Закон парных случаев

Йылмаз Нургюнович Гюндузов был в ярости. Всё, что он по кирпичику строил собственными руками больше десяти лет — квартиру в Москве, бизнес, с таким трудом налаженный и, наконец, раскрутившийся, будущее сына, которому он при поддержке диаспоры уже «застолбил» место в юридическом, — всё в одночасье рухнуло. Всего пару дней назад он уверенно шёл по жизни, готовился к открытию очередного магазина, собирался во власть, строил планы, а вчера его жизнь, как яхта, которая от внезапной перемены ветра, хлопнув парусом, самопроизвольно сделала поворот фордевинд и, сбросив просвистевшим над палубой гиком половину команды за борт, не сбавляя скорости, летит на скалы с предельным креном, зачерпывая фальшбортом верхушки набегающих волн. Он ещё у руля, но любое движение румпелем только ухудшает ситуацию — без шкотовых и мачтовых, в одиночку, рулевой ничего сделать не может — руль не бросишь и шкоты далеко, даже рифы не возьмёшь, а на таком ходу, да с полными парусами яхту даже к ветру не приведёшь — оверкиль гарантирован. Гюндузов, выросший на Каспийском море и, в детстве ходивший под парусами в яхтклубе, как-то раз угодил в переделку, в которой чудом остался жив, когда из-за ошибки зазевавшегося рулевого, за какие-то мгновения их яхта совершила подобный поворот фордевинд. Четырнадцатилетнего Йылмаза, стоявшего тогда на шкотах, сокрушающий удар тяжёлого гика выкинул за борт, яхта, оказавшаяся к ветру боком, легла набок и в довершение, уже в воде, Гюндузов получил по голове мачтой, и его, потерявшего сознание, накрыло парусом. Очнулся он на кушетке в лазарете катера береговой охраны с перебинтованной головой и двумя сломанными не то от реанимационных мероприятий, не то от мощного удара гиком рёбрами. Так и сейчас — вчерашний уважаемый человек, москвич, бизнесмен, будущий депутат, берущий от жизни всё, превратился в голодранца, оказавшегося против закона и системы, и из-за этого вынужденного бежать и скрываться. Обхитрила его эта семейка, переиграла. Не помогли ни прикормленные менты, ни связи, ни знакомства. Мальчишку увели прямо из-под носа, и даже бомжа наняли, чтобы подставить ментов, да ещё так цинично — от его, Гюндузова, имени! Илона, конечно, редкостная дура, ну зачем она взяла тот свёрток? Нафига она вообще связалась с этим бомжом? И, вишенкой на торте, уголовное дело в ГУВД ведёт следователь-армянин. Копает как экскаватор и взяток, чистоплюй недоделанный, не берёт. И нафига вообще такие в менты идут? Неужели чтобы жить на одну зарплату? Как только Гюндузову сообщили о задержании Илоны, он сразу понял, что его прежняя жизнь закончилась, и из всего многообразия человеческих эмоций в его душе остались только ярость и жажда мести. Нет, не за Илону конечно, а за себя и свою семью. Илона — расходный материал, его игрушка молодости, которой он после того как она утратила былую свежесть и привлекательность, просто нашёл другое полезное применение. Южная кровь Гюндузова закипала в жилах при одной мысли о мальчишке и его дяде, которые посягнули на святое — на свободу и будущее его единственного сына, да ещё и до основания разрушили благополучие его семьи. Возможности повлиять на ситуацию таяли как кусок льда, оставленный на солнце. Именно поэтому, когда Гюндузов увидел в собственном дворе этого самого мальчишку, вышагивающего с чемоданчиком и довольного жизнью, он бросился домой, выдернул из душа брата, они прыгнули в машину и рванули в погоню за «Лексусом», к тому времени уже скрывшимся за углом. На выезде из двора стало очевидно, что объект их погони мог повернуть только направо — пересечь плотный поток машин для поворота налево было нереально. И пока «Мерседес» под управлением брата как пришпоренный конь рывками метался из ряда в ряд, Гюндузов, сбросив тёмные очки, напряжённо всматривался в поток машин в поисках серебристого «Лексуса». До сегодняшнего дня он не задумывался над тем, сколько в Москве серебристых машин. Теперь же создавалось впечатление, что добрая их половина — серебристые седаны. Но «Лексусов» среди них не было. Встречались «Тойоты», «Ниссаны», «Мазды», «Фольксвагены» и даже одна серебристая «Альфа Ромео». Гюндузов провожал глазами машину за машиной лишь для того, чтобы с раздражением убедиться, что это в очередной раз не то, что он ищет. Уже готовый смириться с очередным поражением, он в последний момент всё-таки разглядел на очередном серебристом багажнике наклонную букву «L» в овале. — Они! — закричал Гюндузов, в порыве радости случайно задев рукой в гипсе водителя по предплечью. — Э, ты полегче руками маши! — отозвался тот. — Вижу, не уйдут. — Извини, брат, я случайно. Однако, в вечерних московских пробках Гюндузовым никак не удавалось сократить расстояние до «Лексуса». Йылмаз Нургюнович скрежетал зубами, топал ногами и ругал водителя. Пару раз они теряли машину Коли из виду, но снова находили. Так они доехали до Колиного двора. Во двор они заехали когда Коля уже открывал дверь подъезда. Оставалось затаиться и ждать… Коля стоял на светофоре в ожидании зеленого, мучительно соображая, что теперь делать. Он прекрасно понимал, что уехать от «Мерседеса» нереально. И дело даже не в том, что «Мерседес» Гюндузова новее и мощнее Колиного «Лексуса», а в том, что как в девятнадцатом веке американец Сэмюэль Кольт уравнял в правах всех людей, в городе светофоры уравнивают все машины. Шансы уехать от «Запорожца» на «Жигулях» или даже «Ламборгини» в городе равные и равны они нулю. Манёвренность и способность быстро разогнаться оказываются бесполезными на первом же красном светофоре. — Пристегнитесь и проверьте ремни. — быстро сказал Коля, выключил кондиционер и добавил: — Держитесь! Зажёгся зелёный. Машины впереди поехали. Поехал и Коля. За ними бампер в бампер не отставал «Мерседес». Увидев, что водитель в соседней полосе замешкался, Коля быстро перестроился влево. Сзади раздался короткий визг тормозов и недовольный гудок. — Извини, очень надо, — тихо сказал Коля, обращаясь к невидимому водителю. Левый ряд двигался быстрее правого и Колин «Лексус» быстро оказался на три машины впереди «Мерседеса» и этот разрыв медленно, но неумолимо увеличивался. Сзади слышались возмущённые гудки — «Мерседес», предпринимающий отчаянные попытки перестроиться в левый ряд, не пускали. На следующем перекрёстке подвернулась удачная возможность уйти в полосу для поворота налево и повернуть по стрелке на свободную улицу, оставив «Мерседес» ждать зелёного запертым в правой полосе. — Фуф! — шумно выдохнул Коля и с улыбкой глянул на Алису. Сердце отчаянно колотилось. Алиса, бледная, вцепившаяся в ручку над дверью, вымученно улыбнулась в ответ. У Коли же, наоборот, горели щёки. — Повезло нам. Теперь уносим ноги, — весело сказал он, быстро набирая скорость. Но радость оказалась преждевременной — «Мерседес» не думал сдаваться. Вывернув через поребрик на газон и задев правым зеркалом фонарный столб, отчего оно с хрустом разломившись, повисло на проводах, «Мерседес» объехал стоявшие перед ним машины и, собирая справедливые «лучи поноса» от уже тронувшихся на зелёный водителей, наперерез рванул налево вслед за «Лексусом». Коля, увидев в зеркале преследующий его «Мерседес» и мигающий зелёный впереди, от души втопил педаль газа до пола, выжимая из машины всю мощь, на которую она была способна. Стиснув руль и внимательно глядя на дорогу впереди в ожидании какого-нибудь подвоха — открытого люка или чего-нибудь валяющегося на дороге, Коля мысленно обращался к машине: «Только не подведи, уедем от этих, я тебя и на мойку свожу, и на техобслуживание». И снова удача оказалась на стороне Коли. Пока он ехал до следующего перекрёстка, светофор впереди сменился на жёлтый и, через пару секунд, на красный, однако Коля в последний момент, увернувшись от уже начавшего движение и медленно набирающего скорость «длинномера», перекрёсток проскочил. Водитель «длинномера» выразил своё отношение к Коле низким, протяжным как у парохода, гудком вслед. Вспомнилась фраза из «Мимино» — «А эти жигули чем думают, я не знаю! Под ногами крутятся, крутятся, крутятся». Но тяжелый «длинномер» с прицепом, перегородивший перекресток, на время разделил быстро удаляющийся «Лексус» и остановившийся «Мерседес» непреодолимой стеной. Всё это хорошо, но что делать дальше? Уйти через дворы? Не вариант, там люди, дети, быстро не поедешь, к тому же, во дворах зачастую устанавливают бетонные блоки, не дающие проехать насквозь. По улицам тоже не уехать, Гюндузовы уже показали свою решимость и, похоже, от преследования не откажутся. Но пока лишь оставалась одна возможность — уезжать вперёд и надеяться на чудо. Может, хоть патруль ГИБДД встретится, можно было бы у них помощи попросить, но это вряд ли, их в последнее время мало на дорогах. Неужели при реформе полиции уволили всех взяточников и в ДПС совсем никого не осталось? На очередном светофоре Колино везение закончилось — зажёгся красный и пришлось остановиться. Деваться было решительно некуда — в поперечном направлении шёл непрерывный поток транспорта. В зеркало Коля отлично видел, как сзади неумолимо приближается «Мерседес». Взлететь как флип «Лексус» начала двадцать первого века не мог. Оставалось стоять и ждать развязки. «Мерседес» с болтающимися на проводах остатками зеркала, подъехал и остановился слева от Колиной машины. Гюндузов-пассажир, потный, раскрасневшийся, как будто он не ехал всё это время на машине, а догонял «Лексус» бегом, опустил стекло. Жестами показал сделать тоже самое. Коля тоже опустил стекло. — Чего надо? — спросил он. Гюндузов заглянул салон «Лексуса». — О! — сказал он. От волнения его акцент был сильнее. — Всэ здэсь. Тэпэрь слющай. Едэшь во двор, — он махнул рукой за перекрёсток, — Там останавливаэшься, виходишь. Я тэбэ ужэ прэдлагал договориться, а ты меня нэ послушал. Зря, ой зря. Знаещь, такая русская поговорка есть — «Нэ плюй в колодэц, пригодится воды напиться»? — Я знаю другую, — спокойно сказал Коля, — «Плюй в колодец, не пригодится воды напиться». Колодцы, они ведь и канализационные бывают. Чёрные глаза Гюндузова налились кровью. — Да ти, я вижю, по-харошему нэ понимаэщь! — зло процедил он сквозь зубы. Из окна «Мерседеса» на Колю чёрным отверстием смотрело дуло пистолета.