***
— Мисс Селеста… — тихий заговорщический шепот из полуоткрытой двери и мелькнувшая в проеме взъерошенная юношеская голова. — Вы меня слышите? — Моррис? Ты что здесь делаешь? — резко оторвалась от монитора секретарь и подняла голову на звук. — Я хотел с Вами поговорить. Селеста на всякий случай выключила экран и выдвинулась на свободную половину стола. — О чем? — строго спросила она, поправляя очки. — Я про мисс Изабеллу и… ее друзей. — Что случилось? — Ну… прошло столько времени. А договор был подписан на четыре недели. — Все родственники под контролем и получают огромные компенсации. Банковские счета всех участников проекта пополняются ежедневно. Жалоб нет, — быстро отрапортовала Селеста, по-видимо, уже набивший оскомину текст. — Просто наши системы были также рассчитаны на четыре недели. После этого они должны были перестать работать от износа. Но они все еще работают. А так не может быть. Когда я считал их работоспособность, у меня были совсем другие показатели. Я не мог так ошибиться, однако… — Моррис, у тебя есть свои задачи. Иди займись ими. — Вы сейчас подумаете, что я сумасшедший, — наоборот, зашел в помещение юноша и осторожно закрыл за собой дверь, — но у меня такое ощущение, что они поддерживаются не техническим способом. — Моррис, я же сказала… — Тем не менее этот способ не может учесть все технические особенности. — Ты меня не слышал? — Понимаете, это пространство как-будто законсервировали, поэтому для его поддержания в существующем состоянии оборудованию не нужно работать на полную мощность. И все же его нельзя отделять от этого мира, иначе оно просто затеряется где-то в непонятных измерениях или же, наоборот, ворвется в наш мир и займет собой аналогичное место с непредсказуемыми последствиями. — Моррис, тебе надо… — И наше оборудование рано или поздно начнет выходить из строя. Уже наблюдаются небольшие сбои. Необходимо или выводить всех участников из проекта, или усиливать систему. Но, поскольку оговоренные четыре недели давно прошли, было бы проще завершить этот… — Я все передам мистеру Харвесту. Юноша нерешительно подергал широкую штанину и почесал в затылке: — Так, может, Вы мне скажете, каким образом это пространство до сих пор… — Если у тебя все, ты можешь идти. — Когда я работал над этим проектом, — сконфуженно шмыгнул Моррис, — мистер Харвест сказал мне, что я постоянно буду иметь доступ ко всей относящейся к нему информации, чтобы в любой момент внести корректировки и не допустить неполадок. — У нас нет неполадок, — встала Селеста из-за стола. — Но я ведь вижу помехи и сбои… — Мистер Харвест такой же инженер, как и ты. Даже он ничего не видит. Или ты претендуешь на то, что разбираешься в происходящем лучше него? — Нет, что Вы… — испуганно попятился Моррис и, толкнув спиной дверь, оказался на пороге, — но движок для этой программы писал и собирал я, поэтому… — Ты свободен, Моррис. Селеста подошла к дверям и закрыла их перед самым носом собеседника. В кабинете стало тихо. Девушка немного постояла у дверей, убедилась, что шаркающие шаги удалились и, прислонившись спиной к стене, устало сняла очки и распустила волосы из тугой прически. Темно-русые локоны медленно развернулись под собственной тяжестью и упали на плечи. Она долго смотрела в одну точку, не шевелясь. В потолке еле слышно шумели самые современные системы вентиляции и увлажнения воздуха, теплое диодное освещение мягко сияло со стен и потолков, оборудование климат-контроля ежесекундно измеряло данные помещения и настраивало наиболее комфортные показатели. На столе стоял дорогой сервиз из итальянского фарфора, рядом лежали последние модели КПК и ультрапланшета, поблескивали в свете диодов золотые браслеты и ключи от нового планомобиля. О такой работе можно только мечтать… — Селеста, — внезапно активировался динамик КПК, — зайди ко мне. Захвати ежедневник. Девушка вздрогнула и поспешила к столу: — Да, мистер Харвест, сейчас буду. Она наскоро заколола волосы, надела очки и, задев стопку бумаг, схватила планшет. Дверь закрылась, пикнув биометрическим кодовым замком. Порыв сквозняка слегка приподнял разъехавшиеся листы и обнажил подпись на одном из документе: секретарь ООО "Новая Реальность", Селеста-Шарлотта Мейнфилд.***
— Мэтью, мой дорогой, неужели, ты думаешь, у меня есть от тебя секреты? — И с каждым днем их все больше. Катрин изящно прошла мимо широкого рабочего стола и, отбросив длинный подол, села на кресло руководителя. — Как и у тебя, — улыбнулась она. — Так мы зайдем в тупик, — заложил руки за спину Мэтью и подошел к окну с негромким стуком каблуков. — В чем же ты меня обвиняешь? — томно переплела руки Катрин. — Ты не говоришь мне о своих целях. — Что за глупости? — презрительно хмыкнула Катрин. — У нас с тобой одинаковая цель — деньги. И мы говорили об этом с самого начала. — Нет, — развернулся Мэтью. На фоне диодного освещения резко обрисовалась его подтянутая фигура в сером костюме, похожем на старинную военную форму. — И ты мне все расскажешь. — Ты мне угрожаешь? — через некоторое время уточнила Катрин. — Я рассчитываю на твое благоразумие. — А если я захочу, чтобы мои маленькие женские секреты остались при мне? — Что ж, — неспешно двинулся в ее сторону Харвест, — в таком случае, мне придется сделать то, чего мы оба не хотим. — И что же это? — проводила его взглядом Катрин. Мэтью встал за стул, на котором она сидела, и наклонился к блестящим темным волосам с драгоценными уборами: — Я свяжусь с Лукардом и обо всем расспрошу его сам. Прекрасное лицо резко потемнело. Катрин вскочила со стула и, встав напротив, замерла, словно кобра перед прыжком. — Ты хоть понимаешь, что говоришь? — в бешенстве прошептала она. Мэтью усмехнулся и, вернув свое место за директорским столом, махнул рукой: на окна тут же опустились плотные шторы, в двери щелкнул замок, а музыка в коридоре стала значительно громче. — Честно говоря, мне плевать, что вас связывает, — произнес он, — но все, что ты делала, было направлено на то, чтобы выйти на Лукарда чужими руками. Сама же ты не хочешь ему показываться. Значит, он опасен для тебя и ты его боишься. И если ты не хочешь, чтобы я сообщил ему, каким именно образом ты ото всех прячешься, тебе придется ответить на мои вопросы. — Ты понимаешь, что тебя в любой момент может не стать? — с неподвижной улыбкой произнесла Катрин. — Конечно. И именно в момент моей смерти активируется программа, которая свяжется с графом от моего имени и расскажет ему о тебе. Предотвратить ее работу ты не сможешь — это не твой уровень частот. Залезть ко мне в голову во сне у тебя тоже не получится. Я распознаю тебя в первую же секунду. Единственное, что тебе останется — попытаться отвлечь графа от моего сообщения. Но тебе нужно будет делать это самостоятельно — никто другой на подобное не способен. А для этого тебе придется оказаться рядом с ним. Что равноценно твоему обнаружению. — Что ты хочешь узнать? — отрезала Катрин. Харвест снова усмехнулся и, поставив локти на стол, сложил пальцы перед лицом: — Поскольку мне важно состояние Изабеллы, первым делом ты расскажешь мне о том, что происходило у нее в голове все эти месяцы в ночное время суток. И о том, что ты сделала с ней сейчас. Я вижу, насколько спокойнее она стала спать. — С ней все в порядке, не волнуйся. Сейчас она будет даже значительно более счастливой во сне, чем раньше. — Ты не услышала меня? — Ах, эти мужчины! Какие же вы надоедливые, — вернулась в привычное состояние Катрин, сверкнув неотразимой улыбкой. — Я жду. Катрин медленно зашла за спину собеседнику. — Что ж, сейчас Изабелла практически полностью свободна в своих фантазиях. Можно сказать, что у нее ментальные каникулы. До того момента, пока влияние на нее и ее поведение не понадобится вновь, — с не поддающимся интерпретации выражением лица пояснила она. — Пока все, что было необходимо, достигнуто. Его Сиятельство стал центром ее Вселенной. А чем больше своей энергии она будет посвящать ему, тем больше он станет зависим от нее. И если вдруг с ней что-то случится, он отдаст очень многое, лишь бы ее вернуть. Ее и ее эмоции, к которым он начинает привыкать. Это ли не то, чего ты добивался? — При чем тут сны? — с нажимом повторил Мэтью, ни разу не повернувшись к Катрин за время ее монолога. — Ну что же тут непонятного? — нетерпеливо топнула она. — Где, как не во сне, можно создать ту реальность, в которой нет никаких ограничений? И которая будет потом постоянно влиять на подсознание, подталкивая к соответствующим мыслям и действиям. — Как? — методично продолжил допрос Харвест. — К тебе никогда не прилипала какая-нибудь мелодия, от которой ты не мог отвязаться и потом напевал ее целый день? — Предположим. — Это случается от того, что она неосознанно оказывает на тебя большое впечатление: задевает ли твои любимые гармонии, напоминает ли знакомую песню, ассоциируется ли с каким-то событием, — неважно. Важно то, что она продолжает воздействовать на тебя даже тогда, когда ты ее уже не слышишь. Более того, ты становишься ее заложником. Она принуждает тебя выполнять ее требования. То есть петь ее. — Я правильно понимаю, что Изабелла становится заложницей собственных мыслей, которые формируются у нее во время сна? — Точно также как это было раньше, когда она получила свои задания для первого сезона. — Все тезисы первого сезона я прописывал для всех участников самостоятельно и был в курсе всего. Однако сейчас я не могу проконтролировать то, что происходит в сознании Изабеллы. Ты же бродишь по ее голове, как у себя дома, а я вынужден опираться лишь на твои слова. — Я говорила, это совсем не важно, потому что сейчас никто не видит ее мысли, как раньше. Важен лишь результат их влияния на ее поведение. — Озвучь мне это. — Ну хорошо, — уже несколько нервно отреагировала Катрин и, выйдя из-за спины собеседника, заговорила значительно быстрее и нетерпеливее. — Я сделала так, что в ее снах она была одна, без своих коллег. Его Сиятельство тоже был один. Без Адриана, Селены и других жителей замка. Его окружение было просто безликой безымянной массой, чтобы Изабелла не акцентировала на это внимание, а была полностью сосредоточена на нем. Для того, чтобы он стал для нее центром мироздания, пришлось поместить ее в легкий кинематографический кошмар, из которого он ее спас. Она уже проживала подобную схему в первом сезоне, поэтому все прошло по накатанному пути. Чтобы у нее не было чувства несоответствия, я сделала так, что Его Сиятельство в ее сне появился в тех же числах и в том же месте, где она увидела его вживую, и позволила ей во сне отталкиваться от основных событий ее реальной жизни. Таким образом обе ее жизни — выдуманная и настоящая — шли примерно параллельно. При этом она всегда помнила, чем закончился последний сон, которой становился точкой отсчета для следующего. Я не могла создать ей полностью альтернативную историю с другими датами и географическими объектами, как в первом сезоне — такое несоответствие рано или поздно свело бы ее с ума, потому что, в отличие от прошлого раза, сейчас днем она бодрствует в прямом смысле этого слова. А подобные скачки из одной реальности в другую очень опасны. Тем более, если они происходят не единожды. По той же причине я даже не могла настраивать ее на эти сны каждую ночь. Приходилось ждать по несколько дней, чтобы ее сознание стабилизировалось. Давление, оказываемое на нее, должно было быть минимальным. Однако, — сделала небольшую паузу Катрин, — достаточным для того, чтобы подталкивать ее к событиям, которые после пробуждения будут оставлять ощущение, характеризующееся как "в моей жизни нет никого, кроме него". Ведь в ее снах, действительно, больше никого нет. И, как ты понимаешь, согласно этой формулировке она живет и действует. Как с назойливой песней, от которой ей никак не отделаться, но она не понимает, почему. В принципе это все, что было необходимо. Никаких дополнительных задач во сне она не получала. Я просто дала ей несколько опорных точек, вокруг которых она строила свою историю. Наступило довольно продолжительное молчание. Харвест встал из-за стола и прошел к почетной стене, но даже не взглянул на нее. — Все, что ты рассказываешь, слишком легко, — заложил он руки за спину и посмотрел в пустое пространство перед собой. — Я видел, как беспокойны были ее сны. И как она вскакивала с кровати. — Я и не говорила, что это легко. Механизмы, о которых идет речь, вашим поколением еще не изучены. И не будут изучены на твоем веку, — странно улыбнулась Катрин. — Я говорю о другом. И ты прекрасно поняла меня. — Изабелла сама выстроила такой сюжет на основании образа Его Сиятельства, который я поместила ей в голову. Для нее это не составило труда, потому что она хорошо натренирована прошлыми… — Тот граф, которого я наблюдаю, не стал бы ее пугать, — перебил ее Мэтью. — У него нет на это причин. И если бы ты поместила ей в голову именно такой образ, ее сны были бы значительно спокойнее. Однако иногда она почти задыхалась от увиденного. Что ты не договариваешь? — Харвест медленно повернулся к своей собеседнице. — Кого ты ей подсунула? А, главное, зачем? Тишина. — Как много вопросов ты задаешь, — через время произнесла Катрин. Ее голос стал холодным и отчужденным. — Я поместила к ней того, кого посчитала способным наиболее быстро привести нас к цели. Харвест сделал несколько шагов вперед и остановился у стола, на противоположной стороне которого стояла Катрин. — Это был не граф? — почти без вопроса уточнил он. Катрин скучающе посмотрела в окно, а затем направила немигающий взгляд на оппонента: — У нас у всех много ипостасей. Со своими подчиненными ты один, с близкими — другой. Друзья слышат твой веселый голос, прохожие — безразличный. Твои прикосновения при рукопожатии будут учтивыми, а с женщиной — будоражащими и ласкающими. Ты никогда не будешь одинаков со всеми. И никто не будет. Ты так не считаешь? Молчание. — А еще иногда люди сильно меняются в течение жизни. События, впечатления, потери, катастрофы. Ты видел когда-нибудь фотографии одного и того же человека до и после войны? Если люди могут поменяться в одночасье даже внешне, представь, какие изменения происходят с ними внутри. А если, скажем, ты вспомнишь себя десять лет назад. Был ли ты тем же, что представляешь из себя сейчас? А двадцать? — Катрин оттолкнулась бедром от стола и вышла на пустое пространство. — А сто двадцать? — улыбнулась она, и ее красивые глаза устремились в видимую ей одну даль. — А двести двадцать?.. — Это был он или нет? — довольно резко прервал ее Харвест. Катрин перевела на него взгляд. — Да, — ответила она похолодевшим голосом. — Когда был совсем молод. Относительно своего возраста, конечно. Мэтью ничего не сказал, однако по его молчанию было понятно, что он принял эту информацию или был вынужден ее принять за неимением альтернатив. — Если на этом твои вопросы закончились, то мне пора идти, — сообщила Катрин. — Ты второй мужчина за всю мою жизнь, на которого мне приходится тратить столько времени. — Значит, сейчас ты не ставишь перед Изабеллой никаких задач? — уточнил Харвест. — Пока нет, — подавила вздох раздражения Катрин. — Только по необходимости упрочиваю ее мысль о том, что это ее реальность, когда она начинает что-то подозревать. Иначе потом мне будет сложно ее туда вернуть. — В какой момент ты приостановила свое влияние? — повернул голову в ее сторону Мэтью. — Сразу, как только они покинули Мальдивы. — Еще там? — Нет, в момент их пересечения защитного барьера замка. Я не захотела рисковать. — Потому что граф мог почувствовать твое присутствие в сознании Изабеллы? — Будем считать так. — Что ж, я правильно понимаю, что последний сон под твоим давлением Изабелла видела на Мальдивах? — Именно. — А она об этом не догадывается? — Сейчас, когда напряжение сошло и ее сознанию не надо отдавать столько сил на эмоции, у нее появились ресурсы на анализ ситуации, и периодически она доходит до истины. В связи с этим приходится применять грубую силу. Но в остальном она совершенно свободна. — И что же ей сейчас будет видеться? — То, что ее успокаивает. То, что она хотела бы видеть. То, что даст возможность отдохнуть ее разуму. Считай, что у нее отпуск. — Хорошо. Тогда у меня последний вопрос. — Слушаю, — сдержанно осведомилась Катрин. — Ты сказала, что дала Изабелле несколько опорных точек, вокруг которых она строила свою историю. — Верно. Мэтью сложил руки на груди и неспешно прошел на середину комнаты: — Ты хочешь, чтобы я в это поверил? Задумчивое движение напротив и недолгая пауза. — Что тебя не устраивает? — То, что ты описываешь, — понизил голос Харвест, — является принципом устройства моей программы. Это схема работы "Новой Реальности". То, что я кодировал сам, и то, к чему расписывал алгоритмы собственными руками. Тебе ли не знать об этом? — Я вполне осведомлена, — рассмеялась Катрин. — Тогда на каком основании ты думаешь, что я поверю в то, что ты говоришь? Ты или решила, что у меня амнезия, или снова лжешь. — Ах, вот ты о чем, — убрала улыбку Катрин и сделала шаг навстречу. — Выходит, ты еще не понял. — Вокруг внезапно стало темнее, а в воздухе повисла необъяснимая неподвижность. — Дорогой мой, "Новая Реальность", — в момент оказалась она рядом со своим собеседником и очень медленно прошептала ему на самое ухо, — это и есть я.***
Она боялась думать о Небе в его присутствии. И даже, когда не видела его. Ей казалось, что он мгновенно прочитает эти мысли. С любого расстояния. В любое время. Даже когда спит. Или, в крайнем случае, поймет это, когда проснется. Что за этим последует, она, правда, не представляла, но понимала, что два этих явления не совместимы. И все же, когда она в шутку спросила Лукарда, почему он такой тяжелый, он, по-видимому, так же в шутку ответил, что его грехи тянут его в ад. Или не в шутку. Но Изабелла продолжила их не совсем обычный диалог и сказала, что в таком случае ему нужно сходить в церковь. Он усмехнулся и сообщил, что вряд ли выживет, если попытается их замолить. "Я делал все. Все, что ты можешь себе вообразить. Если когда-нибудь наступит Высший Суд и передо мной предстанут все загубленные мною души, чтобы я покаялся перед каждой из них, у Вселенной не хватит времени, — захохотал Лукард. — Не хватит времени на мои грехи. Они все стоят за моей спиной. — Он немного помолчал, а потом посмотрел в ночную даль. — Эта пропасть без дна. А я в самом низу. Мои грехи бесконечны, и я никогда не искуплю их". Впрочем, эти слова он говорил, уже стоя за деревьями напротив входа в небольшую церковь. Скорее всего, он планировал подождать Изабеллу там, пока она завершит свою экскурсию, но судьба в ту ночь распорядилась иначе. Увидев, что идти самостоятельно ее спутник не собирался, девушка взяла его за руку и потащила за собой, манимая неуловимым теплым свечением, исходящим из-под дверей храма. Ей показалось, что Лукард стал упираться, но все же она двигалась вперед. Изабелла даже рассмеялась от того, как мягко он ей поддался, сделав вид, что не хочет идти в святое здание. Ее смех зазвенел и растворился под сенью звездного неба… Она не видела, как яростно Лукард сопротивлялся за ее спиной и как в последний момент он попытался ухватиться за дверной проем. Он вцепился в каменную кладку, изо всех сил стараясь удержаться на пороге, однако его когти лишь скользнули по рельефной поверхности, словно по гладкому стеклу, и, чудом не оставив никаких следов, оказались в воздухе. Но она не видела этого, не чувствовала и не слышала, потому что Лукард ничего не мог сказать. Равно как и остановить хрупкую ручку, настойчиво тянущую его за собой. Чарующее, светящееся мягким благодатным светом пространство, невидимое глазу, но ощутимое каждой клеткой тела, сразу обволокло вошедшую в зал тонкую фигурку и замерцало жемчужными переливами. Изабелла в восхищении подняла голову и, приложив руки к груди, залюбовалась прекрасной росписью и высоким иконостасом. Ей было так спокойно и хорошо, что показалось, будто она попала в другое измерение. Взгляды умиротворенных ликов, высокие своды, запах ладана и сверкающая даже в полумраке богатая позолота, — все это окружило ее и отделило от бренного мира, оставшегося за церковными дверями. Давящее ощущение на голове стало проходить. Перед глазами замелькали знакомые лица, знакомые места, здания, имена, названия, сцены жизни… Изабелла удивленно посмотрела по сторонам. Где же все? Где ее друзья и коллеги? Что происходит?.. Сзади раздался странный шорох. Она задумчиво обернулась и тут же замерла: Лукард стоял на коленях в нескольких шагах от нее, опираясь на одну руку и приложив вторую к шее. Он пытался встать, но у него не хватало сил. Изабелла кинулась к нему и по инерции первым делом приложила ему ладонь ко лбу. — Что случилось? Тебе плохо? — осознав глупость собственного жеста, поспешила она одернуть руку и скользнула пальцами по его волосам, непроизвольно отметив их приятную шелковистую тяжесть. Лукард вздрогнул, но поднять голову не смог. — Бывало лучше, — хрипло ответил он. — Здесь есть вода, — внезапно увидела серебристую емкость в нескольких шагах Изабелла. — Принести? — Перекрестить не забудь, — сдавленно отреагировал Лукард. Девушка ойкнула и сцепила руки на коленях. — Что мне сделать? — растерянно прошептала она. — Для начала — не приходить сюда. Изабелла хотела взять Лукарда за плечо, чтобы попытаться помочь ему встать, но вновь поняла глупость затеи и в безысходности замерла рядом, оглядываясь по сторонам. — Я принесу скамейку! — увидела она единственный предмет, на который Лукард мог бы опереться и подняться на ноги, и дернулась с места, но Лукард резко придвинул ее к себе и, обняв за талию, прислонился лбом к ее животу. Девушка от неожиданности поджала руки к груди, но через время, поняв, что ничего страшного не происходит, инстинктивно опустила их ему на голову. Показалось ли ей, что Лукарду стало легче от ее прикосновения, она не знала, но его плечи расправились и стали раскованнее. — Не отходи, — очень тихо, почти шепотом произнес он. — Но я хотела принести… — Побудь рядом. — Хорошо… Изабелла не знала, сколько времени прошло. За окном было все так же темно, но луна и звезды успели поменять положение на небе… А если он не сможет отсюда выйти?! Ведь она не в состоянии поднять его! Да и никто из известных ей людей не был способен на это. Что с ним будет, если он останется здесь до утра?! А вдруг, когда взойдет солнце и осветит зал, ему некуда будет спрятаться?! Ведь эта золотая роскошь стен и иконостаса будет не только ловить солнечные лучи, но и преломлять их по всему пространству! Девушка почувствовала холод на спине. Ведь эти лучи поранят его! Она же сама была тому свиделетем! А если… — Изабелле показалось, что ее прокололи пучком острейших игл в районе груди, — …если она ничем не сможет его накрыть? Что, если прикосновение церковных тканей для него так же опасно, как солнечный свет? Что тогда будет? — Лукард, — прошептала она. Он не ответил. — Лукард, нам надо уходить, — схватила она его за плечи. Но он словно окаменел у ее ног. Что же она наделала?! Это все из-за нее! А вдруг ему так плохо, что он не может говорить?! — Лукард! — затрясла она его. — Тебе больно?! Ты не можешь двигаться? Что с тобой?! И вновь никакого ответа. Девушка опустилась рядом и попыталась посмотреть ему в глаза, но они были закрыты. Он стоял на коленях, опустив руки вдоль тела и склонив голову. Да нет же! Он должен встать! Он должен уйти отсюда! Он ведь такой сильный! Ему нужно просто подняться на ноги! "Эта пропасть без дна. А я в самом низу, — услышала она его голос будто издалека. — Мои грехи бесконечны, и я никогда не искуплю их". Изабелла мотнула головой, пытаясь выкинуть оттуда навязчивые глупые мысли. — Открой глаза! Ты меня слышишь?! Он не сделал ей ничего плохого, а она подвергла его такой опасности! Ведь если бы не он, ее бы уже давно не было в живых! Он тот, благодаря кому она все еще в своем уме и продолжает существование! И что бы он про себя ни говорил, перед ней он ни в чем не виноват! — Лукард! Тишина. Изабелле показалось, что она увидела над ним темные контуры, похожие на каменные глыбы, но в следующее мгновение все исказилось и исчезло. Она еще раз встряхнула головой и, часто дыша, обняла его за плечи. Он не может здесь остаться! Он единственный, кто помог ей в этом аду! Он протянул ей руку помощи! Не оставил на произвол судьбы! О, Небо, пусть он очнется и встанет! Помоги ему уйти отсюда до рассвета! Сними эту тяжесть с его плеч, чтобы он мог двигаться! — Лукард! — позвала она его в шестой раз и вдруг почувствовала шевеление. Он медленно поднял голову и посмотрел перед собой, словно пытаясь выйти из необъяснимого оцепенения. Изабелла поймала его взгляд и истошно замахала руками у него перед лицом. — Мне не настолько жарко, — вдруг отреагировал он и вскинул вверх кончик брови. — Что? — опешила Изабелла. Но он вместо ответа неожиданно легко поднялся и, подхватив собеседницу на руки, направился к дверям. Девушка остекленело смотрела на удаляющиеся золотые стены и понимала, что совершенно не может объяснить себе происходящее. Но спрашивать спутника ни о чем не стала. Равно как и углубляться в размышления о том, что вообще происходит вокруг нее и куда подевались ее друзья. Они подошли к выходу, и Изабелла, все еще не имея возможности внятно изъясняться, знаком показала, что хочет встать. Лукард спустил ее на каменный пол и первым молча покинул здание. Изабелла в последний раз взглянула в сторону зала и взяла с близлежащей тумбы какой-то глянцевый журнал, чтобы использовать его вместо веера. Обмахиваясь и без того прохладным ночным воздухом, она проследовала за исчезающим в темноте высоким обликом и переступила порог церкви. — Лукард, — позвала она его, — ты хорошо себя… Но договорить она не смогла. Едва обе ее ноги оказались за дверями храма, как что-то невидимое так сильно сдавило ее голову, что она даже вскрикнула и выронила журнал. — Что случилось? — услышала она сквозь шум в ушах. — Не знаю, наверное, перепад температуры после помещения, — прошептала она, растирая обеими руками нещадно колющие виски. — Весьма сомнительное место, — заметил Лукард. Если бы Изабелла была в обычном состоянии, она бы покачала головой или усмехнулась над его сарказмом, но сейчас она не смогла сделать ни одного, ни другого. — Тебе давно пора спать, — произнес Лукард, подняв журнал, отдав его Изабелле и вновь взяв ее на руки. — Наверное, — тихо согласилась она, пытаясь найти позу, в которой железные тиски на ее голове будут жать не так сильно. Они ушли с небольшой площадки перед церковью и углубились в рощу. — С тобой все хорошо? — наконец смогла спросить Изабелла. — Да, — коротко ответил Лукард. Они замолчали. Девушка, слегка прикрывая глаза от пульсирующего давления, подняла голову и взглянула в лицо собеседнику. Его глаза выделялись зеленым свечением в окружающей темноте, но не были пугающе ярки и пристальны. — Изабелла, — внезапно услышала она свое имя и вздрогнула от неожиданности. — Что? Лукард остановился, но продолжал смотреть в глубину лесной полосы. Он довольно долго молчал, а затем произнес: — Не надо больше просить за меня. — Что? — она подумала, что ослышалась из-за головной боли, и поднесла руку ко лбу. — Ни у земли, ни, тем более, у Неба. — Но я не… — запнулась девушка на полуслове. Однако завершить фразу она все равно не смогла бы, потому что Лукард медленно перевел на нее взгляд и прошептал: — Я не достоин этого.