Так жестоко сдохла...

Недостаточно хорошая. А Рома любит. Недостаточно красивая. А Рома целует. Неподходящая для Мокривского сука, что красится криво и тупо, страшно и глупо, что мажет лицо каждый божий день, что живёт и живёт и живёт. Некоглая тошнит ужасно. — Простишь меня? Да мне не надо! Коля ненавидит это миниатюрное лживое личико, которое находится рядом со стримером всегда. Он вынимает недокуренную сигарету изо рта, наклоняется и подносит её к измученному лицу девушки. Рука дёргается как бы случайно – и окурок прожигает нежную щёку. — Даша. Милая, дорогая Даша. Ты не должна была, блять, появляться тут, мешать мне. Но я сотру... Сотру тебя, как грязь, с его чистого, непорочного лика. Сука... Хватает за волосы – Юечка бы от боли простонала, да рот заклеян – псих не любит женские крики. Он любит мягкий, бархатный тембр, наполняющий душу до дрожи... Хлоп. По изуродованной щеке. Хлоп. По лицу второй раз, третий. Бьёт больно, чтобы рыдала. Грязная, мерзкая... Ненавидит. Её душа пропитана червями, что обглодали кости все, и развалились по крупицам. Большие глазки режутся легко, и нож безумно глубоко проходит вглубь. И Некоглай проводит резко – лицо всё разрубает. Так весело – барахтается в крови. И пальцами он жижу кровавую берёт. Подносит к носу. — Так прекрасно. Так жестоко сдохла... Коля личико ногой пинает, растаптывая мёртвые глаза, стараясь тут всю ненависть вложить. Псих улыбается – счастливо так, прекрасно. Плюёт на тело – просто заслужила. Размазывает кровь прям по щекам. Щелчок – чтобы запомнить. Запомнить, как он победил. В очередной раз ты наказал врага, убрал то, что тебе мешало. Наверное, Мокривский не поймёт. Так любит её нежное лицо. Мягкие волосы, и сладкий, лживый голос. У Даши не было того, что даст ему лишь он. У неё нету той безумной нежности, она пустая, словно кукла. Она и есть кукла. Рома поймёт. Он должен. Поймёт, что Коля спас его. У Юечки нет ничего. А у него – есть всё. Последний раз псих вытирает ножик пальцем, и тянется в карман за телефоном. И в трубку после тихо говорит: — Это я. Да, Рома, это я. И ухмыляется, глядя на массу мёртвую, кровавую. Грудь Юечки всю обрамляет кровь, текущая с лица. Он должен... Должен всё это увидеть.

Прости, Ром, но так вышло.