Мой нежный зверь

Примирение Во рту ужасно пересохло, а шея ноет так, словно кто-то силой пытался открутить ее. Нащупываю мягкую простынь и отталкиваюсь руками от кровати. Поворачиваю голову в другую сторону, чувствую, как приятно растягиваются мышцы, и облегченно выдыхаю. Отталкиваюсь сильнее и сажусь. Привыкнув немного к такому положению, открываю глаза и оглядываюсь. Моя спальня залита золотистым светом хорошо разожженного камина. Замечаю Викки, которая, затаив дыхание, замерла возле моей кровати. — Воды, — прошу тихо: громко и не сумела бы — от чего-то дерет в горле. Викки не отвечает, лишь услужливо преподносит большой стакан с чистой водой. — Еще, — кажется, мою жажду невозможно утолить, но второй стакан прохладной воды удовлетворяет мои желания. Отдаю стакан и протираю губы тыльной стороной ладони. Облегченно выдыхаю. Никогда бы не подумала, что обыкновенная вода может быть такой вкусной. — Вас ждет хозяин, мисс. Слова отдаются в голове громким звоном. Воспоминания произошедшего и фантомное ощущение перенесенной боли накрывают удушающей, жестокой волной. Том... Он проклял меня. Ранил. Заставил истекать кровью и почувствовать боль. А теперь он снова ждет меня, чтобы заставить страдать. Хватаюсь за одеяло. Прижимаю к груди, так бы и зарылась в мягкой постели, спряталась бы от него. Нет. Нет, нет, нет. Он не успокоится. Он придет за мной, злой, как сам дьявол. И будет еще больнее, еще страшнее. Скидываю одеяло и слишком резко встаю с кровати. Комната на мгновение пошла кругом, но у меня быстро получилось совладать с собой. — Викки, давно я здесь сплю? — поправляю свою неизменную рубашку, ощупываю бинты под ней. — Со вчерашнего вечера, мисс, — с нескрываемой грустью сообщает эльфиха. — Ясно. Спасибо. Сделав пару вдохов и привыкнув к вертикальному положению, направляюсь к хозяину Риддл-Мэнора. Уверенность и бесстрашие испарились, когда я оказалась под дверью его спальни. Пальцы дрожат и скользят по ручке, сердце колотится о ребра, в висках гулко и неприятно стучит. Убежать бы, Господи, как бы я хотела убежать. Скрыться подальше от него, стереть себе память, забыть обо всем, что произошло в этом доме, что произошло между мной и ним. Но я здесь. И мне не спрятаться от него и не убежать... Нажимаю на ручку и толкаю дверь, даю знать о своем присутствии, хотя думаю, что он и так знает, что я уже более трех минут топчусь и дрожу от страха под дверью. Том сидит в кресле, в руках стакан с огневиски. Эта картина неизменна, словно маслом написана на холсте. Только вот воздух вокруг колеблется и вибрирует. По нему расходятся мой страх и отчаяние, которые терзают и мою душу, и тело. Закрываю за собой дверь и тихой, спокойной походкой подхожу к креслу. Смотрю на босые ноги Тома и не могу себя заставить поднять взгляд выше. Боюсь увидеть злобу и гнев в голубых глазах. Боюсь, что впаду в истерику, чем еще больше выведу его из себя. Прячу свой испуганный взгляд за спутанными волосами. Испускаю лишь тихий выдох, когда Том, обвив рукой мои бедра, тянет на себя и усаживает к себе на колени. Одной рукой удерживает меня за поясницу, второй он проводит по волосам, очерчивает подбородок и слегка прикасается большим пальцем к дрожащей нижней губе. Рука спускается ниже, и он начинает расстегивать пуговички на моей рубашке. Уверено и ловко, не медля и секунды. Ну да. Секс. Он ведь этого от меня хотел перед ссорой. Том Риддл всегда получает то, что хочет. Есть ли смысл сопротивляться?.. Справившись с белыми пуговичками, он с легкостью поворачивает меня спиной к себе. Я словно новая глина в руках скульптора: мягкая, податливая и безвольная. Его. Рубашка соскальзывает с плеч незаметно. Волосы со спины переносятся вперед, и я приглушаю сжатыми губами жалостливый всхлип. Замечаю, как руки Тома заметались вокруг меня, разворачивая бинт и тут же скручивая его в рулон. Спина и грудь с животом обнажались, и теплый воздух комнаты приятно ласкал кожу. Том закончил. Бинт был откинут в сторону, но его руки никуда не делись. Теплые ладони очертили плечи и лопатки, скользнули вниз по бокам, сомкнулись и двинулись вверх по ряду позвонков. Горячие губы обжигают плечи поцелуями, и я с силой сжимаю зубы, уговаривая себя не паниковать, а просто расслабиться. Если не выводить его из себя, если не злить, то все произойдет как в прошлые разы. Не будет больно, будет просто терпимо. Просто отдать тело на время, просто не чувствовать. И все пройдет... Рубашка, словно спасительный кокон, окутала тело, пуговицы застегнулись по воле волшебства. Том развернул меня боком к себе и очень крепко обнял. Откинулся на спинку кресла вместе со мной — просто обнимая. — Мне было пятнадцать, — тихо заговорил Том, прервав затянувшуюся тишину. — Случайная встреча в темноте Лютного переулка, и я вытянул всю магию из несчастной полукровки. Теорию я изучал очень долго, но практика оказалась тяжелой, хоть и доступной. Хмурюсь, пытаюсь хоть как-то понять его слова и его бездействие. — Магическая сила одного волшебника ужасно плохо и болезненно уживается в теле другого. Пришлось искать альтернативу, и я нашел ее очень быстро. Силы природы нескончаемы... — Том выдохнул, прихватывая в ладонь мои замерзшие ступни. — С помощью немудреного заклятия я научился черпать магию из огня, воды, хуже получается из воздуха и земли, — Том замолчал, глядя на огонь, потерся щекой об мой лоб. — То, что произошло вчера — это был выброс стихийной магии, — тихо говорит мужчина, и я удивленно выдыхаю. — Так ты... — прочищаю горло, — ты не специально?.. Том быстрым движением поднимает мое лицо, взяв за подбородок, отодвигает волосы. — Нет, нет, Гермиона, я не специально, — говорит он, а я лишь смотрю, не моргая, в его глаза, пытаюсь уловить правду. — Это был выброс магии. Ты ведь умная ведьма, ты понимаешь, что это такое, — шепчет тихо. — Гермиона, — выдыхает, кривясь от какой-то понятной только одному ему боли. Пальцами проводит под моими глазами, вытирая слезы. — Я не хотел делать тебе больно. Я не хотел, — шепчет, целует хаотично лицо. — Не хотел... Прижимает к груди, обнимает так крепко, что я не сдерживаюсь, даю волю эмоциям. Плачу, уткнувшись в шею, прижимаюсь в ответ. Ощущаю резкий рывок и легкое приземление, мягкое одеяло и крепкие, успокаивающие объятия.