Изумрудно-золотистые встречи

       — Не дергайся, — с легким раздражением командует Ран, зажимая тонкую резинку между зубов. Своими длинными пальцами он изо всех сил старается подпихнуть все выпавшие пряди из хвоста Казуторы, чтобы прическа смотрелась на нем как можно лучше.        — Не дергаться?! Да ты мне вырвал половину волос! — причитает Ханемия, что было совсем не в его духе. Но старший Хайтани уж очень сильно тянет собранный хвост во всевозможные стороны, из-за чего в уголках глаз собираются слезы. И сейчас Казутора как никогда хорошо понимал Кейске, который ненавидел те моменты, когда мама бралась расчесывать или заплетать его волосы.        — Ничего я не вырвал! — протестует Ран в ответ, наконец вынимая резинку из зубов и завязывая хвост на голове друга как можно сильнее, чтобы тот не развалился. — Если не нравится, то ты все еще можешь пойти к Чифую и попросить его использовать то свое заклинание.        — Вэно Маллиа, — напоминает Казутора, сильно хватаясь за края тумбочки, которую они заколдовали в туалетный столик, когда Ран начинает закручивать волосы в пучок.        — Да-да, «вино малина» и все в этом духе.        — Казу не может к нему пойти, подумай сам, — отзывается Коко, все еще крутясь перед зеркалом и придирчиво оценивая свой наряд на вечер. Мама прислала ему сову с совсем не модным волшебным костюмом его кузена, из-за чего последний час Хаджиме потратил на все возможные заклинания, стараясь привести одежду в более-менее человеческий вид. Так камзол с рисунком «пейсли» превратился во вполне себе магловский черный пиджак, а рубашка с отвратительным воротником и брошью стала красивой и полупрозрачной, однако Коко казалось, что его образу все еще чего-то не достает.        — Если бы Казу попросил его о небольшой помощи, меньшего впечатления он бы от этого не оказал, — протестует Ран, хватая свою волшебную палочку и произнося «Фасенди», чтобы закрепить уже получившуюся часть пучка. Ту самую прическу, которую впервые наколдовал ему Чифую, Казутора пытался повторить трижды, и если для давней тренировки по квиддичу подошла слегка неряшливая ее версия, то сегодняшним вечером все должно было быть идеально, хотя не сказать, что он планировал произвести некий фурор.        — Я не пытаюсь оказать впечатление, — бубнит Казутора, сразу после шипя себе под нос, когда Ран наконец докручивает волосы, а после начинает слегка ослаблять пучок, чтобы сделать его немного небрежным.        — А стоило бы! — прикрикивает Ханма, который распластался на своей заправленной постели и теперь со скучающим видом подкидывал карманную фляжку в руке. Собрался он раньше всех, надевая магловский костюм тройку, и быстро укладывая волосы при помощи заклинания, с которым ему помог Риндо. Поэтому теперь он то и дело торопил остальных, причитая о том, что единственные, у кого есть право на долгие сборы, это Казутора и Изана, потому что им есть кого впечатлять.        — Ты все еще злишься? — спрашивает Казутора, слегка поворачивая голову в сторону друга, из-за чего Ран тут же недовольно прикрикивает «Казу!», возвращая голову парня в прежнее положение.        — Да, — отвечает Ханма, и звучит он действительно зло и расстроенно одновременно. — Нужно было позвать его самому.        — Я даже не знаю, что он ответил на приглашение Кейске, — пытается защититься Казутора, хотя выходит это никудышно.        — Так значит нужно было спросить, что он ответил! — продолжает сокрушаться Ханма, одним рывком вставая со своей постели и засовывая фляжку в карман. В итоге они условились, что смешают совсем немного веселящей воды со сливочным пивом, и подольют эту жидкость в пунш.       Ран наконец заканчивает с прической Казуторы, и даже довольно улыбается, хлопая в ладоши, пока Ханемия внимательно рассматривает свое отражение в зеркале. В целом прическа у Рана удалась куда лучше, чем у него самого, однако это все еще не было тем красивым пучком с выпущенными прядями, которые Чифую наколдовал ему с невероятной легкостью. И все же выглядел он правда неплохо. В ухо он вставил длинную сережку, которую одолжил у Ханмы, и теперь она забавно звенела, когда Казутора дергал головой. Костюм у него был, по словам друзей, самый лучший среди остальных, и это не могло не придавать уверенности. Черные штаны с высокой посадкой красиво опоясывали его тонкую талию, прозрачная кофта-блузка была расшита черными нитками, и по наставлению Изаны Казутора добавил на нее нитки серебристого цвета, и завершал его образ укороченный черный пиджак, идеально сидевший на его плечах. Если бы только у Казуторы было чуть больше настроения идти на этот глупый бал, он, возможно, даже воспользовался бы своим волшебным фотоаппаратом, чтобы запечатлеть этот момент.       Сзади на плечи ложатся холодные руки Ханмы, и сразу после лицо Шуджи появляется рядом с его. Парень ловит взгляд Казуторы в зеркале, разглаживая невидимые складки на его пиджаке.        — Выглядишь потрясающе. Было бы еще лучше, если бы ты шел туда с ним.       И в целом Ханма был как никогда прав, просто Казуторе в очередной раз не хватило банальной смелости, которой его брату было не занимать.       За два прошедших месяца изменилось не много, однако то, что каждый день доводило Казутору чуть ли не до истерики, были слова его друзей, которые были сказаны лишь из лучших побуждений, но на Ханемию они оказывали как раз противоположный результат.       После того, как Баджи пригласил Чифую на бал, друзья Казуторы не находили себе места, в то время как сам Ханемия вел себя как и обычно, пряча все свои переживания внутри. Потому что как бы ему не хотелось провести больше времени с Чифую, а тем более пригласить его на бал и подарить ему незабываемые эмоции, в глубине души Казутора знал, что Баджи справится с этой задачей куда лучше. Кейске был общительным и активным, знал много интересных и немного опасных мест в Хогвартсе, мог рассказать смешные истории, выдумывая их прямо на ходу, и он уж точно не дал бы Чифую заскучать. В то время как сам Казутора был, кажется, полной противоположностью брата. Активное времяпрепровождение он не любил, вечеринки и какие-либо встречи, которые включали в себя громкую музыку, выпивку и танцы он старался избегать, а из забавных историй в его копилке были разве что истории про кого-то другого, но не про самого себя. Еще в детстве Казутора всегда был очень осторожным, стараясь не лезть туда, куда родители не позволяли, и не делать то, что могло привести к крупным последствиям. Но Кейске никогда не боялся идти наперекор старшим, вытворяя одну безумную вещь за другой, из-за чего и сейчас шумные и веселые вещи его наоборот привлекали.       И именно поэтому даже несмотря на тот факт, что за эти два месяца Казутора провел довольно много времени с Чифую, спросить что-либо про бал он так и не решился.       Они вместе ходили к Черному озеру, и кутаясь в свою одежду наблюдали за тем, как одна слишком смелая Гриндилоу подплыла к берегу и пыталась утащить с собой несколько больших камней. Еще одной ночью, когда была очередь Казуторы патрулировать школьные коридоры, Чифую попросил сходить с ним на Астрономическую башню, и там они провели не меньше, чем четыре часа, наблюдая за звездным небом и рассказывая, как прошла их неделя. Но все же любимыми встречами Казуторы были те, когда Чифую приходил в общую комнату Слизерина, притаскивая с собой небольшую стопку учебников и разные сладости, которые ему присылали родственники из Франции. И хоть большая часть конфет и жевательных резинок уплеталась Изаной и Риндо, Казуторе до смешной дрожи в руках нравилось сидеть с Чифую на одном диване, и объяснять ему темы по предметам, которые он понимал не до конца из-за того, что в Шармбатоне они такое либо не изучали, либо изучали не так углубленно.       И больше всего в этих встречах Ханемию радовало то, что Кейске не мог им помешать. Тренировки по квиддичу усиливались с каждым разом, из-за чего огромную часть своего свободного времени Баджи проводил на поле с командой, что сильно его выматывало. Но даже в те дни, когда тренировки не проводились, он не спешил спускаться в подземелья Слизерина и рушить их маленькую идиллию своим появлением. Гриффиндорцы никогда не были зваными гостями в комнате отдыха слизеринцев, и это очень играло на руку.       За все это время Казутора встретился с Чифую ровно тридцать шесть раз (Казутора считал), и во время этих встреч Ханемия так и не решился спросить, что ответил Чифую на предложение Баджи. Хотя этот вопрос волновал его вплоть до бессонных ночей, во время которых он просто пялился в потолок своей спальни, перебирая в голове множества вариантов того, что будет, если он все же решится узнать об этом у Чифую, и также что будет, если в итоге ничего не узнавать и пустить все на самотек. Больше всего выходило успокаивать себя мыслями о том, что если бы Чифую очень сильно хотел пойти вместе с Кейске, то согласился бы еще тогда, во время тренировки по квиддичу.       Но его друзья, а в особенности Ханма, настолько позитивных мыслей не имели, поэтому то и дело напоминали ему об этом, словно старику, которому нужно вовремя принимать таблетки. Их разговоры начинались и заканчивались надоевшей Казуторе фразой «ну что, ты узнал?», и каждый раз Казутора отрицательно качал головой, даже не утруждая себя вербальным ответом.        — Не нагнетай, Ханма, — вступается Коко, оттягивая Шуджи за воротник пиджака, хоть парень и сопротивляется. — Даже если Чифую придет туда с Кейске, это не значит, что весь вечер он проведет только с ним.        — У тебя слишком много веры в желание Кейске с кем-то делиться, — усмехается Ран, продевая свои длинные руки сквозь рукава пиджака, который для него заботливо держит Риндо, сразу после расправляя вещь на плечах брата.        — Да он один против нас шестерых. Если надо — отберем Чифую силой, — торжественно объявляет Изана, поправляя рукава своего пиджака. И хоть костюм Казуторы окрестили самым лучшим, у одежды Курокавы бесспорно было звание самой яркой. Красный кроп-пиджак слишком сильно контрастировал на фоне черных и белых костюмов остальных, однако Изана не сильно переживал на этот счет, скидывая все на то, что вечер он планировал провести с Какучо. — Тем более Коко прав, хватит нападать на Казутору, — продолжает Курокава, когда хватается за стеклянный флакон с парфюмом, который прислала ему мама, заклинанием он пользоваться не захотел. — Он не единственный, кто идет один. Правда, Ран?       И старший Хайтани, который до этого активно заплетал свои волосы в косички, тут же замирает, краснея и отводя взгляд. И этот вид парня выглядит довольно смешно особенно в сравнении с Риндо, который начинает заходиться хохотом, словно он один выпил не меньше, чем три литра веселящей воды.        — Точно! — включается Ханма, как будто только сейчас вспоминая важную информацию. — Как там капитан команды Когтеврана? — приторно тянет Шуджи, теперь оказываясь рядом с Раном и упираясь подбородоком в его плечо, на что Хайтани дергается, скидывая голову друга.        — А мне откуда знать, — невнятно отвечает Ран, возвращаясь к своей прическе, будто стараясь сделать вид, что ничего не происходит.        — Наверное Мицуя придет с Хаккаем. Ран же его так и не позвал, — отвечает вместо брата Риндо, тут же получая несильную оплеуху, которую Ран направляет в него палочкой, чтобы не отходить от зеркала.        — Даже если и так, мне какое дело, — пожимает плечами старший Хайтани, заканчивая с первой косой и переходя ко второй. Правда по виду и голосу становится понятно, что этот вопрос его действительно волнует.       Вся эта информация вскрылась абсолютно случайно, когда очередным вечером они собрались в гостиной Слизерина, и Ханма с Раном снова начали осыпать Казутору вопросами вперемешку с советами. И когда все это заходило слишком далеко, из-за чего Коко и Изана начали становиться на сторону Ханемии, Риндо совсем случайно ляпнул «кто бы говорил, Ран, как будто ты такой смелый и позвал Такаши как свою официальную пару». И всего за какую-то жалкую секунду все внимание с Казуторы резко перескочило на Рана, который, судя по тогдашнему выражению лица, мысленно планировал, где и как стоит придушить младшего брата, чтобы неповадно было разбрасываться лишними словами.       В итоге всю историю пришлось выпытывать неделю, потому что каждый раз, когда Риндо с огромной охотностью хотел рассказать друзьям события, произошедшие летом, Ран мигом доставал свою волшебную палочку и грозил тем, что проклянет брата «Колопортусом», который к людям не применялся, но старший Хайтани был готов опробовать этот метод. И все же разговорила Рана третья бутылка сливочного пива.       «Вы же знакомы с Такаши?» — начал Хайтани издалека, дожидаясь кивка друзей. Хотя не знать Мицую было практически невозможно. Потому что помимо того, что он был не только старшим братом Маны, которая обучалась на их факультете, но еще и лучшим игроком в своей команде, к каждому матчу он то и дело придумывал новые дизайны для формы своего факультета, а после сам шил новые жилеты и мантии, причем иногда он пользовался не только магией, но еще и руками, вышивая имена и номера. Будучи полукровкой, Такаши был одинаково хорош в волшебных и магловских делах. «Мы с их семьей соседи, живем через один дом друг от друга. И раньше мы не особо общались…»       «Да не ври» — влез тогда Риндо, но даже под воздействием алкоголя Ран умудрился достать свою палочку и направить ее на брата, что очень быстро поумерило пыл младшего Хайтани.       «Наши семьи общаются, постоянно зовут друг друга в гости. И до того, как Мана прошла отбор к нам в команду, мы общались мало» — продолжил свой рассказ Ран, подливая пиво в свою чашку, словно веря, что алкоголь должен придать ему храбрости. «Но когда ее взяли к нам охотником на четвертом курсе, мы, вроде как, сблизились».       «Все лето проводили вместе, пока на пятом курсе не появился Хаккай» — снова добавил Риндо, но теперь его брат выглядел слегка расстроенным, из-за чего даже не поднял свою палочку, чтобы пригрозить.       «Шиба прошел отбор позже. Если помните, то его брат, Тайджу, как раз выпустился, когда мы были на четвертом курсе, и место охотника было свободно» — решил пояснить Ран, пока остальные снова молча кивнули, не решаясь перебить парня. Слышать откровенные истории от старшего Хайтани было сравнимо празднику, потому что Ран не особо любил рассказывать о чем-то слишком личном, поэтому никто не решался влезть в его монолог, кроме, пожалуй, Риндо. «И в это лето он постоянно был возле нас, хотя живет он в другом районе».       «Ты поэтому был таким грустным в поезде?» — все же решился уточнить Изана, припоминая их поездку, хотя других это немного озадачило. Но Казутора припоминал, что после всех пересказанных историй они начали заниматься своими делами, и именно Изана продолжил разговаривать с братьями.       «Я не был грустным» — тут же опротестовал Ран, словно стараясь сохранить свой образ, но Риндо и тогда сдал его быстрее, чем кто-либо успел бы сказать слово «квиддич».       «Было ужасно. Хаккай приезжал к Мицуе чуть ли не каждый день, а в конце июля вообще приехал немного пожить, две недели маячил перед глазами. Ран тогда даже не спускался на общие ужины, потому что Хаккай был среди гостей. Он каждый раз врал, что ему плохо или нужно сделать пергамент, который задали на лето…»       «Но нам не задавали пергаментов» — озадачено подметил Ханма, на что Риндо прыснул себе под нос.       «Схватываешь на лету, это точно. Он не хотел спускаться, пока Хаккай сидел в нашем доме. И правильно делал, если честно, столько восторженных вздохов от нашей мамы я не слышал давно» — раздраженно подметил парень, передергивая плечами и замолкая, позволяя Рану продолжить.       «В начале августа Такаши стал звать меня на тренировки, как будто месяцев, во время которых мы не общались, никогда не было. Мы и на четвертом курсе собирались, Такаши приходил с сестрами, а мы с Риндо заколдовывали бладжеры, чтобы отработать удары. Недалеко от дома есть поле, туда никто не ходит, и родители разрешали нам тренироваться там. Но этим летом он позвал только меня, без сестер и без Риндо. Просто сказал взять метлу, отработать технику полета» — и Ран тогда прервался, снова делая глоток пива, пока остальные внимательно наблюдали за ним, к своим чашкам с алкоголем не притрагиваясь. «Сначала мы выходили на пару часов, просто летали на перегонки до конца поля и обратно».       «И он ничего не говорил о Хаккае?» — снова уточнил Изана, в ответ получая отрицательный качок головы.       «Я хотел его спросить, но мы слишком хорошо проводили время, и я не хотел все портить или делать неловким. В любом случае, его отношения с Шибой меня не касались» — объяснил Ран, обхватывая чашку на своих коленях обеими руками и опуская голову вниз, из-за чего выражение на его лице казалось еще более грузным и печальным. Огонь в камине падал на лицо Хайтани неряшливыми тенями, словно нагнетая, и во всем этом Казутора слишком хорошо обратил внимание на то, что Ран будто специально старался не называть Хаккая по имени, произнося только его фамилию. «В итоге первые две недели августа мы провели вдвоем. Иногда собирались и все вместе…»       «Иногда» это три раза за четырнадцать дней» — вмешался Риндо, что вызвало на губах Ханмы улыбку.       «И в конце второй недели, в воскресенье, мы встретились с ним снова. Опять только вдвоем, после чего пролетали на метлах до самой ночи. Мы предупредили родителей, что будем поздно, хотя каких-то планов у нас с ним не было, мы просто хотели подольше потренироваться».       «Так вот как теперь называются свидания. В следующий раз ты уточняй, а то мы подумаем что-нибудь не то» — усмехнулся в тот момент Коко, но Казутора на него тут же шикнул, призывая замолчать. За прошедшие дни Ханемия слишком хорошо прочувствовал на себе, каково быть в центре внимания, когда твои друзья пытаются устроить тебе личную жизнь, поэтому подвергать Рана такому вовсе не хотелось, особенно сейчас, когда их друг рассказал больше, чем когда-либо.       «Это было не свидание, ни одна встреча не была свиданием» — качает головой Ран, и даже голос у него стал тише и тоньше, Казутора готов был поклясться, что никогда не видел друга таким уязвимым как в тот момент.       «Если не хочешь рассказывать дальше, то не нужно» — все же решил вмешаться Ханемия, кладя руку на предплечье Хайтани и несильно сжимая, тем самым пытаясь подбодрить.       «Нет, теперь мне интересно!» — воспротивился Ханма, но стоило поймать суровый взгляд Казуторы, как он тут же успокоился, сбавляя обороты и пододвигаясь на диване, чтобы подсесть к Рану поближе. «Но Казу прав, Ран. Если случилось что-то, о чем ты не хочешь вспоминать, то не нужно».       И это был один из тех моментов, когда Казутора напрочь забывал о том, как сильно он ненавидел свой факультет, потому что как бы сильно его друзья не любили в шутку пугать первогодок или делать гадости во время уроков, в их компании они всегда приглядывали друг за другом, стараясь поддерживать того, кому было плохо. А еще по не оговоренному правилу, которое, однако, знали все, выражать свои эмоции перед друг другом не казалось чем-то постыдным или запретным, именно поэтому Ханме не понадобилось и секунды, прежде чем обернуть свои руки вокруг Рана и притянуть его к себе, когда нижняя губа Хайтани выехала вперед и он постарался запить комок в горле очередным глотком пива.       «Ничего ужасного не произошло. Точнее кое-что произошло, но это было не ужасно. Просто…»       «Просто Ран не хочет разбираться во всем происходящем» — пробубнил себе под нос Риндо, но в тот момент все были слишком озабочены Раном, чтобы обращать внимание на его младшего брата.       «Я уже сказал, мы тогда летали с Такаши до ночи. Спустились на землю, наверное, в пол второго, и так вымотались, что решили прилечь прямо на землю».       «Романтично» — прокомментировал Коко без какой-либо подковырки, и Ран на это слабо усмехнулся. Ханма все также продолжал обнимать его, пока сам Хайтани ковырял большим пальцем ручку от кружки, как будто стараясь собраться с мыслями.       «И… мы тогда поцеловались» — с совсем небольшой дрожью в голосе выдохнул Ран, кажется то, что гложило его больше всего. А Ханма, сидящий рядом с ним, раскрыл глаза настолько широко, что в любой другой ситуации Казутора наверняка бы рассмеялся, однако в тот момент он и сам был удивлен в довольно похожей степени.       «Ты поцеловался с Такаши Мицуей?!» — чуть ли не прокричал Ханма, пока Ран спокойно кивнул головой. «И говоришь об этом только сейчас?!»       «Не было повода рассказать» — попытался тогда оправдаться Хайтани, но Шуджи был поражен настолько, словно это задело его на личном уровне.       «Тебе нужен был повод, чтобы рассказать такое?! Я бы послал десять сов той же ночью!» — продолжал голосить Шуджи, хотя в голосе его не слышалось действительной злобы, и все прекрасно знали, что слишком большой шок перешел у Ханмы в возмущения.       «Да ладно, дай ему закончить» — постарался вмешаться Хаджиме, похлопывая Ханму по плечу.       «Такаши Мицуя, Коко! Наш Ран целовался с Такаши Мицуей!» — продолжал свои возгласы Шуджи, однако по какой-то причине это заставило Рана рассмеяться, и все снова обратили свое внимание на него.       «Со стороны и правда звучит невероятно» — согласился Ран, однако улыбка его быстро померкла.       «И что было дальше? Вы теперь встречаетесь?» — спросил тогда Казутора, стараясь сказать это как можно мягче и доброжелательнее.       «После той ночи мы ходили с ним на поле каждый день. Брали только одну метлу, летали на ней вместе. И потом меня дернуло взять папину «Яджируши», хотелось произвести впечатление» — усмехнулся Ран, наконец допивая остатки пива, которые наверняка успели нагреться и стать невкусными, но Хайтани в тот момент даже не поморщился. «Тогда мы тоже не называли это свиданием, но все ощущалось как раз так, как будто это оно и есть. Мы тогда долетели до самого центра Честера, даже умудрились прогуляться там».       «Вы сумасшедшие!» — и в этот раз очередь восклицать перешла к Коко. «Вас ведь могли заметить! И где вы приземлились?»       «Было три часа ночи, Коко, на улице никого не было. Мы бы не полетели туда, когда там было людно, мы не такие идиоты, как ты думаешь».       «Вот именно!» — согласился Ханма, и сильнее сдавил Рана в своих объятиях, даже закидывая на парня одну из своих длинных ног. «Думаешь Такаши просто так учится на Когтевране?» — и эта фраза вновь вызвала на губах Рана слабую улыбку.       «Но на следующее утро папа заметил, что я брал метлу. И посадил меня на домашний арест на неделю, это как раз была последняя неделя августа».       «Так значит когда вы рассказывали, как стащили «Яджируши», это был ты один? Риндо в этом не участвовал?» — удивился Коко, переводя свой взгляд на младшего Хайтани, а тот согласно кивнул.       «Я знал, что Ран хочет ее взять, а отговаривать его не было смысла. Он был таким довольным все это время, не хотелось все портить. А когда папа все узнал, то сразу стало понятно, что Рану это с рук не сойдет, поэтому я сказал, что мы брали ее вдвоем. Родители всегда наказывают нас в меньшей степени, если провинились мы оба, а не кто-то один» — объяснил тогда Риндо, подхватывая свой стакан с пивом и смачивая горло.       «И из-за этого домашнего ареста я не виделся с Такаши вплоть до дня на станции. Мы обменивались с ним письмами, посылали сову через дом, но все равно это были не встречи. Но когда мы с Риндо приехали на вокзал в тот день, то…» — и тогда Ран замолк так, словно разговор был окончен и продолжать свой рассказ у него не было никакого желания, поэтому за брата вступился Риндо, перед этим поправив свои круглые очки на переносице.       «Мы проходили мимо вагонов Когтеврана, потому что Ран надеялся увидеться с Мицуей до посадки в поезд. Но когда мы увидели его возле вагона, то Такаши стоял вместе с Хаккаем и они держались за руки» — наконец объяснил младший Хайтани, и это стало тем самым недостающим кусочком пазла, благодаря которому у всех сложилась полная картина происходящего. И подавленное состояние Рана теперь объяснялось настолько хорошо, что Казуторе захотелось обнять друга с другой стороны, которая не была занята Ханмой.       «Вот ублюдок» — выдохнул тогда Шуджи, начиная немного раскачивать Рана в своих руках, как будто успокаивая, пока Хайтани совсем тихо попытался опротестовать слова друга тихим «не нужно так говорить».       «Да все не так страшно, как вам кажется. Я сказал Рану, чтобы он поговорил с Такаши напрямую, и выяснил у него, что происходит. Но он наотрез отказывается, прямо как Казутора сейчас».       «Там не о чем разговаривать, Риндо. Как будто ты не видел все своими глазами» — отозвался Ран на слова брата, но тот лишь тяжело вздохнул.       «Ты прямо сейчас сидишь в обнимку с Ханмой и чуть ли не сморкаешься в его плечо. Уверен, что если бы Такаши увидел тебя в эту секунду, то тоже надумал бы себе непонятно что».       «Ханма не жил у меня две недели лета» — снова отбился Ран, на что Риндо лишь махнул рукой и сказал «как знаешь», тут же немного разворачиваясь к камину.       «Хочешь мы подольем ему зелье собачьего дыхания в тыквенный сок? Тогда Такаши сойдет за родственника тети Коко, оба будут со сожженными бровями» — предложил Ханма, стараясь подбадривающе улыбнуться, и что-то у него получилось, потому что Ран тогда усмехнулся, но отрицательно покачал головой.       «Не нужно. Вообще ничего не нужно. Все равно мы друг другу ничего не обещали, поэтому он может делать все, что хочет».       «Но он поступил с тобой как последний засранец. Еще хуже, чем Кейске обходится с Казуторой. Прости, Казу, не в обиду» — тут же постарался исправиться Изана, выставляя руку вперед, как будто боясь, что Казутора пошлет в его сторону какое-нибудь заклинание.       «Даже если и так, в любом случае, я сам виноват. Не стоило подпускать кого-то к себе настолько близко. Больше я такой ошибки не повторю».       Но уже спустя несколько дополнительных рассказов от Риндо, небольшой слежки, которую устроили Ханма и Изана, и информации, которую они получили от Маны, Такаши больше не считался главным предателем, а Ран успешно присоединился к Казуторе, как кандидат, которому пытались наладить личную жизнь.        — Конечно, какое ему дело! Хоть сам себе не ври! Такими темпами вы с Казуторой никогда не обзаведетесь отношениями, — откликается Изана из другого угла комнаты, в которую он отошел, чтобы поправить свой наряд перед единственным свободным зеркалом.        — И кто сказал, что это плохо?! — возмущается Ран, расправляясь со своей прической и поворачиваясь к Курокаве лицом.        — А кто сказал, что хорошо?! — в ответ спорит Изана, тоже поворачиваясь к Хайтани, и оба они выглядят так, как будто вот-вот достанут свои волшебные палочки, чтобы наслать друг на друга заклинание икоты или их излюбленное «ешь слизней», которое занимало почетное второе место сразу после «Ливекорпуса».       Казутора же решает сбежать именно в этот момент. Он тихо встает со стула перед туалетным столиком, и легко одергивая свой пиджак ступает за спиной Рана, проходя к двери в их спальню. И даже если кто-то замечает его слишком провальную попытку ретироваться, никто не задает ему вопросов, они и без того условились, что кому-то придется прийти в Большой зал раньше, чтобы занять столик (и подлить алкоголя в пунш, правда этой идеей горели только Ханма и Ран).       Спускаясь по темным каменным ступенькам, Казутора мысленно готовится к сегодняшнему вечеру, потому что настроения для веселья у него не было. За эти два месяца с Кейске он так и не поговорил, да и судя по брату, тот тоже не горел желанием обсуждать с Казуторой свою влюбленность в Чифую. А Чифую…       Казутора мог поклясться, что никогда не испытывал чего-то подобного, как когда он был вместе с Мацуно. И было вовсе неважно, рассказывал ли Чифую истории про Шармбатон, или же они просто молча сидели на твердых стульях в библиотеке, делая домашнее задание, рядом с ним Казутора всегда чувствовал себя настолько расслаблено, насколько он чувствовал себя обычно в одиночестве. И тот факт, что даже Кейске никогда не пробуждал в нем столько комфорта и желания проводить совместное время на самом деле настораживало и пугало. Потому что даже при условии, что Казутора никогда не был разговорчивым, а мысли о том, чтобы поделиться с кем-то самым сокровенным и вовсе не закрадывались в его голову, почему-то Чифую хотелось рассказать абсолютно все, уходя даже в самые маленькие детальки и не упуская ни одного момента.       Ханемия пытался скинуть это на очарование пуффендуйцев, которое было у каждого ученика этого факультета. Именно пуффендуйцы всегда могли найти слова поддержки или подбодрить, казалось, даже в самую сложную минуту твоей жизни. Однако внутри Казутора понимал, что дело здесь не только в отличительных чертах факультета, но и в самом Чифую. В том, как он внимательно слушал все рассказы Казуторы, хотя Ханемия всегда был уверен, что рассказчик историй из него никудышный. То, как Чифую постоянно спрашивал, все ли у Казуторы хорошо, чтобы просто убедиться, что его ничего не гложет. И самое важное, то, чему Казутора уделял непозволительно много внимания, было тем, что Чифую совсем не волновал его факультет.       Можно было бы связать это с тем, что Мацуно так и не разобрался во всех факультетах более углубленно, или же на то, что за четыре месяца никто из Пуффендуя так и не рассказал ему все ужасы, которые творили выпускники Слизерина, но все эти оправдания быстро летели в мусорное ведро, потому что такого просто не могло быть.       В библиотеке Чифую всегда брал хотя бы две книги про историю Хогвартса, чтобы читать перед сном, и Казутора был более чем уверен, что познания Мацуно об их школе превосходили его собственные. И истории про Слизерин он слышал тоже, потому что Такемичи, который таскался с Чифую в свободное время, каждый раз кидал в сторону Казуторы и его компании самые сердитые взгляды, которые только можно было представить, словно лично Казутора сделал что-то, из-за чего жизнь Ханагаки каким-то образом могла разрушиться в любую секунду.       И хоть смелости спросить про Кейске у Казуторы так и не появилось, в один из дней, когда они с Чифую сидели в общей комнате Слизерина и разбирали тему по нумерологии, Ханемия все же решился спросить кое-что другое, и прочистив горло тихо произнес:       «Чифую, скажи, тебе рассказывали что-нибудь про наш факультет?»       Мацуно тогда удивленно поднял свой взгляд, отвлекаясь от своей тетради, которая лежала у него на коленях, а после слабо кивнул, словно все еще не был уверен зачем Казуторе нужна эта информация.       «Да, всем новеньким провели небольшой вводный урок, чтобы разъяснить почему мы попали на наши факультеты. Было довольно полезно».       «А другие тебе что-нибудь рассказывали? Такемичи или Кейске?» — уточнил Казутора, на что Чифую снова кивнул, однако ответов от этого у Ханемии не прибавилось, скорее наоборот, он был еще более озадачен.       «Кейске, в основном, рассказал только про свой. А Такемичи прошелся по всем, оказывается, его мама училась в Хогвартсе, а потом они переехали. Почему ты спрашиваешь?» — и в тот момент Мацуно даже отложил свое перо, закрывая тетрадь, чтобы полностью сфокусироваться на Казуторе.       Тот день не отличался чем-то примечательным, такой же вторник, как и все остальные до этого, и Чифую по привычке был в своем желтом свитере, который был больше на несколько размеров. Все было таким же, как и прежде, та же укладка, то же выражение лица, те же аккуратные руки, которые Мацуно сложил на своих коленях и скрепил пальцы в замок, но отчего-то в тот самый момент он был таким красивым, что на мгновение у Казуторы сперло дыхание. Он сидел на этом диване сотни раз. Разговаривал здесь с Вакасой, дрался подушками с Ханмой и Изаной, успокаивал Рана всего несколько дней назад, и заливисто смеялся, когда наблюдал за тем, как Коко и Риндо спорили, какой вкус конфет «Берти Боттс» самый вкусный и самый отвратительный, но тогда казалось, что он оказался здесь впервые, потому что Чифую одним своим присутствием перестраивал все привычные вещи, меняя их в лучшую сторону.       И в ту самую секунду Чифую смотрел на него так располагающе и тепло, что единственным желанием, которое отбивалось в голове Казуторы, было скинуть все вещи, которые мешали, на пол, и крепко обнять Мацуно до самого хруста костей, и чтобы Чифую обнял его в ответ. Однако вместо этого Ханемия выдавил тихое и слегка дрожащее:       «Я не понимаю, почему ты не убегаешь так далеко, как можешь, если ты знаешь все о моем факультете».       Чифую должен был подумать, что это глупо. Наверняка он должен был презрительно взглянуть в сторону Казуторы, а после молча собрать свои вещи и вернуться в светлую и теплую общую комнату Пуффендуя, оставляя болотные подземелья позади. Но Чифую тогда искренне рассмеялся, и Казутора не услышал в этом прекрасном звуке ни намека на издевку или насмешку, потому что Чифую смеялся не над ним.       «Потому что я не хочу убегать, Казутора. Мне хорошо здесь со всеми вами. Мне хорошо с тобой» — просто ответил Чифую, склоняя голову на спинку дивана и смотря на Казутору, щеки которого вмиг зашлись румянцем.       Но сил и храбрости спросить почему именно Чифую игнорирует все те ужасающие факты, которые знал каждый ученик Хогвартса, Казуторе на тот момент не хватило, поэтому он схватил учебник со стола, открывая страницу, на которой они остановились ранее, и начал читать, правда не вчитываясь, из-за чего слова на пожелтевших листах не имели для него никакого смысла.       Черные ступеньки давно сменились общей комнатой, а следом и подземельем, и теперь Казутора поднялся в общий холл, двигаясь в направлении Большого зала.       От каменных стен отражались приглушенные отрывки музыки, и где-то вдалеке был слышен смех каких-то парней, и Казуторе тоже хотелось веселиться и не думать обо всем, что приходило в его голову, но сделать это было чертовски трудно. От нежелания находиться на всем этом празднике ноги словно по волшебству наливаются свинцом, как будто кто-то подкинул в его ботинки по бладжеру, из-за чего Ханемия замедляет свой шаг, и теперь едва плетется, засовывая руки в карманы своих штанов и ступая по кантику плиток на полу. Думать о Чифую, который наверняка проведет весь вечер в компании Кейске, совсем не хотелось, и Казутора даже встряхивает головой, словно стараясь отогнать эту мысль не только мысленно, но и физически, из-за чего одна прядь, которую Ран до этого так усердно пытался подпихнуть в хвост, все-таки выпадает, и Казутора тут же выругивается себе под нос. Настроение портится еще больше, и в этот момент хочется по-детски наплевать на все планы, развернуться, и упасть на свою кровать в спальне, а после завеситься темным тяжелым балдахином и заснуть до следующего утра, но сделать это Ханемия не успевает, потому что сзади на глаза опускается чья-то рука, и Казутора даже не пытается сдержать тяжелый вдох.        — Ханма, серьезно? Шутка, повторенная дважды… — начинает Казутора, хватая чужую ладонь на своем лице и отнимая ее. Поворачивается он быстро и резко, и уже хочет накричать на друга, который совсем не вовремя решил влезть со своими подколами, но перед ним стоит вовсе не Ханма, а Чифую, который непонятливо глядит на Казутору и кажется не знает, что ему следует сделать — как и всегда улыбнуться или же извиниться за свой поступок. — Чифую! Прости, я подумал, что это Ханма. Он постоянно любит так делать.       И это, кажется, успокаивает Мацуно, потому что он расслабляет напряженные плечи и усмехается, слегка склоняя голову набок.       Выглядит он, по мнению Казуторы, великолепно. Костюм Чифую был полной противоположностью костюма Казуторы, и поэтому полностью белая одежда слишком контрастировала на фоне полностью черной. Штаны Чифую тоже были с высокой талией, и по линии пояса ткань была красиво расшита золотыми и голубыми нитками. Белый топ с двумя кожаными белыми ремешками придавал наряду немного дерзости, а белый пиджак, который Чифую просто накинул себе на плечи, был завершающей точкой в его образе. Рукава и борта его были расшиты на тот же манер, что и пояс, и со всем в совокупности Чифую походил на какого-то принца, а не на обычного пятикурсника Пуффендуя.        — Выглядишь восхитительно, — с придыханием говорит Казутора, и даже не стесняется своих слов, потому что они не могут выразить даже и части тех эмоций, которые бурлят в нем с необычайной силой.        — Ты тоже, — в ответ выдыхает Чифую, и между ними вновь виснет немного неловкая тишина, которая была им прекрасно знакома. За все прошедшее время они часто оказывались в той ситуации, когда нужных слов просто не находилось, и они молча смотрели друг другу в глаза, улыбаясь. — Ты один? — уточняет Мацуно, и даже заглядывает Казуторе за спину, как будто думая, что где-то там спрятались его друзья и теперь они хотели его разыграть.        — Пошел раньше, чтобы занять столик. А ты? Ждешь Кейске?       И Казутора сразу хочет отвесить себе увесистый подзатыльник, потому что упоминать имя брата в данный момент было совсем глупо. Однако вопрос о том, согласился ли Чифую быть официальной парой Кейске в этот вечер не давала ему покоя.       За прошедшие два месяца Казутора не просто не разговаривал с Кейске, он едва ли пересекался с ним в школе, хотя изначально казалось, что это просто невозможно, но события дали отличную возможность понять, что Хогвартс действительно огромный.       Редкими случаями, когда Ханемия все же выхватывал темный высокий хвост из толпы, были моменты в Большом зале. Стол Гриффиндора стоял через один от стола Слизерина, из-за чего взгляд Казуторы всегда падал сперва на Чифую, который лучезарно ему улыбался, а после на Кейске, который хмурил брови и отводил взгляд, делая вид, что он безумно занят ростбифом в своей тарелке.       И хоть друзья Казуторы снова и снова талдычили о том, что так Баджи и надо, и что наконец-то он перестал обращаться с Казуторой как с пустым местом, Ханемия их радость разделить не мог. Потому что видеть своего брата разозленным было неприятно. Осознавать, что зол он на самого Казутору было просто невыносимо.       Вся их ссора зашла настолько далеко, что передачи от родителей они делили по очереди, а после передавали вторую половину через кого-то. Так, в ноябре свою часть посылки Казутора получил через Какучо, который приходил к Изане и по дороге закинул Ханемии его вещи. А в начале декабря Казутора не побоялся подойти к Дракену, который сидел в библиотеке, и попросить его передать Кейске зимний свитер и пару новых перчаток, которую ему заботливо упаковала мама.       Мириться с таким положением дел Казутора не хотел, но в тоже время решать конфликт в данный момент парень просто не мог. Потому что сдаться и уступить Кейске, как и всегда, было самым надежным и быстрым вариантом их примирения. И Ханемия знал наперед, что если поддаться, то Кейске и вовсе забудет, что они ссорились, и снова будет донимать его с домашним заданием и совместными посиделками в гостиной Гриффиндора. Но почему-то впервые в жизни сдаваться и идти на поводу у брата не хотелось, однако сил для того, чтобы отстоять свою позицию, у Казуторы банально не было, из-за чего их конфликт затягивался прямо как речь профессора Двукреста на курсах по трансгрессии, и это неплохо било по моральному состоянию Казуторы.       Но Чифую каким-то образом умудрялся помогать и здесь. Ведь даже при том, что Мацуно абсолютно не знал про конфликт, он то и дело старался осыпать Казутору приятными словами и поддержкой, что на самом деле облегчало моральное состояние Казуторы и делало его день лучше. Вот и сейчас, на этот глупый вопрос о Баджи, Чифую прыскает себе под нос, как будто Казутора только что рассказал ему самую смешную шутку в мире, а после смотрит на Ханемию так пронзительно, что кажется, будто он хочет выгравировать эти слова в голове слизеринца одним лишь своим взглядом.        — Я тоже иду один, я не согласился на предложение Кейске.       Казутора же готов поклясться, что кто-то точно подлил ему в стакан немного «Жидкой удачи», потому что до настоящего момента Ханемия был уверен на все сто процентов, что Чифую точно ответит Кейске положительно, и потом гордо войдет в Большой зал под руку с его братом. Но ничего из этого не случилось, и теперь Чифую стоял в коридоре с приглушенным светом, и лучезарно ему улыбался, отчего все страхи и угрызения совести Казуторы отступили на задний план. Хотелось смеяться и танцевать от невероятного чувства легкости, которое вот-вот могло приподнять Казутору над полом, и он сжимает руки в кулаки, чтобы позорно не захлопать в ладоши.        — Правда, пришлось пообещать ему один танец. Но всегда можно будет сказать, что у меня жутко болят ноги, — добавляет Чифую, и Казутора радостно кивает на его слова, как будто соглашаясь, хотя Мацуно не задавал ему какой-либо вопрос.       И под всеми этими теплыми слоями радости и веселья Казутора совсем забывает, что прическа на его голове сделана не при помощи магии, а при помощи ловких рук Рана, из-за чего за первой прядкой выпадает вторая, и теперь некрасиво обрамляет лицо Казуторы больше, чем нужно, к тому же только с одной стороны. А следующий шаг Чифую кажется таким же невероятным, как и его отказ Кейске, потому что он подступает к Казуторе вплотную, после чего осторожно заправляет выпавшие волосы ему за ухо, при этом случайно задевая его ухо и сережку своими теплыми пальцами.       Воздуха вмиг становится недостаточно, даже несмотря на то, что стоят они в просторном длинном коридоре, а рядом с ними нет ни души. Щеки стыдно пунцовеют, и кажется, что если Ханемия произнесет сейчас хотя бы одно слово, то оно выйдет дрожащим и сиплым.       От Чифую как и обычно исходит тепло, правда сейчас, в холодном каменном замке в конце декабря, оно ощущается гораздо сильнее. Сладкий запах соленой карамели уже давно стал каким-то родным, и вблизи Казутора с легкостью может разглядеть небольшие следы золотистых блесток, которые рассыпаны возле глаз Мацуно.        — Ты правильно использовал заклинание? Прическа не должна распадаться, только если распустить ее «Финитой», — уточняет Чифую, и голос его звучит почти что на грани шепота, потому что при такой близости говорить громко нет необходимости.        — Это не заклинание. Я пытался его повторить, но у меня получался обычный хвост. В итоге Ран сделал все вручную, но она разваливается, — в той же тихой мере отвечает Казуторы, и подавляет желание прижаться к ладони Чифую, потому что руку от чужого лица Мацуно не отнимает, продолжая удерживать ее возле уха Казуторы.        — Надо отдать Рану должное, вышло довольно похоже. А чтобы заклинание работало нужно представлять то, какую прическу ты хочешь. Без этого да, получится обычный хвост.       И все же Чифую отстраняет руку, вмиг занимая ее своей палочкой и направляя ее кончик на волосы Казуторы.        — Финита, — сперва говорит Мацуно, и все долгие старания Хайтани вмиг расплетаются, превращаясь в распущенные волосы, которые теперь лежали на плечах Казуторы. Пару прядей залезли ему на лицо, щекоча нос и вызывая желание чихнуть, но Чифую замечает это почти сразу, вновь протягивая руку и убирая волосы с лица Ханемии. — Вэно Маллиа, — произносит он следом, и Казутора вновь испытывает знакомое приятное чувство, словно чьи-то пальцы осторожно собирают его волосы сперва в хвост, а после в пучок, выпуская только передние пряди. — Ну вот, — довольно констатирует Чифую, убирая палочку на место и с улыбкой рассматривая прическу на голове Казуторы. — Можешь попробовать потрясти, сейчас ничего не выпадет.        — Верю тебе на слово, — улыбается Казутора в ответ, и они снова замолкают, не зная, что следует сказать следом. Хотя Казуторе хочется сказать одну очень важную вещь. Она сидит у него на кончике языка, и буквально рвется наружу, несмотря на то, что говорить эти слова в данный момент кажется глупо и запоздало. Но как часто любил повторять Риндо — «лучше поздно, чем никогда», поэтому Ханемия облизывает вмиг пересохшие губы, и сильно сжимает штанину в правой руке, чтобы скинуть часть волнения.        — Чифую, я…        — Чифую! — раздается пронзительный женский голос, и оба парня переключают свое внимание на источник этого крика. Сейчас по коридору к ним направлялась миловидная девушка с короткими рыжими волосами, и если Казутору не подводило зрение, то она училась на пятом курсе Пуффендуя, он видел ее за их столом.        — Хина! — в ответ выкрикивает Мацуно, хотя в его голосе слышны озадаченные нотки, как будто он вовсе не рассчитывал на то, что его будут искать и уж тем более найдут.        — Мы тебя потеряли. Пойдем, Эмма уже заняла нам место, — радостно сообщает девушка, когда наконец подходит к Мацуно вплотную и только сейчас обращает внимание на Казутору, который растеряно переводит взгляд с Чифую на нее, как будто продумывая, стоит ли ему срочно отсюда ретироваться. — Казутора-кун, здравствуй! Твои друзья, кажется, тоже тебя искали, они стоят возле входа в Большой зал, — все с тем же позитивом сообщает Хината, на что Казутора ей улыбается. И хоть они не пересекались часто, да и Хината была младше его на год, она была одной из немногих, для кого поступки значили куда больше, чем факультет.        — Спасибо, Хина, — кивает Казутора, стараясь улыбнуться, но его взгляд то и дело возвращается к Чифую, и если бы он мог выбирать, то любому балу он предпочел бы этот самый коридор и Чифую, который был совсем рядом. Но Хината уже вовсю тащит Чифую за собой, причитая о том, что Такемичи сейчас съест весь десерт, который они с Эммой, вообще-то, брали именно для Мацуно, и Казутора не хочет портить Чифую праздник, поэтому он откашливается, что сейчас выглядит совсем не к месту, а после смотрит Чифую прямо в глаза. — Увидимся? — и спрашивает он это не только для того, чтобы закончить их прерванную игру в гляделки, но еще и потому, что правда не уверен, смогут ли они выцепить лишнюю минутку, чтобы провести время вместе.        — Конечно, — тут же отзывается Мацуно. — В конце концов, ты должен пообещать мне хотя бы один танец за помощь с прической, — и хоть Чифую шутит, что сразу становится понятно по его выражению лица и голосу, Казутора воспринимает это вполне серьезно, и улыбается еще шире.        — Как только услышишь свою любимую песню — дашь мне знак, и за секунду я буду возле тебя с вытянутой рукой, — обещает Ханемия, вбивая из Чифую легкий смешок, который отлетает от стен и, кажется, проникает под кожу Казуторы, настолько он звонкий и мягкий одновременно.        — До встречи, — последним бросает Чифую, и больше не пытается сопротивляться стальной хватке Хинаты, наконец начиная шагать с ней в одном направлении. Казутора же выжидает того момента, когда пуффендуйцы повернут направо, спускаясь по лестнице, и сразу после этого парень прикрывает руками лицо, издавая короткий, но такой счастливый смешок, что сперва он даже не узнает самого себя. И немного придя в себя, Казутора спешит к Большому залу, чуть ли не подпрыгивая от радости.       Его друзья стоят небольшой кучкой возле самого входа, и среди знакомых лиц Казутора замечает и Какучо, который приобнимает Изану за талию, и теперь понятно, почему Курокава так радел за свой красный наряд, ведь с Хитто они были одеты парно, что в какой-то степени было мило.        — Ты куда пропал? — первым спрашивает Ханма, при этом как-то странно оглядывая Казутора с ног до головы, как будто стараясь найти какой-то подвох.        — Да все равно куда. Ты чего такой довольный? — решает уточнить Ран следом, но Казутора просто выдыхает «потом» и подталкивает парней вперед, призывая первыми пройти в зал. В любом случае говорить при Какучо о Кейске было не самой лучшей идеей.       Благодаря Чифую, который был для Казуторы словно вторым дыханием, в зал он заходил в приподнятом настроении, но убранство их привычной столовой в этот момент порадовало его еще больше.       Темные каменные стены, которые были самым привычным атрибутом Большого зала теперь были серебристо-белыми, и Ханемия был почти уверен, что на них наложили заклятие, которое создавало впечатление, будто стены были покрыты тонким переливающимся слоем льда. Заколдованный потолок, который в обычное время должен был быть проекцией ночного неба, теперь тоже был серебристым и светлым, из-за чего он казался выше и добавлял залу пространства. Висящие заколдованные свечи были заменены на длинные сосульки, кончики которых светились словно огоньки, и под сводом Казутора заприметил снежинки разных размеров, которые долетали примерно до середины зала, после чего сразу же растворялись в воздухе.       Маленькие круглые столики стояли около стен, и на вид они были заколдованы также, как и стены. Казалось, что если к ним прикоснуться, то наверняка можно будет почувствовать холод, но когда парни подошли к ним, сразу же применяя заклинание для увеличения размера, Казутора осторожно дотронулся до поверхности, понимая, что это было просто гладкой древесиной, прямо как их обычные столы для пиршеств.       Легкая музыка разбавляла общий гвалт учеников и преподавателей, и дополнением всему этому служила большая ель, припорошенная волшебным снегом, который не таял, и Казутора догадался, что скорее всего дерево принесли из Запретного леса, такие большие и массивные ели были только там.        — Так вы вместе или как? — с интересом тараторит Коко, когда они присаживаются за самый крайний стол в зале, чтобы им никто не мешал. Перед этим Казутора заметил, как Какучо оставил на щеке Изаны короткий поцелуй, а после поспешил присоединиться к своей команде по квиддичу, которая сидела за отдельным столиком в середине.       Взгляд Ханемии все же зацепился за Кейске, подмечая, что брат явно готовился к этому торжеству. Его волосы были завязаны в привычный высокий хвост, правда сегодня он был более закручен на конце и, а может Казуторе просто показалось, волосы брата как будто сияли, без дополнительного заклинания здесь явно не обошлось. Передние прядки обрамляли лицо Баджи, и их прически были очень похожи, разве что у Казуторы был небрежный пучок вместо хвоста. Вот только раньше Кейске никогда не позволял даже одному волоску выбиваться из-под резинки, жалуясь, что это его раздражает и отвлекает. Сегодня, видимо, это его волновало в меньшей степени.       И даже костюмы у них были похожи, хотя покупали они их в разных местах, да и свой костюм Казутора немного подправил при помощи магии. На Кейске же в данный момент были черные классические штаны с выглаженными стрелками (здесь явно не обошлось без помощи Юзухи), рубашка винного цвета с двумя расстегнутыми верхними пуговицами, и черный пиджак, который парень то и дело одергивал, как будто в нем ему было неудобно.        — Это наше второе официальное свидание, Коко, что ты хочешь? Услышать, что мы завтра же играем свадьбу? — уточняет Изана, правда звучит он совсем не раздраженно. Скорее всего присутствие Какучо рядом оказывает на парня расслабляющий эффект, и сейчас Курокава выглядит так, как будто уже выпил алкогольного пунша, хотя Ханма и Ран до сих пор не осуществили свой план.        — Мы хотим услышать, что вы наконец-то перестали ходить вокруг да около. Пятьдесят сиклей на дороге не валяются, — отвечает Риндо, усмехаясь, пока Изана сильно приподнимает брови, из-за чего выглядит очень забавно.        — Пятьдесят сиклей?! — шипит Курокава, и Казутора узнает в этом действии самого себя в тот момент, когда Ханма проболтался, что они поставили на него и Чифую.        — Коко рассчитал свои дурацкие коэффициенты, без них было бы еще больше, — поясняет Ран, но его слова никак не успокаивают Изану, скорее наоборот, злят еще больше. И если бы они были не в людном месте, Курокава наверняка начал бы кричать.        — Пятьдесят сиклей?! Вы с ума посходили! — продолжает негодовать Изана, даже ударяя рукой по столу, тем самым привлекая внимание сидящих за соседним столиком когтевранцев, но его это не сильно заботит.        — Да не драматизируй, Изана. Ты самолично поставил на Казутору и Чифую семь галлеонов, — перебивает Ханма, усмехаясь и откидываясь на спинке стула. Но теперь настает очередь Казуторы возмущенно глядеть на друга. И если бы не их встреча с Чифую, то Ханемия бы не побоялся раскричаться на весь Большой зал.       Он уже набирает побольше воздуха в легкие, открывая рот, чтобы отругать Изану словно какой-нибудь профессор в Хогвартсе, но Курокава вовремя выставляет руки вперед, начиная тараторить:        — Если тебе станет от этого легче, Казу, на Рана и Такаши я поставил двенадцать!       Правда Изана совсем не берет в расчет, что старший Хайтани сидит слева от него, из-за чего Курокава едва успевает уклониться от подзатыльника, который Ран уже готов был ему отвесить.        — Ты обанкротишься, Изана, вот увидишь, — со смешком выдает Коко, слегка копируя позу Ханмы и откидываясь на спинку, при этом слишком грациозно закидывая одну ногу на вторую.        — Я разбогатею, и тогда посмотрим, кто будет смеяться последним! — завершает этот абсолютно бесполезный спор Курокава, и даже слегка дуется, но когда Ран переключает свое внимание на Казутору, то Изана тут же включается в разговор следом.        — Что случилось, Казу? Прям весь светишься, — снова интересуется старший Хайтани, внимательно рассматривая лицо Ханемии напротив.       А Казутора и сам не замечает, как начинает улыбаться широко и ярко, как будто произошло что-то гораздо более грандиозное, чем разговор с Чифую. Но для Казуторы это и был свой личный переворотный момент, потому что впервые за все время его брата не выделили и не выбрали как лучшего. Потому что впервые кто-то обратил внимание на Казутору, а не на Кейске, который по всем параметрам превосходи его по крайней мере на пару очков. И тот факт, что этим «кем-то» был Чифую, только прибавлял важности данному событию.        — Я встретил Чифую перед тем, как прийти сюда. Он отказал Кейске, они пришли по отдельности, — отвечает Казутора, и отчего-то хочет рассмеяться как восторженный ребенок, который ерзает на стуле в преддверии подарка на день рождения.       Реакция остальных чем-то похожа на его собственную, потому что все тут же начинают улыбаться в ответ, а Ханма даже хохочет, хлопая при этом в ладоши, и настроение Казуторы достигает самого пика как раз в этот момент. Бал больше не кажется таким дурацким, костюм не выглядит таким вычурным, а перспективы провести с Чифую время не выглядят такими уж несбыточными, какими казались еще этим утром.        — Осталось пристроить только тебя, — довольно сообщает Шуджи, закидывая руку на шею Рана и слегка повисая на друге, правда Хайтани восторг друга не разделяет, и чужую руку пытается скинуть.        — Себя лучше пристрой, — с небольшим раздражением отвечает Ран, и тыкает пальцем Ханме в ребра, тем самым вынуждая друга коротко взвизгнуть и все-таки отстать.        — Да ладно тебе, Ран, я бы не был настроен так пессимистично. Может Такаши тоже пришел один, — пытается продолжить Коко, и теперь Ран направляет свой грозный взгляд в сторону Хаджиме, но парня это не пронимает. — Ну хотя бы позови его на танец! Ситуация от этого не ухудшится.        — Я не умею танцевать, — снова отбивается Ран, и начало следующих слов Коко тонут в аплодисментах, когда возле большой ёлки появляется директор Хогвартса, чтобы произнести приветственную речь.       Басистый голос мужчины с легкими сиплыми возрастными нотками заполняет весь зал, наверняка долетая до коридоров, но единственное место, куда он не проникает, это голова Казуторы, потому все, о чем думает Ханемия, это Чифую. Его красивые черты лица, его мягкий голос, его теплые руки, которые так аккуратно поправляли его прическу. Чифую весь целиком казался каким-то подарком, посланным самим Мерлином, за все пережитые Казуторой лишения, на которые он соглашался ради брата.       Правда Кейске его мыслей не покидает, сидя в голове словно какое-то насланное заклинание, которое доставляет боль похуже любого «Круцио». И может сравнивать брата с чем-то настолько ужасным было неправильно, но с приходом Чифую в его жизнь Ханемия впервые начал ценить то, что делало его счастливым. Потому что без какой-то игрушки, которую он отдавал Кейске в тот момент, когда брат успел ей заинтересоваться, можно было пережить, а принимать наказания за младшего в целом казалось чем-то единственно правильным, он ведь старший брат, должен быть примером для подражания и тем, к кому Кейске всегда сможет обратиться за помощью, то с Чифую ситуация была совсем иная.       Потому что рядом с Чифую Казутора испытывал столько позитивных эмоций, что казалось он может в любой момент сгореть словно феникс. Но каждый раз этого не случалось, и Ханемия не испытывал ничего кроме чувства какой-то непонятной ему наполненности, словно Чифую был каким-то завершающим элементом в его жизни, с появлением которого все резко стало на свои места, и все проблемы переставали казаться нерешаемыми, стоило Мацуно одарить Казутору своей улыбкой.       То, что Казутора испытывал к пуффендуйцу было чем-то непонятным. Дружеские чувства присутствовали точно, однако порой Ханемия ощущал нечто большее. Когда по всему телу разливалось приятное тепло, и он расслаблялся, просто заглядываясь на Чифую, а после краснея, когда Мацуно ловил его за этим делом. Скорее всего именно это и испытывают по отношению к лучшим друзьям, думалось Ханемии, поэтому все те странности он отнес к признакам высших дружеских чувств, и больше к этому вопросу не возвращался. В любом случае ему не нужны были точные данные со всеми измерениями и процентами, потому что и без них было понятно, что с Чифую ему хорошо, и уступать все это Кейске он не хотел, даже при условии, что он все еще оставался его старшим братом.       Друзья его в этом только поддерживали, что еще больше закрепляло уверенность Казуторы в том, что он поступает правильно. Одним вечером Ханма прямо сказал ему «Да, Казу, ура! Так стоило поступить еще три года назад, но я рад, что ты наконец-то понял, какой Кейске засранец». Вот только проблема была в том, что Ханемия ни черта не понял. Да, Чифую делить не хотелось, а тем более отдавать. Но это было связано с личной прихотью Казуторы, а не с поведением Кейске.       И больше всего Ханемия до дрожи боялся, что если брат попросит его напрямую, то он отпустит Чифую и больше никогда не заговорит с ним снова, как бы сложно ему это не далось.        — Я надеюсь, что этот вечер станет для вас всех особенным событием, которое надолго задержится в вашей памяти. Рождественский бал объявляется открытым! — громко произносит директор, и Казутора отвлекается, немного запоздало начиная аплодировать со всеми и крутить головой по сторонам.       Стол Чифую он замечает только сейчас. Пуффендуец сидит возле противоположной стены Большого зала, и хоть Казутору немного напрягает тот факт, что Мацуно сидит через один стол от стола Кейске, Чифую ловит его взгляд, и улыбается, подмигивая, что успокаивает, и Ханемия даже приподнимает руку, легко махая парню.       По всему залу, словно взявшись из воздуха, начинают появляться блюда с едой. Большие расписные подносы несут на себе пастуший пирог, запеченный картофель со свиным жарким, и еще множество блюд, которые Казутора просто не успевает различить из-за их обилия, а сразу за ними следуют подносы с выпечкой и закусками, среди которых Казутора замечает рождественский пудинг, трайфл и имбирных тритонов (любимое блюдо Кейске в Хогвартсе).       Но все, что интересует Ханму и Рана в этот момент это большая порция пунша в глубокой расписной посуде, из-за чего Шуджи тут же достает свою карманную фляжку, заранее снимая с нее крышку, пока старший Хайтани осторожно подзывает поднос к их столу своей палочкой, при этом постоянно оборачиваясь, боясь, что их могут заметить.        — А вдруг они подали алкогольный пунш? — с неким волнением решает уточнить Коко, пока поднос приземляется ровно по центру их круглого стола.        — Ага, еще и бренди тебе подадут в самых красивых бокалах. Не смеши, Коко, здесь полно четверокурсников, кто разрешит им пить алкоголь, — спорит с ним Ран, и слегка пихает Ханму в бок, из-за чего тот чуть ли не выливает содержимое фляжки себе на штаны. — Чего ждешь? Особого приглашения директора? Лей давай.        — Только не выливай все, — вовремя успевает предупредить Изана, а Ханма, оглянувшись последний раз, решительно заносит руку над посудой, выливая чуть больше половины, и тут же прячут фляжку так быстро, что можно было подумать, словно он обжегся.        — Все, отправляй, — командует Шуджи, и Ран послушно выполняет его приказ, снова взмахивая палочкой и отправляя поднос в свободный полет по залу. Блюд все равно было настолько много, что наверняка никто не заметил небольшую задержку одного из них.       И как только поднос достигает другого конца зала, останавливаясь рядом с другими угощениями, парни спокойно выдыхают, а затем до забавного синхронно начинают смеяться. И можно было подумать, что они надышались парами веселящей воды из фляжки, но Казутора был уверен, что у его друзей было такое же отличное настроение, как и у него самого, и это не могло не радовать.       Они набирают каждого блюда по одному, чтобы освободить себя от надобности часто подзывать подносы и не ждать очереди, а после приступают к праздничному ужину, обсуждая грядущие экзамены и сдачи итоговых пергаментов. И все, что происходит в данную минуту, напоминает Казуторе его излюбленные поездки в Хогвартс-экспрессе в начале года. Когда голова не забита ничем лишним, тихий стук колес успокаивает и расслабляет, а истории друзей про лето внушают небывалую веру в то, что все будет складываться так, как Казутора того пожелает, и ему никто и ничто не помешают.       Этим вечером стук колес сменяется музыкой, которая одновременно успокаивает и не дает заскучать. Магловские песни идут вперемешку с бессмертной классикой, а после них слышатся песни волшебных бэндов, чтобы угодить каждому музыкальному вкусу. А истории о прошедших каникулах превращаются в истории о последних тренировках в квиддич и забавных случаях во время практических занятий.       Вкусная еда, друзья, да и вся сказочная атмосфера в Большом зале очень быстро делают свое дело, и Казутора расслабленно откидывается на стуле, не пытаясь скрыть свою умиротворенную улыбку, которая в данный момент лучше чем любые слова могла описать его состояние безграничного счастья, которое Ханемия испытывал довольно редко.       И в данный момент Казутора отмечает про себя, как именно сегодня все словно забыли о глупых факультетах и своей неприязни. Потому что танцпол в центре зала начинает заполняться людьми, которые довольно танцуют под какой-то магловский хит семидесятых, и даже не обращают внимание на то, с кем они хватаются за руки, чтобы весело закружиться на месте, или же кто именно танцует за их спиной. И это все радостно и грустно одновременно, потому что Ханемия знает наперед, что завтра все снова вернется на свои места, и в его сторону снова будут лететь ненавистные и пугливые взгляды, а их дружба с Чифую будет висеть на волоске, потому что Мацуно в любой момент мог бы узнать что-нибудь настолько ужасное, что больше не захотел бы иметь с Казуторой ничего общего.       Но все плохие мысли Казутора спешит утопить в маленьких глотках теперь алкогольного пунша и мысли о том, что он должен Чифую танец, а свои долги Казутора привык выполнять наилучшим образом.        — Говорю тебе, он идет сюда! — восторженно восклицает Риндо, который сидит по правую руку от Казуторы, и Ханемия прослеживает за взглядом младшего Хайтани, растягивая губы в ленивой улыбке.       Из другого конца зала к ним определенно направлялся Такаши Мицуя. И хоть походка его была медленной и какой-то вдумчивой, было видно, что настроен он уверенно и отступать не собирается. Рассмотреть наряд когтевранца хочется поближе, потому что Казутора уверен, что Такаши наверняка потратил время на свой костюм, расшивая его на подобие формы для квиддича, но в тоже время гораздо интереснее наблюдать за Раном, который словно приклеивается к стулу, и не двигает головой даже на малейший дюйм.        — А вот и не сюда, — как-то по-детски спорит Ран, чуть ли не высовывая язык от раздражения.        — Ты взял с собой мятные леденцы? — сразу же вклинивается Ханма, не давая бедному Хайтани и намека на передышку.        — Зачем?        — А целоваться ты как будешь?! — чуть ли не выкрикивает Шуджи, даже ударяя по столу от гениальности своей шутки, пока Ран заходится всеми оттенками красного. И сейчас часть его осветленных волос на фоне румяных щек и шеи вполне походили на новый неофициальный символ Гриффиндора — комбинация цветов была довольна похожей.        — Я не буду ни с кем целоваться, придурок, прекрати! Наверняка он идет за Хаккаем, он как раз вышел несколько минут назад, — шипит Ран, дергано поправляя свои косички, чтобы они лежали на его плечах идеально ровно.        — Ты еще и за Хаккаем следить успеваешь! — с каким-то фанатичным восторгом выдает Изана, и выходит это так громко, что соседние столики оборачиваются в их сторону, и теперь Ран не пытается изображать одно из каменных изваяний Хогвартса.       Руку на рот Курокавы Хайтани кладет так быстро и точно, словно последние минуты он мысленно тренировал это движение, отрабатывая его не меньше, чем раз сто.        — Я тебя покусаю! — пытается выдавить Изана, пока Ран лишь сильнее прижимает ладонь к чужому лицу.        — Говорю еще раз, — грозно сообщает Ран, направляя свой потемневший взгляд на каждого. Таким раздраженным и сосредоточенным Хайтани бывал только во время матчей по квиддичу, когда их команда по какой-то причине начинала проигрывать, что до невозможности выбешивало и выбивало из колеи. Поэтому видеть Рана таким в данную минуту по крайней мере странно, из-за чего Казутора не решается подключиться к общим шуткам. Он и без того понимал, каково Рану в данную минуту. — Никто сюда не идет. Ни Такаши, ни чертов призрак Салазара Слизерина. И целоваться я ни с кем не буду, что бы вы там себе не придумали. Поэтому сейчас, все дружно замолкаем, иначе вместо карамельного парфе все будут лакомиться слизнями, и я не остановлю это даже если…        — Привет! — раздается громко и ясно, из-за чего Ран резко прерывается, замирая на месте, при этом все еще удерживая Изану, который, правда, замирает тоже. Такаши стоит ровно за спиной Рана, упорно пялясь ему в затылок, и Казутора прекрасно замечает остаточные нотки сомнения на лице Мицуи. Руки у парня заложены за спину, и он слегка крутится из стороны в сторону, а Ханемия вмиг узнает себя в действиях Мицуи — при волнении Казутора тоже не мог найти себе места.       Однако все внимание с Такаши быстро перетекает на Рана, который медленно и слишком комично выпускает Изану из своей хватки, выпрямляя до этого согнутую спину и наконец оборачиваясь к Такаши лицом, кажется, улыбаясь (со своего места Казутора может разглядеть самый краешек губ друга).        — Привет, — голос Рана никогда не звучал так, как в этот момент. А может Казутора просто никогда не был рядом с другом, когда он вел себя как в эту секунду. На какое-то время все за столом замолкают, и все, что остается наблюдать слизеринцам это неловкая игра в гляделки между Раном и Такаши, которая проходила в полной тишине.       И на секунду в голове Казуторы проскакивает очень странная мысль, которая берется буквально из воздуха, но Ханемия уделяет ей внимание, потому что ему становится интересно, выглядит ли он также растерянно и немного глупо, когда они проводят время вместе с Чифую? Потому что кажется, словно кто-то скопировал все действия Казуторы и перенес их на Рана, чтобы Ханемия мог полюбоваться этим со стороны. Красные щеки, глупая улыбка, широко распахнутые глаза, которые даже как-то светятся, и абсолютное отсутствие слов, что придает только больше неловкости. И если все действительно было так, то тогда у Казуторы точно не было никаких шансов перед Кейске, ведь со стороны все эти детали выглядели как-то совсем нелепо. Баджи же никогда не терялся среди людей, а перед Чифую он наоборот становился еще более разговорчивым, активным и дружелюбным, пока все, что мог Казутора, это изображать больного, в которого случайно прилетело заклятие стирания памяти, и он терялся во времени и пространстве.       Хотя в тоже время, Казутора не рассматривал Чифую в роли своего парня, поэтому наверняка в его ситуации все выглядело не так плачевно, как у старшего Хайтани. В конце концов Ран и Такаши даже успели разделить поцелуй, пока все, чем мог похвастаться Казутора, это копия шарфа Мацуно и небольшая клякса от чернил, которую Чифую случайно поставил на черновом пергаменте Казуторы, при этом извиняясь не меньше, чем сто раз, пока Ханемия пытался убедить его, что все в порядке. Позже этот черновик он зачем-то сохранил, убирая его в толстый ежедневник и пряча его под свой матрас.        — Привет, Такаши! — все же решает вмешаться Ханма, прерывая это общее молчание, которое немного затянулось. — А мы как раз говорили о тебе, знаешь? — довольно улыбается Шуджи, пока Ран настолько резко поворачивает голову в сторону друга, что кажется, что он точно защемил шейный нерв.        — Правда? — с неприкрытым удивлением уточняет Мицуя, однако свой взгляд с Рана он не сводит даже на секунду.        — Неправда. Не слушай его, он напился сливочного пива с веселящей водой, — вместо Ханмы отвечает Ран, и вполне очевидно, что мысленно он наверняка послал в сторону Шуджи несколько подлых проклятий. Но Такаши на это лишь улыбается, слегка расправляя свои плечи.        — Ты что-то хотел, Такаши-кун? — решает поинтересоваться Риндо, и звучит он настолько довольно, как будто под рукой завалялся уцелевший маховик времени, и младший Хайтани увидел будущее, точно зная, что произойдет в данную секунду.        — Да, я… — тушуется Мицуя, и Казутора сразу понимает, что с кем шляпа точно не ошиблась, так это с Такаши. Щеки его теперь были такими же пунцовыми как и у Рана, а от волнения когтевранец облизывает губы, направляя все свои остатки храбрости на то, чтобы продолжать смотреть Рану в глаза.       Хотя на поле во время матчей по квиддичу Мицуя всегда был самым собранным и расчетливым, уверенно маневрируя между игроками и четко забивая квоффл в кольца противника, сейчас ему явно не хватало гриффиндорской храбрости, которую можно было с легкостью одолжить у Кейске (уж его брату было ее не занимать).        — Я хотел пригласить тебя на танец, — наконец выдавливает из себя Мицуя, и смущается пуще прежнего, но Ханемия прекрасно видит, что это предложение не оставляет равнодушным и Рана, который слегка вытягивает шею, напрягаясь.       И, как выясняется, Казутора не единственный, кто умеет поставить значимый момент под угрозу, потому что вместо ответа на предложение Мицуи, Ран тихо спрашивает:        — А как же Хаккай?       После чего сразу же получает болезненный удар по лодыжке от Риндо, но игнорирует его. Правда этот вопрос ставит Такаши в еще большее замешательство, чем всех парней, потому что Мицуя удивленно и слегка нервно приподнимает брови, словно думая, что ему следует ответить.        — Хаккай?        — Иди, дурень, — тихо говорит Ханма, подталкивая Рана так, чтобы он поднялся со стула. — Просто согласись и иди. Прости, Такаши, Ран слегка не выспался, — тут же улыбается Шуджи, быстро входя в свою любимую роль голливудского актера. Парень ловко отодвигает стул вместе с Раном, крепко хватая Хайтани за предплечье и рывком поднимая его на ноги. — Он с удовольствием с тобой потанцует. Правда, Ран? — пытается Ханма, одним своим тоном намекая, что лучше бы другу просто ответить односложное «да» и проследовать за Мицуей на танцпол, который заполонили парочки в нарядных костюмах. До этого подвижная танцевальная музыка действительно сменилась медленной магловской песней, а освещение в Большом зале будто совсем немного стало приглушенным, из-за чего снежинки и сосульки под потолком выделялись гораздо больше.        — Да, конечно, — быстро выдыхает Хайтани, так, что кажется, словно он криво объединил два слова в одно, но Такаши вовсе не обращает на это никакого внимания, когда улыбается и мягко берет руку Рана в свою, а после ведет парня в глубь танцевальной площадки. И все же это не мешают Рану выставить указательный палец, и занести руку за спину, явно намекая на то, что его друзей ждет долгий разговор за их поведение.       Но в данный момент это мало кого волнует, потому что абсолютно все за столом чувствуют личную маленькую победу, когда наблюдают, как Ран кладет свои руки на талию Такаши, пока когтевранец осторожно размещает свои ладони на груди Хайтани, и они начинают медленно покачиваться в такт песни, при этом тихо о чем-то разговаривая.        — Когда мне ждать свой выигрыш? — довольно интересуется Риндо, неряшливо закидывая в рот дольку запеченного картофеля, тут же запивая ее самодельным алкогольным пуншем.        — Они еще не стали парой! — тут же оспаривает Изана. — И в любом случае моя ставка выиграет. Они сойдутся к концу января, вот увидишь. Не удивлюсь, если это случится на день рождения Рана.        — Ты правда думаешь, что обойдешь меня в споре на моего родного брата? — усмехается Риндо так, что на секунду его брови подымаются чуть выше ободка его круглых очков. — Говорю тебе, сегодня ночью они будут целоваться по всем углам Хогвартса, а завтра я неплохо разбогатею.       Но в этот раз Курокава не находит нужных слов, чтобы красиво ответить на выпад Риндо, поэтому он совсем не культурно показывает другу язык, и сразу же поднимается со своего места, отряхивая невидимые крошки со своих штанов.        — И куда ты? — интересуется Коко, пока Изана кое-как пытается поправить укладку на своей голове, выравнивая пробор средним пальцем.        — Проводить время со своим парнем, — гордо отзывается Изана, и выглядит он при этом чересчур довольным.        — Он еще не твой парень, сам ведь сказал, — решает докопаться Ханма. Пустой стул Рана Шуджи удобно подставил поближе к себе, укладывая на него свои длинные ноги, что со стороны выглядело одновременно странно и смешно.        — Кто знает, может сегодня он все-таки станет моим, — чуть ли не пропевает Курокава, завершая свои прихорашивания и последним поправляя длинные сережки в своих ушах. И когда кажется, что он полностью удовлетворен своими приготовлениями, Изана начинает двигаться к столику гриффиндорской команды по квиддичу, при этом слегка качая бедрами и бросая короткое «увидимся», сразу после теряясь между танцующих пар.        — Выпендрежник, — беззлобно комментирует Риндо, усмехаясь себе под нос, но стоит Коко указать на кого-то в толпе, как Хайтани сразу же переключает внимание на друга, слушая то, о чем он говорит.        — Знаешь, сейчас хорошее время, чтобы вдохновиться поступком Мицуи и позвать Чифую на танец, — говорит Ханма, чуть понижая голос, и почему-то Казутора чувствует волнительные мурашки, которые бегут по его позвонку.       Песня, которая играет сейчас, звучит красиво и совсем немного сказочно, танцпол почти под завязку забит парами, из-за чего никто не будет обращать на них лишнего внимания, да и побыть рядом с Чифую хочется до какого-то непонятного чувства в груди, которое неприятно щемит. И все же Казутора помнит об их уговоре с Мацуно, поэтому изредка он кидает взгляды в сторону столика пуффендуйца, ожидая от него какого-то знака.        — Мы договорились, что как только зазвучит песня, которая ему понравится, то он даст мне об этом знать, — объясняет Ханемия другу, и немного нервно начинает теребить край «заледенелого» стола, не поднимая головы. Передние пряди волос закрывают его угол обзора словно маленькие шторки, но это даже играет на руку, потому что мысленно Казутора готовится к их танцу.       Предвкушение смешивается с банальным волнением отдавить Чифую ногу, или сказать что-то глупое, но все эти мысли тонут в диалоге, который Казутора выстраивает у себя в голове. Он подбирает слова, которые лучше использовать в тот момент, когда он подойдет к Чифую вплотную, а после думает о том, куда будет лучше положить руки во время танца: на талию, на плечи, или правильнее будет сделать все по правилам этикета, положив одну руку чуть выше талию, а второй рукой мягко обхватить ладонь Чифую, чтобы вести его в танце.        — Кажется, он дает тебе знать об этом именно сейчас, — с неким удовольствием тянет Ханма, и все же Казутора поднимает голову, выбираясь из своего маленького временного укрытия, тут же встречаясь с Чифую взглядами, чтобы убедиться, что Шуджи ему не соврал. За последнюю минуту стол Мацуно опустел, и теперь он сидел за ним совершенно один, легко покачиваясь на стуле и, кажется, едва заметно подпевая. И в целом да, это можно принять за знак, думается Казуторе, навряд ли бы Чифую стал подпевать той песне, которую он не знал или той, которая ему не понравилась. — Давай, Казу, чего ты ждешь, — продолжает Шуджи, уже подпихивая Казутору в бок, вот только Ханемия мигом теряет всю свою уверенность, даже забывая про свое обещание.        — Не могу.        — Почему не можешь? — удивляется Ханма, переставая свои подпихивания.        — Потому что мне страшно, — и признаваться в этом почему-то совсем не стыдно, скорее наоборот, Казутора как будто скидывает с себя тяжелый груз, который до этого неприятно давил где-то в районе грудной клетки.        — Да брось, Казу, в этом нет ничего такого, — пытается подбодрить Ханма, при этом подбирая свои слова с невероятной осторожностью. — Ты посмотри на Мицую!        — Но я не Мицуя, Ханма, — резко оспаривает Ханемия, переводя свой взгляд с Чифую на друга, чтобы тот понял всю серьезность проблемы Казуторы в этот момент.       Уверенности Казуторе всегда не доставало, а рядом с Чифую хотелось преподносить себя в идеальном свете, без каких-либо недостатков, потому что только так Казутора мог выиграть у Кейске. Ведь даже если бы Баджи оступился, за его плечами оставалась бы ослепительная внешность, место в команде по квиддичу и известный факультет, который чтят во всем мире, но у Ханемии не было даже права на ошибку.        — Да, Казу, ты не Мицуя, — соглашается Ханма, слабо кивая головой. — Ты Казутора Ханемия, которому нравится проводить время с Чифую. И поверь, Чифую также нравится проводить время с тобой. Поэтому даже если ты молча протянешь ему руку, для него этого будет достаточно. Подумай сам, если бы Чифую пригласил тебя на танец в эту секунду, имело бы значение, как именно он бы это сделал?       И конечно это было бы неважно. Было бы неважно, даже если бы Чифую глупо запнулся или неправильно построил предложение, наверняка Казутора даже не обратил бы на это никакого внимания, дав свое согласие на предложение Мацуно заранее, даже до того, как пуффендуец успеет открыть рот. Поэтому он отрицательно качает головой на вопрос Шуджи, давая молчаливый ответ.        — Ты понимаешь, к чему я клоню? — решает уточнить Ханма, легко подталкивая Казутору своим плечом.        — Понимаю.        — И ты пригласишь его на танец? — в голос Шуджи возвращается его превоначальная улыбка, из-за чего губы Казуторы тоже в растягиваются в легкой ответной улыбке, и теперь он согласно кивает, выпрямляя спину и вытирая мокрые от пота ладошки о свои брюки. — Удачи, — напоследок желает Ханма, подбадривающе вскидывая руку, сжатую в кулак, в воздух, а Казутора оставляет все свои страхи позади, когда отодвигает стул и молча направляется в танцующую толпу, продвигаясь к столику пуффендуйцев.       Каждый шаг для Казуторы отдается глухим тяжелым ударом, словно он сам себя толкает на верную погибель, но эти мысли он старается сменить на позитивные. Под кончиками пальцев он уже чувствует ткань костюма Чифую, до которой он дотронется во время танца, воздух наполняется запахом соленой карамели, а щеки заранее алеют, из-за чего на секунду Казутора прикладывает свои замерзшие ладони к лицу, стараясь успокоиться.       До стола Чифую остается чуть меньше половины пути (в целом Казутора уже давно мог оказаться там, если бы шел быстрее и увереннее, при этом не огибая танцующие пары), и в голове Ханемия вновь пытается выстроить хотя бы какое-то подобие будущего диалога. Возможно нужно спросить Чифую про песню, думается слизеринцу, уточнить, любит ли он ее. А еще можно спросить как прошел его вечер, понравились ли ему угощения и попробовал ли он пунш с алкогольными добавками. И, пожалуй, стоит набраться смелости, чтобы сказать, как потрясающе выглядит Мацуно в этот вечер.       Чифую заслуживает тысячу комплиментов, если не больше, но для Казуторы будет своей маленькой личной победой сказать Чифую хотя бы один. А потом, если они не сильно устанут, можно будет сводить Чифую в сад, который специально украсили перед балом (Казутора уже слышал восторженные вздохи учеников, которые рассказывали о том, что над садом наколдовали специальный купол, чтобы сохранить там тепло).       Но жизнь Казуторы никогда не было сказкой, в которой главный герой получает все желаемое по щелчку пальца. А еще Казутора никогда не был чьим-то единственным выбором, просто потому что рядом был Кейске.       И прямо в эту секунду, когда до стола пуффендуйцев остается меньше десяти шагов, Казутора видит, как Кейске уверенно подходит к Чифую, ярко улыбаясь и слегка склоняя голову набок, а после протягивая Мацуно руку, явно приглашая на танец. И хотя Чифую не соглашается сразу, он делает это спустя заминку в две секунды, вкладывая свою ладонь в руку Баджи, и поднимаясь со своего места, чтобы проследовать за парнем в центр зала, пока Казутора хочет провалиться сквозь землю, или же попросить Ханму ударить его «Авада Кедаврой», лишь бы не чувствовать жгучее чувство боли, которое расползается по всему его телу, в первую очередь задевая сердце.       И всего лишь за какое-то жалкое мгновение весь вечер Казуторы становится испорчен, как будто в магловской сказке про Золушку, когда в двенадцать ее красивая карета превратилась в тыкву, а радостный шум бала в замке остался позади.       Потому что сейчас музыка была такой же красивой, украшения в зале оставались такими же волшебными, костюм Казуторы был таким же опрятным и выглаженным, но для самого Казуторы праздник закончился именно в эту секунду, и с каждым последующим тиканьем часов он доставлял ему лишь больше сожалений и тоски, вместо веселья и приятных моментов.       Танцующие пары очень удачно отыгрывают роль личных хранителей Ханемии, за которыми можно спрятаться так, чтобы тебя никто не заметил, но ты смог видеть все вокруг, правда смотреть на происходящее нет ни сил, ни желания. Потому что Чифую, который кружится в медленном танце, выглядит восхитительно. Расписные части его костюма красиво переливаются, его движения выглядят плавно и нежно, а на лице Мацуно играет такая умиротворенная улыбка, что Казутора очень хотел бы улыбнуться тоже, как он делал в последнее время, но сейчас так привычно растянуть свои губы он не может. Потому что большие руки Кейске на талии Чифую выглядят совсем ни к месту, довольное выражение лица брата вызывает лишь непонятный гнев, и на том моменте, когда Баджи наклоняется, чтобы прошептать что-то Чифую на ухо, Казутора резко разворачивается на пятках, случайно чуть не наступая на подол платья девушки рядом.       На этот раз шаги не отдают тяжестью или неуверенностью, напротив, Ханемия шагает настолько уверенно, что он знал наперед, что такой уверенности он не испытывал никогда. Вот только идет он не в сторону Чифую, а в сторону больших расписных дверей Большого зала, чтобы побыстрее покинуть это место.       Высокое горло его блузки неприятно давит, из-за чего Казутора остервенело пытается отодвинуть его пальцем, в висках больно пульсирует, но обиднее всего становится от горячих слёз, которые уже скопились в уголках глаз, из-за чего изображение перед глазами становится расплывчатым, но Казутора не останавливается, скорее наоборот, только ускоряет свой шаг.       Он хочет убежать. Хочет оказаться подальше от шума бала и той медленной песни, которая до сих пор слышна. Хочется забраться на самую крышу Хогвартса, и там забиться в какой-нибудь тихий угол, чтобы его никто не смог найти. Хотя нет, хочется в целом оказаться подальше от школы, потому что именно она забрала у Казуторы возможность на хорошую жизнь.       Ведь система факультетов существовала только в Хогвартсе, и если бы не дурная слава Слизерина и не глупая шляпа, которая тоже сыграла не последнюю роль, то сейчас Казутора наверняка бы кружил Чифую в танце, слушая красивый смех Мацуно и лицезрея его прекрасную улыбку, что сделало бы из Ханемии самого счастливого человека во всем мире.       Но вместо этого Казутора вовсе не считает, сколько поворотов и подъемов по лестницам он сделал. И хоть с каждым шагом шум из Большого зала становится тише, а коридоры становятся темнее и безлюднее, боль внутри Казуторы совсем не утихает. Ведь его единственное желание, загаданное в этот вечер, ушло прямо на его глазах.       И если бы родители узнали, что Казутора завидовал Кейске и, в данный момент, в какой-то степени его ненавидел, то они наверняка разочаровались бы в Казуторе еще больше, потому что в их семье завидовать было позволено только младшему сыну, Казутора же должен был быть идеальным старшим сыном, особенно после того, как он официально стал слизеринцем, словно один факультет исчерпал все права Ханемии на непослушание. Но в этот вечер мысленно не проклинать брата было безумно сложно, потому что все слова друзей, которые они говорили Казуторе много лет, наконец начали обретать смысл и вес, ведь сегодня Кейске забрал у него единственную причину для радости, при этом наверняка думая, что все должно было случиться именно так, и Чифую не отказал бы ему ни при каких обстоятельствах, что раздражало и выводило из себя только в большей степени.       В какой-то момент Казутора резко останавливается, словно он врезался в незримую преграду, и парень только сейчас замечает, что дышит он так тяжело, словно он не шел, а бежал (хотя это могло быть правдой, Ханемия совсем не обращал внимание на свое поведение). Сейчас он находится на пересечении коридоров на пятом этаже, хотя это лишь его догадки, потому что все чертовы коридоры Хогвартса были одинаковыми, и в данную секунду раздражает даже такая мелочь.       Раздражает в целом все, раздражает каждый уголок школы, и сейчас кажется, что здесь слишком душно и мало пространства. И хоть такое ощущение от огромного волшебного замка возникнуть просто не могло, Казутора ощущал приближающееся чувство клаустрофобии, потому что за все шесть лет он обошел каждый сантиметр Хогвартса, даже забредая в запретные секции, поэтому в замке не было ни одного миллиметра, где не бывала бы нога Ханемии, однако ничего забавного он в этом не видит, потому что кажется, что где бы он не решил спрятаться, его обязательно там найдут, и это еще сильнее ухудшает его шаткое моральное состояние. Плакать в коридоре совсем не хотелось, но слезы вот-вот наровили сорваться с глаз, из-за чего Казутора запускает пятерную в свои завязанные волосы, совсем не беспокоясь о прическе, потому что хочется в целом распустить ее «финитой», чтобы у него не осталось даже малейшего напоминания о Чифую и их встрече.       Идти в спальню было самой провальной идеей из всех, думается ему, потому что от друзей не спас бы ни балдахин, ни «Силенцио», которое Казутора любил использовать в плохие дни, чтобы побыть одному. Астрономическая башня сейчас наверняка занята какой-нибудь парочкой, которая смотрела на звезды, пароля от ванной старост Казутора попросту не знал, а темные закутки коридоров совсем не дарили ощущение уединенности и уюта, которого так искал Ханемия. И по крайней мере сейчас он решает просто не стоять на месте, двигаясь дальше, ведь навряд ли кто-то решит преодолеть все лестничные пролеты Хогвартса в эту веселую ночь. Но для Казуторы ночь была совсем невеселой, и если честно, то хотелось банально закричать, просто чтобы выпустить все неприятные чувства, которые накопились внутри.       Казутора решает перейти на нормальный шаг, продолжая свой путь вперед, потому что для бега он слишком выбился из сил, хотя наверняка большую часть энергии забрали у него именно плохие мысли и все происходящее, нежели какие-то физические нагрузки. Но стоит сделать вперед еще два шага, как Ханемия сразу замечает две темные фигуры в уголке своего глаза, и словно по инерции парень поворачивает голову влево, тут же жалея о своем решении.       Потому что двумя фигурами оказываются Ран и Мицуя, правда застает их Казутора в самый неловкий момент. Спиной Такаши прижат к холодной стене безлюдного коридора, а руки его обернуты вокруг шеи Рана, пока сам Хайтани слегка склонился из-за небольшой разницы в росте, обхватив лицо Мицуи своими большими ладонями, и до появления Казуторы они явно были заняты тем, что целовали друг друга, при этом глупо улыбаясь друг другу в губы, однако шараканье по каменному полу быстро отвлекает их от этого действия, и они синхронно поворачивают головы в сторону Казуторы, глядя на него словно две удивленные почтовые совы. Мысль о том, что Казутора не стал давать слезам волю ранее, посещает его очень быстро, и от этого Ханемия даже гордится собой, однако Ран быстро сбрасывает с себя все любовные чары, концентрируясь на его лице, и Ханемия прекрасно видел, что Ран заметил, что Казутора был не в порядке.        — Простите, я уже ухожу, не хотел вам мешать, — начинает бормотать Казутора, словно какой-то пьянчуга из «Трёх метел», который выпил лишнюю порцию бренди и теперь склеивал все слова в одно.       Теперь ко всему, что Казутора тащит на себе, прибавляется безумное чувство неловкости, и Ханемия может только смутно представлять, как должно быть неловко Такаши и Рану, в конце концов именно их застали целующимся в темной коридоре в разгар бала.       Предыдущая идея идти медленно быстро пропадает, потому что теперь Казутора готов вызвать метлу и буквально взмыть на ней на самый верхний этаж, чтобы не смущать друга и не смущаться самому, но Ран не дает ему воможности уйти быстро и тихо, окликая.        — Казу, постой, — спешит остановить Хайтани, подходя к нему вплотную и тяжело дыша. — Почему ты ушел? Все хорошо?        — Расскажу потом, Ран. Иди, не порти себе вечер, — как-то совсем жалобно и слабо просит Казутора, едва отпихивая Рана от себя и стараясь сделать шаг, но друг делает шаг вместе с ним.        — Опять Кейске, да? Что этот ублюдок натворил в этот раз?        — Ран, правда, давай потом. Такаши тебя ждет, проведите этот вечер хорошо, я расскажу все потом, — снова пытается Казутора, и чувствует, как слезы в глазах щипят с большей силой, потому что их количество увеличивается. Дурацкая привычка плакать, когда кто-то интересовался его самочувствием и состоянием закрепилась за Казуторой еще с детства, и почему-то он был уверен, что выработалась она лишь по той причине, что задавали ему эти вопросы слишком редко, поэтому каждый такой случай Казутора ценил словно старинную драгоценность, потому что это было небольшим доказательством того, что Казутора не один, и есть люди, которые о нем волнуются.        — Как я могу хорошо провести вечер, если ты выглядишь так, будто вот-вот заплачешь, — оспаривает Хайтани, и Казуторе приходится сильно закусить губу, чтобы сдержаться. Потому что его испорченный вечер не должен был оказать влияние на вечер других, и Ран до его появления явно отлично проводил время.        — Ран, прошу, — выдавливает Казутора, а голос его опасно вздрагивает, но он все еще держится, игнорируя свербение в носу и слегка трясущуюся нижнюю губу. — Я обещаю тебе, что расскажу, правда. Даже если не захочу всем, то тебе расскажу отдельно. Но не нужно тратить это вечер на меня, ладно? — Ханемия делает короткую паузу, чтобы выровнять голос. — Возвращайся к Такаши, проведи время с ним, я буду в порядке, — пытается убедить Казутора, хотя и он сам, и Ран в том числе прекрасно понимают, что это отвратиельная ложь, и в порядке он точно не будет.        — Я могу позвать Ханму, или Риндо, или… — не отступает Хайтани, и если бы Казуторе не было так плохо сейчас, то наверняка он бы даже улыбнулся на попытки Рана найти ему компанию, чтобы не оставлять одного. Дать ответ другу без дрожи в голосе у Казуторы не получится, он прекрасно это знает, поэтому все, на что хватает Ханемию, это короткий мах головой. — Можно чуть позже отправить к тебе патронуса? Чтобы знать, что все хорошо? — предлагает последний компромисс Ран, и Казутора тоже решает уступить, говоря тихое «конечно» и силясь улыбнуться, хотя выходит это наверняка плохо. — Хорошо, до встречи, — наконец сдается Хайтани, и когда Казутора делает шаг, Ран больше не пытается повторить это за ним, но при этом выглядит его друг крайне недовольно, потому что Казутора прекрасно знал, что парень не хотел оставлять его одного.       В сторону Такаши Казутора не смотрит, с одной стороны чтобы не смущать, а с другой стороны, чтобы Мицуя не видел, в каком состоянии находится Казутора в данный момент. И дойдя до очередной лестницы Ханемия начинает подниматься, при этом размышляя, слишком ли будет заметно, если он прибавит шаг, или все же есть смысл подняться в таком же темпе, как и сейчас, а уже после убежать без оглядки. Казутора выбирает второй вариант, поднимаясь до конца и проходя в очередной коридор, после срываясь на бег.       Стук его небольших каблуков эхом отскакивает от стен словно слишком громкие и быстрые удары их старых хогвартских часов, но в какой-то степени это помогает успокоиться и сконцентрироваться. Про себя Казутора решает, что прекратит бежать, когда счет ударов остановится на семидесяти, хотя в этом не было никакого смысла, а самым правильным решением было бы прямо сейчас спуститься в подзмелелье и подняться в свою спальню, после чего зарыться под одеяло и либо проплакаться, либо попытаться заснуть, но вместо этого Ханемия продолжает бежать, считая про себя.       «сорок семь, сорок восемь, сорок девять…»       Чифую в руках Кейске улыбался слишком ярко.       «пятьдесят четыре, пятьдесят пять, пятьдесят шесть…»       Наверняка это был их не последний танец.       «пятьдесят девять, шестьдесят, шестьдесят один…»       Держать Мацуно в руках было его главной мечтой, которая разбилась вдребезги.       «шестьдесят семь, шестьдесят восемь, шестьдесят девять…»       Кажется, Чифую ему…        — Семьдесят, — вслух выдыхает Казутора, упираясь руками в свои колени и сгибаясь пополам. Жжение из-за слез превратилось в болезненное жжение в груди, потому что бежать без подготовки, особенно учитывая ступеньки, было огромной ошибкой, к тому же Казутора всегда не дружил со спортом, предпочитая ему книги и рисование.       На каком он сейчас этаже Казутора не знает, однако справа от себя он видит огромную пустую стену, что для Хогвартса было совсем нехарактерно. Все стены не были просто ровными: на каких-то висели двигающиеся картины, какие-то были украшены каменными статуями или гобеленами. Самым банальным дизайном были арки, колонны и небольшие отсеки с лавочками, но эту стену за все шесть лет в Хогвартсе Казутора не видел ни разу.       Идеально гладкие плиты были ровно составлены одна к другой, как самый правильный в мире пазл, и единственным, что не было ровным и плоским, были два специальных зажима для факелов, которые хоть как-то освещали темный коридор. И это можно было официально считать самым худшим местом для уединения, потому что без вычурных украшений Казутора чувствовал себя как на ладони, хотя наверняка никому в голову не пришло бы подниматься так высоко.       Выпрямляясь из своего полусогнутого положения, и пользуясь тем, что боль и тоска пока не успели вернуть его в свои холодные объятия, Казутора поворачивается лицом к стене, рассматривая ее так, словно стараясь что-то в ней разглядеть. Потому что как бы он не ненавидел Хогвартс в данную минуту, Ханемия прекрасно знал, что в замке просто не могло быть обычной ровной стены, которая при этом не таила бы в себе секреты. Потому что даже чертовы статуи, которые Казуторе всегда не нравились, потому что они его пугали, могли оживать при любой необходимости, так неужели при таких возможностях преподаватели просто решили оставить единственную неукрашенную стену во всей школе?       От того, что он подойдет ближе, навряд ли что-то изменится, и тем не менее Казутора делает настойчивый шаг вперед, стараясь разглядеть хоть одну незаметную выпуклость в блоках или же найти секретный проход, но стена продолжает быть такой же холодной, темной и совершенно обычной, и это слегка расстраивает.       Коридоры вокруг кажутся еще более мрачными, чем прежде, потому что здесь Казутора наконец-то не слышит даже намека на шум из Большого зала, и даже самый тихий шорох отдается зловещим эхо, что только напрягает и внушает неприятное чувство тревоги. Казутора совсем не был трусом, но желания быть атакованным чем-то в темноте он тоже не питал, поэтому Ханемия быстро принимает решение продолжить свой путь, правда теперь точно шагом, и дойти до самой крыши. Возможно, замок с предыдущего раза так и не заколдовали, и он все еще легко открывался обычной «Алохоморой», что позволило бы ему выйти на совсем маленькую площадку, куда они частенько захаживали с друзьями.       Но стоит Казуторе повернуться к дурацкой стене спиной, как в ушах раздается странный звук, который отскакивает от других стен рядом и вынуждает обернуться, чтобы понять, откуда он исходит. Вот только искать долго не приходится, и Казутора даже слегка приоткрывает рот от удивления, когда в той самой пустой стене начинает прорисовываться силуэт двери, с расписной аркой и полированной древесиной.       Выглядит все это настолько красиво и интересно, что Казутора неиронично лепечет себе под нос «волшебство», как будто он родился и вырос в семье маглов, а не чистокровных волшебников, потому что увиденное его действительно поражает. Однако в следующую секунду, словно по какой-то команде, Ханемия вспоминает немного нудные и длинные уроки об истории Хогвартса, выцепливая нужную ему информацию.       Это они проходили на третьем курсе, и в тот день стояла знойная жара. Все расписные окна в классе были открыты нараспашку, а ученики сидели в одних рубашках, не ухудшая свое состояние черными тяжелыми мантиями. В классе стоял запах приближающегося лета и чернил, на партах плясали солнечные лучи, а голос профессора Бири заполнял классную тишину, пока она рассказывала про большую горгулью, которая являлась входом в кабинет директора.        — Правда вход этот используют только посетители, директор пользуется потайной дверью, о местонахождении которой знает только он, — поясняла вытянутая худая женщина, поправляя на своем крючковатом носе маленькие очки в тонкой оправе.       Казутора тогда заметил, что Ханма почти клевал носом, то и дело чуть не роняя голову на парту, пока Ран старательно царапал клочок пергамента своим пером, составляя список необходимых вещей, которые нужно было сделать до каникул, и Ханемия уже сто раз пожалел о том, что не взял с собой магловскую книгу про путешествия, наверняка она была бы гораздо интереснее рассказов про гаргулью.        — И последнее, о чем мы сегодня поговорим, это Выручай-комната, — чуть громче огласила профессор, и несколько учеников (в основном когтеврана) заспешили зафиксировать эту информацию в своих конспектах. — Выручай-комната или «Комната так и сяк» это зачарованное помещение, вход в которое появляется только тогда, когда человек испытывая огромную необходимость в помощи. При этом комната будет обставлена так, как это необходимо нуждающемуся, — надиктовывала женщина, четко проговаривая все слова. — Точного месторасположения этой комнаты не существует, поэтому она может появиться в любом месте Хогвартса, кроме Большого зала, спален и библиотеки. Пока в Комнате кто-нибудь находится, она не может измениться. И, предвижу ваш вопрос, если вы не знаете, чем стала Комната в настоящий момент, то войти вы в нее не сможете. Также стоит запомнить, что Комната подчиняется Закону Трансфигурации Гампа, а значит снабжает обитателей всем необходимым, кроме еды и зелий.        — Профессор, а если кто-то займет комнату, а другому человеку она вдруг тоже станет необходима? — спросила какая-то девушка из Гриффиндора, и Казутора тоже задался этим вопросом.        — Комната, к сожалению, только одна, мисс Гринграсс, поэтому пока тот, кто первым вошел, не покинет комнату, другому нуждающемуся она не явится.       И хоть тогда эта информация казалась нудной и абсолютно ненужной, сейчас Казутора понимает, как сильно он ошибался на этот счет.       Дверь перед ним проявляется полностью, заканчивая свою магию на круглой медной ручке, которая была слегка потертой. Ханемия хватается за нее практически сразу, но тут же останавливает себя, задаваясь вполне важным вопросом — что его ждет внутри?       Да, комната подстраивалась под нужды человека, которому она открылась, но в данный момент Казутора и сам не знал, чего он хочет. Потому что одновременно хотелось собрать вещи и оставить Хогвартс позади; упасть в объятия друзей и выплакаться им вплоть до рези в глазах; а еще хотелось быть рядом с Чифую. Хотелось держать его аккуратные теплые руки в своих, хотелось прижимать его ближе, осторожно приобнимая за талию и кружить парня в танце. Возможно, если бы Казуторе хватило на это смелости, хотелось обнять Мацуно, уткнувшись носом в копну его светлых мягких волос. Но навряд ли комната могла выполнить хотя бы один из этих пунктов, от чего открывать ее было страшно.       «А Кейске открыл бы без задней мысли» — напоминает слегка мерзкий голос, который звучит в его голове, и это действует получше всяких угроз и мотиваций, потому что Казутора плотно сжимает губы в тонкую полоску, а после поворачивает ручку, толкая довольно тяжелую дверь от себя и заглядывая внутрь.       И хоть здесь не было билетов на Хогвартс экспресс, подготовленной танцевальной площадки или одного милого пуффендуйца, Казутора сразу чувствует себя словно легче, потому что все, что ему было нужно в первую очередь — это уединение.       Первое, что бросается в глаза, это полностью стеклянная стена, состоящая из панорамных хогвартских окон, и вид за окном Казуторе кажется таким красивым, что у него перехватывает дыхание, потому что он замечает засыпанные снегом горы в самом далеке, заледенелое Черное озеро чуть поближе, и под самой комнатой была часть сада, которую не помещали под утепленный купол, и теперь небольшой фонтанчик и идеальные кусты, которые были с листьями даже зимой, искрились от снега и мороза, а декоративные фонарики лишь прибавляли ему красоты и своеобразной атмосферы.       Сразу после, прямо справа от себя, Казутора видит большой камин с подвешенными над ним чулками Санта Клауса, дома мама очень любила это украшение, на рождество оставляя в этих чулках конфеты для Казуторы и Кейске. И прямо перед камином стоит кресло, которое кажется безумно мягким и удобным, из-за чего ноги словно специально слабеют, чтобы Казутора как можно быстрее присел на него.       По левую сторону стоит большой стеллаж с различными книгами и внушительным музыкальным центром, и рядом со стеллажом стоит небольшой шкафчик с посудой, и чайником, для возможности сделать себе напиток.       И Казутора оглядывает все это снова и снова, замечая крошечные детали, которые он не заметил в первый раз, чувствуя, что вся боль и другие неприятные чувства словно немного отступают, будто давая возможность передохнуть и восстановиться.       Ханемия не знает, куда следует пойти в первую очередь, но все же он быстро определяется с выбором, решая, что в первую очередь он хочет присесть, а после, если ему что-то понадобится, он всегда сможет подозвать это с помощью палочки.       К креслу Казутора двигается медленно и несмело, все еще боясь, словно комната вдруг решит, что ему не так уж и сильно нужна была помощь, значит его можно вышвырнуть. Но ничего не меняется, вещи внутри не пропадают, а огонь в камине не гаснет, из чего Ханемия делает вывод, что он сможет насладиться всем этим хотя бы на одну ночь.       Но подойдя к креслу Казутора тут же замирает, чувствуя, как отступившие слезы возвращаются снова, а в горле застревает неприятный давящий ком, и Ханемия сильно хватается за спинку кресла, чтобы не упасть на пол, застеленный ковром. Потому что на кресле лежит большой и на вид мягкий плед, а поверх пледа покоится яркая вещица, которую Казутора узнает сразу же.       Желтый свитер крупной вязки парень берет так осторожно, будто он может разрушиться, и сразу понимает, что это лишь копия, пусть и довольно удачная. Потому что именно в этом свитере Чифую был в тот день, когда они познакомились в поезде, и Казутора подносит вещицу к лицу, делая глубокий вдох и стараясь почувствовать сладкий запах. Карамель на свитере проступает совсем слабо, но все же Казутору это не может не радовать, и не заботясь об аккуратности Казутора снимает свой пиджак, откидывая его на пол, а после спешит натянуть на себя теплый свитер, тут же крепко обнимая себя за плечи.       И всего на секунду, но Казутора позволяет себе поверить, что в его объятиях находится сам Чифую, а не дубликат его одежды. Мацуно тихо хихикает в шею Казуторы, обнимая его за талию, светлые волосы щекочут Казуторе нос, и он улыбается, вдыхая такой теплый и в каком-то роде родной запах соленой карамели, оставаясь в этом моменте немного подольше, думая о хорошем.       Правда уже через какую-то жалкую минуту, Ханемия сидит в удобном кресле, поджав под себя ноги, и больше не старается сдержать горьких слез, плача навзрыд. Это второй самый ужасный день в его жизни.

***

       — Ну все, хватит уже, — недовольно бурчит Изана, стараясь опустить руки Риндо. Как только они собрались в спальне Ханмы, Казуторы и Рана, младший Хайтани уж слишком напоказ пересчитывал свой заработок от спора, пересыпая золотые галлеоны из одной руки в другую.        — Что, дорогой Изана, обидно, что ты не на его месте? — усмехается Ханма, растягиваясь на своей разобранной кровати, и тут же ойкая, когда Ран с разбегу приземляется рядом, при этом явно больно и сильно попадая локтем по животу Шуджи.       Ханма тут же пытается столкнуть друга на пол, но Ран лишь смеется, обхватывая Шуджи своими длинными конечностями, словно коала на эвкалиптовой ветке, и сильно сжимая друга в своих объятиях. А Ханма сдается слишком быстро, устраиваясь поудобнее и позволяя Хайтани развалиться не только на своей постели, но и на самом себе. Теперь голова Рана спокойно покоилась где-то в районе ключиц Ханмы, пока Шуджи лениво наматывал на палец одну из волнистых прядок друга, все еще слишком довольно улыбаясь Изане, хотя сам он в споре тоже проиграл.       В комнате никто не уделяет внимания странной позе парней, потому что для всех них это было слишком привычно, они часто любили устраивать ночевки в одной спальне, хотя у Коко, Изаны и Риндо комната была отдельная из-за того, что они были на курс младше.        — Смотри аккуратнее, а то Такаши заревнует, — шутит Коко, который сидит на кровати Казуторы. Ноги он удобно сложил по-турецки, и в своей зеленой полосатой пижаме он выглядел совсем по-домашнему, от собранного и серьезного дневного образа не осталось и следа.        — Он не ревнивый, — тут же довольно отвечает Ран, и выглядит он прямо как приведение-проказник Пивз, который любил подшучивать над учениками Хогвартса.        — И когда ты успел это узнать? Вы встречаетесь всего, — Изана прерывается, загибая пальцы, — пять дней!        — А тебе и завидно! — чуть ли не выкрикивает в ответ Риндо, и на этот раз Курокава хватает подушку, чтобы нанести Хайтани удар.        — А вот и не завидно! — дуется Изана в ответ, и все еще недобро поглядывает в сторону денег в руках Риндо. Во всей кучке золотых монет были его личные двенадцать геллеонов, и у него были абсолютно другие планы на эти накопления.        — Ну конечно, не завидно ему. Сколько еще свиданий нужно устроить Какучо, чтобы вы наконец признали себя парой? — интересуется Коко, поправляя сережку в ухе, пока Изана дуется, кажется, еще сильнее.        — Сколько нужно! И вообще, не надо нас торопить, — недовольно отвечает Изана, слегка повышая голос, чтобы его слова звучали более уверенно, однако шутки отходят в сторону, потому что все в комнате прекрасно понимали, что Курокава начинал прикрикивать только в те моменты, когда был неуверен или расстроен.        — Мы не торопим, Изана, прости, — тут же успокаивает Риндо, даже откладывая свой драгоценный заработок и полностью концентрируясь на друге. Младший Хайтани и Курокава удобно расселись на кровати Рана, поэтому Риндо без проблем протягивает руку вперед, пару раз подбадривающе сжимая колено Изаны.        — Мы просто переживаем, дорогой, — подключается Ханма, пока Ран согласно кивает, насколько это возможно в его позе. — Поверь, только ленивый не заметит, что ты хочешь большего, чем свидания раз в месяц.        — Как будто я могу что-то с этим сделать, — отвечает Курокава, но больше не пытается скандалить, наоборот, голос парня звучит гораздо тише.        — Тебе стоит поговорить с ним об этом, — подает голос Казутора, заранее зная, насколько странно этот совет звучит именно из его уст, потому что сам он совсем не любил решать проблемы словами, предпочитая просто от них убегать.        — Я не хочу на него давить, чтобы он думал, как будто я совсем недоволен. Мне хорошо с ним, и я надеюсь, что ему со мной тоже, просто… — Изана нервно теребит свои пальцы, пока Риндо вовремя не расцепляет его руки, не позволяя Курокаве сорвать заусенец. — Я боюсь, что спугну его, не знаю как объяснить. Официальность для меня не важна настолько, чтобы я рискнул всем, что у нас есть даже сейчас. Мы хорошо проводим время вместе, много разговариваем, и на балу мы неплохо повеселились, но мы даже не целовались ни разу, и я знаю, что у нас с ним больше, чем дружба, но при этом с каждым разом я начинаю в этом сомневаться. Я так надеялся, что хотя бы бал станет решающим событием и все наконец-то случится, но… — и, кажется, подходящие слова покидают Изану как раз в этот момент, потому что предложение он решает не продолжать, надеясь, что друзья и так поняли смысл того, что он хотел сказать.        — После бала ты выглядел довольным, я наоборот думал, что вы наконец-то сделали последний шаг, — говорит Ханма, как будто озвучивая собственные мысли вслух, но остальные с ним соглашаются, едва кивая.        — После бала я казался довольным, просто потому что Казутора на моем фоне выглядел в разы хуже, — просто откликается Изана, однако почти сразу осознает, что, наверное, сказал лишнего, поэтому он спешит взглянуть на Ханемию и быстро пролепетать: — Прости, Казу, это не в обиду тебе, но ты реально выглядел очень плохо, когда вернулся, как будто пережил не меньше, чем сотню поцелуев Дементоров.       И если честно, Казутора без проблем вытерпел бы все, что угодно в данный момент, однако ему совсем не нравится, когда фокус с Курокавы резко смещается на него самого, и хочется зарыться под свое одеяло, лишь бы спрятаться, потому что Ханемия слишком хорошо знал, что последует дальше. Особенно это было понятно по взгляду Рана, который глядел на Казутору слишком знающе, как бы говоря без слов, что время для догонялок закончилось, и теперь Казуторе придется рассказать причину тогдашних слез.        — Ты так и не рассказал, что произошло, — совсем тихо начинает Коко, и слова он произносит настолько легко и располагающе, насколько это возможно.        — Не хочу тебя смущать, Казу, но тогда даже Такаши начал беспокоиться, — следом говорит Ран, а когда Ханма удивленно восклицает «Такаши?! Вы встретили Казу в тот вечер?», Хайтани отвечает односложное «потом», не сводя свой взгляд с Казуторы.        — Передай ему, что не стоило, все было нормально, — пытается оправдаться Казутора, до последнего надеясь, что друзья внезапно в это поверят и оставят его в покое, однако попытка эта была изначально проигрышная.       В ту ночь Казутора не считал, сколько именно он провел в Выручай-комнате, однако покидал он ее никак иначе, как вынужденно. За все время, что он находился там, Ханемия успел выплакать, кажется, все, что накопилось у него с самого начала учебного года, после чего он еще долго просто всхлипывал, когда слез, казалось, больше не осталось. И позже он все же решился отвлечься, сперва внимательно рассматривая каждую книгу на полке возле стены, а затем подходя к шкафчику с посудой, чтобы достать себе небольшую чашку. Мысленно он тогда поблагодарил свою маму, которая упорно настаивала на том, чтобы они с Кейске разучили хотя бы несколько базовых бытовых заклинаний, среди которых было и одно для заварки чая.       «Я в состоянии поставить чайник на плиту, мам» — возмущался в тот момент Кейске, пока Казутора был весьма не против иметь парочку забавных и полезных заклинаний в своем рукаве.       «Лучше ты будешь в состоянии произнести два слова, чем снова пытаться зажечь огонь, Кейске» — пресекла тогда их мать, и начала пошагово объяснять, как правильно произносить вербальную формулу и что именно должно произойти, если заклинание сказано правильно.       И пока в тот момент в Выручай-комнате чайник начал самолично кипеть, после готовя согревающий напиток, Казутора подошел к стеклянной стене, состоящей из окон, чтобы взглянуть на то, что происходило на улице (того, что его заметят, Ханемия не боялся, наверняка чары Комнаты были довольно сильными, чтобы создать иллюзию, благодаря которой для остальных зевак эта часть замка по прежнему была каменной, а не стеклянной).       За то время, что Казутора провел, содрагаясь от рыданий, снег на улице усилился, однако полный штиль не создавал метель, из-за чего казалось, что можно разглядеть абсолютно каждую снежинку, которая в данный момент медленно падала с неба и приземлялась либо на уже белую землю, либо на кусты, одевая их в свой искристый чистый наряд. Где-то в самом далеке Казутора заметил какую-то парочку, девушка в длинном бальном платье глупо смеялась, стараясь бежать на своих каблучках, при этом таща за руку парня, который смотрел на нее с абсолютным обожанием.       И тогда грусть накатила с новой силой, потому что в голове появилась абсолютно безумная идея, и все же Казутора не спешил отпихнуть ее как можно дальше.       «Могли ли мы с Чифую быть на их месте?»       И нет, не в качестве пары влюбленных, которые наверняка искали укромный уголок, чтобы разделить поцелуй, а как друзья. Если бы Казуторе хватило смелости, могли бы они с Чифую также беззаботно смеяться, пробегая по заснеженному саду, чтобы не мерзнуть? Если бы Кейске не вмешался, как делал это всегда, могли бы они с Мацуно гулять по замку, рассказывая друг другу какие-нибудь истории? Если бы Казутора учился на любом другом факультете, могли бы они с пуффендуйцем найти Выручай-комнату вместе, а после воспользоваться музыкальным центром и танцевать возле теплого камина, улыбаясь друг другу?       Наверняка смогли бы, но, к сожалению, ни одно из тех призрачных «если» не было выполнено, и именно поэтому сейчас Казутора стоял один, закутанный в свитер, который создала магия Комнаты, и мог лишь сочинять новые сценарии, но ни один из них не воплотился бы в жизнь. Ведь все, что Казутора мог себе позволить, это едва уловимый запах соленой карамели, тихое потрескивание бревен в огне, головная боль из-за истерики, неприятное ощущение засохших дорожек слез на лице, и созданый магией чай, который был единственной причиной не расклеится в данный момент.       Когда напиток был готов, а чашка осторожно прилетела к Казуторе, парень осторожно взял ее в руки, говоря тихое «спасибо», хотя благодарить в тот момент было некого, потому что заклиание сказал именно он. И после этого минуты склеились в один сплошной поток времени, за которые Казутора продолжал наблюдать за снежинками в саду и медленно потягивать теплую жидкость, слегка успокаиваясь и заставляя себя собраться. В конце концов, ничего хорошего он ждать не мог, а пустые надежды придумал себе сам, поэтому и успокоиться он должен был также самостоятельно, ведь это было правильно и привычно. Ханемия лучше всего умел справляться с проблемами в одиночку, хоть его решения почти всегда были не самыми удачными.       Когда он вернулся в общую комнату Слизерина, на часах было почти пять утра, и Ханемия был уверен, что все его друзья уже давно спят, но чего он точно не ожидал, так это того, что абсолютно все, за исключением Рана, ждали его в гостиной, рассевшись на диванах и креслах. А как только друзья взглянули на его внешний вид, первым, что Ханма и Коко спросили абсолютно синхронно, было «Казу, что случилось?», после чего Изана и Риндо также синхронно поспешили со вторым вопросом, произнося «Ты в порядке?» Но тогда вселенная словно сжалилась над ним, и Казуторе удалось отвадить друзей с вопросами, говоря, что все хорошо и он обязательно расскажет, где он был, но только не сейчас. Возможно, конечно, в тот момент сыграла банальная усталость перемешанная с алкоголем, потому что все согласились на такие условия довольно быстро, и даже Ханма, который обычно стоял до конца, кивнул, пожелав младшим спокойной ночи и проследовав в спальню вместе с Казуторой, приобнимая того за плечи.        — Все не было нормально, Казу, — оспаривает Ран, хотя его не было вместе с остальными в гостиной в тот вечер.        — Тебе откуда знать? Ты же был с Такаши, — тоже решает вмешаться Риндо, но Казутора одним взглядом будто умоляет Рана не рассказывать про их встречу в темном коридоре, и Хайтани выполняет его просьбу.        — Не важно, откуда я знаю. Вопрос в том, что Казу было плохо.        — Мы тогда не стали расспрашивать, потому что побоялись, что тебе станет еще хуже, если ты начнешь все рассказывать, — объясняет Коко, немного разворачиваясь, чтобы больше повернуться лицом к Казуторе. — Да и все тогда сильно вымотались, но не думай, что мы об этом забыли. Мы очень переживали все эти дни.        — Он вообще себе места не находил, — соглашается Изана, кивая в сторону Ханмы, и теперь Казутора хочет спрятаться с новой силой, потому что помимо слишком знающего взгляда Рана в него впивается чересчур взволнованный взгляд Шуджи.        — Конечно не находил, — даже не пытается скрыть Ханма, вовсе не стыдясь этого. — Как будто я мог спокойно сидеть все это время, когда Казутора в тот вечер выглядел так, словно проплакал не меньше двух часов.       Слова Ханмы сейчас очень похожи на слова Рана, сказанные во время их внезапной встречи, и это на самом деле трогает, потому что Казутора видит, что он не один, и что абсолютно каждый в этой комнате беспокоится о нем больше, чем собственные родители и родной брат, однако делиться всеми эмоциями, которые захлестнули его в ту ночь, становится не легче, скорее наоборот. Он не хочет, чтобы его друзья переживали из-за него, не хочет, чтобы они решали его проблемы за него самого, как будто это их обязанность. Потому что Казутора просто не достоин такой поддержки, он в этом уверен, и наверняка у парней есть более серьезные проблемы, чем то, что их друг являлся неуверенным в себе трусом с клеймом злодея.        — Что тогда стряслось, Казу? — тихо спрашивает Ханма, поворачивая голову, лежащую на подушке, в сторону, чтобы посмотреть Казуторе в глаза.        — Дело ведь было в Кейске, да? — следом спрашивает Ран, желая подтвердить свою тогдашнюю теорию, которая первой пришла ему на ум.        — Что этот болван опять натворил? — как-то устало и зло интересуется Риндо, приподнимая свои очки, чтобы сжать переносицу пальцами. И хоть Казутора так и не дал ответа, из-за чего именно он был в таком ужасном состоянии, кажется все его друзья как один приходят к выводу, что виновным является его брат. И как бы не хотелось это признавать, но они были правы, вот только частично.       Да, Кейске украл его танец с Чифую, и Казутора снова не смог дать ему отпор, но ведь в этом была и его собственная вина. Потому что хоть раз в жизни стоило встать на свою собственную защиту и отстоять свои интересы, стоило хоть раз напомнить, что Кейске ему все еще родной брат, и Казутора не единственный, кто должен идти на все жертвы, лишь бы угодить родному человеку. Стоило набраться банальной смелости и пригласить Чифую на танец первее, и если бы в тот момент он слегка ускорил свой шаг, то у него мог быть хотя бы шанс, но Казутора не сделал ничего из этого длинного списка, поэтому как бы другие не пытались сделать из Кейске главного злодея, истинным виновником был сам Казутора, что признавать было хоть и трудно, но все же справедливо.        — Кейске практически ничего не сделал, это моя вина, правда, — слабо отвечает Казутора, слегка кривясь, потому что в данный момент все, что он продолжает делать, это защищать Баджи, оправдывая все его действия.        — Нет, Казу, не вздумай, — строго произносит Ран, выставляя вперед свой указательный палец. — Не вздумай брать вину на себя, как ты делаешь обычно. Я не знаю, что произошло, но я более чем уверен, что этот гаденыш снова влез в самое неподходящее время, портя момент, лишь бы в очередной раз показать, какой он превосходный, поэтому ты не виноват, и об этом тебе скажу не только я, но и все остальные.        — Ран прав, Тора, — соглашается Ханма, и использует другую версию сокращенного имени Казуторы, из-за чего Ханемия вздрагивает. Так друзья делали безумно редко, произнося «Тора» лишь в те моменты, когда видели, что Казутора едва справляется со всем, что на него навалилось. — Твоей вины в том, что Кейске гребанный нарцисс, нет. Как и в том, что он не дает Чифую прохода. Ты ведь ушел из-за этого, да? Ты их увидел? — мягко спрашивает Ханма, пока Казутора чувствует, как та тоска и грусть возвращаются в виде слез, которые пощипывают глаза. И пока все недоуменно смотрят на Шуджи, пытаясь понять, о чем именно он говорит, Ханемия слабо, но согласно кивает на его вопрос, подтверждая догадки друга. — Вот же сволочь, — прыскает себе под нос Ханма, однако звучит это совсем не по-доброму. Рука Шуджи, которая покоится на талии Рана, непроизвольно сжимается в кулак, и парень возводит взгляд вверх, словно передавая весь уровень своего неверия.        — Что случилось? — нетерпеливо спрашивает Изана, пока Казутора закрывает глаза, не позволяя слезам сорваться с его ресниц, а Коко, сидящий рядом, заботливо убирает длинные прядки Ханемии за ухо, слабо поглаживая друга по волосам, в попытке успокоить.        — Можно я расскажу? Случилось кое-что, чего ты не увидел, — все же решает уточнить у него Ханма, и спустя секундное размышление Казутора снова кивает, продолжая крепко прижимать к себе одеяло и лежать с закрытыми глазами, позволяя Коко продолжить свои успокаивающие поглаживания. Казутора знал, что это не только прием, чтобы успокоить его самого, но это также помогало его друзьям чувствовать себя нужными и полезными, поэтому от чужих прикосновений парень не уходит, лишь мысленно готовит себя к тому, что еще расскажет Шуджи про ту сиуацию во время бала.        — Казутора шел пригласить Чифую на танец, и момент был идеальный. Чифую как раз сидел за столом один, и Казу был настроен очень решительно. Ты молодец, правда, — прерывается на секунду Ханма, чтобы сказать эти слова лично Казуторе, после возвращаясь к своему рассказу. — Я смотрел за ними, хотел убедиться, что у них все будет хорошо, но меня дернуло посмотреть в сторону стола гриффиндорского стола и… — Ханма снова прерывается, но в этот раз из-за того, что начинает злиться, это замечают абсолютно все. Шуджи недовольно сводит свои брови к переносице, громко выдыхая, и следующие слова выходят у него с неким нажимом, передающим все его отношение к данной ситуации. — Чертов Кейске очень удачно увидел, что Казутора идет к Чифую. И я клянусь, я еще никогда в жизни не видел, чтобы этот паршивец так быстро преодолевал расстояние в десять метров.       Слова Ханмы кажутся чем-то невероятным, словно он рассказывает какую-то выдуманную историю, чтобы просто произвести впечатление, но все прекрасно понимают, что в этой ситуации никто не стал бы шутить или врать. Именно поэтому Ран резко поднимает голову с ключиц Шуджи, чтобы взглянуть ему в глаза и убедиться, что друг ничего не придумывает.        — Ты хочешь сказать, что он специально ждал, пока Казу сделает первый шаг, чтобы влезть и увести Чифую?       И когда Шуджи коротко кивает, Ран буквально теряет дар речи, открывая и закрывая рот, потому что сказать в этот момент хочется многое, но слов для все этого банально не находится, потому что ничто не сможет описать весь уровень неверия и агрессии парней в этот момент.       Однако единственный, кто кажется абсолютно неудивленным, это Казутора, который совсем тихо всхлипывает, все же не сдерживая одну слезинку, которую Коко тут же спешит осторожно стереть с его лица, говоря тихое «Тора, мне жаль».       Но Казуторе не жаль совсем. Подлянки от брата были для него привычным делом, которое тянулось еще с детства. Кейске мог испортить какую-нибудь игрушку и сказать, что это сделал Казутора, или же мог сделать что-то, что всегда делал только он (например сломать мамин гребень для волос), а после вновь сказать, что он совсем ничего не трогал, и это наверняка сделал его старший брат. И почему-то родители всегда верили именно Кейске, даже когда Казутора мог доказать, что это сделал не он (мамин гребень он не трогал никогда, потому что длинные волосы были как раз у его брата, но не у него самого). И все же даже в самых обидных ситуациях Ханемия никогда не винил Кейске. Он винил себя, за то, что недоглядел, винил родителей, которые не хотели разбираться в происходящем, но Баджи никогда не был в его списке виноватых. Он ведь его младший братик, самый родной и близкий друг, Казутора всегда спускал ему с рук все пакости, зачастую самостоятельно беря вину на себя и не дожидаясь тех моментов, когда Баджи удачно перевесит вину.       Но этот поступок Кейске кажется абсолютно низким и нечестным, почти что грязным, как будто Баджи нарушил какое-то очень важное правило в игре, но не получил за это нарушение даже желтой карточки, ведь ему как и всегда все сошло с рук.        — Поэтому не нужно винить себя, Тора, только не в этот раз, — просит Ханма, с болью во взгляде наблюдая, как Коко вытирает новые слезы на лице Ханемии, стараясь его утешить.        — Надеюсь, ты знаешь, в кого мы будем направлять бладжеры во время нашего матча с Гриффиндором, — серьезно произносит Ран, а Риндо тут же кивает, отвечая решительное «конечно».        — Не расстраивайся, Тора, прошу. Он только этого и добивается, — просит его Хаджиме, свободной рукой накрывая руку Казуторы и сжимая в своей. — Не думай, что Чифую был с ним весь вечер. Я возвращался к нам в гостиную раньше всех, примерно в одиннадцать, и Чифую шел вместе со мной, тоже направляясь в спальни Пуффендуя, мы даже успели перекинуться парой слов. Он спрашивал про тебя, говорил, что нигде не может тебя найти, и я тогда подумал, что ты уже вернулся, сказал ему, что ты наверняка устал и пошел спать, — рассказывает Коко, с легкой улыбкой замечая, что новых слез на лице Казуторы нет. — Кейске может лезть к нему сколько угодно, но Чифую не глупый, он тоже все понимает.        — Да и этому засранцу тоже досталось. Какучо рассказывал, что Баджи был расстроен, когда вернулся в их спальню. Мол у него что-то не задалось с его парой, я тогда даже и подумать не мог, что речь идет о Чифую, — плавно вливается в диалог Изана, забывая в этот момент о всех своих проблемах. — Но так ему и надо, он должен быть в гораздо худшем состоянии, чем просто «расстроенным».        — Не нужно, — пытается опротестовать Казутора, хотя понимает, что выглядит он глупо. Потому что никто не стал бы становиться на защиту того, кто поступил с тобой так подло. Никто, кроме Казуторы, у которого буквально выработалась привычка в любой ситуации становиться на сторону Кейске, защищая его даже в ущерб собственной гордости.        — Нет, Тора, нужно, — спорит Ран, правда делает это как можно деликатнее, чтобы не ухудшать и без того шаткое состояние друга. — Я знаю, что ты считаешь, что ты не заслуживаешь поддержки. А еще знаю, что ты свято веришь в то, что Кейске позволено все, потому что он твой младший брат, но это не так. Потому что если бы я знал, что тебе от этого не станет хуже, я бы прямо сейчас пошел к нему и живого места бы на нем не оставил, даже без помощи магии. Но я знаю, что ты этого не захочешь, и это единственное, что сдерживает меня, правда. Ты нам дорог, и мы уважаем твое мнение и твои желания, поэтому в следующий раз не стоит разбираться со всем в одиночку, ладно?       Казутора же делает несколько глубоких вдохов, наконец открывая глаза, чтобы взглянуть на каждого из парней, и затем он произносит тихое, но чересчур искреннее «спасибо», в ответ получая теплые улыбки.        — А ты когда уже расскажешь, каким образом гребанный Такаши Мицуя оказался в нашей спальне на следующее утро? — чересчур позитивно восклицает Ханма, тыкая Рану в бок, из-за чего Хайтани напрягается, стараяясь скинуть руку друга. — Пять дней прошло, а я все еще думаю об этом!       Ханемия же прекрасно понимает, что это одна из попыток Шуджи развеять тяжелую атмосферу в комнате и переключиться на что-то более позитивное, поэтому Казутора решает подыграть, чтобы доказать всем, и самому себе в том числе, что он в полном порядке.        — Чем вы занимались ночью? Тем же, чем и в корид… — уже почти произносит Казутора с хитрой улыбкой, но Ран громко выкрикивает «Казу!», тут же прикрывая рот ладонью и испуганно косясь в сторону двери.       Ночевки в чужих спальнях были под запретом, и хоть Вакаса редко разгонял их ночные собрания, злить Имауши лишний раз не хотелось, однако крик Рана действительно получился чересчур громким, из-за чего в эту секунду затихают абсолютно все, ожидая услышать шаги или голос старосты их факультета, но ничего из этого не следует, и они спокойно выдыхают, расслабляясь.        — Зачем так громко? — возмущается Изана, хотя его голос тоже звучит на повышенных тонах.        — Как будто я специально, — бубнит старший Хайтани, снова пытаясь удобно устроиться на Шуджи, но Ханма не оставляет своей затеи, легко тыкая Рана во все места, где достает его длинный палец, при этом довольно улыбаясь.        — Так что? Я, конечно, рад, что у вас с ним все замечательно, и не прими за грубость, но нужно было хотя бы предупредить. А то мало ли я бы спал той ночью без пижамы, и кто знает, уж я то могу с тобой посоревноваться, — продолжает Шуджи своим задиристым тоном, но Ран на это не злится, лишь устало закатывает глаза и улыбается, потому что знает, что абсолютно все хотели узнать эту историю. Однако в следующую секунду он снова вскрикивает, когда Ханма попадает пальцем по какому-то месту, где Рану более щекотно, чем обычно.        — Если он не расскажет, всегда можно спросить у Маны, они с братом очень близки, — деловито предлагает Риндо, словно он вынашивал этот план все это время, и теперь, убедившись что эта схема рабочая, решил ей поделиться.        — Вот ты этим и займешься, я не буду спрашивать у малышки Маны о личной жизни ее брата, — кривится Шуджи, и снова несколько раз тыкает Рана в бок, словно надеясь, что какой-то из «тыков» станет тем самым, и Хайтани сдастся.       Однако следующую попытку нападения прерывает тихий, однако различимый стук в дверь, и все в комнате дружно поворачивают головы в стороны двери, испуганно распахивая глаза.        — Черт, Ран, доорался?! — шипит Риндо, резко переходя на шепот. Сейчас страшно лишний раз двинуться, но стук повторяется снова, и план действия нужно придумать как можно скорее.        — А чего сразу я?! Скажи спасибо ему и его длиннющим пальцам! — в ответ шипит Ран, и в этот момент их с братом голоса звучат почти идентично, что со стороны выглядит довольно забавным.        — Сочту это за комплимент, — довольно шепчет Ханма, но когда стук в дверь повторяется третий раз, Шуджи быстро пробегается по комнате взглядом, как будто надеясь найти решение проблемы. И действительно находит, останавливая свой взгляд на Курокаве. — Изана, давай, иди! — подгоняет Ханма, а брови Изаны почти что достают линии роста волос, настолько он возмущен и озадачен в этот момент.        — Сам иди! Почему должен я?        — Вакаса любит тебя больше всего! — соглашается Коко, и тоже кивает в сторону двери, боязно на нее поглядывая.        — Неправда, больше всего Вакаса любит Казутору! — и в целом в словах Курокавы есть правда, все знали, что староста Слизерина всегда обходился с Ханемией мягче, чем со всеми остальными.        — Ты на почетном втором месте, так что давай! — подгоняет Ран, и это кажется злым и нечестным сплочением против одного, именно поэтому все негодование Изаны написано прямо на его лице.        — Тем более ты лучше всех умеешь заговаривать зубы, — последним добавляет Риндо, пододвигаясь на самый край кровати, как будто в любую секунду он будет готов сбежать, если придется.        — И что это значит?! — не перестает возмущаться Изана, потому брать на себя ношу переговрщика совсем не хочется, тем более даже не он разбудил их старосту.        — Значит, что ты хорошо трындишь, дружище. Вперед! — подбадривает Ханма, и когда Изана все же сдается, поднимаясь с кровати и медленно двигаясь в сторону двери, стук раздается четвертый раз, из-за чего остается только догадываться насколько зол был Вакаса за обратной стороной двери. В целом удивительно, что он продолжал настойчиво стучать, хотя давно мог просто войти и разогнать всех по своим комнатам.       Все же весь уровень ярости Имауши предстоит узнать именно Изане, который в данный момент слишком медленно двигался к двери, нервно одергивая свою ночную рубашку и поправляя лохматые волосы, чтобы иметь более презентабельный вид. Хватаясь за ручку, Курокава глубоко выдыхает, стараясь успокоиться, а после цепляет на свои губы самую дружелюбную улыбку, на которую он способен, и резко распахивает дверь, уже раскрывая рот, чтобы произнести «доброй ночи, Вака-кун!», но вместо Вакасы, все, что видит Изана, это маленькую бумажную птичку, которая машет своими крылышками, из-за чего в тишине можно расслышать легкое шуршание бумаги.        — Вакаса настолько разозлился, что решил выучить новое заклинание, лишь бы не идти к нам самому? — с долей шутки интересуется Коко, рассматривая зачарованную бумажную зверюшку. И по выражению лица Хаджиме прекрасно видно, что его эта магия интересует в большей степени, чем остальных, потому что среди их дружесой компании именно Коко больше всего любил изучать новые заклинания.       Изана же на риторический вопрос друга пожимает плечами, больше не улыбаясь и не вытягиваясь по струнке, все равно хорошее впечатление производить не на кого. Но стоит Курокаве протянуть руку в сторону птички, чтобы поймать ее и понять, зачем она так настойчиво стучала в их дверь, как птица резко и четко клюет Изану прямиком в ладонь, а после быстро залетает в комнату и приземляется рядом с Казуторой, прекращая перебирать крыльями.        — Зачем было клевать?! — вопрашает Изана так, словно птичка сможет дать ему ответ. Курокава сжимает свою пострадавшую ладонь, прикрывая дверь и недовольно плетясь назад, где Риндо уже вынашивает новую шутку, опасно расстягивая губы в улыбке.        — Давай поцелую и все пройдет, — приторно тянет младший Хайтани, пока Изана снова хватается за подушку, тут же замахиваясь, как бы предупреждая о последствиях.        — Кажется она к тебе, Казу, — предполагает Ханма, рассматривая бумажную фигурку, которая спокойно сидела на подушке возле лица Ханемии, словно она не была живой и не порхала в воздухе всего лишь секунду назад        — Попробуй дотронуться, — следом предлагает Ран, но Казутора посматривает в сторону птички с опаской, даже слегка отодвигаясь от нее.        — Я не хочу, чтобы она поклевала и меня, — абсолютно честно признается Ханемия, пытаясь понять, это просто чья-то шутка или что-то серьезное. Кто станет отправлять ему бумажную птичку посреди ночи?        — Попробуй дотронуться, и если что, я наложу «Протего», — тут же предлагает Ханма, дотягиваясь до своей палочки, которая лежит на прикроватной тумбочке.       Выглядит его друг сейчас по-картикатурному смешно: его постель в полном беспорядке, и наверняка перед самым сном ему придется поправить сбитые простыни, ночная рубашка у него слегка задралась, открывая небольшой фрагмент живота, левой рукой он все еще надежно прижимает Рана к своему боку, пока правую держит наготове с палочкой, направляя ее кончик на Казутору, чтобы защитить того от атаки.        — «Протего» из-за бумажной птички? — усмехается Риндо, пока Изана чуть ли не тычит ему своей пострадавшей ладонью в лицо, причитая при этом «вот клюнет она тебя в задницу, тогда и посмеешься».        — Я готов, — предупреждает Шуджи, даже откашливаясь, чтобы заклинание звучало четко и ясно, но Казутора все еще не уверен в этой затее. И хоть бумажная зверюшка сидит на его подушке абсолютно спокойно, Ханемия все еще слишком боязно тянет к ней руку, а когда кончик его пальца касается головы птички, Казутора резко одергивает руку назад, потому что бумажка разворачивается словно по приказу, и от агрессивной птицы не остается и следа, а на ее месте лежит небольшой листок, на котором аккуратным, почти что фигурным почерком выведены слова.       И теперь, когда опасность того, что его заклюют, минует, и в «Протего» от Ханмы он больше не нуждается, Ханемия берет бумажку в руку, поднося ее поближе и вчитываясь в слова, правда приходится перечитать их трижды, потому что он до конца думет, что это какая-то шутка. «Надеюсь, что я не разбудил тебя. Я стою под дверью в вашу гостиную, совсем забыл, что вы меняете пароль каждую неделю. Ты не мог бы спуститься ко мне, я хочу тебе кое-что показать. P.S Надень что-нибудь теплое, ночью в замке очень холодно) Чифую»        — Ну что, по шкале от одного до десяти, насколько сильно Вакаса на нас зол? — спрашивает Ханма, все еще думая, что записка прилетела от их старосты, но когда Коко наклоняется ближе к Казуторе, читая записку вместе с другом, он тут же отрицательно качает головой.        — Это не от Вакасы, это от Чифую! — радостно выкрикивает Хаджиме, так, как будто он только что выиграл в волшебную лотерею, и уже в следующую секунду Ханма и Ран удивлено выкрикивают следом «от Чифую?!», стараясь при этом выпутаться из объятий друг дурга, чтобы прочитать записку своими глазами, но Изана и Риндо опережают старших, оказываясь на кровати Казуторы за считанные секунды и читая записку, как будто все еще не веря, что Коко сказал им правду.        — Казу, он зовет тебя на свидание! — торжественно объявляет Изана, даже подпрыгивая на кровати от счастья, словно на свидание позвали его самого.        — Ты, видимо, прочитал другую записку, Изана, — спокойно спорит Казутора, правда листок из своих рук все еще не выпускает, прослеживая взглядом аккуратный почерк Чифую и думая, стоит ли ему сделать вид, что он спит.        — Кто будет звать кого-то на дружескую прогулку посреди ночи? Конечно это свидание! — настаивает Курокава, указывая на записку, как будто ее нужно перечитать еще раз, чтобы понять истинный посыл слов Чифую.        — Ты разбудил меня в три часа ночи, чтобы показать, какую валентинку ты сделал Какучо в прошлом году! — наперекор словам Изаны возмущается Коко, и Ханма одобрительно хмыкает, соглашаясь.        — Не нужно лишний раз заставлять Казу нервничать, Изана, это не свидание. Но ты все равно должен пойти, — и на этот раз слова парня обращены к самому Казуторе, который сильнее сжимает листок между пальцами и громко сглатывает от волнения.        — И что я буду с ним делать? — Казутора задает самый глупый вопрос, который только можно было придумать, однако это его действительно волнует.       Одно дело было разговаривать с Чифую на трибуне, пока рядом балаболили его друзья, а на поле шел тренировочный матч. Примерно такая же ситуация обстояла и в те моменты, когда они с Чифую занимались в гостиной Слизерина, потому что в спальнях всегда кто-то был, и от этого все не казалось таким неловким. Однако стоило Ханемии вспомнить ту встречу перед балом, когда в коридоре, освещенном пламенем факелов, они были одни, и ему сразу хотелось провалиться под землю, потому что большего стыда он не испытывал за всю свою жизнь.       Рядом с Чифую пропадали все его навыки социализации, и ему просто повезло, что Чифую не считал это глупым и не обращал на это внимание, но все же самому Казуторе от этого не становилось легче, и наоборот казалось, что Мацуно просто терпит все это из вежливости, потому что никому бы не понравилось вести беседу с человеком, который спотыкается на каждом слове.        — Какая разница что вы будете делать, главное, что ты проведешь с ним время, — вполне резонно подмечает Ран, Казутора даже мысленно с ним соглашается. Но страх от этого никуда не пропадает, ладони не перестают по-дурацки потеть, а сердце не перестает биться чаще. Сейчас Ханемия ощущает себя прямо как перед распределением, когда он едва стоял на ногах из-за нервов и страха.        — Он же написал, что хочет что-то тебе показать, вот и посмотришь, — подхватывает Ханма, повторяя раннее движение Изаны, указывая на листок раскрытой ладонью.        — Но все равно я…        — Казу, он написал, что ждет тебя под дверью и там холодно. Будет некрасиво не выйти совсем, — перебивает Риндо, и это кажется действительно серьезной причиной все же выйти к Чифую и узнать, что такого интересного он хочет показать ему поздней ночью.        — Но я не могу пойти так, — пытается Казутора в последний раз, указывая на свой внешний вид. Волосы у него пушились и несколько прядок запутались между собой, и хоть его пижама, состоящая из штанов и рубашки с длинными рукавами, выглядела вполне презентабельно (в отличие от того же Ханмы, который с начала года проходил с двумя оторванными пуговицами, не заботясь о том, чтобы пришить их даже с помощью магии), слоняться по Хогвартсу в пижаме у Казуторы не было никакого желания.        — Конечно не можешь, — соглашается с ним Изана, поднимаясь с кровати и подходя к шкафу Казуторы, начиная рассматривать чужой гардероб. И меньше через минуту Казуторе в лице прилетают черные свободные джинсы с высокой талией и свитер светло-зеленого цвета, который Казутора не особо любил, но почему-то решил взять его с собой в школу.        — Это слишком нарядно, Изана, он подумает, что я специально готовился, — неуверенно тянет Казутора, принимая сидячее положение и рассматривая вещи так, словно он видел их впервые, и Курокава достал их из шкафа кого-то другого.        — Значит иди в пижаме, — обижается Изана, и перестает рыскать среди вешалок. В их компании именно Курокава больше всего радел за стиль, часто экспериментируя с одеждой и помогая подбирать наряды другим, поэтому любой отказ в его выборе воспринимался Изаной как что-то безумно личное. — И что плохого в том, что Чифую подумает, как будто ты специально готовился? Мне наоборот было бы приятно, если бы я знал, что кто-то потратил лишнее время, вместо того, чтобы выйти ко мне в чем попало.        — Он прав, Казу, это наоборот хорошо, — соглашается Риндо, и только после того, как все остальные в комнате одобрительно кивают, Казутора все же сдается.       За ширму он заходит слегка нервно, но переодевается достаточно быстро. Неизвестно, как долго Чифую прождал его в темном и холодном коридоре подвала, поэтому задерживать Мацуно не хочется даже на лишнюю секнуду. Волосы Казутора приводит в порядок быстрее всего, говоря четкое «Вэно Маллиа» и представляя уже полюбившийся ему пучок. И хоть та встреча с Чифую перед балом все еще была для Казуторы одним из стыдных воспоминаний, он готов был благодарить Чифую всю оставшются жизнь за то, что Мацуно научил его пользоваться этим удобным и быстрым заклинанием для завязывания волос.       Перед зеркалом Ханемия крутится меньше минуты, чтобы убедиться, что выглядит он нормально, однако Ханма устает от этого первым, подходя к Казуторе и начиная выпихвать друга из комнаты, при этом доброжелательно говоря ему напутственные слова.        — Не возвращайся раньше, чем через три часа, — серьезно предупреждает его Шуджи, открывая дверь и выпихивая Казутору на порог, чтобы у Ханемии не было даже малейшего шанса передумать и спасовать.        — Иначе что? — все же решает уточнить Казутора, чтобы иметь хотя бы малейшее представление последствий.        — Мы тебя просто не впустим! — прикрикивает Ран с кровати, пока Изана активно машет головой, соглашаясь.        — Проведи с ним время, Казу, считай, что сегодня у тебя свой личный бал, и никто не украдет Чифую прямо из-под твоего носа, — произносит Ханма куда спокойнее и тише, чем Хайтани. — Давай, не стоит заставлять Чифую ждать, — и услышав дружное «удачи!» от друзей, дверь закрывается прямо перед лицом Казуторы, и у него не остается пути к отступлению.       По ступенькам он спускается быстро, а когда в гостиной камин зажигается сам по себе, чувствуя чье-то присутствие, Казутора шикает на него, прокрадываясь чуть ли не на носочках. Правила не запрещали ученикам спускать в комнату отдыха ночью, однако правила абсолютно точно запрещали ученикам слоняться по школе в неположенное для них время, но в данный момент Ханемия совсем не думает о правилах.       Ситуация чем-то напоминает ему злополучный бал и его абсолютно провальную попытку пригласить Чифую на танец, потому что сейчас он также глупо решает, что ему следует сказать. Стоит ли начать разговор с простого «привет», или же фраза «давно не виделись» будет звучать лучше и правдивее, потому что за все прошедшее время срок в пять суток казался для них с Чифую огромным, потому что было привычно видеть парня через день, и знать, что Мацуно нравятся их встречи. Для Казуторы это служило своеобразным подтверждением того, что, возможно, в его жизни не все потеряно.       Перед входной дверью Казутора снова начинает готовиться, расправляя несуществующие складки на свитере и делая пару вдохов, чтобы звучать как можно увереннее.       «Чтобы звучать также, как Кейске» — всего на секунду думает Ханемия, но сразу же отгоняет эту мысль подальше. Потому что сколько бы усилий не было приложено, Казутора все равно не смог бы стать лучше чем брат, уж точно не на факультете Слизерина.       В голове он еще раз репетирует диалог, даже тихо бубня его себе под нос. Сейчас ему обязательно нужно сделать все идеально, права на ошибку у Казуторы просто нет. Тем более после того, как Чифую провел бальную ночь в руках Кейске, а его брат всегда был неотразим.       «Привет, Чифую. Как ты? Прости, что не смог встретиться с тобой раньше, был занят» — эти слова Казутора повторяет как стишок, снова и снова, не меняя интонации и не спеша, чтобы слова были четкими.       Но в жизни Казуторы ничего не шло так, как он планировал, и эта ситуация не становится исключением. Потому что вместо подготовленной фразы, которая звучала вылизано и приятно, первое, что срывается с губ Казуторы, когда он открывает дверь, это:        — Мерлин, Чифую, ты ведь так окоченеешь!       Это не очень приветливо, слишком громко, и совсем не идеально, но Казутора забывает обо всем, когда быстро подходит к Чифую, чтобы подать ему руку и помочь подняться с холодного каменного пола, игнорируя яркую улыбку Мацуно, которая заставляет кожу покрыться мурашками.       Он успел соскучиться по этому. За всего-то каких-то жалких пять дней Казутора действительно соскучился по теплым рукам Чифую, по его улыбке и сладкому запаху, и по его мягкому красивому голосу, который отдается эхом от темных каменных стен, когда Чифую произносит такое довольное:        — Ты все-таки пришел.        — Прости, что заставил ждать, — извиняется Ханемия, начиная тараторить. Чифую уже твердо стоит на ногах, и Казутора думает, что стоит отпустить руку пуффендуйца, но Мацуно сильнее сжимает замерзшие от нервов пальцы Казуторы в своих, поэтому парень решает не противится, руку больше не отнимая. — Все собрались в нашей спальне, и мы начали шуметь, а когда услышали стук, подумали, что это Вакаса и…        — Ты плакал? — обеспокоенно спрашивает Чифую, перебивая его, что было совсем не в духе Мацуно. Обычно Чифую всегда слушал все безумно внимательно, а вопросы задавал только в тот момент, когда был уверен, что история человека подошла к концу. Что еще было не характерно Чифую, так это протягивать руку вперед и осторожно дотрагиваться до щеки Казуторы, из-за чего Ханемия замирает, боясь пошевелиться и даже банально выдохнуть.       Да, он плакал, конечно, но Казутора совсем не думал, что это будет заметно даже сейчас, в почти что полностью темном коридоре. Но Чифую все равно заметил, и теперь совсем осторожно, едва касаясь пальцами кожи, очерчивал давно пропавшую дорожку от слез, при этом сильнее сжимая руку Казуторы в своей.        — От смеха, — выдыхает Казутора первое, что пришло в голову, однако сейчас это лучшее, что он мог придумать. Волновать Чифую не хотелось, особенно когда плакал он как раз из-за того, что не смог провести с Мацуно время.       «Все должно быть идеально, Казутора, соберись» — проносится у него в голове свой собственный строгий голос, и Ханемия улыбается, мягко отнимая руку Чифую от своего лица, как будто боясь, что Мацуно каким-то образом сможет узнать истинную причину его слез.        — Изана открыл дверь, а там была твоя птичка, и когда он попытался дотронуться до нее, она клюнула его в ладонь, из-за чего он очень разозлился, поэтому мы все сильно рассмеялись, — с неловким смешком заканчивает Казутора, и удача снова оказывается на его стороне, потому что Чифую смеется следом, понятливо кивая головой.        — «Moineau de Papier», — с привычной легкостью говорит ему Чифую, однако Казутора лишь непонятливо приподнимает брови. То, что произнес Чифую, явно было на французском, но Казуторе не удалось бы это понять даже если бы он очень постарался. — «Бумажный воробей», — усмехается Мацуно, переводя сказанные слова. — Я знаю, что в Англии общепринятым способом обмениваться сообщениями является патронус, но сам понимаешь, это привлекает куда больше внимания, чем маленькая фигурка из бумаги, — и Казутора понятливо кивает, соглашаясь. Патронус был удобен во многих ситуациях, но внимания он привлекал действительно много, и Ханемии хотелось бы уметь делать таких же маленьких и аккуратных бумажных зверюшек, они отлично подходили для не самых срочных и мелких посланий. — Магия работает так, что записка откроется только тому, кому она предназначена. Поэтому Изану и клюнули, потому что он попытался взять бумажку, а тебе записка просто открылась, потому что ты был назначенным получателем. В целом все как и с патронусом, просто более аккуратно.        — Можно наколдовать только воробья? Или здесь тоже по принципу патронуса? — решает поинтересоваться Ханемия, потому что ему действительно интересно. Возможно, если ему хватит смелости, он даже попросит Чифую обучить его этим чарам.        — Нет, ты можешь выбрать. Изначально всех учат колдовать «papillon en papier» , это бумажные бабочки…        — Визитная карточка Шармбатона, — понятливо говорит Казутора, на что Чифую улыбается немного шире.        — Но потом мы можем выбирать себе любых животных, но только маленьких. Бумажную собаку наколдовать не получится, — пожимая плечами объясняет Чифую, и между ними повисает уже знакомая, слегка неловкая тишина, во время которой они просто смотрят друг другу в глаза, глупо улыбаясь. И это более чем странно, потому что Казутора еще ни разу не попадал в такую ситуацию со своими друзьями, но с Чифую такое случалось каждый раз, что немного настораживало.        — Что ты хотел мне показать? — спрашивает Казутора совсем тихо, и если бы Чифую стоял чуть подальше, он мог бы просто не расслышать чужие слова. — Я прохожу по дресскоду? — пытается пошутить Ханемия, указывая на свой наряд, в котором он все еще не был уверен, но Чифую добродушно усмехается, увереннее обхватывая ладонь Ханемии своей и начиная двигаться к лестнице, при этом ведя Казутору за руку.        — Пойдем, — довольно говорит ему Мацуно, и когда они наконец преодолевают все ступеньки, ведущие из подземельных помещений, Чифую быстро оборачивается, еще раз оглядывая Казутору с ног до головы, а после, улыбаясь, говорит абсолютно искреннее и легкое: — Ты выглядишь прекрасно, — заставляя Казутору краснеть до самых ушей.       Сам Чифую одет во что-то похожее: его джинсы светлые и слегка уходят в клеш, свитер на нем неизменно желтый и большой, прямо как тот, который Казуторе наколдовала Выручай-комната пять дней назад, и все же оригинальный свитер Мацуно казался немного мягче и теплее. И даже несмотря на то, что одеты они были в одном стиле, Чифую все равно сумел отвесить ему комплимент, от которого в животе разлилось приятное тепло, а губы сами растянулись в улыбке.       Весь их путь Казутора упорно набирается смелости, чтобы сделать ответный комплимент Чифую. Пока они проходят мимо спящих портретов, Казутора убеждается, что его голос не дрожит. Когда в коридоре не горят факелы, и Чифую выуживает свою палочку, говоря тихое «Люмос», Казутора старается выбрать между «ты тоже выглядишь прекрасно» или более простым «ты выглядишь очень красиво». И когда нужное предложение построено, Казутора откашливается, уже собираясь сказать слова, к которым он готовился, но Чифую оборачивается, довольно улыбаясь и говоря тихое «мы пришли».       А Казутора ориентируется довольно быстро, узнавая огромную картину, на которой нарисован натюрморт из различных фруктов. Если смотреть на картину сверху вниз, то сперва можно увидеть яркую и большую гроздь бананов, которую немного закрывают, расположившиеся чуть ниже, персик и яблоко. На нижней части картины были изображены большая зеленая груша и такая же большая гроздь аппетитного фиолетового винограда, а завершался натюрморт кусочком дыни, которая полностью закрывала низ холста. Он проходил мимо этого полотна почти каждый день, и за все время перестал обращать на него какое-либо внимание, но сейчас он переводит взгляд на Чифую, и видит, что Мацуно чуть ли не светится от восторга, и Казуторе нравится смотреть на такого радостного Чифую, однако причина восторга пуффендуйца ему не ясна, и он думает о том, как спросить об этом так, чтобы это не прозвучало грубо.        — Помнишь, осенью, когда мы были на тренировке по квиддичу, я сказал тебе, что возле кухни ходит эльф Винки, и она может подсказать пароль для нашей гостиной? — интересуется у него Чифую, а Казутора действительно помнит это слишком живо и хорошо, кивая. Это был их первый самый близкий контакт, и шепот Чифую все еще разносился в голове Казуторы вместо музыки. — Почему ты не сказал, что не знаешь, где в Хогвартсе находится кухня?        — Не подумал, — почти сразу отвечает Казутора, стеснительно опуская взгляд в пол.       В школе никто из учеников никогда не задавался вопросом о расположении кухни и ее работниках. Еды всегда подавали много, чтобы угодить каждому, а сами блюда были аппетитными на вид и очень вкусными, поэтому жалоб на этот счет никогда не поступало, из-за чего расположение места, где эта самая еда готовится, мало кого волновало.        — Я даже подумать не мог, что почти никто в Хогвартсе не знает, где она находится, — честно признается Чифую, и звучит при этом слишком удивленно.        — Таблички над дверьми действительно не были бы лишними, — соглашается Казутора, вспоминая, как на первом курсе ему приходилось петлять по длинным коридорам, чтобы найти класс, в котором проходило занятие. — Почему ты спросил?        — Когда мы только заселились в начале года, я много ходил по Хогвартсу, чтобы знать, где находятся кабинеты и все в этом духе, — начинает объяснять Чифую, а про себя Казутора отмечает, что это довольно умно. Ему самому, в свое время, не хватило для этого смекалки и желания. — И я часто останавливался здесь, смотрел, как именно нарисована картина с точки зрения техники, — и Казутора также хорошо помнит, что в Шармбатоне Чифую изучал живопись, поэтому вопрос, почему его заинтересовал натюрморт, у него не возникает. — И я так долго смотрел на нее, что решил дотронуться, хотя обычно так не делаю. И тогда, — Чифую сжимает губы в тонкую линию, чтобы не рассмеяться в голос от восторга, который наполняет все его нутро. — Смотри, — просит он, подтягивая Казутору за руку ближе к себе, а после протягивает руку к груше, и пару раз перебирает по картине пальцами, словно имитируя щекотку.       И в следующую секунду Казутора не находится, что сказать. Ощущения у него в этот момент чем-то схожи на те чувства, которые он испытал, когда Выручай-комната открыла ему свой секрет. Потому что после того, как Чифую убирает руку от полотна, раздается грузный звук щелчка, и в следующую секунду огромный натюрморт во всю стену открывается как дверь, а Казутора чувствует яркий сладкий аромат, природа которого становится сразу же ясна.       Первое, что выхватывает взгляд, это большие и длинные столы из темного дерева, которые тянутся по всей длине комнаты, однако они гораздо ниже обычных, которые стоят в Большом зале во время всех трапез. Возле самой дальней стены Казутора замечает посуду: кастрюли и большие чугунные сковороды, глубокие миски и плоские досточки, половники, венчики и деревянные ложки — все это висело на специальных крючках, которые были прочно вбиты в стену. И в целом вся эта орагнизация чем-то напоминало Казуторе собственный дом, потому что на кухне мама расставляла все примерно также, и даже деревянная ложка у нее висела ровно над плитой, чтобы ее не приходилось искать в самый нужный момент.       Сразу под посудой Казутора замечает множество печей и поверхностей для жарки, которые работают даже в такой поздний час. Справа Ханемия с интересом рассматривает низкие маленькие стульчики, а также камин, чем-то напоминающий ему камин в Выручай-комнате. Вот только пространству слева он уделяет совсем мало времени, потому что рядом раздается довольный тоненький голосок, который с благоговением произносит «сэр Чифую, Винки рада Вас видеть», после чего абсолютно все внимание Ханемии перескакивает вниз.       Домашних эльфов Казутора видел не так часто, как могло показаться. Чаще всего они работали в доме чистокровных семей, и хоть его семья относилась как раз к этой категории, родители предпочитали жить по более магловским правилам, поэтому хозяйством по дому они занимались сами. В доме Изаны работало двое эльфов, и по воспоминаниям Казуторы (как-то они всей компанией собрались у Курокавы и провели там лучшую неделю каникул в его жизни) домашние эльфы семьи Курокавы обожали свою работу, да и родители Изаны относились к ним со всем уважением, заказывая для них одежду у личного портного и давая им отпуск, от которого они, правда, очень усердно отказывались. И еще один эльф служил в семье его тети, которую Казутора навещал безумно редко, а женщине хватало ума не привозить эльфа с собой, когда мама Казуторы устраивала большие семейные вечера.       Поэтому на эльфа, который сейчас стоял прямо перед ним и пожимал Чифую руку, Казутора смотрел с нескрываемым, но при этом не злым интересом. Этот эльф был точно женского пола, потому что голосок ее был тоньше и выше, а на ушках Казутора заприметил два белых бантика, которые придавали эльфу немного праздничный вид. Длинное белое платье поварихи было таким же белоснежным, как и банты, и даже передник в старомодный цветочек был безупречно чистым.        — Доброй ночи, Винки, — вежливо отзывается Чифую, и Казутора вспоминает, что пришел сюда совсем не один, поэтому он быстро переводит взгляд на Мацуно, который мягко ему улыбается. — Я хотел Вас кое с кем познакомить. Это мой хороший друг, Казутора.        — Винки очень рада знакомству с сэром Казуторой. Сэр Чифую много рассказывал про своего хорошего друга, — все также радостно лепечет Винки, на этот раз протягивая руку Казуторе, который осторожно пожимает ее в ответ, чувствует, как улыбка сама пробивается на губы.        — Мне тоже очень приятно, Винки.        — Казутора учится на Слизерине, Винки. Скажи здорово? — слегка невпопад решает спросить Чифую, но эльф наоборот выглядит еще более радостной, чем секунду назад.        — Прошлый хозяин Винки тоже учился на Слизерине и был очень хорошим человеком. Винки считает Слизерин хорошим факультетом, — с восторгом отзывается Винки, но Казутора не находит, что следует на это ответить.       Почему-то сперва ему думается, что Чифую мог договориться с эльфом заранее, потому что несмотря на то, что Казутора так и не рассказал Мацуно о своей ненависти к собственному факультету, Чифую словно догадался сам, иногда вставляя в разговор какие-то ремарки о том, что ему нравится, как в гостиной Слизерина тихо и спокойно, от этого ему было легче концентрироваться, а еще упоминая о том, что зеленая форма факультета выглядит дорого и раскошно, и он сам был бы совсем не против носить именно ее. Ханемия в такие моменты отвечал что-то односложное, вроде «да, у нас шумно только после матчей по квиддичу» и «ты бы смотрелся хорошо в любом цвете», но после он продолжал хмуриться, осматривая свою комнату отдыха и думая о том, что он променял бы ее даже на шалаш на крыше — все лучше, чем быть на Слизерине.       Однако сейчас Казутора вовремя напоминает себе, что Чифую не такой. Чифую слишком добрый и всегда заботится об окружающих, и он точно не стал бы просить врать эльфа-домовика, просто для того, чтобы Казуторе стало немного приятно от чужих слов. Да и Винки смотрела на Чифую с небывалым доверием, которое навряд ли осталось бы после не самой лучшей просьбы.        — Винки может угостить сэра Казутору и сэра Чифую чаем со сладостями, или Винки может предложить что-то из горячих блюд. Прошу вас, сэр Казутора, сэр Чифую, присядьте, Винки подаст все, что вы попросите.        — Я бы с удовольствием выпил клубничного чая с карамельным кексом, Винки. Если Вас это не затруднит.       И кажется, что в глазах Казуторы Чифую не может стать еще более идеальным, но стоит услышать, что даже к эльфу-домовику Мацуно обращается на «Вы», как в груди что-то щелкает, и хочется сгрести Чифую в свою охапку, а после обнимать как можно дольше и без остановки говорить ему о том, как он потрясающий, и что других таких просто не бывает.        — А что желает сэр Казутора? Винки может сделать все, что сэр Казутора попросит, — с готовностью сообщает ему Винки, вот только Ханемии совсем неловко просить даже о банальной кружке чая в столь поздний час. Однако Чифую считывает нерешительность на чужом лице, поэтому наклоняется к самому уху Казуторы, чтобы следующие слова услышал только Ханемия.       — Они расстраиваются, если им отказать, поэтому попроси, что ты хочешь, для них накормить гостей только в радость.       Дыхание учащается, щеки алеют, а слова напрочь покидают голову Казуторы, потому что Чифую вновь слишком близко, но эта близость приятна, и будь воля Ханемии, он бы с большим удовольствем продлил этот момент на как можно длительный период времени. Но Винки все еще ждет от него ответа, при этом вежливо не подгоняя, и Казутора решает попросить одну из своих самых любимых комбинаций в еде.        — Черный чай с двумя ложками сахара и крампет с банановым мармеладом. Если Вам не сложно. Если сложно, то я могу просто выпить стакан воды и… — обеспокоенно начинает Казутора, но Винки успевает сказать свое слово раньше, чем Ханемия начнет сокрушаться.        — Винки ничего не сложно, сэр Казутора! Винки хочет вкусно накормить своих гостей, сэра Чифую и сэра Казутору. Сэр Казутора очень добр, но не стоит беспокоиться о Винки, Винки справится!       И по выражению лица эльфа Казутора понимает, что она действительно хочет подать им вкусную еду, поэтому он кивает, и говорит искренне «большое спасибо, Винки», при этом улыбаясь.       Когда Винки уходит к плитам, чтобы заручиться помощью остальных эльфов, Чифую подзывает Казутору к столу, и они удобно располагаются на лавочке, лицом к горящему камину.        — Сюрприз удался? — хитро инетерсуется Мацуно, и Казутора понимает, что этот вопрос волновал Чифую с того момента, как они переступили порог кухни.        — Даже больше, чем просто удался. Теперь тебя можно считать хогвартской знаменитостью, ты нашел кухню за невероятно короткий промежуток времени, — странный комплимент, Казутора это прекрасно знает, однако Чифую на это искренне смеется, склоняя голову на бок.        — Немного храбрости, любопытности и везения, и вот я здесь, — отвечает ему пуффендуец, окидывая теплую комнату рукой. — Из-за того, что никто не знает о том, где находится кухня, сюда никто не заходит, поэтому эльфы считают за огромную радость накормить гостей вкусной едой. Я сперва этого, конечно, не знал. Я в целом не мог подумать, что на кухне в Хогвартсе работают эльфы-домовики, — и Казутора согласно кивает на его слова, потому что он тоже в это ни за что бы не поверил, если бы не увидел все это своими глазами. — Когда я случайно попал сюда в первый раз, сразу подумал, что на меня накричат, а потом еще отнимут очки у факультета, но эльфы были так рады хотя бы одному гостю, что сразу выставили мне на стол чуть ли не все блюда, которые только могли придумать, — усмехается Мацуно, пересказывая пережитое.        — А что они делают на кухне ночью? — решает спросить Казутора, хотя он неуверен, что Чифую знает ответ на этот вопрос.        — Винки рассказывала, что делают заготовки. Они работают по сменам, первая смена ночная, в это время они все подготавливают, — и в подтверждение своих слов Чифую кивает в сторону парочки эльфов, которые сейчас смешивали что-то похожее на массу для теста в большой миске. — Утром они меняются с другой сменой, которая занимается завтраком и обедом, а после приходит третья, они готовят ужин и занимаются уборкой, после чего все повторяется, — с легкостью завершает объяснение Мацуно, и Казуторе становится даже немного смешно с того факта, что теперь Чифую знал гораздо больше о Хогвартсе, чем сам Ханемия, который буквально рос на историях о школе и ее секретах. — Можно встречный вопрос?        — Конечно, — сразу же отзывается Казутора, хотя теперь он немного волнуется, боясь, что не будет знать ответа, и тем самым опозорит себя в глазах Чифую окончательно.        — Что такое крампет?       Вопрос этот звучит как то самое «почему все думают, что я учусь на Пуффендуе». Для Казуторы ответ на него очевиден настолько, что сперва он даже думает, что Чифую решил над ним пошутить, но нет, пуффендуец действительно глядит на него с искренним вопросом в глазах, и Казутора старается подавить широкую улыбку, которая изо всех сил стремится оказаться на его губах. Чифую слишком милый.        — Это английские оладьи. Они делаются из дрожжевого теста, и чаще всего их делают пресными, чтобы каждый смог добавить ту начинку, которая ему нравится, и при этом не делать десерт до невозможности сладким.       Казутора очень надеется, что он объяснил все максимально понятно, потому что Ханемия нечасто выступал в роли рассказчика, но одна вещь, которую заметил Казутора за все это время, непременно играла ему на руку, потому что за прошедшие полгода Ханемия убедился в том, что Чифую буквально понимал его с полуслова.       Однажды Коко бился не меньше тридцати минут, пытаясь объяснить Чифую принцип работы заклинания «Каве инимикум», показывая нужный абзац в учебнике и стараясь объяснить его действие на пальцах. Казутора не решался вмешиваться до последнего, потому что среди всей их компании Коко знал больше остальных, и обычно именно к нему шли за помощью по учебе. Но по лицу Чифую было понятно, что методы Хаджиме на него не действуют, поэтому в итоге все, что решился сказать Казутора было «ты должен представить, как будто идет дождь, но капли от тебя отскаивают», после чего Чифую решил уточнить простое «как прозрачный зонтик?», и после того, как Казутора подтвердил его догадку, это заклинание у Чифую вышло идеально.       Вот и сейчас Мацуно понятливо кивал ему, а вопрос, который еще секунду назад читался в его голубых глазах, исчез, и Казутора был немного горд собой, что смог объяснить все весьма доходчиво с первого раза.        — Это очень умно, — комментирует Чифую, как будто озвучивает свои мысли. — Можно еще один вопрос?        — Да, — и Казутора расслабляется, предполагая, что следующий вопрос будет также из категории «легкие», однако его плечи вмиг напрягаются, когда Чифую с небольшой дрожью в голосе спрашивает у него:         — Во время бала я сделал что-то не так?       От того легкого веселья на чужом лице не остается и следа, потому что все, что сейчас различает Казутора, это грусть перемешанная с чем-то нервным, и ему совсем не хочется видеть Чифую таким разбитым. Чужие руки в свои Ханемия берет быстро, но аккуратно, не задумываясь при этом ни на секунду, а после осторожно разворачивает Чифую к себе, пытаясь взглянуть ему в глаза, но Мацуно продолжает упорно смотреть куда-то вниз, и Казутора не на шутку пугается.        — Нет, Чифую, о чем ты? Ты не сделал ничего плохого, почему ты так думаешь?        — Тогда почему ты так внезапно ушел? — Чифую все же поднимает голову, и Казутора думает, что Чифую на него разозлится или обидится, но вместо этого Мацуно выглядит разбитым, и это в разы хуже, чем если бы пуффендуец наорал на него прямо сейчас. — Я не виню тебя, Казутора, пожалуйста, даже не думай, что я в чем-то тебя обвиняю, потому что ты волен делать, что захочешь, и конечно ты мог уйти по любым причинам, ты не обязан рассказывать мне о них. Я просто хочу знать, потому что если я как-то причастен к тому, что ты ушел так рано, и потом не виделся со мной последние пять дней, то я хочу исправить это и извиниться перед тобой.        — Чифую, нет, не стоит даже думать об этом.       «Обними его, ты же видишь, что ему это надо» — слышится где-то глубоко внутри, но Казутора не решается на такой смелый поступок, вместо этого беспомощно сжимая руки Чифую в своих немного сильнее.        — Ты ни в чем не виноват, потому что ничего не произошло. И даже если бы у меня была какая-то веская причина уйти, то тебя даже не было бы в списке виновных, поверь.       «Врешь и не краснеешь» — вновь раздается собственный голос в голове, от которого отмахнуться получается не так просто. И если честно, Ханемия никогда бы не подумал, что умеет так искусно лгать. Ведь причина была, и она была настолько веской, что Казутора лил слезы не меньше часа, но единственное, в чем он не соврал, это то, что Чифую был не виноват, ведь даже при самом глупом и странном сценарии, Ханемия не мог бы подумать, что Мацуно сможет обойтись с кем-то также ужасно, как это сделал Кейске в тот вечер.        — Я просто не очень люблю шумные вечеринки и большие скопления людей, потому что быстро устаю. Поэтому я пошел в комнату пораньше, но не стал говорить тебе, чтобы не отвлекать тебя от веселья, — «которое заключалось в медленном танце с моим братом», думает Казутора, но не добавляет.       «Лжец, Казутора. Какой же ты все-таки хороший лжец. Возможно, шляпа совсем не ошиблась, когда определила тебя на факультет лгунов и лицемеров».       На эти слова Казутора старается не обращать внимание, вместо этого с неким облегчение наблюдая, как глубокая складка между бровей Чифую постепенно разглаживается, и он перестает выглядеть настолько разбитым.        — И, если честно, только ты не подумай ничего такого, — Казутора прерывается, собираясь с силами, — но я соскучился, — все силы Ханемии уходят на то, чтобы не добавить позорное «по-дружески», потому что с ним предложение казалось бы более странным, чем в данную секунду.       Однако Чифую не считает его слова странными или неловкими, для Мацуно это наоборот действует как последний главный аргумент в споре с самим собой, и привычная яркая улыбка возращается на губы Мацуно, когда он смущенно говорит «я тоже скучал», и теперь они оба глупо краснеют, но не расцепляют руки и не отводят глаза, просто потому что это кажется правильным в этот момент.        — Просто все навалилось разом. Двукрест внезапно перенес занятие по трансгрессии, нужно было поделить большую посылку от родителей, еще Ран и Такаши наконец начали встречаться, и я просто не успевал…        — Ран и Такаши начали встречаться? — удивленно переспрашивает Чифую, и выражение лица Мацуно чем-то напоминает Казуторе выражение лица Ханмы утром после бала, когда первым, что они увидели при пробуждении, был Мицуя в своих нарядных штанах и футболке Рана.       Однако неловкости ситуации прибавил тогда и сам Хайтани, ухватив Такаши за запястье и крепко поцеловав парня в губы прямо на глазах у друзей, после чего Мицуя бросил вежливое «доброе утро» в сторону Ханмы и Казуторы, следом добавляя более тихое и многообещающее «увидимся» Рану, скрываясь за дверьми их общей спальни.        — Такемичи должен мне восемь сиклей! — радостно констатирует Мацуно, и звучит он сейчас как его друзья, которые обожали дружеские ставки. Все-таки Чифую отлично вписался в их компанию.        — Откуда ты про них знаешь? — и теперь настает очередь Казуторы удивленно задавать вопрос. Ханемия был уверен, что если бы не удачный случай, то Ран унес бы историю о лете с Такаши с собой в могилу, поэтому было удивительно, что об этом знал кто-то еще, тем более Чифую.        — На последней тренировке по квиддичу была Эмма, пришла поддержать Майки, и тогда Гриффиндор тренировался с Когтевраном. Ты же знаешь, что младшая сестра Такаши в команде? — на всякий случай решает уточнить Чифую, на что Казутора сразу же кивает.       В школьные годы отец Такаши был самым популярным игроком в квиддич, поэтому никого не удивлял тот факт, что все семейство Мицуя на данный момент состояло в командах, и все они считались одними из лучших игроков.        — И как выяснилось, Луна и Эмма довольно хорошо общаются. И, как выяснилось дополнительно, Такаши очень близок с сестрами, поэтому Луна по секрету рассказала Эмме, Эмма пересказала Хине, а Хина рассказала Такемичи, который после рассказал всю историю мне. Но наверняка ты узнал все гораздо более простым путем, — подмечает Чифую, с чем Казутора не может не согласиться.       Хоть Рана пришлось уговаривать долгое время, было гораздо проще услышать историю от непосредственного участника всех событий, чем получать ее при помощи такой длинной цепочки.        — Ран долго не хотел рассказывать, но все же сдался, — решает уточнить Казутора, и Чифую понятливо усмехается, сжимая руки Казуторы в своих.       Тот факт, что они все еще держатся за руки, доходит до Ханемии только сейчас, но он отбрасывает все за и против, и впервые в жизни решает оставить все как есть, не думая о чем-то лишнюю секунду. Если бы Чифую этого не хотел, он наверняка отстранился бы сам, но пока Мацуно этого не делает, Казутора тоже решает не предпринимать никаких действий, просто наслаждаясь моментом.        — Это здорово, что они наконец сошлись, — комментирует Чифую, хотя и звучит при этом немного расстроено. — Было бы здорово встретить человека, который понимал бы тебя с полуслова, и с которым у вас сходились бы интересы и взгляды на жизнь, — продлжает Мацуно все с той же долей грусти в голосе, но Казутора не уверен, что он должен что-то сказать на этот счет.       Ситуацию вовремя спасает Винки, которая появляется возле их стола, вежливо откашливаясь, пока за ней летят готовые напитки и тарелки с едой.        — Клубничный чай и карамельный кекс для сэра Чифую, — рассказывает эльф как в самом дорогом ресторане, — черный чай с двумя ложками сахара и крампет с банановым мармеладом для сэра Казуторы. Сэр Чифую, сэр Казутора, приятного аппетита!        — Большое спасибо, Винки, — благодарит Чифую, а Казутора повторяет эти же слова следом, уже протягивая руку к чашке с теплым напитком, но резко останавливается, когда его посещает абсолютно гениальная мысль, и хочется отругать самого себя за то, что он не додумался об этом раньше.        — Подожди, — резко просит Казутора, останавливая руку Чифую, которая тоже тянулась к своей чашке. И пока Мацуно непонятливо глядит ему в лицо, Казутора снова мягко просит Чифую подождать, после чего встает из-за стола, подходя к Винки, и собираясь с духом. В том, чтобы попросить помощи, не было ничего стыдного, однако Казутора ненавидел это из-за банальной неловкости и нежелания обременять кого-то одолжением. Но Винки замечает его первее, поворачиваясь к парню лицом и протягивая свои тоненьким голосочком:        — Сэр Казутора, Вам что-то нужно?       И Ханемия решает, что это единственный шанс, поэтому он немного застенчиво кивает, прежде чем присесть на корточки, чтобы эльфу не приходилось задирать голову при разговоре с ним.        — Винки, могу я попросить Вас об отдолжении? — боязно спрашивает Казутора, но Винки активно кивает даже не дослушав его вопрос, и на самом деле Ханемия безумно ей благодарен. — Я хотел бы показать Чифую Выручай-комнату, она недавно появилась мне в самый нужный момент. Вы не могли бы, если Вам не сложно, телепортировать нашу еду туда? Мы пока что не изучали эту магию, поэтому я не могу справиться с этим сам.        — Конечно, сэр Казутора! Винки совсем не сложно, Винки справится с этим за секунду! — и стоит Винки вскинуть свою руку, щелкнув пальцами, как чашки с чаем и тарелки с десертами пропадают, из-за чего Мацуно начинает нервно шарить по столу руками, будто думая, что причиной исчезновения еды каким-то образом стал он сам, и Казутора даже это находит чертовски милым.        — Большое Вам спасибо, Винки, — благодарит Казутора, а Винки довольно ему улыбается, и в следующий момент Ханемия оказывается возле Чифую, протягивая свою руку, прямо так, как он планировал сделать во время бала. — Пойдем.        — Куда? — удивляется Чифую, однако свою руку в раскрытую ладонь Казуторы вкладывает незамедлительно, что кажется Ханемии довольно занимательным.        — Сюрприз, — просто и совсем по-ребячески отвечает ему Казутора, на что Чифую усмехается, но лишних вопросов ему не задает, поднимаясь с лавочки и поправляя свой свитер.       Они еще раз благодарят Винки за ее гостеприимство и еду, пока эльф смущенно повторяет, что ей было совсем не сложно, и они могут приходить сюда в любое время, а после Казутора выводит Чифую в коридор, который на контрасте с кухней кажется чертовски холодным, из-за чего Мацуно даже немного ежится, натягивая рукав свитера на ладони.        — Еда, как я понимаю, пропала не просто так? — все же спрашивает Чифую, хотя по его виду можно понять, что он заранее знает ответ на этот вопрос.        — Десять очков Пуффендую, — шутит в ответ Казутора, и после размышления длиной в пятнадцать секунд, он все же сплетает свои пальцы с пальцами Чифую, следом, чтобы скрыть свое смущение, говоря задорное: — Побежали!       Мацуно не задает ему ни единого вопроса, когда начинает счастливо смеяться, поспевая за быстрым темпом Казуторы, а Ханемия и сам начинает глупо хохотать, перепрыгивая через несколько ступенек за раз, потому что сейчас он чувствует небывалую легкость.       Все, что его так сильно угнетало последние дни, будто бы пропадает, когда он чуть ли не взлетает по большим каменным ступеням. А смех Чифую позади кажется каким-то антидотом, который заглушает все сомнения и ядовитые мысли, оставляя лишь бесконечное чувство тепла и счастья.       Именно поэтому когда они добираются до восьмого этажа, все еще улыбаясь и теперь тяжело дыша из-за незапланированной пробежки, Казутора абсолютно не задумывается, когда останавливается на месте и поворачивается к Чифую лицом, а после тихо просит его:        — Закрой глаза.       И Чифую закрывает их в ту же секунду, полностью ему доверяя.       Для удобства Ханемия становится за спину Мацуно, продолжая крепко держать его за руку, собственной свободной рукой дотрагиваясь до его плеч, чтобы направлять осторожные шаги пуффендуйца, после чего они медленно проходят к пустой гладкой стене, где Казутора мысленно просит комнату показать ему дверь, и спустя несколько секунд на стене начинают проступать знакомые фигурные арочные своды и контур двери с медной круглой ручкой.        — Ты что, колдуешь? — полушепотом интересуется у него Чифую, как будто боится, что вопрос может отвлечь Казутору от столь важного процесса. Но все, что может Ханемия, это по-доброму усмехнуться и ответить легкое «узнаешь через минуту».       Последний виток декоративной состовляющей двери проявляется до конца, и Казутора не тратит лишнего времени, поворачивая прохладную ручку и распахивая уже ставшую знакомой за эти дни дверь, но на его лице все же проступает удивление, когда он видит изменения внутри.       Во-первых, комната стала намного больше, из-за чего количество окон в прозрачной стене увеличилось, а ёлка, которая была внутри до сих пор, стала выше. Книг на полках и посуды в шкафчике тоже стало больше, но самым заметным изменением, которое невозможно было упустить из виду, было второе кресло, которое стояло рядом с первым, и было полностью идентичным, вплоть до пледов с узором «гленчек», которые были осторожно сложены на спинках.       Еда, которую Винки транспортировала сюда за один щелчок, была расставлена на небольшом столике перед креслами, и Казутора прекрасно помнил, что до сегодняшней ночи его здесь тоже не было.       И все же остальные отличия он решает поискать немного попозже, потому что в данный момент все его внимание вновь сходится на Чифую, который все еще послушно держал глаза закрытыми, правда руку Казуторы он сжимал куда ощутимее, скорее всего от банального волнения.        — Открывай, — довольно произносит Казутора, и после отступает на шаг назад, позволяя Чифую осмотреться в полной мере.       Наблюдать за парнем в эту секунду кажется неким подарком судьбы, который Казутора, на самом деле, не заслуживал, но все же получил, и он собирался насладиться им сполна.       Потому что Чифую выглядит безумно красиво, пока он внимательно рассматривает все вокруг, слегка приоткрыв губы, но от этого он выглядел только милее и сказочнее, и такая странная необходимость притянуть его в свои объятия появляется у Казуторы снова, но он старается это подавить, особенно в тот момент, когда взгляд Чифую смещается на него и все, на что способен Ханемия в эту секунду, эта широкоя улыбка, потому что своему голосу он не доверяет вовсе.        — Как? Я ни разу не наткнулся на это место, — спрашивает у него Чифую с неким придыханием, пока Казутора изо всех сил старается контролировать румянец, который расползается по его щекам.        — Пару дней назад я искал место, чтобы немного побыть одному и… — обрывает Казутора, вскидывая голову немного вверх, тем самым указывая на комнату без лишних жестов руками. История в одно предложение у него, конечно же, выдуманная, но он совсем не настроен портить столь волшебный и хороший момент честными рассказами о собственной стыдной истерике, особенно когда его слушателем был Чифую. — Мы сейчас в Выручай-комнате, она…        — Открывается только тому, кому это действительно необходимо, — заканчивает за него Мацуно, тем самым подтверждая, что он знает об этой магии Хогвартса. Однако хвалит он не Хогвартс, не магию, и даже не саму Выручай-комнату. Вместо этого он вновь смотрит Ханемии в глаза, после чего выдыхает простое, но до невозможности искреннее и нежное: — Ты потрясающий.       После этого глупый румянец сдержать не удается.        — Я должен был сказать тебе эти слова еще в тот момент, как ты показал мне вход на кухню, — оспаривает Казутора, все еще с трудом принимая такие, в какой-то мере, интимные комплименты. — Здесь мне даже не пришлось делать чего-то необычного.        — Комната не появляется, если человек намерен совершить в ней плохой поступок, — качает головой Чифую, и Казутора действительно удивляется, потому что на уроке им такого точно не рассказывали. — Еще более важным считается то, что Комната никогда не впускает плохих людей, — продолжает Мацуно, делая шаг на встречу Казуторе, теперь подходя к Ханемии вплотную. — Поэтому ты потрясающий, Казутора. Самый потрясающий и прекрасный человек, которого я когда-либо встречал.       Еще никогда в жизни Казутора так сильно не хотел отвести свой взгляд, как в эту самую секунду, однако он держится через силу, потому что в глазах Чифую он видит безграничную искренность, а от приятных слов парня хочется совсем стыдно разреветься.       Всю свою школьную жизнь Казутора слышал в свой адрес много слов, но все они были совсем нелестными, из-за чего принимать комплименты Ханемия совсем не умел. И все же Чифую старался сделать ему комплимент при абсолютно любой возможности, даже если это было что-то незначительное, но для Казуторы это значило слишком многое.       Желание обнять Чифую появляется снова, потому что Ханемия уверен, одними словами он не сможет передать весь уровень его безграничной благодарности, но на пути становится страх, который останавливает его. Страх все испортить, страх, что Чифую все поймет не так, страх, что Казутора создаст странную и неловкую атмосферу, которая разрушит все, что есть у них сейчас. И этого хватает, чтобы задвинуть все свои желания на дальнюю полку подсознания и больше никогда не вспоминать о них. В жизни Казуторы у страха всегда было гораздо больше прав, чем у самого Ханемии, и это было до болезненного привычно.       Поэтому сейчас Казутора тоже делает несмелый шаг вперед, и продолжая держать зрительный контакт с Чифую, он произносит уверенное:        — Знаешь, встреча с тобой была лучшим событием, которое произошло со мной не только в этом учебном году, но и за всю жизнь.       Это оказывается неплохой альтернативой объятиям, потому что эти слова имеют огромный вес, и Ханемия ни за что в жизни не произнес бы их, если бы они не были полностью искренними. И, кажется, для Чифую ситуация также абсолютно понятна, потому что Казутора прекрасно видит, как глаза Мацуно начинают опасно поблескивать от подступивших к ним слез, из-за чего Чифую спешит усмехнуться, чтобы разрядить обстановку.        — Видел бы нас Ханма, наверняка сказал бы что-то смешное, — пытается отшутиться пуффендуец, быстро смахивая слезы пальцем и несколько раз моргая, чтобы убедиться, что он успокоился.        — А Ран бы с удовольствием подхватил, — соглашается Казутора, передергивая напряженными плечами. — Но знаешь, сейчас я рад, что мы с тобой вдвоем.        — Они тебе настолько надоели? — снова шутит Чифую, усмехаясь чуть громче, чем прежде, и Казутора усмехается следом, но все же отрицательно качает головой.        — Нет, просто я хочу вернуть должок.       И без лишних слов Казутора быстро двигается к музыкальному проигрывателю, который все это время был здесь не больше, чем интересным предметом декора. Но Ханемия быстро меняет это, доставая свою палочку и произнося заклинание, которое он выучил позапрошлым летом, и тренировал всего один раз, однако все получается с первого раза, и тихую теплую комнату наполняют первые ноты песни, которая все это время для Казуторы была своеобразным похоронным маршем.       Та самая песня, которая играла в тот момент, когда Казутора пробирался через толпу, чтобы пригласить Чифую на танец. Та самая песня, под которую Кейске украл у него шанс на счастливый вечер. Та самая песня, которую Ханемия собирался полюбить именно в этот момент.       Руку он протягивает уверенно, что совсем на него не похоже, а Чифую без лишних слов понимает, чего именно от него хотят, поэтому осторжно вкладывает свою руку в чужую, и Казутора притягивает его ближе, при этом немного боязно кладя руку на талию Мацуно, пока Чифую укладывает свободную ладонь на плечо Ханемии.        — Наверное, не подходящее время для признаний, но я совсем не умею танцевать, — вполне серьезно решает сообщить ему Казутора, на что Чифую смеется своим самым красивым смехом, роняя голову на плечо Ханемии, и прижимаясь к нему как можно ближе. В целом их позу вполне можно было считать за объятия, но мысленно Казутора продолжал напоминать себе, что они танцуют, и танец был весьма веской причиной держать Чифую в своих руках, как можно глубже вдыхая родной запах соленой карамели.        — Я тоже, — вторит Чифую, и Казутора хотел бы оспорить это заявление, но вовремя понимает, что не может.       Он не сказал Чифую, что видел их танец Кейске, значит и то, как прекрасно Чифую кружился в том самом танце он сказать также не мог, хотя, если честно, очень хотел, посто для того, чтобы сказать Чифую один из миллиона комплиментов, которые вертелись у него в голове.        — Но разве главное это не наслаждение процессом? — задает риторический вопрос Чифую, вскидывая голову, чтобы взглянуть на Казутору, и сейчас его лицо настолько близко к лицу Ханемии, что слизеринец может беспрепятственно разглядеть едва заметную россыпь веснушек на чужой переносице, при это пересчитав их, и наверное стоит отстраниться, но отчего-то так не хочется, и Казутора оставляет все в таком положении. — «Нивиске», — едва слышно произносит Мацуно, и в следующую секунду с потолка медленно начинают падать легкие снежинки, которые еще больше воссоздают ту атмосферу бала, а Казутора готов поклясться, что еще никогда в жизни он не чувствовал себя настолько счастливм, как в этот самый момент.       И когда они медленно танцуют под музыку, не считая минуты, голова Чифую удобно покоится на груди Казуторы, а Ханемия носом утыкается в светлую макушку парня, теряясь в запахе карамели, он не сдерживает тихое «мне так хорошо с тобой сейчас», в ответ получая мягкое и немного сонное «мне с тобой тоже».       Где-то далеко, совсем слабым эхо отдается голос Кейске, который словно сломанная пластинка произносит приевшееся «мне, кажется, нравится Чифую. Очень сильно», и как бы сильно Казутора не пытался это заглушить, ему не удается сделать это до самого утра.

***

       — Давайте поживее, ребятки, у нас сегодня уйма работы! — громко объявляет профессор Кетллберн, с привычной ему энергией, которая как и обычно льется через край. Его длинная мантия тащится за ним по полу словно шлейф от бального платья, и он то и дело дергает ее за край, чтобы стряхнуть пыль. — Страница триста девяносто четыре, второй параграф снизу!       Сегодня Казутора едва открывает учебник. В целом уроки Зельеварния входили в почетный «топ-5» его любимых предметов, потому что зелья, на удивление, шли у него довольно хорошо. В кабинете всегда было тепло, его котелок для варки был всегда самым чистым, и даже утрированное веселье профессора Кетллберна казалось Ханемии забавным, в то время как многих оно выводило из себя.       Но сегодняшний день не задается с самого утра, потому что Ран забывает завести будильник, из-за чего просыпаются они в самый последний момент, когда Изана вбегает в их комнату и громко орет «завтрак закончится через пол часа!» Собираются они впопыхах, и завтракают на скорую руку, после чего едва не опаздывают на урок Защиты от Темных искусств. Из-за раннего и внезапного подъема Казутора ощущает острую необходимость как можно быстрее оказаться в своей теплой кровати и поскорее провалиться в сон, поэтому на уроках он сегодня невероятно рассеянный, хотя Ран и Ханма выглядят в разы хуже его.       Поэтому в даный момент, когда Зельеварение было последним уроком в расписании, Казутора вовсе не горел желанием варить очередное зелье, потому что для этого в первую очередь надо было думать, но сегодня это казалось непосильной для него задачей.        — Мистер Хайтани, страница триста девяносто четыре! — прикрикивает мужчина, но Казутора прекрасно видит, что Ран засыпает на ходу, поэтому Ханемия достатет свою волшебную палочку, взмахивая ей над учебником друга, сразу же открывая его в нужном месте. — Спасибо, мистер Ханемия. Итак, кто прочитает мне тему сегодняшнего урока?        — Никогда не думал, что скажу это, но нужно было послушать тетку Изаны, когда она говорила, что курс Зельеварения нам абсолютно не нужен, — почти неразборчиво выдавливает из себя Ханма, пока Ран и Казутора кивают, потому что сил нету даже на банальное «да».        — Разумеется, Амортенция не способна создать любовь. Считайте это таким же законом, как и Закон Трансфигурации Гампа, — громко рассказывает профессор, даже довольно усмехаясь со своего гениального сравнения. — Любовь невозможно сымитировать, потому что ни одна магия не смогла разгадать тайну человеческой души и человеческих чувств. Нет, этот напиток просто вызывает сильное увлечение, вплоть до одержимости, но он никогда не будет способен влюбить кого-то по-настоящему, и если кто-нибудь из вас, не приведи Мерлин, захочет воспользоваться им, знайте, что вы совершите самый эгоистичный поступок во всем мире магии!        — Ну это явно не будет более эгоистично, чем завтрак, который заканчивается в девять утра, — бубнит себе под нос Ран, и Казутора вновь не может с ним не согласится.        — И несмотря на то, что это зелье является самым опасным и коварным из всех возможных зелий в истории магии, у него есть одно интересное и, на мой взгляд, полезное свойство, ради которого оно стоит того, чтобы его изучали, — рассказывает Кетллберн, начиная расхаживать туда-сюда, при этом немного пружиня при каждом шаге.       Обычно Казутора любил шутить с Ханмой и Раном на тему того, что их профессор каждый раз примеряет на себя образ персонажа из какого-то магловского фильма, и их любимым развлечением было то, где они пытались угадать, чью роль мужчина будет отыгрывать сегодня. Однако в эту минуту все, на что способны слизеринцы, это держать свои глаза открытыми, о каких-то шутках не может идти и речи.        — Одна из главных, и, как по мне, интересных примет этого любовного напитка — запах, особый для каждого человека, связанный с тем, что ему дорого. Проще говоря, если сейчас вы испытываете к кому-то любовный интерес, то зелье наверняка будет иметь для вас запах, который ассоциируется у вас с вашим возлюбленным.        — А если я не влюблен? — на весь кабинет спрашивает парень из Гриффиндра, тут же выбивая несколько смешков из других учеников.        — Значит, мой друг, зелье будет пахнуть для вас как что-то дорогое вам, пусть это будет детская игрушка или ваш одеколон, в этом вы уже разберетесь сами.        — У Такаши очень приятный парфюм, пахнет чем-то свежим, — довольно тянет Ран, и наконец сдается, складывая руки на парте, а после роняя на них голову и окнчательно закрывая глаза.        — Мы могли бы обойтись и без этой информации, — беззлобно, но жутко уставше отвечает ему Казутора.        — Так вот почему у тебя изменился запах! Мы теперь нюхаем не тебя, а парфюм Мицуи, — с чуть большей энергией начинает шуточно возмущаться Ханма, усмехаясь. Для шуток про отношения Рана Шуджи всегда готов был найти энергию.        — Просто перестань меня нюхать, а то знаешь, я могу подумать, что ты в меня влюбился, раз замечаешь даже такие мелочи, — тоже усмехается Ран в ответ, все еще не открывая глаза, пока Ханма слабо ударяет друга по ноге под партой.        — На приготовление у вас будет два с половиной часа. И напоминаю, что основным, на что я буду ориентироваться, являются наличие перламутрового блеска и пара в виде спиралей! — громче обычного объявляет профессор Кетллберн, из-за чего Ран даже подскакивает, резко поднимая голову, и выбивая тем самым из Ханмы слабый смешок. — Однако не спешите расстраиваться, если у вас ничего не выйдет, потому что это зелье высшего уровня сложности, и не все состоявшиеся волшебники способны приготовить его идеально. Удачи!        — Прекрасно, варить непонятно что два с половиной часа, и оно может вонять грязными носками, — недовольно бурчит Ханма, поднимаясь со своего места, чтобы отсесть за свое рабочее место, пока Казутора начинает медленно доставать все необходимые ингредиенты, при этом то и дело зевая.       Для приготовления приворотного напитка понадобятся: яйца пеплозмея; тысячелистник; майоран; ключевая вода; крысиные хвосты; отвар травы душицы…        — Крысиные хвосты?! — доносится до Казуторы удивленный возглас Рана, и Ханемия вполне согласен с другом, набор ингредиентов выглядит совсем не романтично. Однако он продолжает подготавливать все по списку, кривясь на пункте «желчь крупной жабы», и отодвигая необходимою баночку на самый край стола.       И дальше Ханемия работает словно в трансе, при этом до конца не веря, что он смешивает все правильно.       Первым делом он наполняет свой котелок при помощи «Агуаменти», после чего ставит его на подготовленный огонь, сразу после переходя к следующему пункту. Чаще всего Казутора любил сперва полностью читать весь рецепт, и только потом приступать к работе, что в целом было правильно, но сегодня его вовсе не волнует, если зелье провалится, потому что Казутора не испытывал романтических чувств за всю свою жизнь, а прожить без запаха его десткой игрушки в виде тигра Ханемия был вполне способен.       В кипящую воду Казутора осторожно добавляет три капли желчи, и заранее подготовленную смесь толченого майорана и тысячелистника (20 на 10 грамм, точно по рецепту из учебника). Лакричный пион Казутора шинкует так быстро и ловко, что и сам удивляется своим способностям, а после он лениво подпирает голову рукой, помешивая варево в котелке строго по часовой стрелке.       Как замечает Ханемия, у его друзей дела продвигались примерно также медленно. Ханма, который в целом был не особо силен в зельях, уже заливал в котелок сок дремодена, хотя Казутора видел, что это идет последним пунктом. Наверняка Шуджи действовал по своему любимому принципу «зачем делать все по порядку, если оно все равно варится в одном месте». Хайтани же, в отличие от Шуджи, следовал инструкциям на уровне Казуторы, однако клевал носом больше, чем остальные, из-за чего его рука, мешавшая зелье, резко останавливается, пока Ран без какого-либо зазрения совести спит сидя, и Казутора еще никогда не завидовал другу так сильно, потому что сам Ханемия мог заснуть только в полностью лежачем положении.       Крысиные хвосты Казутора измельчает с ярким отвращением на лице, стараясь даже до них не дотрагиваться, а три яйца пеплозмея и душицу он, по невнимательности, добавляет на полминуты раньше, и все же каждый выполненный пункт приближает его к концу, что не может не радовать. Когда следующим шагом Казутора видит спасительное «помешивать зелье против часовой стрелки не меньше сорока минут», он тут же заколдовывает свою специальную палочку для Зельеварения, чтобы она мешала варево самостоятельно, а после откидывается на стену позади себя и прикрывает глаза, надеясь, что это хотя бы немного сможет восстановить его энергию.        — Двигайся, — раздается над головой, но Казутора даже не спорит, когда пододвигается чуть вправо, позволяя Рану устроить голову на своих бедрах и растянуться на длинной лавке. Свою стеклянную палочку для мешания он заколдовал также как Казутора, и теперь они оба могли позволить себе подремать.        — Где Ханма?        — Этот болван как всегда поспешил, из-за чего у него все выпарилось, и он начинает заново, — объясняет Ран, и все, что успевает сделать Казутора, это слабо кивнуть, прежде чем провалиться в полудрему.       Но, как Казутора и думал, если день не задался с начала, то он не задастся и в середине, потому что подремать ему совсем не удается. Стена под спиной жесткая и холодная, в кабинете слишком душно, а бубнеж остальных учеников отвлекает, не давая возможности заснуть.       Ханемия чувствует себя еще более уставшим, чем прежде, и за работу он берется с еще меньшим рвением, но единственное, что спасает эту абсолютную катострофу это то, что ему осталось выполнить последний пункт, и он с неимоверной радостью заливает в котелок сок лиан дремодена, после чего над зельем моментально начинают завиваться розовые спирали, а на его поверхности появляется перламутровая пленка.       Но самым ярким, что выделяется для Казуторы, является запах, потому что он до конца не верит, что чувствует именно его.       Сладкий, теплый, с едва различимыми нотками чего-то приятного и вкусного. На то, чтобы поверить в это, Ханемия тратит не меньше минуты, и все же он это признает, потому что из котелка абсолютно точно исходит запах соленой карамели и клубничного чая, запах Чифую.        — Так, ну что тут у вас, мистер Ханемия, — интересуется профессор Кетллберн, который наверняка заметил розовые завитки со своего учительского места. — Розовые спирали из дыма, потрясающе. Перламутровая пленка, прямо как в книжке, просто чудесно. А запах чувствуете? — с нескрываемым интересом спрашивает мужчина, на что Казутора совсем неуверенно кивает, потому что он все еще думает, что ему это кажется, или он неправильно сварил чертово зелье. Потому что его Амортенция не может пахнуть Чифую, это просто смешно. — У вас абсолютный талант к зельям, мой мальчик, уникальный и абсолютный. Всем внимание, настоятельно рекомендую подойти и посмотреть на зелье мистера Ханемии, потому что сварено оно у него на оценку «Лучше превосходного!» Поздравляю, мистер Ханемия, и не смею вас больше задерживать.       А Казутора ждал этих слов как самого заветного подарка на праздник, поэтому он не глядя закидывает свои вещи в портфель, а после кидает быстрое «удачи» друзьям, и вылетает из кабинета быстрее новой модели «Нимбус», сбегая в подземелье.       Ему просто нужно поспать, убеждает себя Казутора, стараясь оказаться как можно дальше от кабинета зельеварения. Он просто не выспался, поэтому и придумал себе все эти запахи!        — Просто усталость, — бормочет себе под нос Казутора, когда наконец доходит до спален Слизерина и называет пароль. — Надо обязательно поспать, — повторяет он себе как мантру, откидывая портфель в самый дальний угол комнаты.       Но упасть на заветную кровать и забыть сегодняшнее зелье у него не получается, потому что на подушке его ждет уже знакомая птичка из бумаги, и несмотря на всю свою усталость Казутора улыбается, осторожно дотрагиваясь до зверюшки и поднося раскрывшуюся записку ближе к лицу. «Я знаю, что вы сегодня проспали, и ты очень устал, поэтому хорошенько отдохни. Я мог бы подождать завтрашнего дня и спросить у тебя лично, но подумал, что ты будешь рад снова увидеть Moineau de Papier. Встретимся в Выручай-комнате завтра после ужина? Сегодня я был у Винки, и она сказала, что приготовит нам крампеты с разными вкусами. Я буду очень рад снова провести с тобой время) Чифую»       Под одеяло Казутора забирается все с той же абсолютно глупой улыбкой на губах, пряча записку под подушку и решая, что он ответит на нее после того, как проснется, и ответ там будет точно положительным.       А зелье… Теперь Казутора более чем уверен, что запах Чифую он почувствовал из-за той ночи в Выручай-комнате, которая стала для Казуторы важным и дорогим моментом. В конце концов, Чифую был очень дорог для него как друг, поэтому в этом не было ничего странного.       Потому что Казутора не влюбился в Чифую, он знал это наверняка, и никакое глупое, пусть и идеально сваренное, зелье не могло заставить его сомневаться в этом.