соберу консилиум по образованию. До этого момента проблема должна исчезнуть. Если же мне какая-то сволочь снова начнет плакаться о непослушных детях, то она немедленно вылетит с должности, а в школах введут розги. Если современная педагогика не способна привести школьников в чувство, пусть учителя действуют по старинке! Он откинулся на спинку стула и уставился невидящим взглядом на кипу уже подписанных распоряжений. - Следующим приказом я кого-нибудь расстреляю. Хватит на сегодня. Ворочаясь под одеялом, принц вспоминал экскурсию по академии Эшфорд, устроенную для них Милли. Особенно ее финал… *** Оказавшись в своей вотчине, президент студсовета подскочила к столу и принялась очищать материалы для свежего выпуска от того, что было навалено поверх них. Ее охватил небывалый кураж - сам Второй принц пренебрег лихорадочно спешащими чиновниками, чтобы посмотреть, как рождается их школьная газета! Раскидывая журналы, ведомости и табеля, Милли совершенно забылась, и неумолчно тараторила про авторские колонки, иллюстрации, верстку и прочую чушь. За шелестом бумаги она не услышала тихий щелчок замка. - О, а вот и готовая страница! - девушка вытащила из-под кучи папок большой печатный лист - Помню, однажды я забыла вставить иллюстрации в макет, и обнаружила это, только когда весь тираж был уже изготовлен. Пришлось собрать весь студсовет за час до уроков, и вручную, цветными карандашами, нарисовать все, чего не хватало! Все полторы сотни экземпляров! - Вы меня впечатлили. - вырвал ее из эмпиреев голос Шнайзеля - Признаться, мне нечасто приходится видеть столь многообещающих журналисток. Его ладонь будто бы случайно легла на пальчики Милли. Ее в этот момент будто бы ужалил электрический разряд. Сквозь тонкую перчатку принц ощутил, как часто забилось сердце девушки. - Спасибо, в-ваше высочество… - запинаясь от страшного смущения, с трудом пробормотала глава студсовета, - По правде сказать, я… Шнайзель пропустил глупый лепет мимо ушей. Что толку в словах, слетающих с непослушного языка? Ложь и правда сходят с него одинаково легко - но он чувствует тело, которое куда честнее. - Знаете, меня притягивают личности умные, энергичные… И красивые. Милли ощутила, как воротник рубашки давит на горло, мешая дышать. - Простите, я вас не понимаю… - За обман особ королевской крови положена казнь. - принц улыбнулся, глядя своей собеседнице прямо в глаза, - Не стоит строить из себя наивную дурочку. Не разочаровывайте меня. Ведь я собираюсь сделать вам подарок, недоступный большинству девушек империи! У нас около десяти минут… Надо успеть. - Нет! Я не могу взять и вот так... - О, это не представляет никакой проблемы. Я все сделаю сам. Пальцы главы студсовета были освобождены. Только девушка успела вздохнуть свободно, лишившись такого нервирующего телесного контакта, как ладонь Шнайзеля скользнула ей в вырез пиджака! На несколько секунд Милли будто бы парализовало - она лишь глубоко вдыхала и выдыхала, чувствуя, как ее грудь массирует рука второго по могуществу человека в Британии. Мысли неслись в голове хаотичными штормовыми порывами, отдаляя от единственного имеющего сейчас смысл вопроса - что делать?! На ее месте желали бы оказаться многие, очень многие женщины - принц Шнайзель был тайной страстью огромного количества своих подданных. Красивый, обладающий колоссальной властью, харизматичный, галантный, он воплощал в себе идеал мужчины. Но этот самый идеал прямо сейчас собирается трахнуть ее, притом не слишком интересуясь мнением самой Милли! А отказ ему чреват множеством проблем. Проклятье! Она схватила руку, так бесцеремонно проникшую к ней под одежду, но тут ее грудь сжали так, что в низу живота скрутился тугой узел, а с губ сорвался стон. Попытка сопротивления закончилась, не начавшись, а по трусикам наверняка расползлось мокрое пятно. Все. Милли прекрасно понимала, как это выглядит со стороны. Что ж, похоже, его высочество сейчас возьмет свое. А она постарается выключить голову и будет надеяться, что тело отнесется к королевскому “подарку” благосклоннее ума. Господи, только бы все это закончилось поскорее… Шнайзель ухмыльнулся, догадываясь о ходе душевных метаний девушки. Все эти глупости не имели никакого значения - ее плоть согласилась, мысли же будут увлечены следом. Не переставая мять упругую грудь, он положил левую руку на спину девушке и надавил, заставляя ее склониться над столом. Облегающая форменная мини-юбка натянулась, демонстрируя контуры подтянутой попки мисс Эшфорд. - Нас услышат снаружи… - выдавила из себя Милли. Принц только хмыкнул на эту нелепую попытку его остановить. - Ничего, я позабочусь о тишине. Неохотно оторвав ладонь от груди, он аккуратно зажал партнерше рот, немедленно получив в ответ возмущенное мычание - впрочем, без серьезных попыток освободиться. Другой рукой Шнайзель погладил девушку по спине и, не удержавшись, хорошенько шлепнул по заднице. Было бы хорошо поиграться с ней как следует, но сейчас время не терпит - короткий “вжик” молнии, и юбка сползает на колени. Его глазам предстала прекрасная попка, прикрытая лишь белыми трусиками простого фасона. Чуть ниже темнело влажное пятно. Что и требовалось доказать - эта девица лишь глупо сопротивлялась своим собственным желаниям. Но Шнайзель - джентльмен. А джентльмены должны думать о своих дамах даже во время… Хм, секса с отложенным согласием. Будет правильным потратить одну минуту из девяти оставшихся на ласки. Два пальца в белой перчатке скользнули между ног Милли, и уже очень скоро ее бедра задрожали, а недовольное ворчание сменилось стонами. Пора! Предвкушая долгожданную разрядку от месячного воздержания, принц нетерпеливо спустил трусики и… - Ваше высочество, уже утро. Долг зовет! Эротический сон. Проклятье, у него не было таких снов с шестнадцати лет, когда он еще зеленым сопляком на последнем курсе Нью-Итона пачкал поллюциями простыни по ночам! Шнайзель тут же вспомнил, что было на самом деле. Милли действительно показывала ему стенгазету в процессе выпуска, он отвечал ей какими-то лестными фразами, в глубине души желая сделать что-то вроде того, что привиделось ему этой ночью. А потом были пять часов переговоров с идиотами из министерства образования… Стоя под холодным душем, принц осознал одну вещь. Все это время, с вчерашнего полудня до настоящей минуты, он не думал о Корнелии. Блондинистая девица из студсовета академии Эшфорд сумела - конечно, ненадолго и не навсегда - отвлечь его от пагубной страсти. До сих пор этого не удавалось никому. Он хочет эту девушку. Нет, не так. Ему необходима эта девушка, чтобы потушить ядовитую жажду к сестре-принцессе. Очень кстати вспомнился Дитхард с его идеей по пресс-секретарю. Схватив со столика коммуникатор, Шнайзель набрал код вызова начальника службы безопасности. - Роберт, проверь ту ученицу, которая вчера водила нам экскурсию. Я рассматриваю ее как сотрудника к себе в канцелярию.