The Devil and the Deep Blue Sea

      Когда слуги прибывают в его резиденцию с приглашением на собственное торжество, Норрингтон подумывает отказаться. Хотя казалось бы, Беккет достаточно долго держал этот заветный приз перед носом, так почему бы наконец не забрать его? Мужчина допускает мысль, что лорду придётся начать выдумывать достойное оправдание для своих уважаемых гостей, почему же их прославленный адмирал не явился. Однако он знает — перевес чаши весов в пользу Норрингтона не продлится долго. На самом деле Джеймс и не хотел бы знать последствия, когда эти чаши снова уравновесятся.       Мужчина внимательно рассматривает принесённую слугами форму. Он решается.       Лорд Беккет организовал это мероприятие прямо у себя дома. Норрингтон на мгновение останавливается у входа, когда лакеи распахивают перед ним двери. Роскошный зал гостиной оказывается довольно просторным, отовсюду раздается оживленная мелодия вальса. Надушенные дамы с затянутыми корсетами и их парнёры в не менее нарядной форме, тесно прижавшись друг к другу, кружились в изящном танце. Здесь также людно, как в портовой таверне Лос-Анджелеса. Норрингтон едва ли узнаёт хотя бы одно лицо. Конечно, они все до единого принадлежат лорду. В прочем, эта церемония отчасти именно его; несуразный, порочный брак между ними.       Он делает шаг внутрь, привычно держась за рукоять меча на поясе. В мягком свете люстр сияет каждая золотая пуговица на парадной форме, которую Беккет прислал ему для встречи в Адмиралтействе. Тёмно-синий льняной мундир, обшитый золотым кружевом, идеально подходит по размеру. И несомненно подчёркивает не только фигуру, но и новообретённый статус. Однако никто из присутствующих даже не оборачивается в его сторону. Их разговоры продолжаются, борются за право быть в центре внимания, совершенно игнорируя виновника торжества. Который, к слову, в растерянности предпочёл держаться где-то поодаль. Норрингтон, надеясь, высматривает среди приглашённых хотя бы одного знакомого, но его опережают.       Чья-то рука легко касается плеча и он чувствует подступающее облегчение, словно ухватившись за спасительный канат. Рядом оказывается никто иной как Беккет. Аристократ изящен в своей золотой парче, в одеянии черных и синих оттенков, перекликающихся с тонами Норрингтона. Беккет даже не старался изменить в стиле что-либо за эти годы. Джеймс едва ли не теряет дар речи, когда перед глазами против воли вспыхивает та ночь в Портсмуте. — Милорд. — обращается к нему Норрингтон, сквозь внезапно подступивший к горлу ком. — Адмирал, рад вас видеть, — говорит Беккет. — Я уже было начал волноваться, что вы бросили нас. — Нет, милорд. — мужчина покорно склоняет голову. — Я не сужу вас, впрочем, —пальцы лорда невесомо танцуют на пуговицах мундира, постепенно перебераются выше, замирая на груди. — вы выглядите весьма неплохо. Я сожалею, что не отдал вам её раньше. Всё же есть вещи, которые стоит ждать, даже если в прошлом в них было отказано.       Норрингтон сглатывает.        — Да, сэр.       Беккет расплывается в улыбке и убирает руку. — Идём, я хочу всем тебя представить.       Аристократ прижимает его к себе, ведя вглубь гостинной. По пути в руке оказывается бокал с напитком, а потом их увлекает нескончаемый поток светских бесед. Беккет почти скармливает Норрингтона, словно львам, жадной до сплетен публике. Имена всех тех, кого представлял ему лорд, сливаются воедино. В какой-то момент Джеймс начинает сравнивать себя с новоиспечённой невестой, нарядной и прекрасной, но без права собственного голоса. А Беккета — с нежеланным мужем, организовавшим союз, который выгоден лишь одной стороне. Лорду, что хвастается и гордится своим крупным уловом перед гостями.       Конечно, аристократ не глупец, он прекрасно осведомлён, что Норрингтон на дух не переносит подобные мероприятия. Адмирал испытывает дежавю. Восемь лет назад всё было почти в точности, как сейчас. Беккет и тогда был в центре внимания, получая удовольствие от контроля над толпой, что с жадностью ловила каждое его слово.       И кто же эти люди?       Жёны и сёстры его подчиненных, которые приехали вместе с ними в Порт Роял ради возможности нарядиться в роскошные платья. Офицеры адмирала тоже здесь. Островки синего и белого, мелькающие среди моря всей этой тафты и атласа. Однако Беккет не обращает на них внимания. Они — единственные люди, ставшие действительно близкими Норрингтону. Аристократ вновь заставляет его сосредоточиться, представляя тем, кого Джеймс видит впервые — кучке дворян, обосновавшихся в городе и за его пределами. Тем, кто пытался сколотить небольшое состояние на побережье. Кто-то из них преуспел, кто-то потерпел неудачу и только теперь, единожды, получает лакомые кусочки этой безбедной, сладкой жизни. Лорд Беккет пригласил их всех.       На протяжении вечера Норрингтон наблюдает за своими подчинёнными, коих было в меньшинстве, и однажды ловит взглядом Джиллета и Гроувза. Те, кажется, делают всё возможное, чтобы иссушить запас портвейна Беккета. Джеймс бы очень хотел ускользнуть к ним, но у него нет ни малейшего шанса. Он только рад, что они есть друг у друга.       Беккет на некоторое время покидает его, но отсутствие лорда не спасает от ловушки. Точнее от гостей, с которыми он успел познакомиться. Их безымянные фигуры обступают Норрингтона со всех сторон, желая услышать о его свершениях. Благодаря Беккету он удачно избежал роли пирата — это тайна, которую знает только лорд. И она никак не вписывается в безупречный образ адмирала. А потому мужчина повествует им одни и те же истории — о погонях вокруг мыса Горн, о военных конвоях на Треугольнике, длительных путешествиях по Атлантике. Раз за разом Джеймс всё больше приукрашивает до тех пор, пока сам перестает отделять вымысел от правды.       Когда он успел научиться столь легко лгать о себе? Да и самому себе?       Лорд объявляется вновь, на этот раз дабы произнести грандиозную речь. Грандиозную настолько, что Норрингтон рад за многие приукрашенные подробности. Беккет повествовал о новом контр-адмирале, как о человеке, лично избавившем моря от пиратства. Эдакий Помпей. Льющийся поток похвалы Норрингтон воспринимал, словно она принадлежала кому угодно, но не ему. Даже если сказанное скоро окажется правдой, он не желает этого. Не желает ещё одного предательства.       Это не благородство. Это не честь. Это то, чего можно было избежать. Однако он предпочёл броситься в надвигающуюся бурю на всех поднятых парусах.       И вот, он здесь, потерпевший кораблекрушение.       Начинает играть музыка. Джеймс проходит между дамами, танцуя с одной из них без особого интереса. Они кружатся по небольшому залу, едва избегая других пар. Мужчина никогда не был великим танцором, что весьма заметно. Благо, из-за крепких напитков многие были уже подшофе. В какой-то момент Джиллет и Гроувз, подвыпившие, бросаются друг другу в объятия и тоже начинают медленно вальсировать, выставляя себя полнейшими дураками.       Норрингтон мысленно благодарит их за отвлечение внимания. Наконец, пользуясь случаем, он растворяется в толпе, чтобы протиснуться на балкон.       Глоток свежего воздуха — во истину благословение. Ночь выдалась прохладной, с востока дует лёгкий ветерок. Вдоль утесов к пурпурно-чёрному морю колышется трава, развеваются флаги. Чуть дальше тлеют огоньки города, откуда до сих пор раздаются приглушенные голоса. Это место знакомо Норрингтону уже почти восемь лет и всё же сейчас оно кажется таким чужим, безжизненным. Мужчина прислоняется к белоснежным перилам и обхватывает голову руками, боясь позорно разрыдаться прямо здесь. В голове рождается безумный план перемахнуть через балкон и просто убежать куда глаза глядят. Позади эхом звучит пронзительный смех гостей и он почти срывается.       Но тут чья-то рука осторожно ложится на его дрожащую спину. Конечно, мужчина сразу угадывает кому она принадлежит. Лорд обходит с боку и встаёт рядом довольно близко, так, что Норрингтон может ощутить исходящее от аристократа тепло. — Я приношу свои глубочайшие извинения за это, Джеймс. — вполголоса произнёс Беккет.       Норрингтон вздыхает, убрав руки с лица. Беккет не упускает возможности опустить руку ему на плечо. — Когда я только начал рассылать приглашения, то не рассчитывал, что они все примут их. На самом деле я не хотел заполнять зал так сильно.       Джеймс молчит, не уверенный в правдивости сказанных слов. — Они похожи на стервятников, не правда ли? Только и ждут, как бы оторвать лакомый кусок и упорхнуть. Меня злит сама мысль находится рядом с такими людьми. — Я не понимаю о чём вы, милорд, — признаётся мужчина. — Чего вы хотите от меня? — Ты прекрасно знаешь, чего я добиваюсь от тебя. — Беккет поворачивается, чтобы взглянуть на него снизу-вверх. Лорд позволяет сказанному задержаться, заставляя Норрингтона читать между строк. — Не переживай, мы скоро выйдем в море. Я знаю как вы, моряки, тоскуете о нём, когда есть время. Готов поклясться, вы все сначала говорите, что никогда в жизни не сможете полюбить море. Однако неведомая сила заставляет возвращаться к нему снова и снова. Неужели оно столь сильно влияет на вас? — Больше, чем можно себе представить. — вздыхает в ответ адмирал. — Что ж, мы здесь не задержимся. — лорд ненадолго замолкает, вглядываясь в тёмную гавань. — Ты знал, — в конце концов добавляет Беккет. — что мой отец хотел, чтобы я стал священником?       Джеймс хмурится, смотря сначала на Беккета, затем на двери, надеясь увидеть тень Мерсера. Но никого не замечает. Впервые за эту ночь они совершенно одни. — Он сказал, что я бесполезен. Что у меня нет надлежащих способностей для ведения дел. Конечно, мне было абсолютно плевать на его мнение. В то время как мои братья уже были частью семейной торговой компании и заметно преуспевали, отец сбросил меня со счетов, словно я даже не был Беккетом. — лорд усмехнулся, продолжая: — И однажды моему терпению пришёл конец. Покинув родной город, я отправился на поиски собственного пути. С тех пор я не вспоминал об отце, но иногда… интересно, что бы он сказал, если бы увидел всё то, чего я смог достичь за эти годы.       Норрингтон молча слушает. Лорд Беккет стал для него чем-то вроде тайны за семью печатями в течении последних дней службы. Теперь аристократ ни с того ни с сего сам приоткрывает её. Вместе с тем мужчина замечает проблески того, кто скрывается за маской, задаваясь вопросом, чего добивается Беккет, рассказывая настолько личные подробности. Этот человек, лорд, не стал бы показывать собственной уязвимости в качестве разменной монеты. — Ирония в том, будь он здесь, — Беккет понижает тон. — ему бы понравилось всё это. К тому же, у меня появилась бы возможность отомстить. Я ненавидел его, Джеймс. За то, что он превратил мою жизнь в ад, ровно как мои братья и школьные товарищи.       Изящная ладонь в белых перчатках продолжала покоиться на плече Норрингтона. До тех пор пока её пальцы плавно не перебрались ниже, под подвёрнутые манжеты. — Я не хотел загонять тебя на балкон во время твоего торжества, Джеймс. — Беккет улыбается и часть его маски возращается. — Мне не нужно всё это, милорд. Эта пышность такой… — Обман, да. Я знаю. — Тогда зачем вы пригласили всех этих людей? — Я не думал, что они согласятся. — это ложь и Норрингтон отчётливо слышит её. Беккет качает головой, как человек, знающий, что загнан в угол без пути отступления. И исправляется: — Ради тебя. — Я понятия не имею, кто они. — вздыхает адмирал. — И понятия не имею, какие правила у вашей игры, милорд. В течение последних дней вы приглашали отобедать с вами, звали на прогулку верхом, предложили сразиться на дуэли. Я исполнял каждую вашу волю. А после всего получил титул, форму… — К чему ты клонишь, Джеймс? Смотрю, ты сильно соскучился по Тортуге. Если хочешь, я сегодня же отдам приказ доставить тебя обратно.       Неожиданно появившийся яд в голосе Беккета выбивает Норрингтона из колеи. И всё же его тон звучит по-другому. Не как разгневанное начальство, а как… отвергнутая женщина. — Милорд, я– — Вспомни, ты не раз приходил ко мне сам, Джеймс. И дал клятву тоже по доброй воле и теперь ты носишь эту форму. Или ты смеешь отрицать всё это? — Нет, сэр. — Ради Бога, просто Катлер.       Над ними повисает мрачное молчание. Можно было высказать ещё больше — массу того зловеще скрытого под поверхностью, но Норрингтон топит это в себе. Он верит, что как только они выйдут в море, то сможет выбросить лишние мысли из головы и удавка ослабнет. Единственное о чём молил адмирал — чтобы океан смыл с него эту грязь.       Сзади звучит короткий стук в дверь и Беккет, в конце концов, отпускает Норрингтона. — Прошу прощения, сэр. — грубый голос Мерсера развеивает тишину. — Дамы спрашивают Адмирала Норрингтона. Кажется, он оставил одну или двух леди ожидающими танца.       Напряжённое тело обмякает. Норрингтон искоса бросает последний взгляд на Беккета. Логово льва манит обратно, куда бы он не старался сбежать. Мужчина смиряется и спешит внутрь, но тут же остановлен лордом, схватившим его за локоть. — Джеймс, — мягко роняет тот. — станцуй со мной. — Я… — приходит в себя адмирал. — Но это не уместно. — Это мой праздник. Твой и мой. Они не посмеют сказать ни слова.       Он обязан отказаться. Эта одна из многих вещей, которые он должен сделать. Но уже слишком поздно. Норрингтон появляется в бальном зале вместе с Беккетом, совершенно игнорируя Мерсера, проходя мимо.       Два офицера по прежнему пьяно вальсировали где-то в гуще толпы, не в состоянии проводить время среди других гостей. Норрингтон становится напротив Беккета, с трудом не обращая внимания на посланный через весь зал потрясённый взгляд Гроувза. — Так уж и быть, сегодня я позволю тебе вести. — поддразнивает аристократ и смело кладёт руку Норрингтона себе на плечо, другой же переплетает их пальцы вместе. Большая разница в росте означает, что Беккету временно придется задирать голову, смотря снизу-вверх. Причём столь близко, что невозможно отстраниться. Джеймс чувствует исходящее от парнёра тепло, аромат дорогих духов, довольно сильный, что можно ощутить их вкус на губах.       Музыканты играют. Глубокий звук виолончели и высокий альта сплетаются друг с другом под аккомпанемент арфы. Мелодия не знакома, но сейчас не время отступать. Беккет следует за ним, оставаясь верным своему слову. Ещё один поединок между ними. На этот раз не на мечах, но тем не менее имеющий то же хрупкое равновесие. По началу Норрингтон неловок и скован, находясь рядом с другими танцорами. Пол, кажется, накреняется и вертится, как палуба во время шторма. Точно так же как он попал на дуэль, он попадает и в это.       На лице Беккета появляется победная улыбка, когда тот получает то, что хочет. Для собственного спокойствия Норрингтон предпочитает смотреть на аристократа, а не на кого-то ещё. Ему чудится или на этих бледных щеках проступил лёгкий румянец? И что лорд прижался теснее? Отсеив подобные догадки, он старается сосредоточиться на музыке. Но не выходит.       Они движутся одновременно. Между ними наконец возникает некоторая гармония, равенство — теперь подлинное, а не илюзорное, подкормленное с рук — и это вскруживает голову. Он шагает вместе с Беккетом — раз, два, три, четыре, раз, два, три, четыре, снова и снова. До тех пор, пока это не становится естественным, пока не исчезает необходимость думать и контролировать. Пребывая словно в наваждении, он едва ли замечает, как музыка становится громче; самого себя и подстраивающихся под неё. Всё что чувствует Норрингтон — удовольствие от танца и то, как рука Беккета легла ему на талию.       Джеймс не уверен как долго они танцуют. Музыканты словно играют только для них, даже когда по толпе начинает пробегать замешательство. Он не сводит глаз с Беккета, боясь в любой момент потерять его внимание, наскучить. Тем самым желает доказать, что по прежнему является частью игры. Другие танцоры начинают останавливаться. Гости перешёптываются, отворачиваясь от зала один за другим. Какая-то пара указывает на распахнутые окна. Однако Норрингтон продолжает танцевать, будто в последний раз в жизни. Он остановится только тогда, когда это сделает Беккет.       Музыка замедляется. Они идут в ногу, хотя толпа расходится. Что-то происходит, но Джеймс не может остановиться, пока нет. Аристократ придвигается ближе, почти прижимаясь к партнёру всем телом. Все отвлечены; теперь они снова остались один на один, в личной игре. Когда каждый слой маски будет снят, останутся только они и вещи, которые до этого обходили стороной.       Беккет останавливается. Альт, виолончель и арфа смолкают. Гости, собранные с таким трудом, покинули зал ради окон. Нарастает отвратительная паника. Что-то не так. Но аристократ не сводит своих серых глаз с Норрингтона. Джеймс не может понять, смог ли наконец увидеть его истинное лицо. Размышления прерываются, когда ладонь лорда ложится поверх груди. Становится невозможным скрыть как сильно забилось сердце. Беккет улыбается и к Джеймсу приходит одно яркое осознание — то, чего желал аристократ — это сердце в груди, бьющееся под его пальцами.       Заворожённый их непосредственной близостью, Норрингтон утопает в омуте светлых глаз. Но что действительно пьянит ещё сильнее, так это неожиданно нежное прикосновение к подбородку. С манящих губ Беккета срывается вздох. Жар его дыхания ласкает шею Норрингтона и трепет предвкушения пронзает Джеймса насквозь. На мгновение он теряется, не зная что следует сделать. — Смотрите, это же Летучий Голландец! — слышит он крик Джиллета от окна. — Это Дейви Джонс!       Беккет отстраняется, всё ещё продолжая неизменно улыбаться. Аристократ держит Норрингтона за руку и ведёт к окнам. Джеймсу ничего не остаётся как покорно последовать за ним, без раздумий и вопросов.       В конце концов, игра мчится навстречу неизбежному.