***
Сяо не находит, чем возразить. Он окончательно облажался. «Я действительно бесполезен…» «Стоило ли спасать такого, как я? Принимать такого, как я?» Разные мысли крутятся в голове до самого рассвета. Сяо встречает новый день на вершине того самого дерева, под чьими корнями прятался пару суток назад — Гуй Чжун тогда ещё была жива… а через несколько часов её уже не стало. И это дерево тоже скоро умрёт, ведь ему просто негде брать питательные вещества на голой скале. И люди под скалой тоже однажды умрут. Но пока они ещё продолжают суетиться, куда-то спеша по узким улочкам, копаясь в затопленных полях, уходя в поисках пропитания в лес или в море — и всё ради попыток продлить своё существование хотя бы на день, хотя бы на час. И даже это старое дерево с чего-то вдруг выбросило набухшие почки. — …ха-ха! Ты погляди! — …какой улов! — …давно не бывало… Кажется, рыбакам сегодня повезло — на площади в центре города собралась толпа, нахваливая только-только выставленные ящики с рыбой. Люди выглядят радостными и довольными, хотя буквально вчера лишились одного из покровителей… Всего лишь еда, но она заставляет их забыть обо всех горестях и печалях. Так было и в поселении Веноми: загнанные, фанатично безумные, совершенно пустые или равнодушные лица оживали, когда наступало время приёма пищи. Только в Киришу царят немного иные порядки: здесь людей не заставляют ежедневно доказывать свою веру, жертвуя верхушке лучшие куски добычи — иначе эти рыбаки сначала отнесли бы самых жирных рыбин к храму. Но нет, всё выглядит так, словно они сами распоряжаются своим уловом. Разве это справедливо? Старейшины Веноми на ежемесячных проповедях постоянно повторяли, что охота и собирательство — благословение духов. И что благословение их зависит от веры и готовности приносить всё самое лучшее в жертву, неудачи же и болезни свидетельствуют об отсутствии веры… Здесь же, кажется, вера никому не нужна. Яксы живут по соседству с людьми и оберегают их, ничего не получая взамен? Просто служат своему господину? Сяо наблюдает за людьми: и за теми, что пытаются восстановить размытые наводнением поля, и за теми, что чинят всякую утварь и лодки. Похоже, никто не заставляет их заниматься подобным… а вот в поселении Веноми обязанности чётко распределяются между группами разной степени привилегированности, и каждые несколько дней происходят перетасовки между этими группами: так, не считая старейшин, охотники и стражи — самые почётные, а уборщики и сборщики — самая низшая. Но в Киришу… кажется, каждый занимается тем, чем хочет сам. И никто не отбирает плоды их труда. Даже адепты. По крайней мере, Сяо делает такой вывод, увидев, как спустившиеся ближе к обеду яксы выменивают у людей часть улова на что-то вроде блестящих пластин. На обратном пути возглавляющая группу Жахна отделяется от своих и в несколько прыжков добирается до дерева Сяо. — Сколько ты ещё будешь тут прятаться? — Я не прячусь. — Тогда пошли. Тебя кое-кто ждёт. Жахна отличается от патрульных и обычных якс не только яркой одеждой, но и аурой. Она сильна. Возможно, даже сильнее Сяо. Но подчиняется он ей не поэтому. — Зачем вам человеческая еда? — М-м? А тебе она не нужна? — Сяо питается снами. Почему-то это заявление вызывает у Жахны неуверенную улыбку, она даже открывает рот, словно собираясь спросить о чём ещё… но вместо этого толкает в плечо. У входа в пещеру Сяо ещё издали замечает Каразетсу, метающего кунаи. Он снова одет в чёрную рубаху без рукавов и фиолетовые шаровары — наряд подлатали и даже украсили серебряной вышивкой. При приближении Сяо и Жахны, четырёхрукий раздражённо сплёвывает, хватается за воткнутое в поваленное дерево копьё и резко бросает. Сяо не уклоняется, ведь копьё приземляется прямо перед ним, уйдя в землю на всю длину наконечника — что демонстрирует немалую силу, с которой его метнули. Однако вместо удовлетворения на и так не особо красивом лице Каразетсу отражается ещё большее раздражение: — А ты смелый… раз решил прогулять первую же тренировку! Ни о каких тренировках Сяо не слышал. — Лучше подбери копьё, — устало советует Жахна. После чего удаляется с видом исполнившего долг воина. Но не заходит в пещеру, а вместе с остальной группой якс, спускавшихся в город, и с выменянной ими рыбой отправляется к беспорядочно раскиданным на склоне хижинам. «Получается, не все яксы способны обходиться без пищи?» — Ау? Ау? Кто-то уже забыл, как позорно проиграл вчера, а? Сяо лишь в последний момент успевает встретить на атаку Каразетсу, опять нацелившегося на его горло. — Великий я соблаговолил лично взяться за твою подготовку, а ты смеешь зябликов считать? — Подготовку? — Только не говори, что собираешься стать кем-то бесполезным, вроде хранителя склада или уборщика?! «Уборщики бесполезные?» Сяо удивлённо смотрит на Каразетсу поверх порядком затупившегося в последнее время кинжала. Кунай четырёхрукого вошёл в одну из зазубрин. Жалобный скрежет металла, кажется, только распаляет его, заставляя всё увеличивать и увеличивать давление. — Даже патрульным приходится нелегко… слыхал про демонов? Демоны… — Ты про… монстров, захваченных скверной? Удовлетворённо прищурившись, Каразетсу чуть меняет наклон руки — по его кунаю пробегая лиловая молния, и через миг тот срезает зазубрины с кинжала Сяо, словно кору с мягкого дерева. — Ты же теперь из нас, верно? А о своих нужно заботиться, — подперев бока одной парой рук, Каразетсу выдёргивает ранее брошенное копьё из земли и протягивает Сяо. — Так что давай-ка разомнёмся и проверим, чего ты на самом деле стоишь! — Одной проверки недостаточно? — хмуро отзывается тот, рассматривая оружие. — Как будто я поверю, что вчера ты показал всё, на что способен! Деревянное древко буквально впихивают в руки. «Ладно. Давай проверим». Даже если четырёхрукий собрался покрасоваться и снова закончить всё за короткий вздох — Сяо решает, что в этот раз не уступит так просто. Но, к его удивлению, Каразетсу вдруг начинает объяснять, как обращаться с таким длинным оружием, то и дело отбирая его обратно и демонстрируя свои слова наглядно, а потом вновь пихая в руки Сяо. Это продолжается, пока кто-то не приносит ещё одно копьё — тогда от теории самозваный учитель переходит к практике. На самом деле, пока Каразетсу распинался, вокруг них опять собрались яксы: как взрослые, так и детишки. И пусть наличие зрителей отвлекает, Сяо интуитивно чувствует искренность Каразетсу — если следовать его объяснениям, копьё намного удобнее ложится в ладонь и даже ощущается почти как часть тела. — …почти догоняет, м? — Пф! Надолго ли его хватит? — Это новенький? — А он неплох… — … Когда солнце начинает клониться к закату, голоса редких оставшихся зрителей неожиданно замолкают. Сяо не сразу осознаёт, что к нему кто-то приблизился, но за несколько часов уже привыкнув к внезапным нападениям Каразетсу, резко ударяет за спину копьём. И тут же земля несколько раз меняется с небом местами. Приземлившись в кусты уже без копья, Сяо мгновенно вскакивает, выхватив кинжал… но разглядев, кто именно отправил его в полёт, тут же падает на колени: — Господин. — Встань. Моракс раскручивает старенькое копьё, кивая каким-то своим мыслям. В свете почти спрятавшегося за горы солнца его тёмный силуэт выглядит величественно… и даже угрожающе, словно бог раздумывает, как наказать посмевшего направить на него оружие смертного — но вместо страха Сяо почему-то ощущает лишь стыд. Потому что вспоминает, как неуклюже пытался этой ночью доставить удовольствие господину… и как равнодушно был отвергнут. Лучше бы он никогда не видел тех снов. Возможно тогда Сяо и в голову бы не пришло предлагать себя новому хозяину. — …как освоишь эту безделушку, попросим мастера Олорича выковать для тебя что-нибудь посерьёзней. Начало фразы Сяо прослушал и потому вздрагивает, когда Моракс возвращает ему копьё лёгким броском. — Уж я его обучу, можете не сомневаться, — скалится Каразетсу. Это не особо почтительно, но Моракс только кивает. И Каразетсу берётся за обучение Сяо с удвоенным рвением. Его не волнуют ни сгущающиеся сумерки, ни наступившая наконец темнота, ни ворчание недовольных ночным шумом сородичей. Сяо же — избитый и грязный — послушно бросается на учителя вновь и вновь. Усталость заглушает глупые мысли. К тому же в темноте у него неожиданно появляется преимущество: то ли четырёхрукий устал, то ли видит ночью не очень, но даже когда над горой поднимается полная луна, Каразетсу продолжает то и дело пропускать атаки: сначала одну из десяти, потом одну из пяти… когда же очередь доходит до одной из трёх, он вдруг останавливается, блаженно раскинув в сторону все четыре руки — и в них вспыхивают уже знакомые электро-кунаи. Одновременно с засветившимся камнем на поясе. — Похоже, я больше не могу позволить тебе фору, малой! И Сяо понимает, что настоящая тренировка начинается только сейчас.***
Одарённые яксы учатся быстро, а Сяо — несомненно одарён. Но кто были его родители? И как его могли так просто похитить? Наблюдая за тренировкой своего нового адепта, Моракс испытывает странное раздражение. Сяо — напоминание о последних мгновениях Гуй Чжун… и о её правоте. «Я снова остался один…» Казалось бы, не в первый раз, однако внутри всё равно ноет пустота, словно часть внутренностей выдрали с корнем… или словно в пересохшем русле подземной реки поселились трупные черви. — Я ухожу первой… но я не оставляю вас одного… Так она сказала. Вероятно, имея в виду своих людей. А ещё Гуй Чжун говорила, что быть сильным — не значит быть одиноким… это значит иметь возможность защищать тех, кто слабее. «Но я не смог защитить даже тебя… и этот якса… Именно я — тот, кто позволил безнаказанно украсть ребёнка… и даже не знал, что его украли». Может, где-то в Тейвате есть другие поселения якс, однако, насколько Мораксу известно, за последнюю тысячу лет в Долину Гуйли пришли все, кто мог и хотел. Потому что Моракс — их божество… по крайней мере, яксы, изгнанные из мира Света, но до сих пор поклоняющиеся Семи Драконам, считают именно так. Изначально он не собирался связываться с людьми. Но почему-то, защищая Гуй Чжун и её последователей, Моракс почувствовал, как меняется. Как обнаруживает в себе новые, ранее неизвестные чувства: удовлетворение при виде счастливых и весёлых лиц, горечь при виде разорённых полей… в отличие от якс и божественных зверей, люди не могут жить абы как: им нужны дома, им нужны поля, им нужна стабильность и защита… Неизвестно, чего на самом деле добивалась Селестия, когда объявила, что территориальные распри должны закончиться раз и навсегда, и что семеро сильнейших и достойных будут одарены небесным благословением — возможно, и правда окончания войн ради людей… Но в итоге битвы стали только ожесточеннее, а жертв среди людей — намного больше. Ведь если чужих последователей нельзя переманить или украсть, то можно убить, лишив тем самым противника источника сил. «Так подло…» Вжух. Звяк. Бух. Сяо опять отлетел, но умудрился сгруппироваться в воздухе и приземлиться, тут же приняв боевую стойку. — Каразетсу жалеет мальца. Моракс косится на подошедшую девушку: — Разве вы не хотели его изучить? — Вчера новичок отнёсся к проигрышу равнодушно… словно привык проигрывать. Или не собирался побеждать. Но сегодня он проявляет удивительное упорство… интересно, что же случилось? Вы не знаете, господин? — Нет. Моракс возвращает взгляд вниз, на площадку, хорошо видимую с вершины пика. Если бы мальчишка не согласился принять новое имя — его пришлось бы убить. И, возможно, ещё придётся, даже не смотря на предсмертную просьбу Гуй Чжун… ведь Сяо находился в подчинении другого архонта. К сожалению, Моракс уже встречался с такими сломанными инструментами, хранящими безусловную верность жестоким хозяевам — из-за угроз ли, из-за промытых ли мозгов… Так что даже после принесения новых клятв, от них можно ожидать всего, что угодно — ведь новое имя не стирает старое. Даже если Моракс запер наложенное на Сяо проклятье, оно никуда не делось. Но зачем мальчишка пришёл к нему вчера? Это выглядело подозрительно. И до ужаса наивно. Да ещё и делал вид, что что-то там понимает… Мораксу пару раз очень хотелось сжать его горло и грубо овладеть хрупким на вид телом, однако, окунувшись в растерянный взгляд, полный стыда, Моракс и сам растерялся.