банальности

после того происшествия в музыкальном классе все будто бы возвращается в прежнее русло. чонгук по обыкновению всматривается в розовые облака, в белоснежные, в лилово-красные, в чернильные и серебристые. он отполировывает до блеска взглядом каждое небесное тело, пока не исходит время его пребывания вне дома. а дома он утыкается носом куда-нибудь, лишь бы забыть о недостижимом хоть на пару часов. после происшествия все будто возвращается в прежнее русло. гул весны наполняет его старшую школу девичьим заливистым смехом и заразительным хохотом галерки. ветер вздымает плиссированные юбки и разбрасывает цветы и пыльцу повсеместно. чонгук этому событию не очень рад — аллергия спускает его на землю, как бы сильно не хотелось ему наслаждаться этой порой. фильтр для носа слегка спасает ситуацию. после — все будто возвращается. но: — гук-а, ты домой? — негромко интересуется юнги, подлавливая чонгука, переобувающегося возле шкафчиков. он вздрагивает от неожиданности, роняя кроссовку. завешивается волосами, пунцовея, когда слышит беззлобный смешок, и задевает пальцами руки юнги, протягивающие ему обувь. теплые и слегка шершавые от сухости. почти такие же, какими он их иногда представлял. — да, спасибо, — кивает чонгук, обуваясь окончательно и накидывая ветровку на плечи. с сожалением отмечает про себя, что придется дать круг обратно в супермаркет, когда они придут в конечный пункт. сегодня определенно праздник: никогда прежде не ходили домой вместе так, чтобы не по раздельности друг за другом, как составы поезда. они выходят на улицу, каждый повесив сумку на плечо. чонгук случайно замечает лепестки сакуры у себя под ногами, а затем поднимает голову вверх. розовые лодочки кружатся в этом лазурном море, то ускоряясь, то замедляя ход. — красиво сегодня, да? парень поворачивает голову к мину и обомлевает: тот широко улыбается, сощурившись от солнечных лучей, теряющихся в его угольной шевелюре. сердце заходится от волнения, и чонгук забывает ответить на заданный вопрос. тело плохо отвечает сигналам мозга, поэтому он отворачивается обратно и с трудом размыкает каменную челюсть, просто потому что нуждается в том, чтобы чем-то занять растянувшуюся неловкую паузу: — ты похож на капрала леви, юнги-ши. — прошу, не называй меня так, — сразу же отсекает тот. чонгук вскидывает брови, пытливо глядя на мина. он не совсем понимает, как «так», поэтому с осторожностью подносит зажженную спичку к пороховой бочке: — ладно, юнги-ши. тебя, наверное, достали этим сравнением. скептическое хмыканье легко срывается с миновских губ, и ослепительная улыбка тотчас меркнет. чон двигается с места, не дожидаясь, пока юнги догонит его. может тот вообще решил не идти с чонгуком. как же хорошо, что на спине не отражается перекошенное лицо неудачника. стоит ли промаху по-барски располагаться в его теле и вытирать ноги о ранимое сердце? наверное, мин не захочет больше с ним ходить вместе, потому что чонгук тупой как пробка. и раздувает из мух слонов. — хен? можешь называть меня хеном? или юнги? юнги-я? — повышает громкость повеселевшего голоса мин. кашляюще смеется — чонгук отчего-то смущается еще больше. потрескавшаяся губа жуется крупноватыми зубами — лишь бы скрыть облегчение. лишь бы. — пойдем домой вместе, хен? — исправляется чонгук и скрещивает руки за спиной, запрокидывая голову вверх. солнце приятно печет в лоб, а запах весны проникает в него все больше и больше. юнги перекидывает свою руку через его плечи, примешивая к цветочному запаху еще и свежесть одеколона, и гундосит: — так-то лучше, гук-а. юнги явно пытается его засмущать — думается чонгуку, когда он украдкой ворует образ оголившихся из-за дунувшего ветра пирсингованных ушей. почему-то собственное имя музыкой льется из уст мина, несмотря на кучу препятствий-согласных. юнги для чонгука — сам весь ходячая музыка, которую хочется постоянно мурлыкать себе под нос, слышать в акустическом объеме и в тишине проживать каждую неозвученную ноту. даже если мир и попытается отрицать обратное, юнги — определенно его музыка.