Защитный механизм

Только ступив на винтовую лестницу, ведущую вниз, Олег тут же успел пожалеть о том, что согласился прийти сюда, поддавшись уговорам Серого, убедившего его в том, что Волкову просто необходимо сходить куда-нибудь вечером: выпить, расслабиться, хоть на мгновение, но выбросить работу из головы. С каждой ступенькой шум, музыка, а также выкрики и смех разной степени трезвости всё нарастали — кажется, надолго Олег тут не задержится: бокал или два, чтобы почувствовать небольшую лёгкость, и он уйдёт. В конце концов Серёжа не уточнял, сколько времени будет достаточно, чтобы посчитать отдых отдыхом — Волков вообще мог покинуть это место в любой момент, но прийти в бар и не сделать ни одного глотка своего любимого крафтового пива казалось ему кощунством. Надежда провести ближайший час-полтора в покое и относительной тишине, если сделать вид, что окружающие люди не более, чем фоновый шум — такой же, какой производит радио в машине или телевизор в момент засыпания, оказалась несбыточной. Для вечера среды здесь было на удивление многолюдно: свободных столиков не наблюдалось, да и за стойкой всё забито — сегодня точно середина недели, а не пятница? Олег ещё раз осмотрелся по сторонам и довольно скоро заметил боковым зрением приветливо машущую руку. Повернувшись, он убедился в том, что хаотичные движения адресованы ему, а не опоздавшему на встречу другу, стоящему позади него. Красноволосая девушка, поймав его взгляд, улыбнулась и ещё раз поманила к себе пальцем, полностью игнорируя сидящего рядом с ней мужчину в нелепой кепке. Знакомства в барах для Волкова всегда были чем-то вроде табу: случайные связи его не очень интересовали, но сейчас у него не оставалось иного выхода — вряд ли кто-то ещё согласится пустить к себе незнакомого мужика. Да и звали его явно не для того, чтобы затащить в койку — не особо важно: вторым или третьим, но Олег держал ухо востро — поэтому он неспешно двинулся в сторону столика и, с шумом отодвинув за спинку стул, присел напротив странной парочки. Мужчина продолжал неловко сжимать отпитый буквально на пару глотков бокал — его лицо казалось смутно знакомым, и Волков бы наверняка вспомнил, где уже его видел, если бы приглушенный свет не скрадывал часть черт — и молчать, но заинтересованного взгляда в сторону Олега не скрывал. Девушка же сразу вся подобралась, заправляя прядь волос за ухо и источая несколько гипертрофированное алкоголем — рядом с ней стояло несколько опустошенных шотов — дружелюбие. — Юлия Пчёлкина, — уверенно протянутая рука — тёплая и нежная на ощупь — и такой же уверенный взгляд с бликами смешинок. Журналистка. Олег невольно напрягся и повёл плечами под прицелом томного прищура. — Олег, — этого казалось достаточно: внимание ему сейчас ни к чему. — Волков, — закончила за него девушка, несдержанно рассмеявшись в ответ на его нервно дёрнувшуюся бровь. — Глава службы безопасности Сергея Разумовского — миллиардера, плейбоя — то есть гения — филантропа. Мне нравится ваш кулон. Первым желанием было просто встать и уйти. Он здесь не для обсуждения Серого и не для внепланового интервью, чтобы перемыть лучшему другу косточки на скрытую камеру или жучок — методы Пчёлкиной ему известны: правда любой ценой. Олег даже успел вздохнуть и со скрежетом отодвинуться от столика, чтобы покинуть и этих людей, и заведение в принципе — очевидно, что отдых у него с самого начала не задался, — но девушка, не растерявшись, схватила его за руку, тут же отпуская, когда на неё свирепо взглянули из-под нахмуренных бровей. — Останьтесь. Клянусь, что наша встреча здесь чистая случайность — никакой прослушки, — Юля вновь улыбнулась, но уже мягче, понимающе, и Волков, с очередным тяжелым выдохом, сел обратно, делая небольшой глоток из своего бокала и, жмурясь, прокатил по языку горчинку с фруктовым послевкусием — что-что, а пиво здесь всегда было вкусным. Мужчина же всё так же продолжал молча с нечитаемым лицом цедить свой напиток, что у Олега вызвало лишь усмешку — явно не завсегдатай таких заведений, а, может, вообще пришёл впервые и явно к качественному крафту не привык. — А это… Пчёлкина, вспомнившая о существовании друга, ткнула того в бок острым локотком, выбивая из анабиоза. Немного потерянный взгляд скользнул сначала по Волкову — потом по Юле и так на ней и остановился, пока девушка не склонилась к мужчине ближе, понижая тон голоса, от чего тот звучал немного ворчливо и недовольно. — Ну представься уже. Раздраженно закатив глаза, мужчина какое-то мгновение сверлил взглядом Пчёлкину, а затем всё же посмотрел на Олега. — Игорь Гром. В голове щёлкнуло — на лицо невольно лезла ухмылка. — Тот самый? — неожиданно, но Грома захотелось поддразнить. — Дворцовую вчера неплохо украсил. Игорь фыркнул, со скупой улыбкой качая головой — Волков его подловил. — Скажи это моему начальству, — Гром, забывшись, сделал ещё один глоток пива и тут же сморщился, отодвигая его подальше от себя и вздыхая. — Лучше бы шавы на эти деньги взял. — Попробуй это, — не задумываясь, Олег протянул Игорю свой бокал. Неохотно, но Гром всё же отпил, едва дотрагиваясь до прохладного стекла губами. Сглотнул — Волков невольно проследил за дёрнувшимся кадыком — и облизнулся, задумавшись. — Неплохо. Олег цокнул. Неплохо! Много ли Гром понимал, чтобы так говорить? Волков ещё раз окинул Игоря взглядом: обычный — или не совсем, учитывая как часто Гром появляется в новостях с кричащими заголовками — мент, который явно в своей жизни изысками не балуется. Но Олегу ли об этом размышлять, если несколько лет назад он и сам не очень-то перебирал ни едой, ни напитками, будучи сначала воспитанником детдома, а потом и бедным студентом: ту палёную водку, после которой его полоскало полдня, он запомнил надолго — Серёжа от него не отходил, не зная, вызвать ли скорую или скормить Волкову пачку активированного угля (к слову, до скорой они не дозвонились, а уголь он выблевал) — и с тех пор к выбору алкоголя подходил ответственно настолько, насколько позволяла зарплата с подработок и скудная стипендия, с которой он слетел после первого же экзамена. Беседа возобновилась, несмотря на то, что Олегу казалось, что обсуждать им троим толком и нечего, и всё же Пчёлкина явно взяла прощупывание тем для разговоров на себя, сразу с головой выдавая один прокол Грома на работе за другим. Волков же лишь вставлял редкие реплики между дурашливым переругиванием своих новых знакомых: мешать увлечённым друг другом людям ему хотелось меньше всего. Юля и Игорь выглядели расслабленными и, не стесняясь, касались друг друга: девушка несколько раз бодала мужское плечо лбом, когда не могла сдержать смех, или прижималась к нему, заискивающе улыбаясь — Гром же практически без усилий отбирал у Пчёлкиной телефон каждый раз, как она, успев выпить ещё несколько коктейлей, порывалась показать Олегу очередное видео из так называемого личного архива, явно позорящее честь и достоинство бравого майора полиции, а в конце просто сунул смартфон в карман кожаной куртки, обещая вернуть позже. Они выглядели как пара, уже давно состоящая в отношениях. Что ж, красивому майору красивая девушка — Олег тут ни на кого претендовать и не собирался, хотя досада немного горчила на языке, но он быстро списал это на пиво. Погрузившись в свои мысли, он не сразу заметил, что разговор стих, а Игорь уже какое-то время пытливо на него смотрел, будто чего-то ждал. — Что? — Волков чуть прокашлялся, находя свой голос сиплым. — Мы пойдём уже, — Гром кивнул на засыпающую Юлю, которая пыталась пристроиться на его предплечье. — Конечно, — пожимая плечами, Олег одним глотком допил оставшееся на дне бокала пиво и торопливо встал. Осторожно переложив Пчёлкину на столик, Игорь тоже поднялся. Дёрнув уголком губ, Волков хмыкнул, пожимая протянутую руку, и, прихватив пиджак, в течение вечера перекочевавший на спинку стула, двинулся в сторону выхода и только на улице, дожидаясь такси, подумал о том, что всё же стоило спросить номер телефона или хотя бы оставить свой. Знакомства в барах для Олега что-то вроде табу, но сегодня он готов был сделать исключение.

***

Как это часто бывает, когда узнаёшь о чём-то, Гром ожидаемо заполонил всё информационное пространство Волкова, умудрившись засветиться в новостях и с очередным грубым задержанием, и на суде над Гречкиным, и ещё несколько раз по мелочи — пришлось признаться себе, что Игорь заинтересовал его больше, чем казалось на первый взгляд, но, что делать с этим дальше, Олег не знал. И, появляясь ровно через неделю в том же баре в то же время, он не надеялся встретить там Грома. Совсем нет. Везение это или нет, но Игорь сидел ровно на том же месте, что и семь дней назад, только компанию ему в этот раз составляла отнюдь не Пчёлкина, а какой-то белобрысый парнишка в очках, который торопливо, судя по движению губ, что-то рассказывал Грому, а тот в ответ внимательно слушал, иногда позволяя быстрой улыбке мелькнуть на лице. Пока Олег неожиданно для себя поддался сомнениям: подсесть или нет, его уже заметили и приглашающе качнули головой. Пацан — Дима Дубин — парнем оказался приятным: сколько бы Волков ни сверлил его тяжелым взглядом из-под сведённых к переносице бровей, Дубин на это никакого внимания не обращал, продолжая солнечно улыбаться и рассказывать что-то с детским восторгом, словно Олег тут сидел в костюме мороженщика. — …а потом Игорь куда-то пропал: ни на смс, ни на звонки не отвечает. Фёдор Иванович тоже не в курсе. Что делать? Никто не знает. Юля уже в какой-то момент так отчаялась, что хотела расклеивать объявления: пропала собака, — Дима коротко рассмеялся, поглядывая на Грома, который снисходительно покачал головой на очередную собачью шутку, которые Волков до сих пор до конца не понимал. — Ты лучше расскажи своё любимое: ты собака, я собака. Игорь лукаво взглянул на напарника, вскидывая брови, и Дубин тут же смущенно поджал губы, пряча глаза в стол. Олег заинтересованно вытянулся, глотнул пива и приготовился слушать. — Этот вот, — Гром кивнул на Диму, игнорируя протяжное: «Игорь», утонувшее в умоляющем, полном страданий выдохе, — когда нас только-только вместе поставили, гонял за мной, будто месячный щенок за мамкой, разве что за штанину не цеплялся. Чуть ли не съехавший под стол Дубин заворчал: «Неправда». — Короче, одна морока, — серые глаза на мгновение в извинении сместились на Диму, а потом вернулись обратно к Волкову. — Про дело долго рассказывать, но нам там ещё Юлька много чем помогла. И вот представь: надо уже скорее ехать, чтобы прихлопнуть одного гада, этого с Юлей хотел оставить, чтобы под ногами не мешался, а он берёт и начинает свою песню петь: ты собака, я собака, она тоже собака, а вместе мы, нахрен, стая и должны держаться вместе. Игорь откровенно смеялся, Дубин сидел уже чуть ли не багровый, и Олег тоже не смог сдержать улыбку. — Прихлопнул? — откинувшись на спинку стула, Волков посмотрел на Грома присосавшегося к бокалу, отмечая, что пиво там то самое, что он давал попробовать Игорю на прошлой неделе. — Кого? — Игорь отставил опустевший бокал в сторону, стирая ладонью небольшие усики из пены. — Гада. Гром глумливо фыркнул — Дима в очередной раз обреченно застонал. — Прихлопнул. Димку в чулане запер, Юльку на стражу и уехал. — ещё один смешок. — Только эти двое за мной увязались. Прихлопывальщики. — Это унизительно, — Дубин поправил очки, судорожно выдыхая, и взял себя в руки, наконец-то справившись со стыдом. — Ниче-ниче, — тяжёлая рука опустилась на плечо Димы, похлопывая. — Тебе полезно вот так вот. А то вы с Юлькой всё обо мне да обо мне. — И ничего не только о тебе. Олег бы поспорил, потому что Дубин с Пчёлкиной действительно говорили больше об Игоре, чем о чём-либо и ком-либо ещё, но его это устраивало: слушать очередную байку о Громе было интересно — хотелось узнать о майоре больше. Он давно и близко не чувствовал себя настолько расслабленным рядом с кем-то, кроме Серёжи. Только вот Разумовского Волков знал с детства, а Игоря — всего несколько дней. В это раз они расходились неохотно: ещё долго стояли у входа в бар, и Гром даже успел выкурить две сигареты, прежде чем Дима, попрощавшись, шмыгнул за угол, оставляя их наедине. Игорь снова зажал фильтр между губ, чиркая зажигалкой и выдыхая облако горького дыма, от которого тут же захотелось раскашляться — в сигаретах Гром непривередлив так же, как и в алкоголе. Задумчиво смотря куда-то сквозь дома на противоположной стороне улицы, Игорь щурился, сжимая губы в узкую полоску, и впервые показался Олегу печальным — хотелось подойти ближе, встряхнуть, сбрасывая с Грома безмолвно повисшую грузом на ссутуленных плечах необъяснимую тоску, которую он чувствовал даже на расстоянии. Может быть, Олег это себе придумал. Мало ли что ему показалась в тусклом свете фонарей: неудачно упала тень, может, просто день был тяжелым и только сейчас, в ночной тишине, когда уже ничего не отвлекало и не смешило, тот напомнил о своём существовании. Сделав последнюю затяжку и устало выдохнув, Игорь в один момент будто скинул невидимую для Волкова ношу и обернулся, коротко улыбаясь. — Ну, бывай, — мозолистая ладонь была тёплой — лишь кончики пальцев холодили кожу. Смотря на удаляющуюся с каждой секундой всё больше и больше спину, Олег сделал несколько шагов следом и остановился. — Гром! Игорь обернулся. — Через неделю здесь же! Дождавшись кивка, Волков засунул руки в карманы брюк и неспешно пошёл в сторону дома. Такси вызывать не хотелось: Олегу нужно немного пройтись.

***

Через неделю Игорь не появился. Волков ждал его, Пчёлкину, Дубина — да кого угодно, но никто не пришёл. Олег чувствовал себя дураком. Номер. Ему всего лишь нужно было узнать одиннадцать жалких цифр, которые бы он легко запомнил с первого раза, и ему ничего тогда не мешало спросить о них Грома, кроме собственного никому не нужного упрямства. После этого он заходил в бар каждый день, чаще всего лишь окидывая помещение взглядом, и, не обнаружив знакомых лиц, запрыгивал в припаркованную недалеко от входа машину и уезжал домой. Волков стал беспокойным и нервным — срывался на подчинённых, рычал, гоняя их за любую мелочь, а, опомнившись, готов был биться головой о стену. Чёртов Гром. Его состояние не мог не заметить Серый — буквально приперев к стенке, Разумовский вытряс из него всё: и про бар, и про Игоря, и про то, что о Громе ничего не слышно уже больше недели. И Олег… Олег беспокоился. Серёжа коротко фыркнул, закатывая глаза, и сказал, что всё решит, а Волков может катиться на все четыре стороны, тем более что рабочий день уже десять минут как закончился. Улыбнувшись, Олег взъерошил рыжие волосы под возмущённое шипение и напомнил, что рабочий день закончился и у Разумовского тоже. Серёжа лишь отмахнулся, выпроваживая друга за порог кабинета, и закрыл дверь прямо перед волчьим носом. Стало легче. После разговоров с Серым всегда становилось легче. И всё же в бар Волков всё равно поехал. Это в последний раз. Он только посмотрит, а потом оставит это бессмысленное занятие, отдавая всё в руки Серёжи — решать вопросы тот умел ничуть не хуже самого Олега. Спустившись в зал, он проигнорировал косой взгляд, брошенный на него барменом — а кого не насторожит какой-то мужик, который таскается сюда каждый день, пялится на посетителей минут пять и уходит, так ничего и не заказав? — потому что перед глазами был только Игорь. Гром сидел в одиночестве в самом углу, и чем ближе Волков к нему подходил, тем отчётливее видел то, насколько плохо выглядел Игорь: печально опущенные уголки поджатых губ, под глазами залегли тени, спина колесом. А ещё он определенно сильно напился, потому что даже не обратил на Олега внимания, когда тот присел напротив, да и стоящие на столике бокалы и шоты тоже о многом говорили, равно как и стойкий запах алкоголя и сигарет, пропитавший одежду и его самого. Толкового пьяный Гром ничего не сказал — Волков вздохнул и, поднявшись, потянул вяло сопротивляющееся тело вверх, закидывая чужую руку себе за шею, и потащил на улицу с надеждой на то, что вечерняя прохлада немного приведёт Игоря в чувства. Несколько раз Игорь запинался о собственные ноги, неожиданно наваливаясь на Олега всем телом и опаляя ухо влажным дыханием, разве что не облизывал. Псина. Поставив Грома у стенки, Волков попытался ощупать карманы кожанки на наличие телефона, чтобы позвонить Пчёлкиной и узнать адрес, куда вообще везти это чудо природы, но Игорь не дал, перехватывая его запястье и с силой сжимая. — Игорь, отпусти, — говорил спокойно и медленно, чтобы до одурманенного алкоголем мозга дошло, чего от него хотят. — Олег, — качнувшись, Гром осоловело моргнул, и наконец-то посмотрел в карие глаза, смещая фокус то на один, то на другой, и развязно улыбнулся. — Олег, Олег, — Волков уже раздражённо пыхтел: при всей его симпатии к Игорю стоять здесь и нянчить его до утра Олег не собирался. — Телефон дай. Гром подвис ещё на одно мгновение, а после подался вперёд, снова повиснув на чужом плече, и невнятно пробубнил: — Слушай, мжно, я у тебя на коврике перекнтуюсь? — устало выдохнул. — Много места не займу. Чстно. Придерживая растёкшееся по нему тело, Волков прикрыл глаза, зажмурившись изо всех сил. Ладно. Кажется, действительно придётся везти Грома к себе: Олег очень сомневался, что Пчёлкина сильно обрадуется пусть и своему, но вусмерть пьяному мужику. Выхода не было. Или он сам себя в этом убедил. Всю дорогу до дома Игорь спал, свернувшись клубком на заднем сидении и пуская на кожаную обивку слюни, но два лестничных пролёта и дорогу от лифта до двери на удивление преодолел сам, отмахнувшись от пытающихся его придержать рук. В квартиру Гром ввалился сразу, как Волков, вытащив ключ из замка, дёрнул ручку, пропуская его перед собой. Затянув на кроссовках морской узел из шнурков, кое-как скинул обувь, затем куртку, оставляя её вместе с кепкой на тумбе, и через мгновение перед Олегом стояла самая настоящая овчарка, которая по стеночке дошла до спальни и скрылась за приоткрытой дверью. Волков так и замер на месте со снятым ботинком в руке. Моргнул. Ещё раз. Не глядя, отбросил обувь в сторону и торопливо пошёл следом за собакой. Пёс действительно был в комнате: лежал на коврике — Олег думал, что это очередная шутка! — свернувшись клубком, и уже посапывал, иногда с шумом всхрапывая и поводя ушами. Подошёл ближе, дотронулся до шерсти кончиками пальцев — мягкая. Уже смелее зарылся в тёплый мех ладонью, поглаживая бок, спину до самого хвоста. Ему не привиделось. Овчарка беспокойно зашевелилась, и он отдёрнул руку, словно ошпарившись. Игорь оборотень. Это откровение не отпускало Волкова, ни когда он вернулся в коридор, чтобы нормально разуться, ни когда чистил зубы и переодевался, ни когда уже лёг в постель, закрывая глаза и вслушиваясь в размеренное собачье дыхание. Игорь оборотень. В груди копошилась тревога, покусывая растерянность, словно блохи. Олег чувствовал себя странно и непонятно, будто заглянул туда, куда ему смотреть было нельзя. Запрещено. Игорь оборотень. Не то чтобы это что-то меняло в его отношении к Грому, но он слишком хорошо знал, что значит быть оборотнем и откуда они вообще берутся. Игорь оборотень. Мысль крутилась в голове как заезженная пластинка, но запретить себе думать об этом так же легко, как убавить звук на граммофоне, он не мог. Игорь. Оборотень. Устав ворочаться с боку на бок, Олег встал с кровати и, бегло взглянув на спящего пса, ушёл на кухню, подхватывая со стола пачку сигарет и тут же прикуривая одну. Волков понимал, что знаком с Громом всего ничего: какие-то жалкие недели, из которых они виделись лишь дважды, не считая сегодняшнего дня, — и делать какие-то выводы не имел никакого права. Дрожащей рукой стряхнул пепел мимо пепельницы, прожигая небольшую дырочку в скатерти. Чёрт. Устало опустился на стул, прикладывая фильтр к губам и затягиваясь. И всё же даже за два вечера в баре, проведенных в компании Грома и его друзей, кое-что об Игоре он всё-таки понял. Гром редко улыбался. Всегда позволял себе лишь смешок, когда любой другой человек точно разразился бы несдержанным смехом. Ему нравились Дима и Юля и ещё некие тётя Лена и дядя Федя, о которых Игорь говорил с исключительной нежностью, и если бы не обращения, то Олег бы запросто подумал, что речь идёт о родителях. Они все как одна маленькая семья. «Стая», — мелькнул на периферии насмешливый голос. Свою стаю Гром берег: любил работать в одиночку, оставляя друзей позади себя — в безопасности и подальше от риска. Сигарета закончилось — он достал вторую, чиркая зажигалкой. Игорь вспыльчивый, резкий и порой излишне торопливый — Олег невольно фыркнул, припомнив рассказ Дубина о том, как Гром окунул какую-то большую питерскую шишку лицом в торт при задержании, а тот оказался невиновен. Казалось, у Игоря было всё: друзья, девушка, семья, интересная работа, любимая шаурмичная и даже бездомная дворняга, всегда ждущая у ларька своей доли. И в голове как-то совсем не укладывалось, где во всей этой идиллии нашлось место для… для чего-то настолько страшного, настолько травмирующего. Защитный, чтоб его, механизм. Горло сжалось от неприятных воспоминаний и жалости. Хотелось позвонить Серому. Убедиться, что с ним всё хорошо, что он поел, не напился кофе на ночь глядя и скоро будет ложиться спать, но Олег не уверен, что справится сейчас с голосом, чтобы не разволновать и так беспокойного друга, пусть и по такому поводу, который в каком-то смысле касался и самого Разумовского. Когда Волков попал в детский дом, с Серёжей уже случилось то, что случилось. Серый всегда любил животных. Всех. Начиная слоном, которого они однажды увидели в зоопарке, и заканчивая крошечным муравьишкой, несущим маковое семечко с булочек из столовой в свой домик. Поэтому он не мог пройти мимо скулящей в панике собаки, запутавшейся в сетях и окружённой толпой мальчишек, даже если боялся хулиганов до дрожи в коленях — страх за собаку оказался сильнее. Только у Серёжи не получилось защитить ни себя, ни несчастное животное. Сначала избили самого Разумовского. Особо не жалели — накинулись все разом, повалив на землю и пиная, куда придётся, а, когда он уже не мог толком пошевелиться, заставили смотреть на то, как они забивают собаку. Поначалу бросали щебёнку — собака скулила, ещё пыталась выбраться из ловушки, лишь сильнее опутывая лапы, обездвиживая саму себя и лишая их представления, затем нашли камень побольше, долго примерялись, пока рыжий мальчишка кричал и плакал, умоляя остановиться. Не остановились. И всё. Крышка схлопнулась — колёсики закрутились. Кто бы знал, что стая ворон, ведомая собратом, так же опасна, как и любое другое разъярённое животное. Маленькие уроды чудом сберегли глаза, а Серёжу при каждом обращении воспитатели запирали в клетку, чтобы не подвергать опасности остальных детей. Там его Олег впервые и встретил. Сначала удивился, что в детдоме зачем-то держат дикую птицу, как домашнюю зверюшку, а потом ужасно расстроился: белые перья, покрытые грязью и кровью, валялись на дне маленькой тюрьмы — ворона явно выдрала их сама: на клюве подсыхали красноватые капли. Птица, сидящая в ужасно тесной для неё клетке, выглядела до того несчастной, что у маленького Волкова каждый раз при взгляде на неё сжималось сердце — ему было её жаль, но рыжего мальчишку, крошечного, тонкого, с острыми локтями и коленками, которым она и являлась, было жаль ещё больше. Тогда Олег об оборотнях знал мало. Точнее, совсем ничего, кроме слов отца о том, что так бывает, если человеку было очень-очень больно. Будучи пятилетним ребёнком, Олег не понимал: очень-очень больно — это как? Ему тоже было очень-очень больно, когда он упал с велосипеда и ободрал ладони в кровь, когда умер Джек, Олег рыдал несколько дней подряд, отказываясь выходить из комнаты, а когда погибла мама, больно было настолько, что казалось, будто в сердце кто-то беспрерывно стреляет из игрушечного пистолета жёлтыми пульками — ими больнее всего, — но так и не стал ни волком, ни зайцем, ни кем-либо ещё. Лишь позднее из книг и редких разговоров воспитателей и старших ребят Волков понял, что зверь — это защита. Срабатывает так же, как предохранитель, оберегая, не давая сойти с ума от страха, горя, злости — от всего, с чем не смогла справиться хрупкая человеческая душа и что в силах её разрушить. Запирая ворону в клетку, Серёже не давали себя защитить, но тот всё же смог найти способ справиться и с этим — в один день белые перья окрасились в чёрный, и мальчика, запертого в теле крохотного создания, бессильного перед взрослыми, охватила невиданная злоба, заостряя когти и клюв. Так появился Птица. По своей сути сгусток ненависти к людям, обидевшим Разумовского, Птица в итоге оказался чем-то большим, чем просто продуктом чего-то вроде мутации детской психики, оказавшейся в безвыходной ситуации. Олег до сих пор толком не знал, что такое Птица, но теперь это не так уж и важно. Всё позади. Кончики пальцев обжёг пепел — Волков дёрнулся, откладывая истлевшую сигарету и стирая с кожи грязь. Взглянул в окно: уже немного светлело — спать не хотелось. Мысли до сих пор хаотично метались в черепной коробке, пытаясь объяснить произошедшее хоть как-то, но Игорь всё ещё не выглядел как тяжело травмированный человек. Олег осёк себя. А как же Вад? Разве Вадик, с лица которого никогда не слезала ехидная усмешка, который обожал идиотские шутки, подколы, у которого заразительный смех и дурацкие прозвища для всех и каждого, выглядел как тяжело травмированный человек? Нет. Совсем нет. И всё же Вадим, словно в насмешку над своим прозвищем, оборачивался в огромную ящерицу. Чуть позднее Волков узнал, что Вад был вараном — гадина редкостная и абсолютно непредсказуемая, способная висеть на ветвях, цепляясь за них задними конечностями и хвостом, быстро бегать, а ещё сожрать свинью, заглотив целиком, да и каннибализмом эти твари не брезговали. О причинах Олег мог только гадать. С Вадиком он работал не один год, но они были недостаточно близки, чтобы даже такой болтливый человек, как Дракон, поделился с ним чем-то настолько личным. Просидев в раздумьях остаток ночи, Волков даже не сразу заметил, как на кухню, покачиваясь, вошёл Игорь и, не обнаружив сигарет в лежащей на столе пачке, с измученным вздохом плюхнулся на стул, тут же растекаясь щекой по столешнице. Нервно дёрнувшись, Олег потёр переносицу и зажмурился изо всех сил, зевая в кулак. Нужно успокоиться. Включил чайник, залез в холодильник, критически осматривая практически пустые полки: достал несколько оставшихся яиц, немного зелени и помидоров. Поставил сковороду на плиту, сразу наливая масло; взбил яйца, нарезал помидоры; отвлёкся на вскипевший чайник — порылся на полках, выбирая между чаем и кофе, и, цокнув, закинул несколько ложек засушенных листьев в заварник, заливая кипятком. Масло начало немного дымиться — перегрел; нахмурился, забрасывая помидоры жариться, шикнул, когда масло брызнуло на руку — рефлекторно обхватил обожженную костяшку губами, облизывая, и хмыкнул: сам ведь говорил Серому не совать пальцы в рот. Помидоры размякли — залил к ним яйца, накрывая крышкой. Вода в заварнике уже окрасилась в бледный жёлто-зелёный цвет — достал две кружки из мойки, выставляя их на стол перед вновь задремавшим Громом. На языке вертелся вопрос, но Олег одёрнул себя. Не сейчас. Выключил плиту и распределил яичницу по тарелкам, посыпав сверху мелко порезанным пучком петрушки с укропом. На запах еды проснулся Игорь: повёл носом, нащупал вилку и начал есть, практически не жуя, пока Волков вяло ковырялся в своей порции. Спроси. Спроси. Спроси. Олег вздохнул. Не сейчас. Олег внимательно посмотрел на Грома: заспанный, с встрёпанным волосами — хотелось коснуться их, но не для того, чтобы пригладить — пощупать, узнать: такие же ли они мягкие, как и собачья шерсть. К небритой щеке прилипла семечка — кончики пальцев защипало: Волков хотел коснуться и её, задержать подушечки на тёплой после сна коже, скользнуть к шее и притянуть к себе, прижимаясь своим лбом к чужому и наконец-то спросить: «Как?», печально взглянуть в серую радужку, давя в себе жалость: Игорь не жалкий, — и просто… просто быть. Здесь. Рядом. Но Олег совсем не уверен, что Грому это действительно нужно: Игорь выглядел спокойным, безмятежным, расслабленным — каким угодно, но точно не взволнованным тем, что показал свою вторую сущность малознакомому человеку. И Волков даже не мог заставить себя узнать, точно ли всё в порядке, потому что такие разговоры — что-то за гранью этичности. Нельзя просто взять и спросить об этом, даже если очень хочется. А Волкову очень хотелось. До пробивающей всё тело нетерпеливой дрожи, потому что это касалось Игоря. И, даже если Олег для него никто, даже если и дальше будет никем — ему не нужен мужчина, ему не нужен Волков: у Грома есть Юля — он хотел знать. — Ты чего? Дернувшись, Олег оторвал взгляд от своих сцепленных в замок рук на Игоря, вопросительно приподнявшего брови и хлюпающего чаем. — Ничего, — повёл плечом, отрывисто выдыхая. Гром подозрительно прищурился. — Что-то ты груженый какой-то — выкладывай давай, — Игорь качнул головой, намекая ему поторапливаться, и приподнял уголок губ в усмешке. Кашлянув, Волков нахмурился, пряча глаза и собираясь с мыслями — Гром немного подобрался, стал заметно серьёзнее и подался вперёд, касаясь смуглой кожи своей ладонью. — Чё случилось? — Игорь тоже хмурился, склоняя голову на бок. — Я вчера сказал чё-то не то? Олег покачал головой и вдохнул поглубже, решаясь. — Ты оборотень. Лицо Грома абсолютно не читалось, и Волков ожидал чего угодно, даже получить по морде, но не смеха. Игорь смеялся, громко и искренне, ни капли не сдерживаясь, щуря глаза и кривя трясущиеся от хохота губы, и Олег не знал: хотел ли он, чтобы Гром остановился, потому что неожиданно стало стыдно и неловко, будто он сказал что-то ужасно глупое, или чтобы не останавливался никогда — в груди разливалось тепло: это он заставил Игоря так громко смеяться. Успокаивался Гром долго, периодически снова срываясь на редкие ехидные фырканья, а потом, отдышавшись, откинулся на спинку стула, с улыбкой смотря на Волкова. — Я уж думал, что сосаться к тебе по пьяни полез, — скрестил руки на груди. — Ну оборотень. И дальше-то что? Будто ты до этого не знал. Что? Карие глаза смотрели растерянно. — Я не… — всё ещё не понимая, что имел в виду Игорь, Олег пытался объясниться. — Я не знал. Откуда? — Да не гони, — брови сначала сошлись к переносице, а после молчания Волкова изумлённо дёрнулись вверх. — Месяц назад. Недалеко от башни твоего дружка. Волков задумался: месяц назад у башни Вместе. Месяц… У башни… — Это был ты? — Олег удивленно вскинулся, с сомнением глядя на довольно скалящегося Грома. — И как, по-твоему, я должен был тебя узнать? Вопрос резонный: мало ли в Петербурге служебных овчарок? Подойти к Волкову, собиравшему документы, разлетевшиеся из выпавшей из рук папки по всей улице, и отдать изжёванный и весь мокрый от слюней листок бумаги могла любая. А раздавшийся с противоположной стороны улицы оклик: «Гром, иди сюда!», он принял за забавную кличку. — Ну, — Игорь почесал лоб, — не важно. Короче, забыли. Оборотень и оборотень. Всё нормально. Пожав плечами, Гром одним глотком допил чай, оставшийся в кружке, и поднялся. — Мне на работу вообще-то надо, — вытащил из заднего кармана джинс телефон и посмотрел на время. — Чёрт, вообще-то прям очень надо: я опаздываю. Игорь окинул взглядом кухню, задерживаясь на пустой тарелке из-под яичницы, а потом перевёл его на Олега. — С меня шава в следующий раз, — кивнул, подтверждая свои мысли, и скрылся в коридоре. Волков пошёл следом, приваливаясь плечом к косяку и наблюдая, как Гром безуспешно пытался распутать шнурки и, плюнув, втиснулся в кроссовки прямо так, оттягивая мягкую пяточку указательным пальцем. И, когда Игорь готов был уже выскочить за порог, он вспомнил о самом главном. — Номер свой скажи. — Чего? Олег раздраженно выдохнул, зажимая переносицу. — Номер телефона. Гром растерянно хлопнул глазами. — А чё, Разумовский меня ещё не пробил, что ли? Мысленно Волков шлёпнул себя по лбу, внешне оставаясь спокойным. — Ещё нет. Помолчав пару секунд, Игорь пожал плечами, сказал: «Ну, значит, пробьёт» — и ушёл. Оставшись один, Олег, потупившись, ещё какое-то время смотрел в стену, собирая в кучу растёкшиеся в кисель после бессонной ночи мысли, а после встряхнулся, похлопав себя по щекам. Он вообще-то тоже опаздывал на работу.

***

Грому Волков позвонил через несколько дней, когда Серый во время перерыва подошёл и прилепил ему на грудь торопливо написанный на стикере телефонный номер. Разумовский смотрел глумливо и отчасти снисходительно, позволяя себе насмешливое птичье кряхтение, замаскированное под кашель, которое Олег умело проигнорировал, скрываясь в курилке на предпоследнем этаже, где редко кто бывал. Рассматривая зажатый меж пальцев жёлтый квадратик с одиннадцатью цифрами, Олег не дал себе долго сомневаться — выудил из кармана мобильный и, набрав номер, приложил его к уху. Трубку сняли гудков через десять. — Слушаю, — хриплый уставший голос на той стороне невольно пустил по волчьему загривку табун мурашек. — Гром, — выдохнул. — Волков, — Игорь заметно оживился, усмехаясь. — Пробил всё-таки. — Пробил, — закатив глаза, Олег фыркнул и хотел продолжить, но Гром его перебил. — Слушай, я сейчас говорить не могу, — отдалённо слышались голоса, принтер и щёлканье мышки. — Если хочешь встретиться, то пригоняй сегодня к девяти к управлению — адрес скину. Шавы пожрём. — Разве шаурмичные в такое время работают? Игорь усмехнулся. — Моя работает. Волков согласился: отказываться повода не было. Сбросил вызов, сжимая телефон, почесал костяшками подбородок, вздохнул и вышел из курилки, возвращаясь в кабинет Разумовского и надеясь на то, что Серый ещё не успел облопаться чипсами и газировкой вместо нормального обеда. Олег с улыбкой покачал головой. Как ребёнок, честное слово. Забота о Серёже стала чем-то обыденным ещё в детдоме. Мысли о детстве вновь всколыхнули в Волкове воспоминания о белой вороне — нужно напомнить Серому про таблетки, а завтра про психотерапевта, — а затем и об овчарке, спящей на коврике у него в квартире. Вопросов всё ещё оставалось много, но, как бы ему ни было любопытно, Олег не собирался лезть туда, куда не просили, и спрашивать о том, о чём спрашивать не стоило, несмотря на то что сам Игорь не казался зажатым, когда говорил о своей второй сути — напротив, выглядел так, словно готов ответить на любой вопрос, каким бы идиотским и бестактным тот ни был. Это удивительно отличало его и от Серёжи, и от Вадика. От Олега Разумовский почти ничего не скрывал, да и в этом не было особого смысла: они росли вместе, знали друг о друге то, что не знал и никогда не узнает никто другой, — это касалось и темы оборотней. Он следил за приёмом препаратов, потому что, замотавшись, Серый частенько забывал о них, дважды в неделю отвозил на терапию, а, когда забирал, всегда покупал для Серёжи детский набор в Макдональдсе и включал обогрев побольше, пока всклоченная ворона сидела в гнезде из его свитера и клевала яблочные дольки, пытаясь успокоиться после очередной тяжелой сессии. Волков был в курсе всего и прекрасно видел то, насколько неприятно и порой даже болезненно для Серёжи всё это. Вад же свою особенность полностью игнорировал, но лишь на словах, не поддаваясь на провокации сослуживцев, которым на уместность таких разговоров было откровенно насрать, однако обращался при каждой удобной возможности, отдаваясь азарту и какому-то безумию, становясь абсолютно неуправляемым — после ходил как пришибленный, много пил, словно на автомате улыбался, шутил, а затем заваливался спать, просыпаясь прежним. Вадим будто не мог определиться: противно ему или нет быть таким, поэтому метался от одного к другому, то возносясь в адреналиновом кайфе, то опускаясь с небес обратно на грешную землю и разочаровываясь в том, что с ним происходит, словно Вадик раз за разом не получал чего-то, чего очень хотел. Обед и оставшийся рабочий день, будто проскочили мимо Олега, и он даже не понял, как оказался у себя в машине. Потерев ладонями лицо, он устало вздохнул и посмотрел на время: ещё пятнадцать минут. Но через пятнадцать минут Гром не явился. Волков подождал ещё пять для приличия и потянулся за телефоном — трубку Игорь взял далеко не сразу. — Пять минут, — сказал и сбросил. Раздраженно посмотрев на погасший экран, Олег откинулся на сидение, немного потягиваясь: все мышцы словно затекли — нужно сходить в зал. Хоть Волков и не надеялся, но ровно через пять минут Гром действительно выскочил из управления, спустился вниз по ступенькам и посмотрел по сторонам — Олег приоткрыл окно, высовываясь, и окликнул его. Зажав несколько папок под мышкой, Игорь, торопливо перебирая ногами — они всегда были настолько длинными? — дошёл до машины, обогнул со стороны капота, запрыгивая внутрь, закрыл дверь и шлёпнул Волкова по плечу, здороваясь. — Чё так далеко парканулся? Стесняешься, что ли? — Гром смотрел со всей серьёзностью. — Нет, — Олег пожал плечами, заводя мотор. — Вряд ли кто-то подумал бы, что ты променял Пчёлкину на мрачного бородатого мужика. Волков хохотнул, сводя всё к шутке. — Куда едем? — Погоди-погоди, — положив руку поверх смуглой ладони, обхватившей рычаг, Игорь взглянул вопросительно. — А Юлька тут при чём? — Ну как, — Олег замялся. — Девушка же твоя. Вздохнув, Гром посмотрел на него, как на дурака. — Да какая она мне девушка? — махнул рукой. — У неё у самой вон… девушка. Вопрос сорвался с губ Волкова ещё до того, как он успел его обдумать: — Кто? Цыкнув, Игорь закатил глаза. — Понятия не имею, — нахмурился. — Она нас ещё не знакомила, хотя, по словам Димки, уже на весь интернет про свою Сашку рассказала. Одернув ладонь, Гром почесал подбородок и поджал губы, задумчиво глядя куда-то мимо Волкова, а потом снова посмотрел на него уже с неким сомнением. — Слушай, а у тебя точно друг соцсеть создал? Олег непонимающе моргнул. — Ну у тебя там, вроде, всё в доступе, не то что я, — со смешком Игорь покачал перед его лицом кнопочной Нокией, — а всё равно нихрена не знаешь. В ответ Волков лишь передернул плечами: возразить ему нечем — он никогда не признается в том, что подписан только на Серого и ещё несколько аккаунтов с собаками. — Да-к куда едем? — Олег пристегнулся, и Гром отзеркалил его действие, устраиваясь поудобнее. — Давай до меня: оттуда до Рустэма недалеко совсем, а потом пройдёмся, — Игорь обхватил плечо ладонью и сморщился, разминая. — Весь день в управлении продержали, черти. Всю задницу себе отсидел. Не отвлекаясь от дороги, Олег усмехнулся — он, в отличие от Грома, весь день провёл на ногах. — Можно? — ткнув пальцем в окно, Игорь практически полностью опустил стекло, даже не дожидаясь ответа, и подставил лицо ветру, прикрывая глаза и облегченно выдыхая. Псина. Скосив взгляд, Волков вновь улыбнулся, но уже нежнее и мягче, несмотря на беспокойство от постоянно проскакивающего в мыслях сравнения. Это неправильно, несмотря на то, что оборотни в жизни действительно походили на свою животную сущность — точнее, это вторая суть походила на человека: Олег читал немного исследований об этом несколько лет назад, когда впервые задался вопросом: почему ворона и почему варан? Ответ складывался из многих факторов: условия травмы, характер человека, его самоощущение, методы борьбы со стрессом — например, люди, склонные к избеганию, нередко обращались в зайцев, лошадей или ланей — и многое другое. Серёжа всегда стремился к свободе, хотел поскорее вырваться из детского дома, часто наблюдал за птицами, за тем, как они прилетают, когда хотят, и улетают, когда хотят, и до того, как появился Олег, он чувствовал себя безмерно одиноким — не таким как все. А Вад… Он просто Вад. Тут и добавить нечего. Как только Волков припарковался у парадной, Гром вылез из машины, потягиваясь — Олег засмотрелся на оголившийся живот с дорожкой волос, идущей от пупка и скрывающейся за ремнём, — а затем стянул с головы кепку, протягивая ему. — Подержишь? — смуглые пальцы ухватились за козырёк, и Игорь пригладил волосы. — А то сваливается постоянно. Волков успел лишь моргнуть, как Гром обернулся, вставая на четыре лапы, и потянулся, прежде чем подбежать к Олегу и игриво боднуть в бедро, виляя хвостом. В тот вечер ему толком не удалось рассмотреть пса — да и не до этого было, но сейчас Олег не мог отвести глаз от блестящей шерсти, по которой хотелось провести рукой — он невольно дёрнул кончиками пальцев, и Игорь тут же ткнулся в них холодным мокрым носом. Вздрогнув, Волков скользнул ладонью выше, поглаживая между торчащих ушей, и убрал её в карман, чтоб не переходить черту дозволенного. Гром же этим был недоволен и, ворча, боднул его ещё раз, но, когда Олег не поддался на провокацию, чихнул и куснул его за штанину, убегая в сторону арки. Пусть и не сразу, но Волков пошёл следом — как только он приближался к псу, тот тут же убегал ещё дальше, не давая себя догнать. Иногда припадал на передние лапы, несколько раз облаял скучившихся возле хлебных крошек голубей, с интересом наблюдая за тем, как те в панике разлетаются в разные стороны — вёл себя, как огромный щенок, что совсем не вязалось с едкими смешками, мрачным нечитаемым взглядом из-под кепки и серьёзным лицом с бровями, вечно сведенными к переносице, и поджатыми губами. В какой-то момент Игорь всё же подошёл к нему, обтирая бок об штанину, отстранился на расстояние вытянутой руки и обернулся обратно, протягивая руку, чтобы забрать у Олега кепку. — Спасибо, — Гром коротко улыбнулся и двинулся навстречу радостно бросившейся к нему дворняге, которая выскочила из-за угла. Олег стоял поодаль, наблюдая за тем, как Гром, погладив собаку, дошёл до ларечка, и, согнувшись, сказал что-то в маленькое окошко, и высыпал на плошку горсть мелочи, накрывая сверху монеты несколькими сотнями. Вопросы в голове только множились, но Волков уже пришёл к какому-то смирению, что с Игорем иначе уже не будет, и это нормально, даже если он никогда не получит ответы на большинство из них. Было что-то особенное даже в том, чтобы просто — без каких-либо лишних раздумий и беспокойства — наслаждаться компанией Грома, и не так уж и важно, в форме ли пса или же человека, потому что Олегу нравился и тот, и другой Игорь. Маячащая всё это время на периферии тревога улеглась, прячась подальше и напоминая о себе лишь изредка: поведение Грома удивительным образом успокаивало — тот не делал из своей второй сути табу, что-то страшное, неприкосновенное и закрытое. Да, это сбивало с толку, потому что Олег до этого момента никогда не знал оборотня, который бы относился к своей особенности настолько просто. Но успокаивало. Было уже не так страшно коснуться собачьей шерсти, задержать в ней руку, потому что Игорю это нравилось — он сам напрашивался на ласку. Вопросы в голове только множились, но Олег уже не чувствовал в себе острой необходимости узнать, помочь, уберечь и защитить, как это было с Серым: Гром очевидно справлялся со всем сам. Волков принял из рук Игоря тёплый свёрток, но есть не торопился, смотря на то, как Гром отломил кусок от своей шавермы, скармливая дворняге. Олег улыбнулся, склоняя голову на бок. — Мог отдать ей мою. Отвлёкшись от собаки, Игорь хмуро взглянул на него. — Брезгуешь, что ли? — Нет, — покачал головой. — Просто такая еда это что-то по части Серого. Заметно расслабившись, Гром хмыкнул, вгрызаясь в тёплую начинку и пачкая небритые щёки соусом. — Ты это зря, — не прожевав, Игорь говорил невнятно. — Попробовал бы хотя бы. Волков с сомнением посмотрел на шаверму, слегка сжав пальцы на шуршащей обёртке. — Ну не травить же я тебя собрался, — проглотив, Гром посмотрел на него раздраженно. Взглянув ещё раз на шаурмичную, которая буквально кричала об антисанитарии и ингредиентах сомнительного качества, Олег, дёрнув бровью, вопросительно уставился на Игоря. — Я твоё пиво в баре пробовал и не сдох — вот и ты не сдохнешь. Ешь, — поставив точку в разговоре, Гром снова набил рот едой, отказываясь продолжать спор. Вздохнув, Волков всё же откусил немного от края, даже не добравшись до начинки, но под пристальным взглядом серых глаз, сделал ещё один укус, чувствуя на языке на удивление нормальное мясо, овощи и какой-то невероятно вкусный соус. — Ну как? Проглотил, раздумывая несколько секунд, и довольно оскалился. — Неплохо. Игорь смешливо фыркнул, прищурившись, и покачал головой — подловил. Олег коротко рассмеялся и продолжил есть, остатки скармливая ластившейся к нему дворняге. — Ты ей понравился, — Гром кивнул на собаку, прижавшуюся к бедру Волкова. Пропустив короткую жесткую шерсть между пальцев, Олег посмотрел на Игоря. — Я понравлюсь любой псине, если буду держать в руках еду. Неожиданно Гром разразился несдержанным смехом, а, успокоившись, лукаво взглянул на него. — Ну мне ты точно понравился. Смутившись, Олег надеялся, что его щёки не такие же красные, какими он их чувствовал, когда растерянно смотрел на Игоря, игнорируя прохладный нос дворняжки, недовольной тем, что поглаживания прекратились. Чёрт. Кажется, он пропал.

***

Узнал о том, что они встречаются, Олег далеко не сразу. Где-то через несколько месяцев они сидели у Волкова дома: взяли немного разливного пива, Олег приготовил лазанью на ужин и успешно закрыл глаза на сушеных кальмаров и копчёную рыбу, притащенных Громом, собственно, к пиву. Развалившись на диване, Игорь откинулся на его плечо и забросил свои длиннющие ноги на подлокотник. Бокал с пивом опасно балансировал на трясущейся от сдерживаемого смеха груди, но Волков не нашёл в себе сил сделать Грому замечание, даже если это значило, что ему придётся после вызывать клининг. Он делал очередной глоток, когда Игорь, не отводя глаз от экрана, сказал совершенно будничным тоном: — Слушай, меня Прокопенки всю неделю трясут: приведи, приведи, — Гром отвлёкся на недовольный возглас, когда мяч пролетел мимо ворот. — У тебя когда ближайший вечер свободный будет? Олег подавился, закашлявшись, — Игорь сел, забирая у него бокал, и обеспокоенно похлопал по спине. — В смысле? — тяжело дыша, просипел Волков. Гром вздохнул. — Что «в смысле»? Знакомиться, говорю, когда пойдём? Не задумываясь, Олег выпалил первое, что пришло в голову: — Зачем? Отстранившись, Игорь нахмурился. — Ты чё-то как-то совсем туго соображаешь. И кто из нас тут ещё мент тупой? Волков продолжал молчать. — Ну смотрины они тебе решили устроить! — брови раздраженно взлетели вверх, а губы поджались. — Придёшь, мордашкой своей посветишь. Тёть Лена тебе сначала допрос устроит, а потом пирогами накормит — Фёдр Иваныч наливочкой угостит. Уйдёшь счастливый, довольный, с пакетом домашних пельмешей. Понял? — Понял, — голос всё ещё оставался хриплым и каким-то пришибленным. — Ну раз понял — молодец. Взлохматив чёрные волосы, Гром улёгся обратно и, поёрзав, сполз Олегу на колени, больно упираясь локтем в бедро. Сдвинув подушки в угол дивана, Волков облокотился на них, подтягивая Игоря выше и устраивая его голову на своём животе, и зарылся пальцами в короткие пряди. Длинно выдохнув, Гром слегка пошевелился и затих, возвращая всё своё внимание происходящему на экране. Было хорошо. И как-то особенно тепло и поэтому, наверное, настолько правильно. Когда матч закончился, Олег выключил телевизор, и они ещё какое-то время провели в тишине, пока он не спросил: — Получается, мы типа встречаемся? — язык немного свело от непривычного слова. Хмыкнув, Гром перевернулся на спину и с улыбкой посмотрел в карие глаза. — Получается, типа да. Сердце неожиданно забилось быстрее. Облизнув губы, Волков перешёл на шёпот. — Могу я? Игорь ничего не ответил — только моргнул, слегка дёргая подбородком вниз. Олег наклонился: влажные губы коснулись лба, отстранился и провёл по тому же месту большим пальцем, разглаживая морщинки. Закатив глаза, Гром подался наверх, одновременно притягивая Волкова к себе за шею. Зубы больно стукнулись друг о друга, и Олег хотел отодвинуться, но ему не дали этого сделать: Игорь вцепился длинными пальцами в его загривок, не отпуская, и лизнул прокушенную губу в извинении. Несмотря на изначальный напор, Гром целовался мягко, нежно прихватывая то одну губу, то вторую, проходился кончиком носа по крылу чужого и едва касался подушечками щёк, от чего становилось немного щекотно. Оторвавшись от Игоря, Волков судорожно дышал, раздувая ноздри. Он толком ничего не видел и не слышал, кроме собственного оглушающего пульса в ушах. Моргнул. Ещё раз. После вообще зажмурился, а, открыв глаза, не смог отвести их от языка, скользящего по покрасневшим губам. Тяжело сглотнув, Олег приоткрыл рот и выдавил из себя охрипшим голосом: — В это воскресенье, — мозолистые пальцы коснулись его руки, и он не сдержал лёгкой дрожи, приятно пробежавшей по позвоночнику от шеи до самого копчика. — В любое время. Гром усмехнулся. — Вот и договорились.

***

Встреча с Федором Ивановичем и Еленой Павловной прошла ровно так, как её описывал Игорь, разве что Волков ушёл от них не с одним пакетом пельменей, а сразу с тремя, и ещё ему с собой завернули пирожок в фольгу, чтобы не остыл, пока он доберётся до дома. После ему пришлось побывать в квартире у Игоря. Правда недолго, но он всё равно успел более-менее оценить обстановку и, мягко говоря, удивиться: содранные в разных местах обои, осыпающаяся штукатурка, едва держащаяся на крюке груша и в целом царящий везде беспорядок и хаос казались ничем по сравнению с отсутствующей в туалете дверью и ванной на кухне, за которую Гром готов был с ним даже подраться, потому что ничего, ты, Олег, не понимаешь — это удобно! Кому удобно и по каким причинам — вопрос спорный, но влезать Волков в это не решился: чужая территория — не его дело, какой бы халупой она ни являлась. Пока Игорь что-то торопливо искал среди бумаг на кухонном столе, Олег с интересом осматривался по сторонам. Приблизился к окну, немного поковырял ногтем скопившийся на стекле слой пыли и грязи, прикидывая, сколько времени понадобится, чтобы отмыть такую громадину — почему-то казалось, что Гром ни за что не согласится на клининговую службу, даже если он оплатит всё из своего кармана (Игорь тем более не согласится, если Волков оплатит всё из своего кармана). Подошёл к стоящим в углу коробкам, заглядывая внутрь тех, что были открыты, и с удивлением обнаружил там несколько теннисных мячиков и небольшой истрёпанный канатик. Схватил мяч, подкинул несколько раз и, усмехнувшись, позвал Игоря — тот вскинул голову, отрываясь от зажатого в руке листа бумаги и посмотрел на Олега. — Играешься? — Волков ещё раз демонстративно подкинул мяч. Брови печально изогнулись, губы поджались, а серые глаза стали почти как у побитой собаки — Гром выглядел грустным. — Это ещё отец покупал, — помолчал и отвёл взгляд. — Не смог выкинуть. Внутри Олега всё замерло, и под грудиной сжался тугой комок, мешая дышать. — Прости. Игорь покачал головой. — Нормально всё. Повисшая между ними тишина стала настолько неприятной, что Олегу казалось, будто кто-то протянул от стены до стены в разных направлениях множество лесок, через которые ему нужно добраться до Грома, ни одну не задев, а иначе всё — конец. Подойдя к Игорю, Волков прижался к нему с боку, уткнувшись носом в шею, судорожно выдохнул и прошёлся кончиком до плеча, потёрся об него лбом и припал щекой, утихая. Оцепеневший поначалу Гром быстро расслабился, переплетая свои пальцы с чужими, погладил прохладными подушечками костяшки и отстранился, вздохнув. — Кислый ты какой-то. Улыбнувшись, Игорь стукнул его кулаком в плечо, посмотрел на разбросанные по столу бумаги, сгрёб их все в одну кучу, неаккуратно запихивая в папку и закрывая. — Давай вот что: это, — красная папка замаячила перед карими глазами, — сейчас отвезём Димке в участок. А потом поехали в лес. — Зачем? Олег растерянно наблюдал за тем, как Гром быстро дошёл до той самой коробки с игрушками, залезая в неё чуть ли не с головой и доставая с самого дна фрисби. Обернувшись, Игорь широко оскалился. — Поиграем. И они действительно поехали. Сначала в участок: Дима встретил Грома у входа, внимательно выслушал, удивлённо кивнул и, забрав документы, скрылся за дверью — Волков всё это время ждал в машине, стуча пальцами по рулю: он не видел Игоря в облике овчарки уже несколько недель — не терпелось зарыться ладонью в гладкую шерсть и позволить слюнявому языку облизать ему руки и лицо. После — до ближайшего леса. Оставляя кепку в машине, Гром выскочил наружу, на ходу оборачиваясь, и быстро скрылся между деревьев. Олег вышел следом и осматривался по сторонам в поисках пса, когда на него неожиданно налетели со спины, повалив на усыпанную хвоей и редкими листьями землю. Поднявшись, он отряхнулся, недовольно качая головой, но не сдержал ласковой улыбки, увидев Игоря, радостно машущего хвостом и сжимавшего в зубах тоненькую веточку, которую при желании тот мог перекусить, просто покрепче сомкнув челюсть. Как Волков заметил: обращаясь, Гром чаще всего либо лез ласкаться, дразнясь и игриво кусаясь, охотно подставляя тёплое пузо, и совершенно по-дурацки свешивая язык изо рта, и склоняя голову набок, либо спал — поначалу сворачивался клубком на том же коврике, что и впервые, игнорируя любые доводы Олега спать вместе с ним на кровати, потом, вроде, оттаял, но близко всё же не ложился, оставаясь в ногах и вскидываясь на каждый подозрительный шорох, словно какая-то сторожевая собака, и лишь недавно начал подкрадываться под бок, засовывая холодный нос куда-то в подмышку, и в этот момент Волков всегда замирал, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть, и порой засыпал в настолько неудобной позе, что утром ныло всё тело, но светлое выспавшееся лицо Игоря без синяков под глазами определенно этого стоило. Гром зарычал, припадая на передние лапы, и всё же раскусил палку напополам — растерянно взглянул на огрызки, потом на Олега, снова на них и подхватил один, поднося Волкову в руку. — Как ты хочешь с этим играть? — смеясь, Олег принял палку под недовольное собачье ворчание и повертел её перед глазами. — Может, всё же достанем фрисби? Гавкнув, Игорь прикусил его за бедро и отскочил в сторону. — Как скажешь, — хохотнув, он замахнулся и бросил ветку так сильно, как только мог. Пёс метнулся следом за целью, но возвращаться не торопился, отвлёкшись на шуршание в ближайших кустах, и, сунувшись в листву, вспугнул птицу, которая тут же улетела прочь под радостный собачий лай. Фрисби им так и не понадобилась: Гром нашёл новую палку, покрепче и побольше, и с удовольствием бегал уже за ней, иногда отвлекаясь на скачущих по деревьям белок или нападая на Волкова в попытке застать врасплох ещё раз, но безуспешно. Наигравшись, Игорь присмирел и потрусил к машине, тяжело дыша, и, когда Олег подошёл, уже стоял на своих двоих, присосавшись к бутылке с водой и выпивая половину за раз. Всю дорогу домой Игорь провёл за разговором с Димой, прижимая плечом телефон к уху и что-то выписывая в блокноте, взятом в бардачке. Волков прислушивался больше не к словам Грома, а к его тону: голос звучал несколько раздраженно: что-то не сходилось, не получалось, — а в какие-то моменты даже сердито. Наконец-то сбросив вызов, Игорь запрокинул голову, прикрывая глаза и вздыхая, а затем, повернувшись, опустошенно посмотрел на Олега, однако достаточно быстро пришёл в себя, привычно дёрнув уголком губ в лёгкой ухмылке. — Ко мне? — Волков улыбнулся в ответ. Гром зевнул, запоздало прикрывая рот ладонью, и кивнул. — К тебе. В квартиру к Олегу Игорь уже заходил, как к себе домой, быстро разуваясь и сразу сворачивая в сторону ванной, обычно чтобы помыть руки — сейчас принять душ. Пока Гром мылся, Волков начал готовить ужин, заканчивая как раз в тот момент, когда любящий поплескаться подольше Игорь вошёл на кухню в чуть коротковатых ему штанах Олега и с полотенцем на плечах, и моментально сунулся в стоящую на плите кастрюлю, и, не обращая внимание на возмущенный возглас, зачерпнул немного пюре пальцем, тут же отправляя его в рот. Волков шлёпнул Игоря полотенцем, отгоняя от плиты подальше, и Гром, глумливо фыркая, сел за стол, не предпринимая больше попыток добраться до еды раньше времени. Остаток вечера они провели в кровати за просмотром фильма, который Волкову посоветовал Серый и который, очевидно, ни Игорь, ни Олег толком не поняли — начинать просмотр, даже не поинтересовавшись жанром, оказалось большой ошибкой, учитывая огромную любовь Разумовского к арт-хаусам. Потеряв нить повествования уже минут через пятнадцать после начала, они всё чаще отвлекались на поцелуи и лёгкие поглаживания: Гром прижимался губами к черноволосой макушке, проводил кончиками пальцев по рёбрам, за что Волков, запрокинув голову, дунул ему в ухо, довольно скалясь, когда Игорь вздрогнул, едва не скидывая со своих коленей ноутбук; Олег же, удобно устроившись на чужой груди, лишь изредка ёрзал, потираясь щекой о голую кожу, и крепче сжимал объятия. Фильм закончился, и Волков неохотно отстранился, давая Грому возможность убрать ноутбук. Пока Игорь возился с техникой, Олег свернул плед, которым они укрывались всё это время, отбрасывая его на кресло, и залез под одеяло, приглашающе отогнув уголок со стороны Грома. Вернувшийся в комнату Игорь остановился в метре от кровати, переминаясь с ноги на ногу — собирался обернуться. — Игорь, — окликнул Грома Волков, поддавшись необъяснимому порыву. Отвлёкшись, Игорь посмотрел на Олега и вопросительно хмыкнул. — Я хотел спросить насчёт, — смуглая рука дёрнулась, — этого. Гром лишь пожал плечами. — Ну спроси. Нервно облизнувшись Волков поджал губы. — Почему ты иногда спишь вот так, — недолгое молчание, — в форме собаки? Задумавшись, Игорь почесал подбородок и всё же ответил: — Собаке снятся собачьи сны. Сказал и обернулся, запрыгивая на кровать и сворачиваясь под одеялом клубком у Олега под боком. Откинувшись на подушку, Волков опустил ладонь на тёплый шерстяной бок, зарываясь в мех пальцами, и закрыл глаза, прокручивая в мыслях слова Грома до тех пор, пока не уснул.

***

В последнюю неделю Игорь стал нервным и ещё более раздражительным, чем обычно — мрачно зыркал на любое неосторожное слово, огрызался, когда Олег пытался узнать, в чём, собственно, дело и всё продолжал отмалчиваться — только тихо извинялся, когда понимал, что сорвался на Волкова без какого-либо повода, целовал в плечо и надолго уходил на кухню, чтобы покурить. Несмотря на отсутствие каких-либо ответов, Олег дураком не был — догадаться, что дело в работе, когда Игорь всю неделю проводил в участке, а к нему приходил редко и чаще всего лишь принимал душ, через раз позволяя усадить себя за стол, чтобы хоть немного накормить, после убегая обратно на работу, оказалось не сложно. Сложным было только решение этой проблемы, потому что Волков не мог взять и устранить всю преступность Санкт-Петербурга по щелчку пальцев, чтобы его Гром наконец-то успокоился и ушёл в заслуженный отпуск. Ну или хотя бы взял выходной, потому что в настолько загруженные дни Игорь отказывался даже от этого, не слушая никого и ничего, какими бы разумными ни были доводы — нет и всё тут. Начальство с этим уже давно смирилось — Фёдор Иванович смотрел сквозь пальцы и на переработки, и на сомнительные методы работы, и на прочие вещи, лишь часто по-отечески вздыхая — больше-то он сделать ничего толком не мог: Гром уже давно не ребёнок, а отстранить от дела рука не поднималась, да и смысла в этом никакого не было: Игорь будет заниматься расследованием в любом случае, а официально или нет — это уже неважно. Друзья тоже попыток препятствовать не предпринимали и Олегу советовали поступать так же: Грома не переспоришь, как бы ни старался, а лишняя ругань им ни к чему. Как говорится, не можешь победить — возглавь. Или хотя бы сведи ущерб к минимуму. Так Дима не оставлял Игоря одного, не позволяя ввязываться в драки в одиночку и лезть в предполагаемое логово преступников, не дождавшись подкрепления, а Юля частенько брала на себя поиск информации, благо источников у неё было намного больше, чем у Грома, даже учитывая его связи с Бустером — хотя сам Игнат наверняка бы с этим поспорил. Так что к смирению и принятию Волков пришёл быстро: взрослого человека уже не исправишь, да ему это и не было нужно, потому что Игорь нравился Олегу таким, какой он есть: злым, с нахмуренным лицом и рычанием в уставшем голосе; добрым, подкармливающим бездомных животных и переводящих бабушек через дорогу; ехидным, задумавшим очередную совсем не обидную подколку; расстроенным, когда что-то не получалось. Игорь не был бы Игорем, если бы от него оторвали что-то настолько важное, как любимая работа, как бы Олегу ни хотелось, чтобы он берёг и заботился о себе немного больше. И Волкову ли об этом говорить? Он ведь тоже когда-то свинтил от Серёжи в армию, потом подался в наёмники и прошёл через некоторое дерьмо, которое к заботе о себе отношения имело мало — точнее, совсем никакого. Однако смирение не означало безразличие — Олег думал о том, как помочь, перебирал варианты, пока не зацепился за рассказ Дубина о том, что Гром раньше часто ходил «выпустить пар» в зал к Бустеру. Почему перестал ходить — вопрос, но иного выбора у Волкова в тот момент в любом случае не было. На предложение поспарринговать Игорь отреагировал первой за последнее время искренней улыбкой и согласился. Олег чуял подвох. Вот так просто взял и согласился? Гром, который уже больше семи дней динамил его буквально во всем, согласился пойти и побить друг другу лица, несмотря на работу? Неожиданно. Но Волков свой шанс упускать не собирался. В зал пошли поздно вечером: зрители им были не нужны. Игнат, любезно предоставил им ключи от раздевалки под ответственность Игоря, а самого Грома под ответственность Олега, запер тренерскую и ушёл. Когда они замерли напротив друг друга на ринге, в Волкове проснулся азарт, и он оскалился, глядя на то, как Игорь встал в стойку, поднимая сжатые в кулаки руки перед собой и слегка согнул колени. Бокс. Олег так засмотрелся на довольное лицо Грома, что пропустил первый выпад: удар пришёлся в плечо. Не больно — больше чтобы привести в чувства. — Не стой — замёрзнешь, — Игорь ухмыльнулся, подначивая. Фыркнув, Волков немного шагнул вперёд и быстро выкинул кулак в сторону Грома, вынуждая его отскочить немного назад. Проведя пальцами под носом, Игорь шмыгнул и довольно ощерился. Олег ответил ему тем же. Что ж, будет интересно. Кружили они вокруг друг друга долго, периодически обмениваясь ударами, которые чаще всего уходили в блок: несколько Олег пропустил, позволяя Игорю помять ему бока — рёбра немного ныли, но это было даже приятно, — однако и сам он не оставил Грома нетронутым, пробивая в плечо и грудь, лишь раззадоривая Игоря ещё больше. С каждым выпадом они становились внимательнее — внутри всё трепетало: хотелось задеть, коснуться костяшками разгоряченной кожи, выбивая звериный рык из чужой глотки и ответную атаку, чтобы увернуться, отпрыгнуть, не дать коснуться уже себя. Это напоминало игру. Ударь. Ударь. Ударь. Коснись. Коснись. Коснись. Но игра не может длиться вечно: в ней всегда есть победитель и проигравший. В самом начале Волков безмолвно принял установленные Громом правила и тоже боксировал, стараясь не вмешивать в бой другие стили, равно как и Игорь не пытался внезапно опрокинуть его на мат, вспомнив о своих навыках самбо, но вслух они ни о чём не договаривались. Не воспользоваться этой лазейкой Олег не мог. В одно мгновение ухватившись левой рукой за запястье — правой за локоть, он дёрнул Грома на себя вниз, выводя не ожидавшего этого Игоря из равновесия, завёл руку за спину, прижимаясь к лопаткам, и обхватил поперёк груди, фиксируя. Тяжело дыша, Гром трепыхнулся в безуспешной попытке освободиться, стиснул кулаки, напрягаясь всем телом. — Отпусти, — хриплый голос едва заметно дрогнул. Волков засмеялся, не ослабляя хватки — делая лишь сильнее. — Так быстро сдаёшься? — провёл носом по загривку, целуя у кромки волос. — На тебя не похоже. — Отпусти, — зарычав, Игорь дёрнулся ещё раз. Как только Олег расцепил руки, Гром шарахнулся от него, потирая грудь в том месте, где до этого лежала смуглая ладонь. Лицо всё раскраснелось, со лба стекал пот, скользил по вискам и шее, впитываясь в футболку. Игорь перевёл взгляд на Волкова, но словно совсем его не видел. Пока растерянный Олег судорожно соображал, как лучше сейчас поступить, Гром, заметавшись по рингу, в конце концов обернулся овчаркой, поджимая уши и хвост и не прекращая поисков укрытия. Пёс скулил, расхаживая по матам на полусогнутых лапах, и Волков сделал небольшой шаг в его сторону и остановился. — Игорь, — брови сошлись к переносице, губы печально дрогнули: он чувствовал себя таким виноватым. Гром вскинулся, посмотрел на Олега, будто только сейчас его заметил, и бросился к нему: прижался к ноге, дрожа и пряча морду между бёдер. Волков коснулся шерстяной макушки кончиками пальцев — Игорь заскулил. Одёрнул руку, испугавшись — Игорь заскулил ещё громче. Вздохнув, Олег присел перед псом на корточки, прижимая к себе и зарываясь носом в мягкую шерсть на шее, и ласково провёл ладонью по спине, бокам, дотронулся подрагивающих лап и говорил, говорил, говорил, пока собачий вой не стих. Ни о каком душе и даже смене одежды речи не шло: нужно ехать домой. Волков неохотно отстранился, чтобы сходить до раздевалки за их вещами, выключить везде свет и запереть, но Игорь и не думал оставлять его, боязливо волочась следом. В машине было особенно тяжело: он не мог пустить собаку к себе на колени, и Гром, видимо, прекрасно это понимал, поэтому без возражений остался на заднем сидении, но всю дорогу беспокойно ходил по салону, то посматривая в окна, то замирая за спиной у Олега и тычась в висок. Холодный нос отвлекал, оставляя влажный след на коже, но Волков не посмел отогнать Игоря от себя. В квартире пёс немного успокоился, но по-прежнему не давал Олегу отойти далеко, начиная скулить и ползти следом за ним, однако Волков и сам не хотел оставлять Грома одного. Торопливо помывшись под звук скребущихся об дверь когтей, он выскочил из ванной, ероша полотенцем волосы с остатками шампуня, и тут же принимая в объятия трясущуюся овчарку, которая сразу начала облизывать его лицо, руки, шею, пыталась прижаться как можно ближе и при этом видеть его глаза, скуля от беспокойства. Ему и самому хотелось заскулить. Сколько раз Олег видел подобное поведение у Серого, не сосчитать, и в каждый пугался до усрачки, но быстро брал себя в руки: Серёже он нужен спокойным и собранным — два человека в панике, когда один из них оборотень во время приступа, это что-то сравнимое с катастрофой, потому что пострадать от этого могут оба — на шее, обычно скрытой горловиной водолазки, до сих пор красовались шрамы: Разумовский, обернувшийся птицей, атаковал его, испугавшись мечущегося по комнате Волкова, который трясущимися руками пытался собрать рассыпавшиеся по всему полу таблетки успокоительного. Но к Серому он привык. Олег знал, как успокоить птицу. Волков знал, как успокоить Серёжу. Самое страшное то, что он не знал, как успокоить Игоря. И Олег делал то, что мог, робко, неторопливо, следя за реакцией Грома, не обращая внимание на собственное состояние. Горло сдавило комком, но он всё равно говорил с Игорем, иногда не сдерживая дрожи в голосе, срываясь в шёпот, порой вовсе затихая, чтобы тяжело сглотнуть и продолжить дальше, потому что пёс внимательно его слушал, постепенно выравнивая дыхание и погружаясь в беспокойный сон. Убедившись, что Гром не проснётся в ближайшее время, Волков вывалился из спальни, припадая ненадолго к стене в коридоре из-за дрожащих ног, которые затекли от того, что он несколько часов просидел в одной позе, боясь пошевелиться. На кухне Олег в первую очередь потянулся к сигаретам, открывая настежь окно и высовываясь наружу. Хотелось кричать от того, какой же он дурак. Ведь были звоночки, ведь Волков знал — как никто другой знал! — что животное — это защита. Никто не станет оборачиваться забавы ради, даже если на первый взгляд могло показаться иначе. Даже если Игорь казался в порядке, даже если он улыбался, шутил и смеялся, даже если не придавал второй сути особого значения — он не стал бы оборачиваться забавы ради, он не стал бы оборачиваться, чтобы поиграть с Олегом, он не стал бы оборачиваться, чтобы просто поспать. Серый никогда не оборачивался просто так. Всегда был триггер — что-то, что выводило Разумовского из себя, и он бежал, прятался, чтобы стало легче, чтобы было не так больно. Волков передёрнул плечами. Вадик, получается, тоже? Покачал головой. Какой глупый вопрос. Конечно, Вад тоже. Просто до Олега неожиданно долго начали доходить очевидные вещи. Холод и табачный дым немного отрезвили его. Тяжело опустившись на стул, он прикрыл глаза ладонями и замер. Вдох. Задержать дыхание. Выдох. Отстранил от лица руки, посмотрев на лежащие на столе телефоны — потянулся к Нокии и, неуверенно сжимая кирпичик в руке, залез в контакты: Димка, Юлька, Прокопенко — вот и весь его выбор. Кому позвонить, Волков не знал: стыдно было перед всеми, что он вот так облажался, но перед Фёдором Ивановичем сильнее всего — ощущалось как вина перед родителем за то, что не сберег его ребёнка. Игорь не ребёнок. А Прокопенко не его отец. Но менее виноватым от этого Олег себя не чувствовал, несмотря на то что Гром уже давно посапывал в обе дырки, а утром обязательно попрётся на работу. Выбирая между Дубиным и Пчелкиной, Волков справедливо решил, что лучше набрать Диме: тот мог сам поговорить с начальством, выпросив для Игоря внеплановый выходной, без участия Олега. Ответил Дубин не сразу, но со второй попытки Волкову удалось до него дозвониться. — Игорь, три часа ночи. Заспанный недовольный голос заставил Олега кинуть взгляд на часы: пятнадцать минут четвёртого. Ну Олег ведь все равно его уже разбудил? — Это не Игорь. Повисло недолгое молчание. — Что с ним? — теперь Дима звучал бодро, но крайне обеспокоенно. — Сейчас уже всё хорошо, — судорожный вздох. — Я так думаю. — Слушай, — Дубин устало выдохнул в трубку и продолжил нетерпеливо, — ты можешь сказать, что случилось? Мне нужно приехать и помочь? — Нет, не нужно. Просто я облажался, — Волков замешкался, но Дима его не торопил. — Мы ходили к Бустеру: постоять в спарринге. Ты сам рассказывал, что ему это когда-то помогало сбросить напряжение. Прерывистый вдох. — Всё было нормально, пока в конце я не зажал его, и он, — Олег остановился, подбирая слово, — испугался? Обернулся и очень долго не успокаивался. — Как он? — просипел Дима. — Давай я приеду. Волков покачал головой, забывая, что собеседник не может его видеть. — Сейчас уже всё хорошо, — повторил он. — Ладно, — не стал спорить Дубин. — Я думаю, — Олег тяжело сглотнул. — Я надеюсь, что утром он вернётся в норму и даже попробует пойти в управление, но лучше не стоит. Ты можешь поговорить с Фёдором Ивановичем? Он ведь не откажет, если это для Игоря? Дима тихо засмеялся. — Не откажет. Прощаясь, Волков несколько раз извинился за поздний звонок и вообще за всё, но Дубин прервал его и, поблагодарив за заботу об Игоре, положил трубку. Ещё немного посидев, Олег всё же вернулся в комнату к Грому. Крадучись подошёл к кровати, проверил пса и лёг рядом, уткнувшись лицом в шерсть. Он не двинется с места, даже если задохнётся, потому что чувствовать размеренное сердцебиение Игоря и ощущать плавное движение грудной клетки намного важнее, чем дышать.

***

Поспать Волкову так толком и не удалось: если и получалось задремать ненадолго — он тут же вздрагивал либо от храпа собаки под ухом, либо от сигнала машины с улицы, либо ещё от какого-либо даже незначительного звука: беспокойство за Игоря не давало расслабиться. А Гром, который утром так и остался псом, лижущим ему лицо, не оставлял для этого вообще никаких шансов. И всё же успокоиться было нужно. Спокойный Олег — спокойный пёс. Спокойный пёс — спокойный Игорь. А успокоившийся Игорь уже мог ослабить механизм защиты, возвращаясь в человеческую форму. Готовка расслабляла: это что-то, что поддавалось контролю, и на какое-то время Волков отдался этому с головой, периодически отвлекаясь на снующего рядом Грома, который, не изменяя себе, пытался сунуть любопытный нос во все кастрюльки и сковородки и, пренебрегая всеми нормами приличия, в какой-то момент даже запрыгнул передними лапами на стол, пытаясь дотянуться до миски с фаршем для беляшей, и снёс на пол раскрытую пачку муки, усыпая белым порошком весь пол и заодно себя. Сердиться на пса Олег не мог, даже если бы очень этого захотел, поэтому он лишь покачал головой, устало вздыхая, выгнал Игоря с кухни и торопливо смёл муку в одну кучу, прежде чем пойти следом за Громом. Когда Волков вошёл, пёс уже сидел в ванне, слизывая капли воды с закрытого крана — сначала Олег включил холодную воду, чтобы Игорь попил, — затем снял лейку душа, добавляя горячей. Полил немного на запястье, проверяя температуру, и только потом направил на Грома, поливая спину, бока, не забывая о виляющем из стороны в сторону хвосте. Аккуратно прошёлся ладонями по морде, особенно осторожно обходился с ушами, стирая остатки муки. Игорь больше не метался, вёл себя так же, как раньше, когда оборачивался собакой, охотно подставляясь под смуглые руки и при этом не дрожа, но Олег всё равно печально поджимал губы, изогнув брови, сведённые к переносице, и почти не смотрел в серые глаза, боясь увидеть в них отражение собственной грусти и разочарования. Из приступа меланхолии его вырвал Гром, коротко заскулив, и даже этого хватило, чтобы у Волкова в испуге сжалось сердце, и он тут же посмотрел прямо на собачью морду, в которой не нашёл ни капли страха, а лишь беспокойство за него, за Олега. Мягко улыбнувшись, Волков поцеловал черный мокрый нос, от чего Игорь чихнул, встряхиваясь и орошая всё вокруг себя множеством капель. Выключив воду, Олег рассмеялся, накидывая на пса полотенце, и, вытерев, помог выбраться из ванны, потому что у Грома ужасно скользили лапы, и он всё никак не мог вылезти сам. Отпустив пса в спальню, чтобы немного обсохнуть, Волков прибрался на кухне, пожарил беляши и пошёл рыться по шкафам в поисках фена, будучи абсолютно уверенным, что Серый ему его однажды дарил то ли на новый год, то ли на день рождения, заявив, что вещь эта, вообще-то, крайне необходимая. Олег невольно подумал, что если бы не Игорь, то феном бы он ещё долго не пользовался, если бы, конечно, в принципе решил когда-то начать это делать. Гром от сушки был не в восторге, бегая от Волкова по всей спальне и недовольно лая. И Олегу пришлось много чего пообещать, чтобы Игорь всё-таки подпустил его к себе. Вечером позвонил Дима и, несмотря на возмущённые серые глаза, Волков попросил об ещё одном выходном для Грома, на что Дубин со смехом ответил, что Прокопенко на радостях отправил его в отпуск, благо что у Игоря их не отгулянных было около штук десяти. И Олег не знал, что действительно послужило причиной, но уже через десять минут после разговора с Димой, Гром подкрался к нему сзади, пока он мыл посуду, обхватывая руками поперёк живота, и уложил подбородок на плечо, хрипло выдыхая на ухо: — Сильно испугался? Перекрыв кран, Волков бросил тарелку в раковину и развернулся лицом к Игорю, стискивая того в объятиях изо всех сил и шепча: — Очень. Отстранившись, Олег торопливо коснулся губами лба, носа, снова прижался щекой к щеке, попытался извиниться, но Гром не дал, покачав головой. — Сам виноват, — отодвинулся, хмурясь. — Юлька меня предупреждала, что однажды мне боком выйдет моя молчанка. Игорь криво усмехнулся и посмотрел в карие глаза. — Вот и вышла. Огладив колючий подбородок, Олег взял Грома за руку, поцеловал костяшки и, сжав ладонь покрепче, увёл в комнату Они устроились на диване напротив друг друга: Волков всё продолжал бездумно щупать мозолистые подушечки, перебирать фаланги — Игорь же не сопротивлялся, лишь наблюдая. Никто из них не решался нарушить молчание. Но наконец Олег замер, переплетая их пальцы, и посмотрел Грому в глаза. — Расскажи мне, — сказано было настолько тихо и робко, насколько возможно: он всё ещё не хотел давить на Игоря. Гром нахмурился, задумчиво облизывая губу, резко выдохнул и ответил: — Мне было десять…