Темные времена

      Промозглая сырость и серые слоисто-кучевые облака на небе в конце дня опускаются все ниже, брызгая мелкой моросью. В этот период, зима в деревне Листа обычно заканчивалась, и в середине января уже наступали ясные погожие деньки, поднимающие настроение жителей. Пока что, за день до наступления нового года погода весьма не радовала.       Сквозь запотевшее стекло в окне чайной едва различимы очертания улицы. Крупная капелька влаги наполняется и вот-вот соскользнет вниз. Мальчик на побегушках завороженно следит за каплей, совсем не замечая, что нужно подойти к посетителям.       — Опять спишь на ходу! — Окрик хозяина заставляет его вздрогнуть и возвращает обратно в реальность.       — Что желаете, господин? — Мальчишка лет двенадцати почти мгновенно оказался рядом со столиком, где сидел шатен, со странными фиолетовыми полосами на щеках, с ним была его спутница, тоже шатенка с короткой стрижкой и большими зелёными глазами. Мужчина подманил его поближе, и сказал что-то ему на ухо.       — Нет, господин, не знаю, — потупил глаза мальчик.       — Очень жаль, вот, здесь без сдачи, — господин с фиолетовыми полосами загибает в тонких пальцах купюру и кладет ее в лакированную коробочку.       Замызганная ширма в правом углу скрывает силуэт мальчика, оставляя его на несколько мгновений в одиночестве от душного зала чайной. Едва приоткрыв коробочку, он достает купюру, что положил господин и проводит по ней пальцами — не фальшивая? Мальчик колеблется, однако ее номинал перевешивает над его совестью.        «Здесь без сдачи» — вспоминает он и спешит обратно в зал.       Мальчик окидывает юрким взглядом помещение и облегчённо выдыхает, когда видит своего благодетеля на месте.       — Господин, я разузнал, о чем вы спрашивали, — преданно пытается заглянуть в глаза ему.       В ответ только едва уловимый взлет бровей.       — Через три улицы отсюда, сразу за перекрестком, есть сквозной двор, и если пройти налево, то упретесь прямо в небольшое заведение, говорят, там есть то, о чем вы просите.       Странный господин удовлетворённо кивает, одним своим видом показывая, что разговор окончен.              — Ты все? — Какаши-Сукеа обращает внимание на свою спутницу.       — Угу, — Сакура допила залпом молочный улун со сладким привкусом, и уже собирается задвинуть за собой стул, — только я хотела бы еще поесть.       — Потом поешь, — задумчиво произносит он, пока помогает ей надеть куртку.       — К чему такая спешка, Какаши? — Сакура была знакома только в общих чертах с его особым расследованием, однако подозревала, что это очень серьезно — он в последнее время постоянно был в некоторой задумчивости. Для многих Какаши всегда казался немного отрешенным, но они вместе провели уже довольно времени, за которое Сакура научилась определять в тысяче его образов оттенки любого настроения.       — Не называй меня так, я Сукеа, — еле слышно говорит ей, и добавляет чуть громче, — пойдем, проверим еще одно место.              На улице он раскрывает зонт и под моросящим дождем, они идут размеренным шагом, думая каждый о своем. Какаши-Сукеа вдыхает влажный прохладный воздух, ощущая тепло ее ладони у себя на сгибе локтя.        — Дай мне чакры немного.       «Почему он просит чакру, неужели истощен?» — Успевает додумать Сакура и, не задавая вслух вопроса, направляет тонкий поток чакры к его телу. Однако внутри нее расползается холодящее волнение.       — Все в порядке? — Тревога взяла верх над ней, после того, как она начала искать в уме возможные причины его истощения.       — Не переживай, все хорошо, — успокаивает ее, будто ничего не случилось.       С тех пор, как он начал круглосуточно следить за подозреваемыми, количество его чакры редко успевало полностью восстановиться. Ночного сна стало уже не достаточно, если учесть, как и с кем проходят его ночи. Конечно же, своей просьбой он поселил у Сакуры беспокойство, но не убирать же клонов? Вместо обычных трех, теперь пять его копий под техникой хенге работали днем и ночью. Он по крупицам собирал информацию в Конохе, часто рискуя собой. Определенно, его расследование стоило того, ведь если Какаши не разберется с махинациями сейчас, то потом наберется столько проблем, которые накроют как снежный ком.       Мягкий, как едва ощутимый ветерок, поток чакры Сакуры растекался по его телу. Под действием ее чакры, Какаши чувствует легкую прохладу, которая оседает слабым привкусом мяты на языке. Как же мало времени они стали проводить вместе!       Она недоверчиво старается что-нибудь высмотреть в его профиле, однако кроме привычной отрешенности ничего не замечает. С момента возвращения в деревню, они проводили вместе все меньше времени, или она так привыкла к нему во время длительной миссии? Каждый день, даже выходные он проводил в Резиденции, хотя еще не стал Хокаге. Сакура была готова участвовать в любых его начинаниях, лишь бы провести с ним лишние несколько минут рядом. Хотя недосказанность между ними, все же досаждала ей.              — Мы пришли, — они свернули в сквозной двор, нырнув в тень высокого дома. — Веди себя естественно, но постарайся не пробовать все, что там предлагают.       Собираясь произнести его второе имя, она медленно выдохнула через нос, и с едва скрываемым раздражением, произнесла: «Ты объясни все по порядку», — однако не договаривает, из гордости, боясь признаться себе, что не понимает его игры.       — Наша маленькая миссия, просто будь собой, хорошо? — Он хочет улыбнуться, но в образе Сукеа забывает, что без маски, и только прищуривает глаза.       Видя его неискренность, Сакура прекратила поток чакры и смерила его недовольным взглядом.              Внутри широкой комнаты с низким потолком глаза не сразу привыкают к полутьме. В нос бьет тяжелый сладковатый запах, смешанный с нотками табака и вереска. Когда зрение привыкает к полутьме, Сакура различает стены, отделанные тонким слоем потемневшей от времени древесиной. Она скользит взглядом дальше и замечает низкие лежанки у стены. Под выцветшими тряпками на них лежат одетые люди: в полусне некоторые выкрикивают отдельные слова, кто-то полусидит, раскачиваясь в одной позе. Из дальнего угла доносилась тихая музыка, под которую полураздетая девица лениво двигалась по импровизированной сцене. Посетители сего заведения не обращали внимания ни на танец, ни на музыку. Рядом с лежанками на столике стоят маленькие лампы, с красными угольками внутри. Несколько девушек, не таких раздетых, как танцовщица, время от времени сновали между посетителями. Услужливо помогали раскурить длинную трубку, подрезать фитиль на лампе, или же добавить еще одну порцию. Сакура внимательно присмотрелась к девицам, и обнаружила, что двое из них уже далеко не девушки. Она много раз слышала о курильнях опиума, однако не подозревала, что такие есть даже в Листе и тем более, никогда не видела вживую.              Вместо ожидаемого отвращения, окружающая полутьма и тяжелый воздух, обостряет у Сакуры легкий азарт, присущий ей на миссиях. Недовольство странным поведением и загадочностью Какаши, которое овладело ей по дороге сюда, медленно тает.       — Пойдем наверх, — он манит ее за собой на второй этаж странного заведения. Высокие деревянные ступени заканчиваются широким, тускло освещенным коридором. Худощавый старик в засаленном халате расторопно раздвигает перед ними седзи.              Внутри небольшой комнаты, где они оказались, свежий воздух из открытого окна обвевает лицо Сакуры. Прохладная комната резко отличается от душного помещения на первом этаже. Когда проворный старик скрылся из вида, она еще раз интересуется у Какаши: «Какая у меня роль в твоей миссии?»       — Тебе не нужно ничего делать, Сакура, просто оставайся собой, — он проводит между пальцами пряди ее короткой стрижки под техникой хенге, — я ненадолго тебя покину, и когда вернусь, пополнишь еще мою чакру? — Когда он дотрагивается губами метки Бьякуго, ее недовольство все дальше отходит назад.       В одиночестве, Сакура медленно оглядывает маленькую комнатку. Так же, как и на первом этаже, стены обшиты крашеной древесиной — хозяева претендуют на дороговизну, однако дешевая обшивка говорит за себя. На низком столике стоит небольшой фонарь с разноцветными стеклянными вставками. Маленький огонек пляшет внутри и вместе с собой заставляет подергиваться стены комнаты. В верхнем углу подрагивает зеленое пятно на полстены, рядом с ним желтое, красное и темно-синее выстраиваются нечеткой аморфной линией до узкого окна. На пасмурное небо постепенно опускаются сумерки. Опустившись на подушки, Сакура начала развлекать себя, пытаясь угадать цель миссии Какаши в этом заведении.       Из всех возможных вариантов, она остановилась на слежке, почему то именно так предположила еще сегодня утром, когда он раздал задания своей стае нинкенов. Ее размышления продолжались бы еще, если бы не седая голова старика, показавшаяся из-за раздвижных створок.       — Госпоза не зелает попробовать? — Различимый мандаринский акцент старика режет слух и, не ожидая ответа Сакуры, он юркнул в комнату. Под ее настороженным взглядом, который был принят им за согласие, он проворно разложил на белом мельхиоровом подносе несколько предметов.       Длинная фарфоровая трубка расписана узором из синих стеблей и расплывчатых цветов на белом фоне, отдаленно напоминает флейту, и аккуратно помещается на подносе. На одном конце трубки небольшое отверстие, оправленное в мельхиор. С другого конца, была кованная решетчатая оправа, размером, не больше сливы. Разумеется, с первых минут пребывания в этом месте, Сакура поняла, для чего он готовит трубку. В полупрозрачном стеклянном флакончике едва прикрывают дно темные гранулы. Старик опускает пинцет внутрь, однако Сакура дает ему знак рукой. Через несколько секунд, его фигура скрывается за раздвижными створками. Она всматривается в окно, где уже опустилась темень; Какаши сказал ненадолго, сколько времени уже прошло?              Соломенный головной убор аккуратно лежит в стороне от молодого человека, который уже принял полулежачее положение на разбросанных подушках.       — Как ты себя чувствуешь сегодня? — Когда дело касалось двоюродного племянника, в Садако всегда просыпался заботливый дядюшка.       — Терпимо, — он медленно выдохнул и добавил, — лучше, чем вчера.       — Наша шиноби сегодня придет? — Интересуется сидящий на дальней подушке, тощий мужина.       — Она в курсе нашей встречи, — кивает Садако, — но придет или нет, только Ками ведает ее, — как ваша работа над трактатом? — Ловко переводит тему разговора.       — Пока записываю свои наблюдения для второй части, но готово будет еще не скоро, — уклончиво начал он.       — Помню, вы осенью обмолвились, что жизнь в деревне шиноби поможет в написании, — старается поддержать разговор Садако.       — Вы правы, их жизнь сильно отличается от мирного населения, здесь всегда витает дух опасности.       Трактат о мире, был начат бродячим философом по имени Рёичи в середине осени, когда они только прибыли в Коноху. Проведя большую часть жизни около богатых господ в столице, он научился многое подмечать за ними. Его богатая на события жизнь почти наполовину прожита и, как многие, он задумался над тем, что он оставит для потомков. Три мировые войны шиноби затронули не только их ограниченный мир, в те времена пострадало много мирного населения. Особенно Четвертая война нанесла непоправимый вред.       — К вам посетитель, — после стука в деревянные перегородки, показывается склоненная голова светловолосого мальчика с длинной челкой. После одобрительного кивка, он впускает Кохару внутрь маленькой комнаты.       После взаимных приветствий и экивоков они ждут еще некоторое время, пока нерасторопный мальчик накроет курительные принадлежности. Какаши в образе юноши, одетого в традиционную одежду, неторопливо раскладывает все на низком столике. На очередного клона опять не хватает чакры. Специально старается тянуть время, надеясь, что они начнут разговор. Он повторяет все в точности, как когда-то наблюдал на одной из миссий за мастером в опийном притоне Страны Чая. Кожей ощущает на себе пристальное внимание собравшихся и замечает, как они попеременно складывают печати. Звуконепроницаемый барьер? Тем лучше, думает он, полагая, что оказавшись внутри барьера будет ясно слышать их разговор.       Однако его планам не суждено сбыться: до него доносятся только обрывки фраз, он понимает, что так действует барьер чакры от таких любопытных ушей, вроде Какаши.       — … операция прошла без помех в этом месяце, — с трудом разбирает, но, кажется, это голос Садако.       — …клетки будут не раньше, чем через… — кто это говорит, Кохару? Какаши слышит, словно сквозь толщу воды. Сильный барьер лишает его возможности подслушать. Пытается разобрать еще хоть несколько фраз, но очень сложно сопротивляться, не применяя чакру.       — Какой хорошенький юноша, — фразу тощего он слышит ясно и ощущает на себе его блестящий взгляд, — только ты, мальчик, неправильно делаешь, надо так, — он берет пинцет из рук Какаши и самостоятельно заправляет трубку. — Здесь важен угол наклона, — с видом знатока объясняет ему философ.       Какаши прячет взгляд под длинной челкой, продумывая свой следующий ход. Чувствуя легкое головокружение, мальчик шмыгает носом и скрывается прочь из комнаты. Рядом с комнатой, где проводилась встреча уважаемых людей, была пустая комната: придется собрать остатки чакры и оставить своего клона. Полуосвещенный коридор, в котором он прекращает технику хенге и спешит к Сакуре, кажется слишком длинным, когда головокружение становится все сильнее. Вот, кажется эта дверь, он прислоняется лбом к деревянным седзи, чувствуя, как из носа сочится кровь. Все от перегрузки, но неужели он потерял столько чакры? В последнее время происходило что-то странное с его циркуляцией чакры, однако не бросать же расследование?! Какаши медленно растирает капельку крови в пальцах, и закрывает половину лица маской.              Ожидая его, Сакура успела перебрать в уме все возможные причины странной загадочности Какаши, однако, не придя к однозначному ответу, бросила эту затею. Изучила гобелен на стене и потолок, потом успела еще немного помедитировать. Надолго он пропал? Небо за окном стало совсем темным, ее начало медленно клонить в сон. Глядя на затухающие угли в лампе, ей овладело странное желание. Вряд ли она еще раз тут окажется, почему бы, не попробовать ей то, что так услужливо приготовил старик? Перед тем, как зайти в это заведение, Какаши ясно предупредил ее, чтобы она не пробовала все, что предлагают здесь, — Сакура хорошо помнила его слова. Печать Бьякуго выводит все яды и токсины, она также хорошо помнила слова наставницы, да и отлично знала на практике, как действует печать.       Она поднесла к губам странную трубку и, прислушиваясь к своим ощущениям, Сакура не почувствовала ничего. Только горькое послевкусие во время перерыва. Может, Бьякуго так действует?       Интерес все же перевешивает в сторону еще одной попытки, и Сакура поддается желанию. Прислушалась к себе, перебирая каждое из пяти чувств — ничего, только легкий голод, который мучил ее полдня, постепенно пропал.       После второй следует третья и четвертая трубка, Сакура не чувствует никаких изменений кроме некоторой тяжести в голове и позывов ко сну.              Какаши еще у входа в комнату почувствовал сладковатый запах, который витал здесь повсюду. Неужели и Сакура туда же?       — Помоги мне с чакрой, — он с облегчением опускается на подушки, опасаясь, чтобы она не заметила его состояния.       Сакура сидела рядом, прикрыв глаза. Его просьба вывела ее из полусна, в который она чуть не провалилась окончательно.       — Тебя пока дождешься, — она лениво улыбнулась, — иди сюда.       Сакура уже протянула руки к его ладоням, где расположены тенкецу и отводящие каналы чакры, как стала замечать, что ее собственный ток чакры начал странно себя вести. Маленький ручеек чакры запинаясь, словно нехотя, шел к вытянутой ладони Какаши. Слишком маленький поток, можно добавить, заторможено думает Сакура и добавляет еще.       — Больно, С-сакура! — Он, шипя, отдергивает руку от нее. Держится за запястье обожженной ладони, будто только что зачерпнул ей горящие угли. Делает глубокие вдохи, стараясь унять боль, однако рука продолжает болезненно пульсировать. — Что с тобой случилось? — можно не спрашивать, он уже знает ответ на него.       — Прости, я задумалась, — у нее все внутри съеживается от страха, неужели она потеряла контроль над чакрой? — Я залечу, — тихо добавляет сквозь смятение.       — Не надо, Сакура, здесь моя вина, — чувствует досаду и легкий привкус мяты на языке. Здоровой рукой он тянется в подсумок за таблеткой усиления чакры.       Когда чакра стала постепенно восстанавливаться, Какаши сам залечил руку и развеял клона из комнаты, по соседству с гостями. Воспоминания клона немного проясняют сказанные фразы, которые он успел подслушать сквозь барьер.              — Хотелось бы вернуться к нашему прошлому разговору. Помните, господин Садако, о наших с вами проектах? Они с прошлого года ждут финансирования, — странно, но клон слышал намного больше, чем услышал сам Какаши. Может они отменили действие барьера?       — Помню о вас, — но, насколько мне известно, Хокаге в вашей деревне скоро сменится.       — Именно, — соглашается она, — поэтому, неплохо нам с вами провести наш проект в ближайшее время.       — Вы знаете, Кохару-сан, возможно после каникул мы вернемся к обсуждению, — последнее, что слышал его клон.              «Мало, очень мало информации», с досадой думает Какаши, когда они вместе с Сакурой выбираются из узкого окна в комнате. Можно применить хенге и выйти из главного входа, но истощение чакры насторожило его. Очень не хотелось бы еще раз почувствовать головокружение.       — Кому я действительно не завидую, так это тебе, Сакура, — он все же попытался ее уколоть. «Утром тебе будет нехорошо», — добавил про себя.       Она ничего не сказала в ответ. Почти проваленная миссия, состояние Какаши и ее промах — все окружающее сейчас кажется ей не таким важным.              Моросящий дождь прекратился, они уже подходят к дому, когда Хатаке замечает слабый запах гари.       — Ты чувствуешь запах?       Немного подумав над его словами, она соглашается с ним.       «Хм, значит с ней не все так плохо, как кажется» — отмечает про себя ее состояние.       И все-таки, откуда идет запах? Ветер с восточной стороны, но весь небольшой двор его дома окутан горелой вонью. Кроме него и Сакуры здесь никого нет, хорошо это или плохо, он подумает позже. Какаши быстро снимает охранную печать и открывает дверь — перед ним возникает стена белого дыма, проникая в глаза и нос. Нехороший расклад.       Едва восстановившуюся чакру приходится снова потратить на клона. Он складывает печати и посылает свою копию внутрь дома. Огня нигде нет, только большое количество дыма повсюду. Где же произошло возгорание? В полной темноте он исследует каждое помещение в своем доме. Спальня, фотолаборатория, гостиная, — ничего нет. На кухне весь пол выжжен дотла, пятна сажи и потрескавшаяся краска внизу на стене дают понять, что это не простое возгорание. Если бы случилось короткое замыкание, его деревянный дом выгорел бы полностью. К сожалению, печать Северного ветра действовала только на живых существ — для бутылки с зажигательной смесью печать не стала преградой.       В свете карманного фонарика он замечает осколки стекла и скомканную бумажку. Несгораемая бумага? Значит, усилена чакрой. Клон поднимает и разворачивает ее перед собой.              «Ваше внимание становится слишком утомительным для нас»