***
— А я тебе говорю: несладко! — возмущался Цзянь, разуваясь на входе в номер. — Кофе у них был каким-то горьким в этот раз, а вот пиво неплохое. — Тебе лучше знать... — хмыкнул Чжэнси, пожав плечами. — Я впервые здесь, и потом ты без задней мысли осушил свой Ристретто в самолёте и глазом не моргнул. Освещённые блеклым тёплым светом маленьких декоративных ламп, расставленных по всему номеру, молодые люди стояли друг напротив друга, уставшие, немногословные и формально вежливые настолько, что становилось дурно. Сбросив с себя чёрную футболку, Цзянь взлохматил свои волосы и, ссутулившись, плюхнулся на кровать, смотря на горящие небоскрёбы сквозь упавшие на лоб пряди волос. Не слишком эмпатичный Чжань не знал, как вести себя в такой ситуации, но, полагаясь на опыт из прошлого понял, что такое поведение Цзяня вполне можно расценивать как проявление крайней степени отчаяния. — Ты чего это? — спросил он и перестал возиться со своей одеждой, ровно так же, как и И, оставшись в одних штанах. В тёплом, почти солнечном искусственом освещении купалась спина Цзяня, в то время как на лицо падал холодный синий вечерний свет, проходивший сквозь панорамное окно. Гангстер как бы говорил: «Я здесь, но моё лицо всё равно обращено к огням и шумным улицам». Мнимая, неясная тоска, тщательно скрываемая харизмой и холодом. Чжань осмелился сесть возле него и припасть мягкой щекою к его твёрдому плечу и ощутил, как И вздрогнул. — Ничего, — прошептал Цзянь, не глядя на Чжэнси. — Абсолютно ничего. Он твёрдо знал, что завтрашний день поделит его жизнь на «до» и «после», а если быть точнее, либо поделит, либо уведёт в минус и положит в гроб. Вдруг плечо И дёрнулось, и он согнулся, болезненно хихикая. Перед СиСи открылся вид на ровные острые позвонки, которые хотелось перечитать. — Я пойду в душ, — вдруг заявил Цзянь, собирая светлые спутанные волосы.***
Молодой человек просидел в душе непозволительно долго. За это время Чжэнси успел разобрать кровать, включить телевизор, получить ужин в номер и даже от и до прочесть инструкцию к какой-то непонятной навороченной штуке, что стояла здесь и ждала своего часа, но судя по лицу Чжамао после прочтения, он вряд ли захотел бы ей воспользоваться. Поначалу он не переживал ни о чём, листая местные каналы и даже не удосужившись настроить китайские субтитры: когда ты едва понимаешь, что говорят, мозг загружается куда больше, и неизвестные слова вытесняют тревожные мысли. Через полчаса непрерывного вслушивания Цзянь так и не вышел из ванной, и Чжэнси понял, что что-то здесь не так. Ноги застучали по гладкому полу и осторожно дошли до ванной. — Эй, могу ли я войти? Награждённый молчанием, Чжэнси нахмурился и взялся за дверную ручку, мастерски приставленную к тяжёлой дизайнерской двери, пытаясь её открыть. Но, как оказалось, сделать это было совсем не сложно. Цзянь даже не запирал её на замок. Смущение и излишняя кроткость, жившая в Чжэнси почти всю его сознательную жизнь, как будто исчезла: узнать состояние И было куда важнее. Войдя в ванную, СиСи увидел перед собой бледного, мокрого и неподвижного Цзяня с волосами, уже полностью залепившими ему лицо. Даже пена, которой когда-то была заполнена ванная, превратилась в белую, лишённую объема жидкость, так что уже ничего не закрывало обнажённое подсушенное тело, что тяжело дышало, вырисовывая острый узор рёбер. Отрешённый, И даже не сразу заметил, что к нему вошёл Чжэнси, но быстро опомнился и заулыбался с ноткой измученной игривости, оглядев парня с ног до головы. — Долго ещё собираешься здесь сидеть? — Понятия не имею… Если хочешь, не жди меня и иди спать. Всё равно мне сегодня нечем тебя занимать. После было лишь молчание. Чжэнси не на шутку оскорбился, но вида не подал. Отчего-то ему вдруг захотелось вдоль и поперёк изучить этого странного и мрачного Цзяня. Ясно было одно: человек, сидящий перед ним в ванной и обнимающий собственные ноги больше не «святая простота», как привыкли о нём говаривать. Он что-то скрывает или чего-то страстно желает. — Ну уж нет! — вскричал СиСи, удивившись собственной дерзости. —Если нужно, я посижу здесь с тобой столько, сколько нужно. Цзянь взглянул на него безразлично, но в то же время вопросительно. — Ты же спас меня… — начал Чжамао. — Тратишь деньги на охрану, на все эти рестораны… Я возмещу тебе вс… — Я?! Спас тебя?! — рассмеялся Цзянь и ударил кулак о воду так, что полетели холодные брызги. — Это всего лишь вынужденная мера. Спасателем всегда у нас нанимался ты. — Ну, тогда тебе стоит принять мою помощь. После этих слов с худощавых ног сползли штаны, и загремели железные вставки ремешка. Цзянь присвистнул и зачем-то коснулся рукой собственной шеи, медленно и ненавязчиво опуская её вниз и оставляя блестящий след прозрачной воды. Всё сводилось к неизбежному. — Эй, Чжань... — как бы невзначай спросил он, обняв руками влажные холодные колени. — Однажды я проронил опрометчивую фразу, мол, ты «дественно-чистый» студент... Так ли это? — Пытаешься деликатно спросить, был ли у меня первый раз? — мягко улыбнулся Чжэнси, медленно стягивая с бедёр боксеры, ловко ухватившись за их резинку. Усмехнувшись, Цзянь И кивнул, и Чжамао с теплотой вспомнил прошлое, в котором второй, разрываемый неукротимым любопытством, вечно пытался узнать ответы на неудобные вопросы и потому задавал их слишком замудрённо и абсурдно, боясь его засмущать, а тот в силу возраста злился и слал И куда подальше. — Честно признаться — не было. — Почему-то я не очень удивлён, — сказал Цзянь и игриво повёл рукой по стенке ванной. — Я настолько похожу на дикаря-асексуала?! — Возможно! — цокнул языком молодой человек и рассмеялся, позволив мокрым волосам упасть на лоб. — Но, если говорить без шуток, я просто подумал, что ты слишком занят учёбой и просто-напросто в этом не заинтересован. Чжань Чжэнси закряхтел и не нашёл нужных слов, чтобы как-то оправдать себя, ведь в этом не было смысла: гангстер читал его как открытую книгу. Вместо этого он подошёл поближе и принялся залезать в ванную, погружая в тёплую воду жаждущее расслабления тело. Наблюдая за напрягавшимися мышцами на теле СиСи, Цзянь мысленно целовал каждый его участок и чуствовал раздирающее изнутри умопомрачительное блаженство. — Как интересно… — начал он, отряхивая взмокшие пальцы. — Раньше мы оба были небогаты, и когда я в шутку предлагал принять душ вместе во имя экономии воды, ты бил меня по голове и запирал дверь в ванную, а теперь я могу позволить себе так много, и мы бережём эту чёртову воду... Но Чжамао философию не оценил. — Ты не отходи от темы, —воскликнул он. — Положим, я дикарь-асексуал, тогда ты озабоченный интеллигент? Колись, что уж… Прежде горящие глаза Цзяня на секунду погасли, а затем загорелись вновь, как лампочка под напряжением. Он явно вспоминал что-то крайне травмирующее. — Колюсь. Я тебя «не дождался», — заявил И. — Но это был вопрос бизнеса, мой сладкий, а бизнес, как говорится, не пушистый, а ещё в нём нет ничего личного. — В каком, черт возьми, смысле? — изумился Чжэнси, уже успевший сконструировать в голове весьма неприятную картину. — В том смысле, что в восемнадцать лет я был неопытным хилым дурачком, коим ты, собственно, и привык меня видеть, — начал Цзянь, скрывая дрожь в голосе. — Мой отец, что силой забрал меня к себе, считал, что я достаточно взрослый, чтобы решать серьёзные вопросы, что достаточно натренирован и всегда готов разорвать в клочья всех, кто не будет согласен на наши условия… В общем, хотел вырастить второго себя, да и в целом по сей день продолжает растить... — О Господи, Цзянь... — Нет, ты дослушай! — сказал парень и резко поднял из воды правую руку так, что с неё полетели капли и обрызгали Чжамао. — Ну так вот… В те годы я был ещё не в лучшей форме, да и мозги всё ещё оставались ватными, так что я в буквальном смысле предлагал своё тело взамен на выгодные решения проблем. Сказать, что Чжэнси был шокирован — не сказать ровно ничего. — Я ведь у них был местная звезда. Экзотика, так сказать. Ребёнок самого Господина Цзяня, которого он скрывал столько лет... — Но ради какой цели, дурачок? — А вот не хотел разочаровать отца, — ответил И, зарывшись в тонкую копну пепельных волос. — Один из этих ублюдков ещё такой мерзкий оказался: мне пришлось «пожертвовать собой» целых два раза: один за то, чтобы всё пошло без лишнего шума, другой раз оказался шантажом. Он сказал что-то вроде: «Ты сделаешь это ещё раз, если не хочешь, чтобы все, включая твоего папашу, узнали, каким местом ты решаешь вопросы...» Но это в прошлом. Глупого Цзяня И больше нет. Он учится на своих ошибках. Теперь он поступает мудро, хоть и не по совести. Молодой человек заранее знал, что всё сказанное выше отнюдь не приятно удивит СиСи, для которого жизнь — это нечто монотонное и серое, учёба — важна, а секс — то, без чего можно обойтись, но если он и должен случиться, то только от разгоревшегося в груди, подобно пожару, чувства. Здесь, сидя в ванной посреди воды, этот самый огонь начинал гореть, и Чжэнси не понимал, что с ним происходит, и куда приливает бурлящая алая кровь. Сидящий напротив Цзянь уже не сидел в прежней закрытой позе и медленно двигался к непроизвольно расходящимся в разные стороны ногам, оставляя длинные всплеки воды. Его глаза, так долго закрытые под мокрыми волосами, были пьяные, полуприкрытые и печальные, как у крошки Мэрилин. Они закрывались и закатывались, опалённые сладостным, жарким и скомканным, как и предполагал И, соприкосновением губ, с каждой минутой опускавшихся всё ниже. Они сделали это вместе. Чжэнси — от пожара, горевшего в груди до самого конца, Цзянь — от отчаяния.