банальности

— проходи внутрь, мой юный падаван. дверь открывается перед носом чонгука, показывая глобально не изменившуюся с последнего визита квартиру. глобально поменялся только он сам — все-таки столько лет прошло с момента, когда их родители бросили затею пытаться сдружить своих маленьких мальчиков-интровертов. (и пусть ему только шестнадцать). защелкнувшаяся дверь возвращает парня в реальность — он растерянно моргает, стоя посреди чужой прихожей. он перманентно чувствует себя не в своей тарелке — на эмоциональных качелях чон катается с завидным профессионализмом. изо дня в день он удивляется периодам неожиданной смелости, когда собственные мизерные желания подтачивают выдержку настолько, чтобы набраться смелости подколоть юнги или ущипнуть, к примеру. остальное же время — стесняется сказать или сделать что-то не так. — а это нормально, что мы у тебя? — чонгук неуверенно оглядывается на одноклассника и когда видит, что тот непонимающе хмурит брови, добавляет: — не будем мешать домашним? — а-а, — юнги чешет затылок рукой, — не парься, никого у меня сегодня нет. дом полностью в нашем распоряжении. зачем-то чонгук мычит полувопросительно-полуутвердительно и улыбается наиглупейшим образом — прикрыть вновь сказанную тупость. к счастью для него, мин не зацикливает внимание на промахе чонгука. никого нет — значит безболезненно, но, скорее всего, временно пропущен этап неловких родительских разговоров о том, как же чонгук быстро вырос и жаль, мальчики, что вы только сейчас начали общаться теснее. дурацкая мысль вертится на языке, и чон, не отдавая себе отчета, тянет, рассматривая бежевый потолок: — был бы я девчонкой, начал бы подозревать, что ты меня не только игре на фортепиано собрался научить. юнги хлопает его по плечу, едва усмехаясь, и хрипло басит, подходя ближе: — время не тяни, а? раздевайся. защитная дерзкая улыбка вспыхивает на губах, в то время как сердце потихоньку сходит с ума. щеки припекает так, словно чон на солнце обгорел, но он оголяет зубы в оскале и весело парирует: — з-заставь меня. ему определенно до одурения нравится эта загрузка на лице юнги, думающего над ответом, которая доводит почти до эйфории в момент, когда мин с постной рожей ему выдает: — я купил твои любимые пончики, и если ты сейчас же не разуешься, я буду медленно и со вкусом их есть. чонгук, из рук вон плохо сохраняя самообладание, сжимает губы, чтобы не спросить «откуда ты знаешь» или не дай бог, не усмехнуться, когда они стоят друг напротив друга с этой угрозой, повисшей между. и неотрывно смотрят друг другу в глаза. прихожая залита наполовину солнечным светом — они находятся в самой темной ее части. но даже там чонгук видит, как этот самый свет наполняет глаза юнги. являются ли те лишь отражением его собственных, он уверен, блестящих глаз — чонгук не узнает: юнги почти сразу смеется, заражая своим кашляющим смехом и его. чонгук не узнает. и все же хочется думать, что этот взгляд, даже если и неосознанно, предназначен ему.