Нехороший Учитель

      Северус Снейп всегда и все про всех знал. Такая уж у него была работа. И пусть он всеми правдами и неправдами стал бы отрицать, что он хороший учитель. Учитель он и, правда, был не хороший. Строгий, разумеется, но в деле образования подрастающего поколения – отчаянно деградирующего в последнее время – это было достоинство посильнее прочих. Он был справедливым – хотя многие посчитали бы иначе. И он все про всех знал.       Если Пенси Паркенсон не явилась на занятия – он знал, что она рыдает в девичьем туалете из-за сломанного ногтя. А если Гарри Поттер притопал с синяком, то он точно знал, кто этот синяк ему поставил.       И если…       Снейп смотрел на то, как Гермиона Грейнджер варила зелье, тщательно вымеряя пропорции и от усердия даже высунув кончик языка, как обычно. Правда, совершенно бессмысленно – зелья у нее получались всегда ниже среднего. К этому у нее не было совершенно никакого таланта – знания в голове вовсе не дают гарантии блестящих умений зельеварения. И все в этом было обычным, кроме того, что рядом с ней стоял Драко Малфой.       И профессор даже напрячься не успел, только подумал, что зря он оставил палочку в кармане мантии – не успеет достать, а конфликт был неминуем, и оставалось только думать, как свести потери к минимуму. Как вдруг Драко Малфой коротко и _добродушно_ рассмеялся. Кончик языка Гермионы исчез, а сама она налилась красным.       Гарри Поттер, что стоял рядом никак не среагировал, только поднял на них голову, посмотрел скучающим взглядом, и снова взялся за ножик.       Тут уж Снейп отчаянно пожалел, что Гермиона на этот раз предпочла стать подальше от учительского стола, и он не слышал, что сказал Драко.       Сделав вид, что он обходит класс, проверяя готовность зелий и правильность выполнения, он максимально быстро дошел до стола Грейнджер, но остановился в шаге от них, спиной, склонившись над тетрадью Лонгботтома, чем довел последнего почти до обморока.       Он весь обернулся в слух. Если он всегда и все про всех знал, то не стоило бы гадать насколько он ненавидел, когда _чего-то НЕ знал_.       А тем более такого отчаянно ненормального. Как Драко и Гермиона мирно разговаривающие между собой.       – Нет, пожалуй, в шесть это поздно. Мне нужно еще подготовить два свитка на завтра,– между тем говорила Гермиона.       – Брось, Гермиона, ты вполне успеешь их сделать и до шести.       Гермиона?! Не поганая, вонючая грязнокровка, а просто по имени. И даже не по фамилии? Снейп ткнул пальцем в тетрадь Невилла.       – Да, но если не успею?       – Я помогу тебе, потом…       Тон, каким Малфой сказал это «потом» вышиб на лбу у Снейпа пот.       – Что вы тут нацарапали, мистер Лонгботтом! – немного громко сказал Снейп, чтобы те двое не додумались, что он подслушивает их. Хотя он подслушивал _только их_ и совершенно не понимал, куда тыкнул пальцем. – Неужели вы не способны два и два сложить?!       Резко развернувшись, так что его мантия взметнулась, словно поломанные крылья птицы и едва не затушила огонь под котелком все того же многострадального Невилла – виновного лишь в том, что он стоял так близко от этих вмиг с ума сошедших и ума лишенных.       – У вас осталось десять минут,– сказал или прошипел он, стоя уже у своего стола, вцепившись в столешницу рукой.       Он ненавидел, когда чего-то не понимал. А того, что творилось на одной из последних парт, он понять никак не мог.       Во время обеда он постоянно смотрел на этих двоих, делая это, правда, максимально незаметно. Они то и дело бросали друг на друга взгляды. И не полные ненависти, а прямо напротив.       – Что с вами, профессор? – МакГонагалл, пожалуй, была единственной, которая могла бы заговорить с ним первой, и задать ему такой личный вопрос.       – Плохо спал,– без раздумий сказал Снейп. – У нас что-то запланировано на вечер?       МакГонагалл посмотрела на мужчину с удивлением и пожала плечами.       – Ничего, до самой Пасхи.       Пасхи. И каникул. Но дело совсем не в каникулах.       Он напряг свой разум, пытаясь достать оттуда что-нибудь полезное. Подслушивающая моль!       Он чуть было не хлопнул себя рукой по коленке. Но вовремя одумался. Незаметно качнул под столом палочкой, приказывая этой самой моли явиться в его руки. И уже через несколько минут, из его кабинета прилетела эта крошечная букашка. Разумеется неживая. Он повертел ее в руках и, снова взмахнув рукой, незаметно отправил ее на мантию Драко. Где она скрылась под воротником.       Дело было сделано. Не самое лучшее дело. Но на кону стояло многое.       Снейп ненавидел, когда чего-то не знал.       К шести часам эти двое успели удивить его еще сильнее, когда он случайно застал их в библиотеке, где они склонились над одной книгой с двумя пергаментами и сосредоточено выписывали что-то заданное Грюмом. Он был настолько поражен, что даже не стал ругаться на них, что у них все будет совершенно одинаково – а значит недопустимо. И не беда, что он не был профессором Грюмом. Ругаться он имел обыкновение везде и на всех и по всем поводам. Он ведь был не хорошим учителем.              Так что в шесть, он заперся в своем кабинете и, достав из стола, вторую моль, принялся слушать, в скором времени пожалев, что не придумал, что-нибудь поизобретательнее, чем просто слушать, но и видеть этих двоих…              – Обязательно идти на самую высокую башню?       – Гермиона, если хочешь, я могу понести тебя на руках, но это обязательно.       – Левитирующего заклинания было бы вполне достаточно. Ай… Малфой!       Судя по шороху одежды, Малфой все же взял Гермиону на руки. Снейп чуть не скатился со стула на пол. Самая высокая башня… так понятно. Никто и никогда не видел, чтобы Снейп летал на метле, но если понадобится, то это самый быстрый способ – здесь, где трансгрессия разрешена только директору и только из его собственного директорского кабинета.       – Как красиво!       – Поэтому и нужна была самая высокая башня.       Он решил сбросить Гермиону с башни? Нет, на такое Малфой не способен. Кишка у него тонка. Но что же тогда? Что? Да и Гермиона далеко как не дура, чтобы пойти с ним?       Еще вчера эти двое ненавидели друг друга. Еще позавчера он разнимал их и доставлял Уизли к врачу, потому что тот имел неосторожность так глупо вступиться за подругу.       А сегодня?       Снейп был не хорошим учителем, и он все про всех знал.       – Ты никогда не думал, что все это неправильно?       – Что именно?       – Твоя ненависть, высокомерие. То, что вы так ненавидите таких, как я?       – Гермиона, ты вмешиваешься в то, что тебя совершенно не касается. И тем более _сейчас_.       – Но ты ведь привел меня сюда не для того, чтобы сказать, как сильно ты меня ненавидишь.       Почти. Или не почти. Что, дементоры их расцелуй, происходит?! Осознание со скрипом заползало в голову Снейпа. Еще не явно, но он уже начинал понимать, что происходит.       – Дурацкая была затея. Теперь я понимаю это. Того не стоило. Я хотел сказать тебе, что я люблю тебя! Люблю тебя, глупая, грязная заучка! Я хочу тебя поцеловать!       Ого. Снейп бросил взгляд на календарь, но он уже знал, какое число на нем увидит. Смело. Остроумно. И безумно, безумно глупо!       Снейп заставил букашку на столе замолчать и быстро покинул кабинет. Уже через пол минуты, он был на той самой башне. К счастью, никто не увидел, как он летел на метле – а то бы его репутации не хорошего учителя, мог бы прийти конец. Он спрятался в темноте, наблюдая на комическую полу игру этих детей. Так было даже лучше – видеть, а не только слышать.       Он пропустил момент, когда Драко успел обнять Гермиону.       – Почему ты всегда такая колючая. Я ведь так люблю тебя…       – Ну же, мисс Грейнджер, доигрывайте до конца. Вы должны сказать, что тоже его любите. И все должно кончиться поцелуем. Разве не так? Разве не в этом был план?       – Проклятье, профессор! – закричал Драко.       Оба совершенно не были удивлены тому, что здесь появился профессор. Гермиона правда смотрела на него растеряно. И в глазах ее уже быстро-быстро скапливались слезы. Драко же был в бешенстве.       Это было еще более интересно. Впрочем, Снейп уже знал, что так и будет.       – С 1 апреля _вас_! И не понятно кого вы оставили в больших дураках, меня или самих себя.       – Профессор! – с отчаянным скрежетом зубов прокричал Драко, вкладывая в это слово все, что было у него на душе. Он уже знал, что проиграл, что Снейп понял, что за этой нелепой шуткой, была скрыта хотя бы половина правды – хотя бы с его стороны. Снейп не мог этого не понять. Теперь Драко это видел, и он хотел, чтобы Снейп просто ушел, чтобы ничего не сказал этой зазнайке грязнокровке… вонючей… поганой… мерзкой…       …Гермионе.       – Отчаяние юности. Чья это была идея? Разумеется ваша, Малфой. Разумеется… а взамен что? Вы обещали до конца года не дергать ее за косы? Может, потому что вам больше и не хотелось дергать ее за косы?..       – Пожалуйста, Снейп! – Драко решился на самую последнюю дерзость и схватил профессора за руку.       Снейп медленно поднял руку, сбрасывая руку парня. Но, глядя в его глаза, его последние слова застряли в горле. И Снейп промолчал.       Он ведь был не хорошим учителем.       И он не произнес больше ни слова.       – Профессор, это была всего лишь шутка! Извините нас! – нелепо выдохнула Гермиона. И не выдержала, подхватила полы мантии и побежала прочь из башни. Только тогда Снейп продолжил.       – Неужели у тебя к ней все настолько серьезно?       – Когда вы поняли?       – Я хотел досмотреть спектакль до конца. Но она как-то отчаянно не собиралась тебя целовать. Ты, правда, пообещал ей, что до конца года не будешь к ним цепляться?       – Я пообещал им, что отдам метлу Поттера, в целости и сохранности. Завтра квиддич, а он так вовремя успел оставить ее без присмотра.       Снейп усмехнулся.       – Вот это больше похоже на тебя.       – И что вы мне скажете?       – Что? Я?       – Да…– Драко неловко сглотнул. – Посоветуете?       Снейп подумал, что он ужасно не хороший учитель. И давать советы – это самое последнее дело. Да и какая ему разница, что будет с этим мальчишкой и той рыжей заучкой.       – Не забудь отдать метлу Поттеру и пришли ей цветов.