Мой нежный зверь

Крис не спускается с рук отца. Когда Том пытается посадить ребенка в кроватку, тот начинает хныкать, а если это не срабатывает — заливается надрывной истерикой. — Сыночек, успокойся, иди к маме, — тяну к нему раскрытые объятия, чтобы забрать из рук Тома, но малыш хнычет, утыкается в шею отца и сжимает его мантию в своих крохотных кулачках. И Том хмурится, обнимает крепче нашу плаксу и отходит с ним к окну. Том долго что-то шепчет Крису, и у меня появляется страшная мысль о том, что он прощается с ним, а сын всё чувствует и понимает. Он знает, что и его предадут… Нет никаких заклятий вслух или ритуальных кругов, просто мой кулон, над которым немного поколдовал Том, холодит кожу. А душа стынет в теле, когда уже успокоившийся малыш тянет ко мне свои ручонки и сладко причмокивает в моих объятиях. Том замирает, смотря в мои глаза. Выражение его лица серьёзное, абсолютно никаких эмоций, никаких чувств в этих голубых озёрах, которые навеки пленили моё сердце. Молчит. Не говорит: «Скоро увидимся» или «Ты не успеешь даже моргнуть, как я окажусь рядом». Том холодит своим молчанием, заведомо готовя к факту своего предательства. Том тянется ко мне, запечатлевает целомудренный, почти что отцовский поцелуй на моём лбу. А я прекращаю дышать и с силой жмурюсь, приказывая себе не разрыдаться. Это не поможет. Это никогда не помогало, когда дело шло о выборе между грязнокровкой и властью над всей магической Британией. Он обманет. Он предаст. Может, если я скажу ему, тогда он передумает? — Том, — жалостливо вырывается у меня, но я затыкаюсь, проглатывая важнейшие слова, когда встречаюсь с его суровым прожигающим взглядом. Том делает шаг назад, и у меня складывается ощущение, что он отрекается от нас. Отправляет нас назад в будущее, а сам отобьёт захват Министерства Орденом, да и какие наши шансы, когда Том Риддл забрал себе и в себя оставшиеся крестражи? А если именно эти частички души, которые он вновь склеил в себе, и повлияли на него? Ведь когда Том расщеплял свою душу, он был по-настоящему злым, а значит и частицы такие же. И теперь, когда он вновь всё вобрал в себя, темнота его теперешней души уничтожила все те светлые чувства, которые он испытывал ко мне и к своему сыну. От понимания и осознания этой очевидной истины мне стало дурно: голова закружилась, а перед глазами посерело. Том, заметив, что со мной что-то не так, ринулся к нам, но было уже поздно. Нас с Кристофером закружило в удушающем водовороте. Крепче прижала сына к груди, обняла так сильно, как только могла. С ужасом чувствуя, что ноги сами подкашиваются. Колени больно соприкасаются с полом. Главное, что Криса не уронила, — это самое важное.

***

Распахиваю глаза. В комнате полумрак, горит ночник на тумбочке у кроватки. Крис восхищенно взвизгивает, увидев свою любимую громадную панду. Елозит, соскальзывая с рук, ползком добирается до зверя и с восторженным воплем прижимается к его широкому пузу. А меня накрывает истерика. Рыдаю взахлёб, ощущаю, как дыра в моём сердце растёт с каждым всхлипом и с каждым вдохом. Надежда просочилась через душу, через всю мою сущность, словно песок сквозь пальцы, оставляя решето вместо души и чувство очередного убийственного предательства. Он предал, снова предал меня… Том Риддл предпочёл власть, а не нас. Как в прошлый раз, так и в этот. Этого и следовало ожидать от Лорда Волан-де-Морта! А я — просто глупая дурочка, как была ею, так и осталась. Предал! Предал! Полоска света от открывшейся двери ослепляет. Я всхлипываю, провожу рукой по лицу и глазам, пытаясь убрать пелену слёз и рассмотреть фигуру в широкой чёрной мантии. Человек взмахивает своей палочкой, и в комнате появляется свет. Том! Душой и телом ринулась нему, но застыла, встретившись с ним взглядом. Глаза Тома Риддла утратили свою небесную голубизну и налились кровью; лицо бледное, на шее из-под воротника мантии вырисовываются синие вены, которые причудливыми узорами смотрятся на бледной коже. В комнату вошли еще двое мужчин с палочками наготове, в черных мантиях и серебристых масках. Они ждали. — Наконец-ц-таки, — шипит Том, делая шаги ко мне. Резко поднимаюсь, отступаю на пару шагов и натыкаюсь спиной на детскую кроватку. Мельком смотрю на Криса. Он все так же, прижавшись к панде, что-то ему люлюкает. У двери стоят Пожиратели, поэтому схватить ребенка и бежать что есть силы нет никакого шанса. Не отпустят: ни Том, ни Пожиратели Смерти. — Королева Великобритании прибыла к Королю, — Том усмехается, подойдя ко мне вплотную. Значит, Том Риддл отбил захват Министерства Орденом и правит в своё удовольствие магической Британией, а теперь и мы здесь. Браво, Том. Ты получил и меня с ребенком, и свою власть. Улыбка на его губах становится еще шире: видимо по моему лицу понятно, что до меня все дошло. Холодная рука обвивает мою талию и через мой протест он резко прижимает меня к себе. Упираюсь рукой ему в грудь, ведь я боюсь! Боюсь эти красные глаза, боюсь этого Тома. — Предатель, — зло шепчу и бью рукой ему по груди, так как он осилил мой протест и упираться руками уже нет смысла. Том смеётся, искренне наслаждаясь моей слабостью и поражением, а еще наверняка моей глупостью и доверием. Свободную руку Том запускает мне в волосы и удовлетворенно выдыхает, успокоившись. Сжимает мою голову ощутимее и заставляет придвинуться к его лицу. — Нет, нет, — отчаянно пытаюсь противиться, но он сильнее. — Моя, — шепчет Том возле самого уха. Словно удар молота судьи. Словно приговор. Табун мурашек промчался по спине, а за ним волна дрожи окатила всё тело. Губы Тома жестким поцелуем впились в мои. Пытаюсь вырваться, но он властен и неутолим. Всхлипываю, почувствовав, как он прикусил губу и, наконец, отпрянул. Не могу сдержать бегущих по щекам слез. А Том лишь усмехается, проводит языком по своим губам, ощущая мою кровь на них. И не сводит с меня полных вожделения и желания глаз. — Моя, — довольно и тихо выдыхает он со вдохом и обнимает меня. А я отчаянно машу головой в разные стороны. Нет, нет, нет… — Тише, тише, — голос такой родной, такой, какой должен быть. — Нет… — Я здесь, глупая, я рядом. Кажется, ты успела упасть в обморок и тебе что-то привиделось, — объясняет он, и я чувствую добрую усмешку в его голосе, а с моей души просто валится валун страха и ужаса, который я испытала.  — Том… — жалостливо, как минуту назад, или, если быть точнее, больше года назад. — Том, — не веря, сжимаю его плечи, чтобы он не исчез никуда, подтверждая моё больное разыгравшееся воображение. Отстраняюсь и смотрю в смеющиеся голубые глаза Тома Риддла. Он здесь, он живой и он не во главе Пожирателей Смерти как когда-то давно или мгновение назад. Он отказался от власти, войны и сдержал обещание. Он сумел победить своего самого главного врага — свою тёмную сторону. Он сделал это ради меня. Ради нас! — Гермиона, что ты хотела сказать мне тогда? — Том проводит пальцами по моей щеке, вытирая влагу. Как он понял? С удивлением смотрю на него, и мне вновь тяжело сдержать новый поток слёз. — Гермиона, — серьёзно и, как мне чувствуется, тревожно зовёт меня он. Вместо каких-либо слов прижимаю его раскрытую ладонь к своему животу. — Наш ребёнок, — шепчу тихо свою сокровенную тайну, видя, как смешно поднимаются вверх брови Тома. Улыбка расцветает на его лице, когда до него, наконец, доходит смысл моих слов, и я звонко смеюсь, попав в крепкие, теплые и самые надёжные объятия моего Тома Риддла. Эпилог. Возможно, мне и показалось, но разве я смогу теперь уснуть, не проверив? Тихо, чтобы не потревожить спокойный сон Тома, выскальзываю из тёплой кровати. Лёгкой поступью прокрадываюсь в соседнюю комнату. — Кристофер, что ты делаешь? — Шш-ш! — Крис прикладывает указательный палец к губам и шипит почти так же, как он общается со своей змейкой в его личном террариуме. Подхожу ближе и опускаюсь возле него на ворсистый ковёр. — Она хныкала, мама. Теперь шпит, — тихо шепчет Кристофер, продолжая гладить свою годовалую сестрёнку по животику. Как и Крис, протягиваю руку через прутья деревянной кроватки и провожу рукой по высокому лбу моей малышки. Чёрные короткие локоны приятны на ощупь. Она сладко причмокивает, и Крис, улыбаясь, прижимается к моему плечу. — Молодец, сыночек. Ты должен всегда защищать и помогать своей сестрёнке. Крис активно закивал, выражая полную готовность: и днём, и ночью, и при любой погоде. — Обешшаю, мама, — смешно протягивает он и сам позёвывает мне в шею. — Умница, сын, — целую его в висок и, взяв на руки, несу в кроватку. — Мам, я тязёлый, — пытается протестовать, но я его уже укрываю одеялом. Недовольно хмурится, смотря в мои глаза. Серьёзен и невероятно красив. Как и его отец. — Больше не буду, — шуточно щипаю его за щёку, и он улыбается. Целую его во вторую. — Доброй ночи, Кристофер. — И тебе, ма-ам, — зевает моя радость, и я не могу сдержать улыбки, закрывая за собой дверь. Моё спальное место уже успело остыть, и я сжимаюсь, пытаясь согреться и уснуть. — Том, — удивленным вздохом срывается с моих губ. Мерлин, какой же ты горячий! Пылающий вулкан, в кратере которого я внезапно очутилась. Голубые глаза даже в этом полумраке пронизывают мою душу, и у меня перехватывает дыхание. — Признавайся, где ты была? — голос низок, но строг. Горячие пальцы прикасаются к виску и, очертив овал лица, цепляют подбородок. — Арина проснулась, но Крис её укачал, — отвечаю на его допрос и чувствую, как в груди гулко застучало сердце, отдавая в уши пульсацией. — Честно? — гортанно-низким голосом спрашивает он, и его пальцы невесомо касаются шеи, ямки под ней, ложбинки и, зацепив кружевной верх ночнушки, тянут ткань вниз. Том не сводит с меня серьёзного взгляда. Кровь хлынула к щекам, словно я только что получила пощечину, а по венам загудело резко нахлынувшее возбуждение. Рискуя всем на свете, в том числе и своим спокойным сном, на который я рассчитывала, мотаю головой в разные стороны, еле сдерживая улыбку.