Мой нежный зверь

— Топ, топ, топ, Кристофер, топ, топ, топ, — улыбаюсь своему сыночку. Ему нравится собирать игрушки, он смеется и делает счастливой меня. Беру мягкого зайца и кидаю в сторону. Сыночек восхищенно следит за полетом несчастного животного, радостно смеется и хлопает в ладоши, когда его игрушка плюхается на пол. Что-то восхищенно протягивает, смотря на меня. Хватается за мою руку. — Улетела зайка! Верни ее, Крис, — протягиваю руку, придерживая, помогая сделать пару первых шагов. Отпускаю. — Топ, топ, топ, — вторю каждому его шагу. — Топ, топ, бери ее, Кристофер. Дойдя до игрушки, он, потеряв равновесие, плюхается на попу. Удивленно смотрит на меня. — Ничего страшного! — улыбаюсь. — Вставай! Кряхтя и пыхтя, он уперся руками и ногами в пол и гордо выставил попу вверх. Я смеюсь, подбадриваю: — Давай, давай, сыночек! Что-то прогудев в ответ, оторвал руки от пола и поймал равновесие. Засмеялся, повернувшись ко мне. — Молодец, мой хороший. Неси зайку сюда! — вот же умненький, все понимает. Присел на корточки, схватил игрушку за уши и, резко поднявшись, побежал ко мне. С криком, со смехом, словно у него в руках не игрушка, а живой пойманный заяц. Споткнулся на подходе, но зная, что я поймаю, просто раскрыл руки, прыгая в мои объятия. Смеется, заливается. — Ах, ты мой родненький, — глажу своего крошку, целую в щечку и только сейчас краем глаза замечаю сидящего на кровати Тома. — Давно ты здесь? Мужчина пожимает плечами и задумчиво смотрит на меня. — Том, все хорошо? — Не беспокойся, — голос тих. Мужчина расслаблен, но я вижу, что он занят какими-то размышлениями. Кристофер затряс мишкой предо мной. Начал тыкать пальцем в сторону. — Мишка хочет полетать? — беру игрушку и кидаю в сторону. Смеется, хлопает в ладоши. Вновь направляется за ней. — Топ, топ, Кристофер. Неси сюда, сыночек, зайке здесь одиноко, — дергаю второй игрушкой. Присел, взял медведя, поднялся. И на мгновение замер, буравя его взглядом. Что-то прогудел, посмотрел на меня, на мужчину и зашагал... К нему. Быстрый топот — и он утыкается в коленку Темного Лорда, тычет игрушку. — Крис... — Не беспокойся, — перебивает меня и берет ребенка на колени. Сажает к себе лицом. Сыночек принимается хлопать по широкой груди мужчины и тыкать в него медведем. Тонкие пальцы Тома скользят по овалу детского лица и мягко цепляют подбородок. — Кристофер, — мягко зовет Темный Лорд, привлекая внимание ребенка, заставляя его поднять глаза. А я замираю, ведь он впервые обратился к малышу по имени, впервые обратил на него свое внимание. Чрезмерное внимание. В душу закрался холодок, сжимаю руки, глубоко дышу. — Кристофер, — вновь зовет он, словно распробывая имя. — Что там у тебя? Мишка? — удивленно вскидывает бровь, улыбается. Но Крис уже и не обращает внимания на игрушку, отпускает ее и хватается за подбородок мужчины. Улыбается и сам утыкается в грудь Тома. — Гермиона, — обращается он ко мне, заставляя вздрогнуть. — Насколько я знаю, у всего семейства Уизли рыжие волосы, — поглаживает по темной головке крохи. Поднимаюсь. Стараюсь улыбнуться. — Отобразились гены моей матери, ну... И мои. Кристофер, иди к маме, — малыш поднял голову с груди и, смотря на меня, начал что-то люлюкать. Замечаю, как Том машет головой в разные стороны. Не хочет отдавать ребенка или не хочет верить в мои слова? — Сколько ему, Гермиона? — Год, — немного быстрее, чем следовало, ответила я. — А Викки ты сказала, что год и три. Ему год и три, Гермиона, не обманывай меня, — спокойно говорит и поглаживает по щечке моего сыночка. — Том... — Он ведь мой, да, Гермиона, — перебивает меня, и я с ужасом смотрю в голубые глаза мужчины. — Глупости. Это ребенок Ро... — Гермиона, — предупредительно, перебив. — Крис, иди ко мне, — забираю ребенка из рук мужчины и облегченно прижимаю к груди. — Это мой ребенок, только мой, — поднимаюсь и принимаюсь покачивать спокойного ребенка. — Год и три, плюс девять месяцев, плюс-минус одна, две недели... — размышляет вслух Том, — я не думаю, что сразу после войны ты нырнула в объятия этого рыжего. Может после, просто спала с ним. Был бы это его ребенок, ты бы вышла за него замуж, а так... Ни кольца, ни следа от него. И ты... — Прекрати! — крикнула я, остановившись. — Это мой ребенок, — рычу сквозь стиснутые зубы. — Гермиона, — устало, без угроз или злости, — просто признайся. Он мой, — воодушевленно заявил, поднялся и подошел. В душе вспыхнула старая обида. Я просто захлебнулась этой волной отчаяния и злости. Вспыхнула та ненависть, которая так долго терзала мою душу. — Что здесь твое, Том, что? — удивленно спрашиваю, сделав наступательный шаг к нему. — Твоя была лишь треклятая война и победа, к которой ты так стремился. Ты помнишь, как я тебя просила все оставить? Как я тебя умоляла? Ты помнишь? И что? Ты ушел и потерял все, ты проиграл. У тебя ничего нет, Томас, — шиплю от злости и разворачиваюсь к нему спиной. Прижимаю ребенка к груди и ожидаю его гневного ответного выпада. Моя тирада его вывела, я видела, как он сжал зубы и стиснул кулаки. Хочешь ударить? Бей... Сколько бы я себя не готовила, но все равно вздрогнула, когда он прикоснулся ко мне. Прижался всем телом к спине и обнял нас с малышом. — Ты все время так злишься, когда я говорю про тебя и другого мужчину, — зашептал в самое ухо, заставив всхлипнуть, — у тебя ведь никого не было, да, моя милая. Ты больше никого не подпускала к себе, в себя. Я был единственным, да, Гермиона. И я пораженно выдыхаю. — Да... Только ты, — закрываю глаза. — Мой, мой ребенок. У меня есть сын, — шепчет скорее самому себе, но его слова вызывают во мне лишь злость. — Нет! – вырываюсь. — Он лишь мой. — Гермиона, ребенок... — Прости, прости, мой сыночек, мой Кристофер, — целую мою крошку, ругаю себя за то, что сильно сжала в объятиях и сделала больно. — Мама не хотела, родненький, — шепчу, покачивая. Отхожу подальше от мужчины, а он, видимо поняв, что меня лучше не трогать, принялся застилать постель и готовиться ко сну. — Мама так тебя любит, сыночек. Мама не хотела, мой родной, — целую притихшего в лицо, в крошечный носик, щечки. И еще долго стою у окна, покачивая уже заснувшего сыночка. Том, кажется, уже тоже мирно спал за моей спиной. Осторожно опускаю ребенка в кроватку и мягко, стараясь его не тревожить, ложусь возле мужчины. Том спит, но в душе я чувствую такую неимоверную тревогу. Теперь он знает, что Кристофер его ребенок. Захочет ли он забрать его у меня? Надумает ли сделать своим последователем? Успеет ли? Скоро ведь будет война, и Томас умрет. К черту. Не хочу ни о чем думать. Лишь сыночек, мой сыночек. Не отдам.