Темные времена

      — Антициклон отступает, и вместе с ним ясные и морозные ночи сменятся пасмурным небом и дождем, переходящим в мокрый снег, — в который раз за день, сообщал женский писклявый голос по радио.       Дорога под ногами опять превратилась в мокрое грязное месиво. Крупные белые хлопья с тихим шорохом падали на дорогу, черепичные крыши домов, жестяные уличные подоконники и навесы витрин. Расположившись на крыше второго этажа Резиденции, прямо за водосточной трубой, Хатаке сосредоточился на происходящем за стенами.       Уяснив для себя стратегию работы, Какаши начал проводить собственное расследование. Если Пятая обвиняла старейшин во всех грехах, он понаблюдает за ними. Доверять подобную работу АНБУ было некстати, ведь задание такого рода вызвало бы за собой много нежелательных вопросов со стороны Ямато.       Влажный ветер и непрекращающийся снег осложняли его расследование, слившись со стеной здания, Какаши внимательно следил за разговором в кабинете.       Сухие, морщинистые пальцы бегло перелистывают страницы учетной книги. Нащупав закладку, Кохару открывает нужную запись.       — Списание средств было проведено неделю назад, — она задумчиво поджала губы, — к этому времени, средства должны уже поступить на счет дайме, вот, посмотри, — лист раскрытой учетной книги был испещрен мелким каллиграфическим шрифтом.       — Кохару, — ее бессменный напарник нетерпеливо потер переносицу под очками, — ты всегда была такой бесстрашной?       — Что не так? — она звучно захлопнула книгу. — Не вижу здесь ничего противозаконного, — развела руками, отчего широкие полы ее кимоно разметались в стороны, делая ее невысокую фигуру более широкой.       — Тебе только кажется так, — Хомура снял очки, и устало посмотрел на расплывчатые очертания предметов вокруг себя, — думаешь, о твоих делах не узнает Хокаге?       — Пусть узнает, — Кохару повела плечами в доказательство своей правоты, — и что она нам предъявит? То, что мы делаем налоговые отчисления в бюджет страны Огня? — ее голос отдавал нотками возмущения.       — Почему «нам»?       — Потому что и вы, — его коллега сделала многозначительную паузу, — господин, Митокадо, заседаете в Совете Старейшин, — иронично продолжила она.       — Ты всегда была такой осмотрительной в своих поступках, госпожа Утатане, — укоряет ее и, чувствуя, что диалог зашел в тупик, Хомура засобирался из кабинета.       На улице вечереет. Мокрый снег и колючий влажный ветер совсем не способствуют мыслительной деятельности. Выходя за ограду Резиденции, уважаемый старейшина накидывает капюшон плаща и подкуривает сигарету. И все же, по дороге домой он погружается в размышления.       В Совете Старейшин Конохи он уже состоял более сорока лет. За долгое время на его памяти случилось три Великие Войны Шиноби, несколько разрушений деревни, после которых не оставалось камня на камне. После каждого потрясения деревня возвращалась к прежней жизни, давая побеги молодой листвы. Однако ее халатность, как он предполагал, могла очень дорого обойтись, уже им двоим. Хотя и новый кандидат в Хокаге по возрасту совсем мальчишка, его слава идет впереди него. Зная строгость и педантичность Какаши во всем, Хомура ожидал серьезной проверки со стороны нового Хокаге.       Вместе с Кохару они имели равные права и возможности, а значит, спрос будет с них обоих. Эта женщина по причине личной неприязни потеряла всякий страх перед Цунаде. Не всегда ему удавалось следить за работой своей старой напарницы, нет, он ей не доверял, как в принципе, и она ему. Невинно страдать не хочется никому, и Хомура тоже входит в их число. Под документами из книги учета налоговых отчислений нет ни одной его подписи. Значит на бумаге, он не участвует в играх Кохару.       Докурив, он тушит сигарету о бортик урны, которая стоит за поворотом его улицы. От стены дома напротив едва заметно отделилась тень, и переместилась за ограду. Мокрый снег все еще сыпет крупными белыми хлопьями, тая на стеклах очков Митокадо и лишая его обзора. В таком невыгодном положении не до осторожности. Оказавшись за дверью дома, он облегченно выдыхает, убедившись, что незваных гостей нет.       После ухода Хомуры, Кохару еще некоторое время находилась в кабинете. Еще раз сверив цифры в журнале, она открыла ящик стола и, отодвинув потайную крышку, уложила его на дно. Закрыв на ключ, она подергала ящик, крепко ли закрыт? За несколько шагов до двери кабинета, она достала из кармана в полах длинного кимоно ключ. Ее едва уловимое движение не укрылось от взгляда бывшего АНБУ, который притаился за водосточной трубой.       Уже подходила очередь баа-чан за горячими тайяки, когда наглая девушка, которая стояла позади нее начала толкаться, желая поглазеть на витрину. Убирая светлые, вытравленные перекисью волосы с лица, девушка близоруко щурится на витрину и шевелит губами, будто читает по слогам.       — Никакого почтения к старшим, девушка! — Кохару гневно поджимает губы, однако неуклюжая девчонка нечаянно рассыпает мелочь в грязь и тут же бросается ее собирать. Кохару-сан совсем не чувствует, как ключ от ящика в столе ненадолго покидает ее карман и некоторое время спустя, опять оказывается у нее.       На улице Чайных Листьев с нечетной стороны есть лавка ключника, куда молодая девушка, которая недавно чуть не влезла в очереди вперед уважаемой баа-чан, отправляется со слепками ключей.       — Тебе чего надо, красотка? — замаслившийся взгляд ключника елозит от лица к груди девушки.       — Ключ сделать, — клон Какаши в обличье молодой девушки выдавливает из себя остатки вежливой улыбки и невзначай расстёгивает курточку, открывая вид на декольте.       — Ишь, ты, кого опять подломила, стерва?       — Дядя, давай без вопросов? — девушка театрально подкатывает серые глаза и сдувает с лица прядь волос.              Проходя по изогнутому коридору Резиденции Хокаге, Какаши на секунду задерживается около кабинета, где проводит совещания Совет Старейшин. Дверь защищена печатями, они не такие сложные, однако с ними будет много возни. Оказавшись на улице, он незаметно поднимается на уровень окон кабинета и когда ему удается попасть внутрь, думает про себя, что весьма неосмотрительно оставлять окна без печатей безопасности.       Новенький ключик как нельзя, кстати, подходит к ящику и он уже сдвигает потайную крышку. В коридоре раздаются чьи-то быстрые шаги, Хатаке на мгновение замирает на месте. Шаги едва затихли, и вот перед ним та самая учётная книга. Карманный фонарик, зажатый в его губах, неярко освещает страницы. Он принимается щёлкать затвором фотоаппарата.       «Занимательное чтиво», — думает про себя Какаши, когда до его чуткого слуха доносится приглушённый смех и шаги в коридоре. Он продолжает фотографировать страницы, не обращая внимания на проходящих мимо кабинета. Совсем близко от него слышен звук ключа в дверной скважине.       Преемник Пятой совсем не чувствует себя мелким воришкой, которого поймали на горячем. Беззвучно возвращает на место учётную книгу Кохару-сан и растворяется в облачке дзюцу.       «Нужно организовать круглосуточную слежку», — подумал Хатаке, когда Кохару погасила свет в своем доме и его третий клон рассеялся за окном.       В несколько прыжков по крышам, Какаши добирается домой. Нетерпеливо сбрасывает с себя верхнюю одежду и обувь, которая кучей валяется у порога. Все еще сетует на техническую отсталость в Листе, когда вспоминает свой новый фотоаппарат, которым пользовался во время длительной миссии. Здесь цифровой фотоаппарат пришлось положить в стол, без подзарядки он бесполезен.       Из кармана куртки достает старенький пленочный фотоаппарат, которым пользовался еще во времена Третьего Хокаге. Информация, которая хранится на его пленке, может вызвать крупный скандал в Стране Огня, если конечно, он получит качественные снимки.       За раздвижными дверями, заклеенными черной бумагой, его любительская фотолаборатория оборудована на зависть любому профессионалу. Запах реактивов в приглушенном красном свете приятно будоражит нервы. Если снимки не получатся, идти фотографировать снова будет проблематично, поэтому все движения Какаши отточены до автоматизма. Глядя на часы, он достает фото из ванночки и вывешивает их. На электронном экране показывает уже девятый час вечера, а Сакуры до сих пор нет дома.       Она настолько увлеклась работой в детском отделении, что иногда приходит позже него. Поднимаясь по ступеням больницы, он еще с лестницы слышит ее разговор. Несколько тихих шагов, и Какаши уже коротко стучит в приоткрытую дверь кабинета.       — Добрый вечер, — тончайшая паутинка морщин разбегается от уголков его глаз, когда он вежливо здоровается с медсестрой почтенного возраста. Она работает вместе с Сакурой в одном кабинете, — ты скоро?       — Уже заканчиваю! — крикнула она через плечо, запихивая высокую стопку историй болезней в стеллаж. Кое-как затолкнула стопку и поспешно вылила из стакана воду в кадку с растением. В их кабинете стояла высокая, темно-зеленая сансевиерия с желтыми краями. Сакуре иногда казалось, что своими стреловидными листьями цветок скоро проткнет потолок.       — Не надо его лишний раз поливать, — возмутилась медсестра, — корни загниют.       Кумико-сан с интересом разглядывает Какаши сквозь очки с толстыми стеклами и в ее памяти всплывает один случай из богатой практики. После окончания Третьей Войны, в ее смену поступил мальчишка, примерно лет четырнадцати. В критическом состоянии, как в принципе и все шиноби, поступающие в больницу. Его лечением занялась Саюри Учиха, она всю жизнь посвятила работе с клановым Кеккей Генкай. От нее же, Кумико-сан узнала, что у того мальчишки искусственно вживленный Шаринган. Сейчас, глядя на Какаши, с его легко узнаваемой внешностью, и на то, как изменилась при нем молодая докторша, ее одолевает тысяча и один вопрос. Умение вовремя сдержать язык за зубами, не раз спасало ее, очень хочется спросить: «Сакура-сан, а кем приходится вам этот молодой человек?» Однако Кумико-сан только вежливо прощается с Сакурой.       По дороге домой, Сакура эмоционально рассказывает сегодняшний случай на работе, как она едва сдержалась, чтобы не нагрубить молодой мамочке. Какаши не теряет нить разговора, и когда она выговорилась, интересуется работой двух новых практикантов. Заяц и Крот уже два дня работали в больнице, однако никакой важной информации они так и не достали. Перед тем, как отправить их на задание, Какаши уверенно полагал, что все станет на свои места. Теперь он еще больше был запутан. После пустых отчетов, можно было предположить, что Сакура в тот раз неверно поняла или же имеет место простой человеческий фактор. Но разве может Цунаде настолько ошибаться? В деле о недостаче лекарств появлялось все больше неизвестных.       — А почему ты спрашиваешь?       — Это мои люди, — оглядевшись по сторонам, сообщает ей Какаши.       — Новая команда генинов?       — Издеваешься? — легонько толкает ее вбок, — в таком случае, поручаю тебе расследовать дело в больнице. Проверь свою информацию и доложишь мне, — он вопросительно поднимает бровь, — справишься?       — Странный вопрос, — ее брови сдвигаются к переносице, — конечно справлюсь.       Мокрый снег прекратился, дым из печных труб поднимается высоко вверх, оставляя в воздухе терпкий и вяжущий привкус. Облака едва расходятся, и сквозь их рваные края, показывается тонкий серп луны.       — Когда твои родители возвращаются? — Возможно, кто-то сочтет его старомодным, но он уже не отступится от своих намерений.       — На днях, кажется, а почему ты спрашиваешь?       Какаши снова погружается в размышления, привычно прогоняя в уме события дня. Сакура ныряет рукой в карман его джонинской куртки, чтобы согреться в мужской ладони. Он на секунду задерживает дыхание и накрывает ее пальцы своими. Проводит большим пальцем по выступающим косточкам, и едва сжимает руку Сакуры.       В постели он сжимает ее маленькую ладошку и переплетает свои пальцы с ней, когда она опускается на него. Она настолько узкая, горячая и влажная, от нахлынувших ощущений у Какаши сбивается дыхание. Выхватывая приоткрытым ртом стылый воздух комнаты, он заворожено смотрит на ее полузакрытые от удовольствия глаза, как в них играют блики лунного света. Сегодня она хочет быть сверху, властвовать над ним? Этому не бывать, он освобождает ее руки и впивается пальцами в ее бедра. Мягкая, белая кожа податливо мнется в его ладонях. Нужно быть осторожнее, одергивает он себя, чтобы потом не осталось синяков. На ее движение вниз, он подаётся бедрами навстречу ей. Ещё более глубокое проникновение заставляет Сакуру тихонько постанывать. Она продолжает двигаться, вырисовывая ладонями ведомые только ей узоры на его теле. Ее тело, как натянутая струна, напряжено до предела, начинает едва заметно подрагивать, угрожая забрать его с собой наверх своего удовольствия. Какаши с трудом выравнивает дыхание и сжимает зубы, чувствуя, как она сквозь стоны, начинает ритмично сокращаться вокруг его члена. Разноцветные пятна перед глазами Сакуры медленно уходят, разгоряченная, она опускается на его плечо, чтобы перевести дыхание.       — Повернись спиной ко мне, — его шепот окончательно возвращает ее в реальность.       Какаши проводит губами между ее лопаток, ощущая солоноватый вкус ее кожи. Входит в нее одним рывком и вопреки ее ожиданиям, начинает медленно, неторопливо двигаться, словно дразня ее. Сакура почти лежит грудью на постели, комкая и вминаясь щекой в простынь. Двумя пальцами скользит вверх по ее пояснице, поднимаясь вверх по позвоночнику, ощущая, как она подается навстречу каждому его движению. Внутренний демон соблазняет намотать ее волосы на руку и с силой потянуть на себя. Ее едва отросшие розовые волосы явно не предназначены для такого. Вступая в сделку со своим демоном, Какаши мягко проводит по ее шелковистой коже ладонями, поглаживая низ живота. Сквозь умопомрачительное марево своих движений, он привлекает ее к себе ближе. Путешествует горячими ладонями по ее телу, останавливаясь на ее груди. Теперь она стоит на коленях, совсем как он, выгнув поясницу в его сторону. Его медленные движения сводят ее с ума. Сакура изворачивается, едва касаясь губ Какаши, ловит его сбитое дыхание, когда он поглаживает ее гладкий лобок и проникает указательным пальцем к клитору. Его вездесущие ласки все более яркие, словно своими движениями он заставляет ее поддаться. Высший момент наступает одновременно для них двоих, дикая волна, выносит Сакуру из объятий Какаши. Она падает вниз, нелепо выставив перед собой руку, цепляя и загоняя под короткие ногти краску со стены. Три неглубокие, но заметные царапины красуются над кроватью в спальне Какаши, однако влюбленные этого не замечают.       — Маленькая моя, — шепчет он, когда Сакура устраивается на его плече, и едва касается губами мочки уха.       — Ка-ка-ши, — тянет она по слогам, — у тебя такое редкое имя.       — Это временное имя.       — Временное? — она удивлённо распахивает глаза, ее длинные реснички гладят его щеку.       — Моя мать, ее звали Тэка-сан, — помедлив, начал он, — была из айну. Когда я родился, по их традиции, новорождённым дают временные имена, неблагозвучные, чтобы отпугнуть злых духов. Мне дала имя Какаши, что означает «пугало». Она умерла, когда мне не было и года, а имя так и осталось навсегда.       — Ты самое красивое и любимое пугало, которого я знаю.       — Мать была намного старше моего отца, кажется, лет на пятнадцать. — Предвосхищая ее вопрос, Какаши продолжил, — В те времена, ниндзя Тумана очень часто грабили и уничтожали поселения айну на берегу океана. Во время одной из своих миссий, отец спас ее из разграбленной деревни, и все бы хорошо, но ей было некуда идти. Он взял ее с собой в Коноху, ну и как-то всё у них сложилось, что потом появился я.       — Ты не замерзла? — Он высвобождается из ее объятий и тянется за краем одеяла. Укрывшись, Какаши задумчиво изучает белый потолок спальни и продолжает рассказ. — Самое интересное, что я даже помню ее. Очень смутно, правда, но у моей матери была красивая улыбка. Это потом я узнал, что женщины айну специально делают татуировки на лице в виде улыбки. В то время, она мне казалась волшебной.       — У тебя, наверное, сохранились фотографии родителей, — осторожно начинает Сакура, боясь разрушить момент его откровенности.       — Нет, отец все уничтожил, перед тем, как, — он замолкает, — совершить обряд.       — Какаши, — она двигается ближе к нему, тянет его на себя, подныривая в его объятия, — я тебя люблю, — если можно выразить словами, все что она чувствует сейчас. Сакура рассыпает короткие поцелуи в шею, ключицу, яремную ямку.       Ее сонный разум с трудом различает его слова: «Ты мой бесценный дар».