ID работы: 11904787

Истина потерянного правосудия. История жизни Юджинии Кэрринфер в мире людей

Другие виды отношений
R
Завершён
20
Горячая работа! 7
автор
Размер:
171 страница, 13 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
20 Нравится 7 Отзывы 1 В сборник Скачать

Глава 1. Начало торжества Справедливости

Настройки текста
      Эпизод 1       18 мая XXXX год       Улицы города Лоэрфолла       В смуте бесконечных дней я блуждала по улицам самого мрачного города. Поникшим силуэтом я двигалась в направлении окраин, проходя мимо тёмных переулков. Эта местность никогда не сулила ничего хорошего. Но моей душе, давно погрязнувшей в отчаянии и тоске, была безразлична любая судьба.       В тумане своих мыслей, я утопала, как и в лужах дырявых дорог. Развевая прах былых надежд, навстречу дул довольно прохладный ветер. Нескончаемо моросил дождь. В этом городе погода всегда была такой. Серые тучи надолго скрывали солнечный свет.       Рассуждая о вечном, я проходила очередной квартал. Мокрое пальто висело на мне тягостной обузой. Не замечая грязь и прохожих, я блуждала в неизвестности. И неизвестность казалась мне пустой, как и души тех, кто проходил мимо. Одни отравляли себя величием. Других пожирала трусость. Но какими же бессмысленными казались величие, созданное на крови и власти, и трусость, толкавшая подчиняться и быть жертвой монстра.       Прохожих становилось всё меньше. Их безразличные лица терялись в тенях домов. Темнота сгущалась. Раздумья не находили истины. И я так давно не чувствовала ни удовольствия, ни боли, навеки забывшись в навязанном равнодушии. Моя душа опустошалась, и никому не давно знать, чем она заполнится вновь.       Я добралась до окраин. Улицы старого города были ещё более обветшалые, чем в центре. Стены зданий покрыты расщелинами, через которые показывался вид изнутри. Некто жил там. Те, кто был бесполезен или же неугоден развивающейся цивилизации. А кто-то и сам выбрал путь противника человечества.       Когда я проходила мимо старых разрушенных убежищ, сквозь долгую тишину в мою голову внезапно ворвался истошный крик. И слова в нём молили о спасении. Некто взывал к тому, чье сердце не было пустым.       И я продолжала идти. Крик усиливался. Интонации его были истеричны и крайне ужасающи. Но равнодушие давило во мне жажду помощи. Этому городу и, тем более, миру было уже не спастись.       Неприятные возгласы не прекращались. Казалось, что они были чересчур близки. Я скрывалась от них, будто жалкий трус. Мысли плели свою нить нравоучений, когда как крики разрывали мою голову. И, заворачивая очередной раз за угол, мне пришлось столкнуться с мрачным воплощением настоящего кошмара. И от омерзительной и отвратной картины, представшей передо мной, я попятилась обратно.       Я видела, как кричала хрупкая и беззащитная юная особа. Она стояла на коленях, рыдая на грязной земле. Умоляла и выпрашивала право на жизнь у стоявшего перед ней громоздкого господина. Обладая достаточно высоким ростом, его вид был весьма неприятен и походил на истинного зверя. Лицо выделяли свирепые глаза. Пребывая в лютой злобе, он рвал бумагу. В руке сверкал изогнутый кинжал некой прежде известной марки.       Земля и лужи были покрыты истерзанными картинами. Быть может, в них был Свет, собранный с краёв людских душ, и грязная правда нынешнего мира. Краску с клочьев бумаги смывала серость унылого дождя. Человек с кинжалом губил красоту полотен, будто уничтожая всякие надежды этого города на возрождение искусства.       — Вы пишите ложь, мисс! В этом мире давно нет ничего светлого? Это не так. Неужели художникам не хватило места в возрождающемся мире? Быть может, Вы и не хотели его найти… Оттого вы вынуждены гнить на окраинах и писать свои лживые картины о недостойных власти. Мир ровно столько же справедлив, сколько не справедлив. Разве Вы верите в непрерывность потока Света? Как же напрасна Ваша вера. Что Вам дороже: Истина или жизнь? — свысока говорил он ей, истерзанной и молившейся в грязи.       Художники всегда желали писать правду. Но те, кто смел возвыситься над ними, заставлял истязать действительность. А порой и вовсе скрывать их имена, считая творцов чем-то ничтожным, словно пустым инструментом без воли.       Сползая спиной по стене, я ненавидела себя за то, что пришла туда. Я случайный свидетель этой сцены, желавший победы равнодушия в своей душе. И совсем не хотела вторгаться в чужие судьбы. Я желала покоя и равновесия. Но честь и достоинство всё ещё напоминали о себе. Я неосознанно начала теребить за пазухой оружие. И, выйдя из-за угла, мне пришлось вставить своё слово.       — Вы чистильщик, сэр? Уничтожая слабых, Вы чувствуете себя сильнее? За чужую правоту не убивают. А ежели и так, то, если, убив за её правоту, Вы сочтёте это справедливым, я также за Вашу правоту сочту справедливым убить Вас.       На суровом лике того человека тут же растянулась до ушей безумная ухмылка зверя.       — Должно быть, мисс, Вы не та, кто страшится смерти, раз в схватке с Вашей смелостью, равнодушие оказалось проигравшим.       Внимание сразу приковал его шрам через всё лицо, что не столько уродовал, а сколько придавал свирепости его взгляду.       — Изгнанники, как я, полны лишь безразличия к собственной гибели.       Я ничуть не жалела, что поборола страх. Ведь в любой момент могла оборваться осточертевшая мне самой жизнь.       — Но всё же, мисс, Вы имеете какие-то понятия о чести, достоинстве, которых Вам уже никогда не заслужить. И что же для Вас Справедливость?       От света молнии в небе казалось, что засиял и шрам убийцы.       — Баланс Света и Тьмы действительно существует. То, что один именует правым делом, другой может считать омерзительным. Но разве стоит это того, чтобы начинать бесконечную череду «справедливых» убийств? И будет ли тогда смысл у Справедливости? Вы готовы поплатиться за её жизнь своей жизнью, сэр? — мой пистолет был твёрдо направлен в сторону неприятного встречного.       — Я благотворитель, мисс. В какой-то мере я выполняю чужую работу. Пускай, нам хорошо платят. Но помочь в том, на что согласится не каждый, можно посчитать и благим делом. Выходит, и Вы готовы отдать свою жизнь за спасение незнакомца? А хватит ли Вам отвращения, чтобы убить человека, мисс?       Он чувствовал мои страхи, мою немощность перед выстрелом. Я боялась лишить кого-то жизни, даже самого безжалостного мерзавца.       — Благое дело — пожертвовать собой ради другого. Убивать уготовано лишь судьбе. И если мы уничтожим друг друга, то это будет равносильно, и бесконечность найдёт свой конец.       Тень негодяя приблизилась к склонившейся над землёй пленнице. Из-за спины сверкнул его кинжал. Раздался выстрел. Мужчина схватился за плечо. От него послышался лишь лёгкий хриплый возглас. Он считал это незначительной и терпимой болью. Обречённая девушка подняла голову. И клинок пронзил её тело насквозь. Она рухнула замертво. Грязь смешалась с кровью.       — Должно быть, судьба уготовила Вам эту участь, мисс, — всю оставшуюся жизнь жалеть о том, что не убили меня! — он насмехался, зажимая раненую руку. Кровь пропитала ткань его плаща.       На моих глазах его душа темнела ещё больше, наполняясь грязным величием. Убийца ждал следующего выстрела, которого не последовало. Расплываясь в усмешке, он убежал прочь. Я опустила пистолет и бесследно потерялась в отчаянии под звуки немого дождя. Может быть, я и желала его смерти. Но могла ли я судить его?       Насколько больны души тех, кто лишал жизни других? Быть может, самые подлые деяния порождались надломанными душами? Что же заставляло уродовать себя изнутри? Вера в избавление от ненависти, злости? Или надежда на торжество Справедливости? И был ли смысл у этой Справедливости?       Я задавалась вопросами. Моросивший дождь разносил серость. Город гнил изнутри. В тот день я искала смысл. И я его нашла.              Эпизод 2       19 мая ХХХХ год       Старый Лоэрфолл       Убежище мисс Кэрринфер       Тогда я пребывала дома, окутанная невыносимой тоской по тем дням, когда меня не терзали неразрешимые вопросы. Моя обитель была похожа на убежище отшельника. Оно находилось на окраинах старой части города, никем неприметной и давно забытой. Лишь издали доносились выстрелы и крики людей.       Даже многим рабочим не хватало жилищ на новой центральной территории. Потому приходилось жить в развалинах. Но я и вовсе не рвалась за роскошью и удобством. Мне хотелось покоя. Я ждала его, быть может, с самого рождения, предвкушая сладостное наступление.       Чёрная меланхолия целыми днями и ночами изматывала мои мысли. Мебель была испачкана чернилами. Полы покрыты горами исписанной бумаги. Долгое время я размышляла о смерти, об истине правосудия, думала о тщетности бытия. Меня одолевала бессонница.       Почему люди убивали? Им не хватало тепла и понимания? Быть может, они сами не понимали этого и не задавались вопросами? Но их сущность увлекала меня своей таинственностью. Безумны ли они? Или все мы безумны? Их нельзя остановить, нельзя исправить в них это зло… Но что есть зло? И чем бы было без него добро? Быть может, лишённой равновесия субстанцией? Мой разум тонул в этих размышлениях. И я часто вспоминала историю до падения мира, напрасно исписывая чернила и бумаги.              Фрагменты записей       История Лоэрфолла       Этот мир прогнил насквозь, не оставив после себя ничего кроме грязного, пропитанного кровью пятна. Ниспосланная вражда, как пророчили в разные века, рано или поздно должна была стереть с лица земли человечество и оставить умирать тех, кто всё ещё терялся в заблуждениях по поводу истинной Морали, нравственности и высокой Идеи. Но эти раздоры отнюдь были не гневом Богов, а пресловутой волей человека.       В этой истории была затронута лишь одна из множества войн, которая оставила после себя след в виде навеки пожираемого людскую плоть отчаяния. Быть может, я поистине утопила себя в нём, уверовав в то, что и иные отравились им не меньше. Однако пути многих, коих я встречала, залитые пороками, вели прямиком в преисподнюю. И их души были чернее любой ночи. Пусть, другой не могла быть и моя душа…       Миновало около десяти лет с тех пор, как грянуло то ожесточенное сражение среди достойных и недостойных, возвышенных и падших, лжесвятых и незаслуженно проклятых… Эти противопоставления, разные формы их наименований расширялись, но их суть всегда оставалась прежней. Люди всегда хотели равенства, свободы и Справедливости, которых, увы, не отыскать в их мире. Подобные понятия удалось лишь идеализировать, но попытки приблизить их к устою общества навсегда остались тщетны.       На протяжении всей истории человечества предки бились за власть, признание и величие, и этой жаждой прокляли своих потомков. И даже в самом податливом, преклонявшемся пред Высшими силами человеке не искоренился порок гордыни. Его начали сравнивать с желанием уважения, с мечтой — освободиться от оков, навязанных с высоты трона тех, чья надменность стала более, чем просто очевидна. Обнажив свои клыки, цари прошлого не знали, какой злостью наполнились души простого народа. Быть может, будучи потомками лишь крепостных крестьян, они наконец устали терпеть гнёт правителей. И возвеличенные короли, давившиеся роскошью власти, были свергнуты.       Около десяти лет назад грянула так называемая «революция», коих свершилось не мало. Но это восстание не переменило власть, оно её уничтожило, как бы не противились подобному все воздвигнутые когда-то устои человеческого общества. Я не утверждала, что людская натура навсегда сдалась, и не продолжала стремиться к возрождению пережитых традиций. Однако былые правители пали, королевства, прежде именуемые, как государства и страны, ушли в небытие, прошлые заветы сожжены в забвении… Но память о них не испарится бесследно, пока жив хоть один человек.       Нескончаемые войны в порыве за сладостное равенство привели к гибели практически всего земного населения. Оттого понятие величия на некоторое время покинуло людской разум. Когда пали все, не имело значения, насколько звонким казался металл в чужих карманах. Какими б бумагами ни были набиты железные коробки, запертые кодовым замком, никто не смог бы забрать их с собой, вслед за погибелью. Тогда пришло это осознание. Как жаль, что лишь на время… Пока человек вновь не вспомнил о жажде могущества.       И ведь вовсе не важно, какой тогда век отсчитывала действительность, был ли тот год високосный иль нет, какой стоял период в развитии социума — всё стало равно. Потому как подобные истории повторялись не единожды вне зависимости от эволюции живых существ.       Оставшиеся медленно умирать на этой прогнившей пороками планете основали место, что послужило символом к возрождению былой цивилизации. Но неужели я одна считала эту надежду напрасной? Эти истории будут повторяться тысячи раз, пока однажды одна из них не приведёт к черте, за которой уже не будет ничего помимо пустоты. Пожалуй, именно этого я тщетно ожидала. И своя вера мне гордо виделась наиболее искренней, чем та надежда, с которой люди стремились снова воскресить битвы между теми, кто вовсе не хотел умирать. Они уповали на мирную жизнь, забывая, что добро не возможно без зла. Так почему им так хотелось существовать, обрекая на это своих детей и потомков? Их вера казалась слепой.       Тогда на осколках утраченного прошлого зародилась новая история. Весь мир сместился в сторону одного городка, созданного особо предприимчивыми сущностями из людского рода. Он и являлся мерзким пятном на всём белом Свете, что засиял после прогулявшейся войны со своим свойственным ей раздольем. Сам Дьявол основал навеки утопающий в грязи город, который имел название «Лоэрфолл».       И суждено здесь было жить всем тем, кого оставил сам Бог плутать в истязаемых рассуждениях. Всем всегда позволено решать, по какой дороге ступить — в угоду своих низших желаний или же во славу высоких Идей. Но выбор казался особенно сложным, когда два пути вдруг пересекались. Именно тогда всё становилось безразличным, потому как бессмысленно винить в подобных шутках тех, кто, вальяжно расположившись на первых рядах с бокалом терпкого вина в саркастичной улыбке лишь наблюдал сию картину. Позвольте заметить, в данном рассказе это вовсе не спектакль, а измазанный дешёвыми красками или же черными углями холст. Искусство давно вонзилось в нас своими острыми копьями, пронзив тела насквозь, и потому эти раны кровоточили до самой смерти, но отнюдь не всегда являлись её причиной.       Ранее обозначенный город был неформально поделён на две явные стороны: новый Лоэрфолл и старый Лоэрфолл. Я позволю напомнить, эта история вовсе не нова. Потому столь очевидно, что даже в данный момент, когда весь мир пал на колени перед самой смертью, всё было снова разделено на достойных и недостойных. Человеческая природа такова.       Старая часть города представляла из себя развалины. Полуразрушенные строения, некогда бывшие домами, разваливавшиеся здания, крыши которых давно поросли травой и мхом, покрытые расщелинами асфальтированные и каменные дороги напоминали своим мрачным видом об ушедшей эпохе. Подобие гетто, где вынуждены жить те, кто неугоден для зарождавшихся властных персон. Все жители старого города просто стали бесполезны для новой элиты общества. Но пока это деление не было столь выявлено, и осознание не прокрадывалось в умы людей. Они обитали там не из-за насилия, а потому что желали жить в более комфортном месте, нежели остальной мир. Ведь город окружали лишь обгоревшие руины — след минувшей войны.       В центре располагалась зона, где медленно возрождались надежды человечества, но вместе с ними и продолжали являть себя миру нестираемые пороки. Здесь начинали укреплять здания, воссоздавать ту землю, уже позабытую всеми. Окрестности стали уютнее, нежели на окраинах. Но также перед глазами не стиралась прежняя разруха. Это место служило возрождению былой цивилизации. Потому формировались некоторые касты необходимых рабочих. Среди них были лекари, стражи Закона и торговцы-промышленники. Всё ещё не хватало деятелей науки, чтобы обучать будущие поколения пока ещё неутраченным умениям. Строителей, способных восстановить архитектуру города, всё также было мало, потому большая часть населённой территории утопала в разрушениях безжалостного времени. Все сложившиеся отрасли охватывали широкую область работ.       Лекари, прежние врачи, спасали жизни людей, изучали и осваивали, к сожалению, уже утраченные технологии. Все их знания и навыки, скорее, находились в фазе стагнации, если даже не возвратились на шаг назад. Но также всеобщим советом между тремя главенствующими кастами было принято решение, согласно которому лекари должны были сохранять душевное равновесие в социуме, «особо значимых» в новой зарождавшейся цивилизации особ. Психика человека была под угрозой. И это признавали все. Приходилось много работать, но это не лишало их тщетных надежд.       Торговцы промышляли многим. Некоторое производство было налажено только благодаря им. Продовольствие, немногие лекарства и предметы гардероба были доступны рабочему классу. Единство сплотило всех, но, пряча за спиной острый нож, некто всегда был готов предать этот близкий круг.       Всё также стояли с распахнутыми ставнями словно несокрушимые после любой бойни забегаловки. Торговцы тут же нашли в них своё применение. Дешёвое спиртное и доступные развлечения всегда оставались неотъемлемыми чертами любого бара. Любой служащий на благо возрождения прогнившего мира был постоянным гостем в подобных заведениях. И чем выше почтение, тем чаще отражалось в них его присутствие. Но какой была плата за всё? За что трудились люди там, где исчезло понятие денег, грязных бумаг, и затаился в безмолвии звон обесцененных монет? Осталась лишь одна валюта — драгоценный металл. Наиболее престижными считались золото, платина и серебро. И держать подобного рода заведения, как забегаловки и бары было весьма выгодным для крупных промышленников. Но это отнюдь не одна их злая сторона. Помимо рабочего класса хватало разного рода грабителей, мятежников возрождавшегося города и тех, кто продолжал топить мир в несмываемой крови. Их пороки отвратительнее прочих в моих глазах. Они — убийцы. Это их вечное клеймо. Преступники являлись частыми клиентами, заказчиками оружия у тех, кто умел его создавать. И потому, желая усладить душу богатствами, которых было не мало в карманах воров и предателей, торговцы не отказывали в предложениях.       Самая главная ветвь являлась стражами Закона. Ранее их называли полицейскими, и до сих пор негласно их кличут таковыми. Ранговая система до конца не была улажена. Но высшей властью в этой отрасли обладал предводитель, как и у иных каст. Сфера работ была достаточна широка, как и у других. В рядах стражей трудились и обычные охранники (люди, способные обращаться с оружием, охранявшие покой мирных горожан на конкретных территориях). Их нанимали и торговцы для сохранения своего имущества. Также служащими были детективы, расследовавшие здешние преступления, офицеры, чья роль тоже была не последней. Но все они выступали рабочими самого низкого ранга. На службу принимали всех согласных и способных возрождать порядок. Они обучались у более умелых мастеров. И по мере успехов было вполне возможным повысить свою должность в разраставшейся инфраструктуре.       Казалось, что мир вновь процветал. Но только не для меня. Я много лет наблюдала вечно разбитые улицы, затаившие зло в своих тёмных переулках. Угрюмые недовольные лица прохожих отталкивали любые мысли о светлом понятии возрождения былых устоев. Лоэрфолл поник в усталости. Оттого заливались вечным горем и грязью души людей. За очередным углом поджидал убийца, жаждавший завладеть сиянием манившего золота. Обычный служащий нередко выступал жертвой головореза, способного лишить жизни лишь из-за алчности. Слабые боялись и всё чаще прятали за пазухой оружие. Но кто из них поистине силён, если каждый владел столь смертоносным инструментом? Юным особам приходилось подвергаться домогательствам и со стороны уличных бандитов, и даже со стороны высших чинов. Ведь все они могли себе это позволить. Продавшись во власть похоти и разврата, их падшие сущности лишь стелили себе дорогу в ад. Невинные страдали, поистине достойных низвергали, а возвышали лишь тех, кто был способен облачить своё истинное мерзкое лицо в маску, которая эстетичностью и чистотой порывов восхвалялась среди ныне живших людей.       Как бы давно не началась эта история, этому миру всё равно суждено погрязнуть в жестокости людских сердец и безнаказанности кровопролитий. Ветер, как верный проводник, развевал чёрные души его жителей, которым вечность предстояло тонуть под тяжестью своих невыносимых грехов. Их ждал суд мироздания, никому неподвластный в этой вселенной. Бездна мрака разрасталась человеческими пороками. Убийства превращали людей в монстров и окрашивали их души в черный цвет.       Каждый день приносил новые смерти от ножевых и огнестрельных ран, от тех, кто возомнил себя палачами. Разбои, нападения — всё это стало обыденным. И не знало конца.       Нет. Теперь это уже была не война. На оставшемся клочке ещё живого мира это была бесконечная битва с самим с собой, со своими тёмными сторонами. Люди воевали не с людьми, а со своими Тенями, забывая, что не отделимы от них.              Старый Лоэрфолл       Убежище мисс Кэрринфер       Я тогда пила чай под звуки неистово немой тишины, когда явился ОН. Сама смерть казалась в сравнении с ним более снисходительной и милосердной. Я не помнила его прежде. У него не было тени, оттого безумие никогда не казалось мне настолько страшным. ОН был воплощением Тьмы, и Тьма сама была к нему не благосклонна.       — Как давно я ждал встречи с Вами, мисс. И вот. Этот момент настал. Ваша душа в отчаянии. Насколько же Ваши мысли очернели, что я должен был осуществить визит к Вам?       Чёрный силуэт присел за стол напротив. Казалось, что его взгляд пожирает меня, но лицо закрывала огромная широкополая чёрная шляпа.       — Может быть, ощущение Ада на земле докучает сильнее, чем прежде. Но неужели мысли способны призвать смерть? Вы за этим пришли?       Мной владело равнодушие к действительности или страх его взгляда. Я тщетно ждала, что ОН убьёт меня. Оттого изначально не возникало особой жажды вопрошать о его личности. Мне было безразлично.       — Стало быть, мне придётся задержаться, мисс. — Тёмный господин усмехнулся. — Что Вы ощущали в последнее время? Отчаяние стало соприкасаться с желанием смерти?       Вопросы были чёрными, как его одежда. А позади его спины исходил дым, похожий на неутолимую жажду ненависти.       — В какой-то момент казалось, что легче всадить себе пулю в висок, чем ожидать, пока мысли опустятся настолько глубоко, что бесследно затеряются в подсознании.       Моё желание молчать было слабее страха. Неведомой силой он открывал мою душу.       — Вы ведь работали детективом, верно, мисс? Отчаяние настигло Вас до изгнания или после? Справедливо ли выгнали Вас? После этого Вы не хотели больше никого спасать? Равнодушие стало сильнее отваги. Ведь Вы осознали, что в Вашей смелости и правде никто не нуждается. — Незнакомец болтал, не умолкая. — Оттого Вы вовсе не рвались вчера спасать ту юную художницу. Но, увы, ворвались в ту сцену поражения, и были застигнуты ещё большим отчаянием, чем прежде.       Незваный гость словно издевался надо мной. ОН знал про изгнание, про моё ремесло, про вчерашний инцидент… Само присутствие тёмного силуэта было тяжёлым, но и казалось, что я ощущала эту тяжесть всю жизнь.       — Довольно льстивы Ваши слова, словно эту должность так сложно заслужить. Вы сами должны понимать, на службу детектива в новый город готовы взять любого, кто так уверенно рвётся к славной идее спасения несчастных. Там платят не больше, чем в любом другом месте. Оттого немногие стремятся туда, предпочитая более спокойный труд на благо развития человечества.       Сидевший напротив ухмыльнулся. Стянув край шляпы ещё ниже на глаза, неприглашенный собеседник более выделил свою язвительную усмешку.       — Но тот, кто так искренне верит в Закон, вынужден принять его поддельную картину мира, не так ли, мисс? Вы лишь хотели спасти невинных, предавая суду жестоких чудовищ. Но почему-то наблюдали их руки без оков. Вопросы об истине часто теребили Ваши мысли? Где же правда помимо термина? — положив шляпу на стол, он источал дьявольскую энергию чернотой своих глаз.       Его лик был человеческим, кожа — бледна и холодна. А взгляд пронзал насквозь словно лезвие кинжала. Но я никогда не имела привычки всматриваться в лица, потому и его образ я поначалу воспринимала весьма размыто.       — Вы спрашиваете меня, где правда? Задайте этот вопрос людям. Все мы верим в то, что смысл жизни есть, но не можем его найти. А если смысла нет, то вся сила направлена на то, чтобы его придумать. Иначе вера будет не оправдана. Любые споры насчёт познаваемости мира, который мы уничтожаем, ещё больше убеждают меня в бессмысленности бытия. Зачем притворяться и занимать мировоззренческую позицию, чтобы выжить здесь и сейчас? Какой теперь смысл рыться в своей голове, если нет уверенности в том, что это принесёт ответ на многовековой вопрос? Люди хотели свободы и равенства между нищими и богатыми. А теперь, свергнув власть, все только прячутся по углам. Миром правят те, у кого есть оружие и золото. Прав тот, кто первый выстрелит. И где же искать Истину, которая давно потеряна? Этому миру давно должен был прийти конец.       Меня сжигало присутствие незнакомца, будто ОН питался моей ненавистью.       — Вам ведь известна причина состояния безысходности, мисс? Должно быть, Вы устали от непереносимого желания сделать этот мир лучше. Вас убивает несправедливость этой жизни. Но, понимая свои мысли абсурдными, Вы ненавидите себя, не так ли? Почему Вы не убили его? Он ведь заслуживал этого. Тот человек убил на Ваших глазах. Нам двоим известно, что он не будет пойман правосудием. Потому что его больше нет. Но кому-то надо его судить. Где же Справедливость?       Некто знал все мои мысли, и голос его томил, уничтожая всякую веру не сойти с ума. ОН переворачивал моё мышление, восприятие и саму реалистичность.       — Кому дано лишать человека жизни? Принимая на себя роль палача, справедливо ли заслуживать после этого свою жизнь? — я натыкалась лишь на противоречия.       — А кому дано судить убийцу? — его вопрос заполнил комнату напряжённым молчанием. И лишь тиканье часов, запах жжёной надежды и вкус остывшего чая могли его развеять.       — Судить дано Закону, убивать — никому. — Сделав глоток, я озвучила то, что суетилось в мыслях.       Беседа плелась бесконечным веретеном, смысл её терялся, как грань между жизнью и смертью. Она затягивала в себя, как ужас перед неминуемой гибелью.       — А что же делать с убийцей, оправданным Великим Законом, не найденным правосудием? Что делать, когда даже люди защищают убийцу? Вам, как не кому другому, известна сущность правосудия. Они готовы отпустить любого, кто владеет золотом. Алчность никогда не исчезнет с лица земли, пока живы люди. Но неужели это справедливо прощать монстра? Звери гуляют на свободе и убивают слабых или близких, оставаясь безнаказанными. Разве это не заставляет Вас стать вершителем их судеб, мисс?       В неугасаемой улыбке чёрный силуэт довольно нахально поднял ноги на стол.       — Вы хотите, чтобы я заняла их место? Кто Вы? Вы пришли, чтобы убить меня?       — Я похож на убийцу? Отчасти Вы правы. Во мне есть много чёрных страниц Вашей жизни. Но, если Вы заглянете в глубины Ваших мыслей, то сможете оправдать моё появление здесь. Душа не может быть пустой, мисс…       Я размышляла о том, кем незнакомец мог являться. ОН был поистине таинственен.       — Раз этот визит был неизбежен и всё же состоялся, я могу предложить Вам чай, господин…       Далее послышался едва уловимый шёпот.       — Быть может, этому чаю ровно столько же веков, сколько и Вам…       Я протянула ему старую потрескавшуюся кружку.       — Вынужден отказаться, мисс…       Будучи отвергнутой, посуда выпала из моих рук. Раздался звон разбитого фарфора.       — Учитывая Вашу осведомлённость о моих мыслях, я склоняюсь к тому, что Вы не человек. Вы иллюзия. Я бы сначала подумала, что Вы лекарь, связанный с изучением людской психики или человек, наблюдавший за мной, посланный от стражей. Но Вы зашли через запертую дверь. Зачем Вы пришли? За душой? За тем, чтобы убить меня?       Сердце сжалось от нестерпимого напряжения. И после дрогнуло от осознания того, что я беседовала с собственной Тенью. С тем, кого нет в этой реальности. Но я видела его не хуже, чем иные материальные объекты, что окружали меня. Как иллюзия могла стать настолько совершенной?       — Вы желаете смерти себе? Или Вас раздирает ненависть к тем, кто безнаказанно лишают жизни других?       — Я отвечала на Ваш вопрос.       — Может быть, Вы бы хотели, чтоб я их убил? Вы бы смогли после этого успокоиться, начать жизнь заново? Переродиться с чистой душой и без единого тёмного помысла? — По его лицу вновь проскользнула язвительная усмешка.       Мне нечего было ответить. Разногласия разрывали меня. Но, признаться, в его присутствии таинственная сила заставляла меня изрекать то, что я думала.       — Вы работали детективом, мисс. Сколько раз Вы видели убийц? Сколько из них раскаивалось? Сколько из них не судимы и оправданы? Как Вы думаете, у них есть душа?       Давление незнакомца было более, чем просто ощутимо.       — Должно быть, она чернее, чем их Тени.       Его силуэт был похож на человеческий, но человеком ОН отнюдь не был. Мрак жил в его сердце. Ведь у всех существ есть сердце, каким бы чёрным оно не стало. И мне суждено было стать в тот вечер его собеседником, чтобы он смог наполнить чернотой моё сердце.       — Позвольте, я убью их? Всех, кто на Ваших глазах избежал наказания? Вы ведь желаете им смерти, верно?       Загадочный темный силуэт словно воодушевился этой идеей. Бледное лицо засверкало во мраке тусклого освещения.       — Что Вы потребуете взамен? Мою душу?       Его услуги были весьма сомнительны.       — Душа — это удел Дьявола. Ваша плата — чёрные мысли ненависти. Абсурд не заставит Вас нажать на спусковой крючок револьвера, если Вы ответите согласием.       Я промолчала.       — Ваш ответ понятен, мисс.       После ухода творения Тьмы вечер не стал спокойнее. За стенами били звуки дождя и грома. Темнота стала красть мою энергию, оставляя в душе чёрную дыру негативных иллюзий. Грань между жизнью и смертью стиралась бесследно. Молния беспощадно закрывала все пути на тот свет или же милостиво, пускай напрасно, жалела меня, ударяя из раза в раз рядом с моим убежищем. Но хотела ли я умереть на самом деле, знал только ОН.       В тот вечер ко мне явился не жнец и не Дьявол. Я не встречала того неизвестного, но слова его были знакомы, будто принадлежали некогда мне самой. Я нашла уверенность в том, что настал час визита моей чёрной души, которая питалась павшими мыслями.       В моём восприятии существовало не менее двух миров. Порой я верила в иллюзии. Один мир отражал черноту моих мыслей и несбыточных мечт, другой был реальным. Но какой из них правдивее я перестала понимать, когда их граница стёрлась после визита чёрного человека. Я назвала его так, потому что чересчур мрачными казались его одежды. Этот тёмный господин был никем иным, как олицетворением моей чёрной души. Он был знаком того, что проснувшиеся мысли ненависти толкнут меня в бездну и заставят пасть перед лицом чести и достоинства до того, как я встречу смерть.              Эпизод 3       20 мая ХХХХ год       С момента наступления этой злосчастной ночи меня стали истязать изнутри ужасные и неотвратимые кошмары. Горло сдавливал гнев. Руки тонули в чужой крови. Лик смерти был так отвратителен, когда лезвием кинжала вершились убийства. На моих глазах гибли люди, чьи души давно затонули в вязкой и липкой грязи. Отнюдь это не подобающе счесть оправданием в преступлении черты собственной Морали.       Повторяясь каждую ночь, кошмарные сны представляли собой пророчества, выходя за грань чего-то воображаемого. Тогда я не осознавала этого. Поначалу мне казалось это лишь жестокой игрой собственного разума.              Очерки кошмаров       Первое убийство       Местность заполонил густой туман, навеки поглощавший людское спокойствие. Мрачные тучи окутывали небо. Мимо мёртвых ветвей деревьев проносился свист ветра. Неминуемо было страшное предзнаменование. В рассеявшемся тумане открылась некая картина.       Земля была усеяна надгробиями. И давно замолкла та песнь, что звучала здесь из уст живых. Воздух будто разрезало карканье ворон. Чёрные птицы облепили нескончаемые каменные плиты, уходившие далеко в горизонт.       Но покой мёртвых был нарушен. По кладбищу шествовал созданный Тьмой чёрный силуэт. Он явился тогда ко мне в ночи и завладел моим сознанием. Ступая по рыхлой земле, его шаг направлялся по чёткой траектории. И, наконец, две тёмные мутные фигуры в плащах, встретившись, завершили композицию. Начался дождь.       — Тоскуя по ней, Ваша душа лишь тонет во мраке, мистер Фёрст.       Некто, склонивший голову над могилой, вздрогнул от неожиданности. Должно быть, тёмный гость спугнул его мысли, что погрузили в действительность небытия.       — Она была лучиком Света в моей серой обыденной жизни. Как красиво её сияние, нестираемое в моей памяти!       Глядя в тёмные очертания небес, мистер Фёрст словно представлял светлый образ той, кто некогда была ему так дорога.       — Но откуда Вам известно моё имя, сэр? Мы с Вами знакомы?       Оглянувшись, опечаленное лицо замерло перед тёмным, довольно устрашающим силуэтом.       — Ныне человечество не столь многочисленно, чтобы знать их большую долю. Особенно тех, чья сущность пропитана чернью…       Испуг тут же испарился из глаз нависшего над каменной плитой. Надгробие было достаточно аккуратным. Выгравированный портрет довольно молодой дамы являлся большой редкостью среди множества могил. Сотни камней и крестов давно черствели разбитыми на остатке мира, а тысячи тел вовсе гнили в общих ямах неузнанными и навеки истерзанными.       — С пьянящей печалью всматриваясь в её словно живые глаза, Вы разве не думали о расправе над её убийцей? Неужели ему ещё не суждено в муках умирать в склизкой траве, пропитанной мерзким запахом крови? Неужели Вы никогда не думали, насколько справедлива смерть за убийство, мистер Фёрст?       В действительности чёрный человек хотел знать, насколько обречённый нести бремя потери раскаивался в своих поступках.       — Вы, верно, тоже храните в себе многолетнюю обиду, сэр? Мир никогда не станет прежним. И то, что мы сотворили, не изменить. Убийства на каждом шагу. Как много проклятых сущностей ходит по этой земле! Зачем очернять свою душу? Быть может, и убийство — слишком жестоко для того, кто способен раскаяться.       Мистер Фёрст искупал свою вину красивыми цветами у ухоженной могилы перед той, кто уже давно была мертва. Быть может, он и вправду стал ценить её после того, как истерзал беспомощную плоть. Но какой в этом прок, когда убийца просил прощения у мёртвой?       — И сколько же лет Вы вините кого-то иного в её гибели, мистер Фёрст?       Чёрный человек снял шляпу, и презрительно окинул собеседника высокомерным взглядом. Но вопрос будто растворился в шелохнувшемся силуэте. Глаза мистера Фёрста наполнились ужасом.       — Вы словно и сами прокляты, сэр…       Насторожившись, он несколько повысил голос. Его тело застыло, и более для него считалось непредусмотрительным оглядываться и опускать голову к надгробию.       — То есть Вы считаете, убийство за убийство — несправедливостью, мистер Фёрст?       — А кто, по-Вашему, накажет того, кто убил убийцу?       Прищурив взгляд, связанный с могилой самой судьбой всё же хотел оборвать эту красную нить. Словно этой истории и не происходило в действительности.       — И, будучи сраженным в тяжёлой тоске, неужели Вы простили того, кто убил ЕЁ, мистер Фёрст? Мерзкий подлец, ворвавшийся в Ваш уютный дом, заслуживает прощения? Он отнял право жить у любящей Вас, у единственной, кто видел в Вас достойного человека, а Вы даже не желаете придушить его?       Чёрный человек ждал от него честности, но слышал лишь ложь, изрекавший которую не заслуживал жить хотя бы за трусость признать себя убийцей.       — Она была моим Светом, сэр. Всех нас мучает совесть за совершённое. Кто останется, если убьют всех недостойных? Не останется никого. Мы все некогда боролись за равенство, за свободу. А получили лишь вечный страх за свою жизнь. Жизнь — это всё, что у нас осталось, и порой неправильно отнимать её.       Он отрицал ту реальность, в которой лишил человека жизни.       — А любой имеет право убивать, мистер Фёрст? Это разве правильно, что каждый в нашем мире может всадить пулю в лоб или даже нож в спину? И его либо отпустят, либо убьют? Как Вам удалось получить свободу, мистер Фёрст? Стражи, поймавшие Вас, засомневались? Предводители не поверили в улики, опасаясь смерти невиновного? Или же Вы имели то, чем возможно откупиться от казни? Вы, должно быть, знали, чем купить свою свободу… Она стала Вашим Светом после смерти? Быть может, её душа настолько благосклонна, что не только простила бы Вас, но и взяла б вину на себя?       Усмешка всё же сорвалась с бледного лица чёрного человека.       — Как Вы смеете обвинять меня, сэр?       С возмущённым тоном мистер Фёрст гневно вглядывался в мёртвый лик собеседника.       — Ничто не заставит Вас забыть о содеянном. Вы бы сами простили своего убийцу, если Вам дано любить только себя? Я готов поставить на кон своё существование, что Вы бы задушили того, кто убьёт Вас, если не умрёте первым. Вы не могли любить её, так почему же Вы позволили себе её убить, мистер Фёрст?       Лукавым взглядом чёрный человек продолжал пробуждать в нём слепую ярость.       — Что даёт Вам право причислять меня к убийцам, сэр? Может быть, Вы страж Закона?       Его злость была направлена не столько на противника, сколько на неправедную и злосчастную судьбу.       — Вам, должно быть, доставляют удовольствие страдания других? Давно ли Вы привыкли обвинять других в своих ошибках, мистер Фёрст? Какую же Вы заслуживаете смерть? Ведь Вам никогда не уйти от этого. Память о Вас обезобразиться независимо от непризнания Вашей вины.       Мистер Фёрст не сдержал захлестнувшую волну ненависти, и его гнев обрушился на чёрную Тень. Обладавший нечеловеческой силой, некогда явившийся ко мне в ночи прижал обвиняемого к земле.       — Я имею возможность заплатить Вам, сэр. И Вы не станете марать свои руки.       Дрожавшим голосом он умолял о пощаде.       — Вы весьма умелый промышленник, мистер Фёрст. Несомненно, золотом полны Ваши карманы. Но за его звон не купить честь. — Чёрный дух в обличии воздаяния начал нещадно терзать руку убийцы. Лезвие разрывало кисть в клочья, а мистер Фёрст неистово кричал. — Почему Вы истязали её тело? Она жалела о своём выборе, когда вместе с Вами свергала прошлую власть, ведь так? А в нынешнем мире Вы сами обрели корону. Когда она убеждала прекратить отбирать золото у нищих, наживаться на их слабостях, Вы продолжали бить её по лицу и, не жалея, пинать ногами слабое тело. Она скончалась. Вы жаждали власти, и получили эту силу, когда уничтожили того, кто мог спасти Вашу душу.       Торговец пытался вырваться, но чёрный человек повалил мистера Фёрста в грязную траву. И клинок пронзил чёрное сердце убийцы, развеяв вопросы Справедливости. Тёмный господин ещё не осознавал, что занял чужой пьедестал карателя.       — Вы были садистом и тираном для неё, и таковым Вам придётся умереть. Неужели, Вы считали безнаказанность будет вечно сопровождать Вас? Отныне этот мир перестанет скрывать что-либо пороки. — Может быть, те слова аукались ему на том свете.       Чёрный человек не переставал смеяться над его смертью, над своим собственным величием, будто он сам Бог, посмевший решать, кто заслуживал жить, а кто — нет. Он не испытывал к нему жалости. Падение человека, которого не стало в считанные минуты, награждало его властью. Но и почему-то мучило меня абсурдностью. В тумане сверкала молния, а шум дождя уносил душу умершего к вратам ада.       Наблюдая за наступлением смерти убийцы, не чёрный человек смотрел в его глаза раскаяния, а я. Я видела его страдания, я насыщалась его болью, будто и убила его тоже я. Но ненависть не заставила мою чёрную душу остановиться. Эти кошмары продолжались, и стали тяжким бременем на протяжении целого месяца, словно являлись воплощением действительности. Два месяца умирали убийцы. Во Тьму я часто задавала один и тот же вопрос: «Зачем я толкнула себя на страшную участь мученика собственной совести?». И Тьма отвечала мне: «Ради торжества Справедливости».              Эпизод 4       Спустя месяц       22 июня ХХХХ год       Старый Лоэрфолл       Убежище мисс Кэрринфер       Чай стал моим успокоительным средством. Меня порой сжигало отчаяние, то возносила гордыня. Разногласия правили мной достаточно долго, так и не давая мне возможности просто забыть поставленных себе самой вопросов.       Мой дом был прежним. Часы тикали в том же ритме, а чай остывал всё быстрее, пока ненужные мысли тревожили мою чёрную душу.       — Вы действительно желали им смерти, мисс.       ОН явился где-то позади меня. Его чёрная мантия более не дымила, будто ненависть укоренилась рядом с привычным равнодушием.       — Нельзя именовать Справедливостью — лишение жизни.       Возможно, я сильно ненавидела себя. Но не понимала за что больше. За поступки? Или предшествующие им мысли правильности воздаяния?       — Они лишили жизни, за что справедливо наказаны. Вы право заявляли себе об этом желании, не так ли? И что же теперь Вы станете делать? Прятаться от несогласных с Вами, разрешив растоптать восторжествовавшую Справедливость позициями стражей Закона и мирных жителей? Или же достойно встретить свою смерть, продолжая убивать виновных?       На тот раз чёрный человек присел рядом со мной, чтобы дышать мне в лицо оправданиями, наполняя меня новой долей ненависти и тщеславия. Тогда ОН принёс шляпу в руках. Его глаза пленяли бездонностью своей черноты, словно залитые чёрным золотом. Лицо было белым как сама смерть. Тёмная сущность томила своими речами, и оторваться от его пронизанной мраком правоты не представлялось возможным.       — Вы их убивали, но не я.       Чёрный человек дурманил мой разум. Я не могла отвести от него взор. Именно тогда мне пришлось разглядеть подробнее его черты.       Несмотря на свою нематериальную сущность, он имел облик человека. Высокий мрачный силуэт кружил вокруг и прятался в тени. Чёрный человек или же, конкретнее, дух являлся её порождением.       Он был настолько красив, насколько отвратительна грязь в человеческих душах.       Но ничто не способно было пробудить во мне желание. Каким бы не казался привлекательным его облик, действия демона вызывали лишь отвращение. Я догадывалась, что ненавидела его достаточно давно. Но подводила память. Разум погружало в пустоту беспамятство прошлых лет.       Чёрные бездонные глаза пытались утопить в болоте людских грехов. Небрежная щетина придавала бледному лицу несколько властные черты. Чёрные растрёпанные волосы свисали, едва ли касаясь плеч. Пристрастие его образа к строгим одеяниям показывало в нём аристократическую натуру.       Таковой была тёмная сущность человека. И настолько совершенной она создана для совращения слабых людей, неспособных воспротивиться любому соблазну.       — А по какой причине мне их стоило убивать, мисс? Это Вы хозяйка чёрных мыслей. Неверие в меня порождает неверие в свои деяния. Может быть, Вам стоит включить новости.       Его взгляд устремился на старый телевизор, пыль на котором делала его ещё более древним.       Подобные устройства отражали эпоху прошлых веков. Потеряв знания о том, как совершенствовать технику, учёным-изобретателям, коих осталось немного, приходилось чинить давно выброшенный в руины прошлого мусор. Промышленники сразу же заинтересовались «ожившими» находками и предлагали неплохие сплавы драгоценных металлов в обмен на них. Таким образом, из ниоткуда внезапно снова возникли представители средств массовой информации. Возродились из пепла распространители гнусной клеветы, проплаченной лжи и угодной лишь высшим кругам выдуманной правды.       Они могли сотворить весть из ничего, из самой пустоты, словно история велась не от лица действительности, а от тех, кто желал её исправить.       Загоревшийся экран телевизора показывал местность старых окраин города, где репортёр сообщал свежие новости, которые под слоем пыли таковыми не казались.       — На местном кладбище было найдено тело с многочисленными ножевыми ранениями. Им оказался один из глубоко уважаемых промышленников, тот, чья плодотворная деятельность помогала нам выжить в суровых условиях здешних мест. Как показала экспертиза, тем же орудием убийства в собственных квартирах были изуродованы тела шести горожан. Следствие продолжается. Его возглавляет почтенный комиссар нашего славного города Лоэрфолла…       Телеэкран продолжал шуметь. Убитому мистеру Фёрсту было сказано слишком много лестных слов.       — Он лишь промышлял гнилыми забегаловками, полными пьяниц и бездельников. А лицемерные представители экрана словно возносят его как святого.       С безмерной злостью пульт был откинут в телевизор, отчего разлетелся на детали. Стекло серого ящика оказалось прочнее.       Наблюдая мою ярость, чёрный человек пронзал своим взглядом. Его дьявольская улыбка казалась выжженной огнём, и, казалось, ничто не могло её стереть.       — Вы всё помните… Вы не сможете забыть, как они умирали у Вас на глазах. Что, если на ком-то должна лежать эта обязанность, мисс?       Всё сильнее мной овладевало желание ударить надоедливого незваного гостя. Его речи докучали.       — В этом мире точно нет места и тому, кто его отравляет, и тому, кто его чистит. Возможно, все, кто лишил единственной возможности осознать сущность бытия другого, сам не заслуживает на это своей жизни.       Твёрдость слов отражала терпимость к пристальному взору чёрной Тени.       — Вы бы сумели наказать себя, мисс?       Я чувствовала его дыхание. Дыхание зла, которое жаждет моего повиновения. Он взял мою руку, и вложил в неё пистолет, словно дал мне право решать.       — Неужели я настолько ненавижу себя? — моё лицо стало его отражением. Улыбка Дьявола расползлась по моему лицу, словно являлась искренней. Раздался выстрел. Лицо чёрного человека поменялось в выражении. Ведь я выстрелила в его призрачное тело. И пуля прошла насквозь согласно всем законам мироздания.       — Вы успокоились, но находите пока оправдание не в Справедливости, а в уверенности в том, что их убил я. Поэтому Ваша совесть не гложет Вас за то, что это всё-таки Вы стали их палачом!       Я не могла сдержать злости. Череда выстрелов преследовали нежеланного гостя. Он был созданной мной иллюзией. И потому ничто не способно было его убить. Даже моя воля, которая прогибалась под собственным бессилием.       Визиты чёрного человека были всегда весьма неожиданные. Я не ждала встречи с ним. И показалось бы весьма смешным, если б что-то потянуло меня за язык спросить его имя. Он приходил за ненавистью и получал её безвозмездно, подобно её хозяину. У незнакомца, вероятнее всего, и не было одного имени, разве что ОН смиренно отзывался на любого названного служителя Тьмы. Тёмный силуэт воплощал в себе мою чёрную душу, и потому был частью меня. ОН был моей Тенью.              Эпизод 5       Прошло около двух часов       Нельзя сказать, что я мирилась со своей участью. Но и нельзя утверждать, что я была с ней не согласна. Чай успокаивал нервы и гасил тревогу. В тот вечер я могла лишь медленно сходить с ума, ожидая, когда же наступит мой час расплаты. Но рука с револьвером упрямо не поднималась…       Было около одиннадцати вечера, когда громко и уверенно некто постучался в мою дверь. Но эти люди, признаться, внушали меньше страха, нежели тот, кто являлся без стука.       Звуки доносились всё громче. Я слышала чьи-то возгласы. Удары были чересчур звонкими. Незваные гости ругались и бились ко мне в дом. Но равнодушие было сильнее, заставляя меня неподвижно блуждать в своих мыслях и глотать мёртвый чай. Я слышала шум шлифовальной машины, и как она резала моё видение другого мира. Гул сирен за стеной разрывал грань двух вселенных. Через некоторое время огромный кусок железа рухнул на пол. Повеяло вечерней прохладой. Вдали раздались торопливые шаги, постепенно приближавшиеся к моей комнате. В один миг меня окружили люди с пистолетами, когда я допивала последние капли давно остывшего чая. Громкоговоритель разрывал перепонки, оттого представление действительности становилось всё более серым, мутным и неправдоподобным.       — Госпожа Кэрринфер, Вы окружены и обвиняетесь в многочисленных убийствах. Сопротивление бесполезно. Мы советуем Вам бросить оружие на землю и поднять руки вверх. Я, боюсь, эта ночь была последней, когда Вы наслаждались чаепитием у себя дома.       Строгий голос продолжал вертеться где-то в голове назойливым кошмаром. Встав, я бросила револьвер, разбив пустую чашку. Поднятые руки сцепили оковами, а за спинами стражей Закона разрывался от смеха чёрный человек. ОН был моим проклятьем. Его саркастический смех заполнил ту комнату, заглушая голоса пришедших меня арестовать. Мрачный силуэт смеялся на фоне тишины.       Мне пришлось пасть перед всеми, кто знал меня. Я — грязь в глазах тех, кто слышал обо мне впервые. Я — ничтожество в собственных глазах и в водовороте событий всего мироздания. Терзало лишь ожидание заслуженного конца моей истории. Но Тьма шептала мне, что это только начало. Начало торжества Справедливости…
Укажите сильные и слабые стороны работы
Идея:
Сюжет:
Персонажи:
Язык:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.