Согласие

      Наверное, до сих пор Кассандра сама могла с трудом поверить, что это произойдет, и ее не спасет никто, даже священная статуя самой Афины.       В уши то и дело врывались стоны раненых воинов и вопли дев, терзаемых ахейцами. Едкий дым пожарищ сводил с ума, а дыхание перехватывало. Царевна судорожно, до побелевших костяшек, сжимала подножие статуи и вздрагивала, вглядываясь в смутные тени. Все чудилось, что Аякс, называемый Малым, уже идет, что это его гулкие, тяжелые шаги разносятся по галерее.       Слезы катились по бледным, измазанным сажей щекам Кассандры, спутанные рыжие локоны – ее краса и гордость, упали на лицо, и даже ногти, которыми она в отчаянии недавно рвала одежды, обломились, зацепившись за холодный мрамор.       – Феб, – сорвался с губ ее едва слышный то ли вздох, то ли стон.       В памяти всплыли давние прогулки с богом на берегу Скамандра и настойчивые просьбы стать его женой.       «Возможно, тогда судьба моя была бы чуть-чуть счастливее, – мелькнула в голове царевны предательская мысль. – Быть может, даже удалось бы спасти возлюбленный Илион».       Сердце ее рвалось на части, рыдания теснили грудь. Однако скоро топот ног вернул ее из мира грез в жестокую реальность. Тот, кого она так ждала и одновременно страшилась увидеть, Аякс Оилид, предстал перед ней, сладострастно и одновременно гадко ухмыляясь.       – Смотри-ка, кто попал в мои руки, – воскликнул он и, схватив Кассандру за волосы, рванул на себя. – Сама пророчица, дочь Приама…       Та в ужасе силилась закричать, однако уста застыли, не в силах издать ни звука. Аякс грубо поднял ее, отрывая от камня постамента, так и не ставшего ей защитой, и бывшая царевна ощутила на своих губах поцелуй, словно коснулась ядовитой змеи.       – О, Феб, – прошептала она.       Аякс рассмеялся:       – Кричи, он тебя все равно не услышит. Не ты ли сама отвергла его? Или люди лгут?       Он вновь схватил ее за волосы, и, ударив по щеке, потащил к выходу из святилища. Пламя светильников вздрогнуло, а крики терзаемых женщин стали как будто громче.       «Скоро и я, должно быть, присоединюсь к их хору», – в отчаянии подумала она, не в силах остановить или хотя бы ненадолго задержать грядущее.       Ахеец тащил ее по полу, не обращая внимания на ссадины и раны Кассандры. Достигнув дверей святилища, он остановился у колонн и, небрежно бросив живую добычу к подножию одной из них, стянул собственный покрытый кровью илионцев хитон. Несчастная девушка успела подумать, нет ли среди этих бурых пятен следов закончившейся жизни ее злосчастных братьев, когда вид грозно вздыбившейся плоти Аякса вышиб все мысли до единой из головы, заставив замереть от ужаса.       Смех победителя напомнил ей голос владыки мертвых. Аякс наклонился, очевидно уже намереваясь насладиться победой, и тогда Кассандра, не выдержав, закричала:       – Лучезарный, прошу, спаси меня! Я буду, буду твоей женой!       В глазах ее потемнело, разум начал погружаться в спасительные пучины забвения, как вдруг внезапно разрезавшая пространство святилища вспышка света ослепила ее. Аякс упал, и тогда Кассандра сквозь пелену слез увидела протянутую ей руку Аполлона и его внимательный, серьезный взгляд:       – Значит, ты согласна? Почему только теперь? Разве перспектива разделить со мной ложе была хуже падения Трои?       – Нет, – пролепетала хриплым голосом царевна и для убедительности покачала головой. – Конечно, нет.       Она взяла бога за руку, и он помог ей подняться. Воздух плыл, пространство святилища казалось подернутым полупрозрачным, вязким маревом.       – Пойдем отсюда, – в конце концов проговорил Аполлон и бережно обнял Кассандру.       По жилам ее разлилось спокойствие и тепло. Душу охватило умиротворение, и ей показалось, что вновь возвратились былые счастливые дни, когда о кораблях ахейцев еще никто даже не слышал, и братец Парис не плавал в Спарту.       – А как же он? – коротким кивком указала она на Аякса.       Феб обернулся и несколько мгновений задумчиво его рассматривал.       – Пусть свершится предначертанное, – сказал он и, схватив ближайшую рабыню за руку, швырнул к ногам победителя. – Ее судьба все равно предрешена, так пусть хотя бы напоследок принесет пользу. Ее все будут принимать за тебя. Ты же пойдешь со мной.       – Да, Лучезарный, – кивнула царевна и, вздохнув с облегчением, прильнула к плечу Аполлона.       «Ответила бы я теперь иначе на его предложение, если тогда заглянула бы наперед? – подумала она и тут же уверила саму себя: – Нет. Наверняка нет. И все же теперь я не нарушу данного слова. И я не пожалею. Уж лучше мне стать женой Аполлона, чем быть обесчещенной Аяксом и стать рабыней ахейцев».       Пророчица шла вместе с богом через пылающую, разоренную Трою, и дым пожарищ следовал за ней скорбным шлейфом. Они миновали разломанные ворота и вышли на берег. Понт мерно плескался, набегая на песок и оставляя за собой пышные белые шапки. Мерно светили на ночном небе звезды, так же как и год, и двадцать лет назад. Словно и не случилось ничего.       – Прости меня, – вздохнула она, и голос ее разрезал тишину подобно наточенному клинку.       – Ты в самом деле жалеешь? – спросил Феб.       – Нет, – покачала головой царевна.       – Тогда к чему извинения?       Он обернулся и, отпустив ее пальцы, долго смотрел, глядя прямо в глаза. Кассандра поняла, что теперь сама должны сделать первый шаг, и, глубоко вздохнув, протянула руку и коснулась щеки бога.       – У меня до сих пор никого не было, – неожиданно для себя самой призналась она.       Аполлон мягко рассмеялся:       – Думаешь, я не знаю?       Он шагнул навстречу, и ей вдруг показалось, что душу ее окутал золотой, переполненный умиротворением и счастьем свет, что отрезал ее от всех тревог и несчастий. Бог подхватил деву на руки, мягко опустил на прибрежный песок, и Кассандра, вздохнув, распахнула ему объятия. Аполлон сделал едва заметное движение, и жалкие остатки ее лохмотьев осыпались белым пеплом.       – Как же люди глупы и недальновидны, – проговорил он, снимая собственный хитон и ложась рядом с ней. – Даже самые лучшие…       Дева на мгновение зажмурилась, но губы Феба, коснувшись ее разбитых, запекшихся уст, принесли облегчение душе столь сильное, что Кассандра, не удержавшись, распахнула глаза и поглядела в склонившееся над ней лицо.       – Не передумала? – спросил он тихо. – Уверена, что хочешь этого?       – Да, – решительно проговорила царевна, словно не ее совсем недавно, как бессловесную, бесправную добычу Аякс тащил по полу святилища.       – Да будет так, – ответил Аполлон и, вновь склонившись, поцеловал дочь Приама.       Она обняла его, чуть запрокинув голову, а бог все целовал и целовал ее. Его губы мягко, почти невесомо касались ее лица, шеи, плеч, ключиц. Ладони ласкали грудь, бережно сжимая. Судорожное дыхание Кассандры с каждой минутой становилось все более спокойным, а вскоре, когда губы бога начали целовать ее живот, опускаясь все ниже, вновь сделалось частым и рваным. Кассандра изогнулась, пальцы ее вцепились в золотые волосы Феба, ноги, словно сами собой раздвинулись, и тогда он, подхватив их под коленями, приподнял и принялся целовать ее нежную кожу. С каждым прикосновением он подбирался все ближе и ближе к заветной цели. По телу бывшей илионской царевны разливался жар, но не обжигающий, а приятный. Он дарил блаженство, уносил куда-то ввысь, и Кассандра с изумлением думала, неужели же возможно большее наслаждение.       Вскоре губы, а затем и пальцы Аполлона коснулись ее жаждущего, горячего лона, и Кассандра, не в силах больше сдерживаться, закричала.       – Не торопись, – прошептал ей на ухо Лучезарный и, поцеловав жилку на шее, лег сверху, придавив своим телом.       Руки и ноги царевны обвились вокруг торса любовника. Ее губы касались лица бога, ища и находя его уста. Она беспрерывно и бессвязно шептала слова, прося о чем-то, сама с трудом осознавая, о чем именно.       И тогда Аполлон, еще раз поцеловал Кассандру, глубоко скользнув языком в ее жаркий рот, и одновременно резким движением вошел в нее, сломав последнюю тончайшую преграду. На мгновение он все же остановился, давая ей возможность привыкнуть к своему размеру, а после начал двигаться. Сначала неспешно, потом все быстрее и быстрее. Из глаз дочери Приама скатились одинокие слезинки. Она неловко задвигалась, пытаясь подстроиться под его ритм. Аполлон то замедлялся, то вновь вбивал ее в песок, входя полностью, заполняя ее собой, и тогда она принялась кричать, выгибаться, кусая губы, неосознанно желая не выпускать его. Ее ногти впивались в спину бога, и ей казалось невыносимо мало даруемых любовником ласк.       – Феб, – почти бессознательно шептала она, и он все вбивал ее в песок, не обращая внимания на гневно бросающиеся на берег волны.       Пронзительно-яркий, невыносимый свет, родившийся однажды где-то в глубине ее существа, с каждой минутой становился все шире, унося за собой, пока в конце концов не взорвался вспышкой невыносимо яркого наслаждения. Кассандра закричала, и голос ее докатился до подножия самого Олимпа.       – Феб, – прошептала она, не в силах более произнести ни слова. По вискам ее катились капельки пота, волосы разметались, и Кассандра, глядя в усыпанное звездами небо, подумала, что не стает, пожалуй, жалеть о своем согласии согласилась стать женой Аполлона.       Вскоре земля перестала кружиться, и тогда новоявленный муж, протянув руки, подхватил ее и помог взойти на золотую колесницу, запряженную квадригой коней.       По берегу Илиона тем временем все так же неслись стоны жителей и дым пожарищ. Аякс и Агамемнон спорили за рабыню, которую оба считали Кассандрой, а в это время дочь Приама возносилась со своим супругом ввысь, в чертоги Олимпа. В положенный срок она родила их старшего сына, названного Троилом.