Пелена

      Может и стоило изменить отношение к той ситуации, в которой оказалась Маруся, но унылое небо, до безысходности серое и неизменное в своей тяжести, отражалось такой же глубиной серого унылого океана безразличия в Марусиных глазах. Небо не позволяло взбодриться, держало в расслабленном состоянии, без желаний, стремлений.       До девушки дошли слухи, что в тоннелях Кишки Тёмные сталкеры выбили Грех. Решение примкнуть к братьям и сёстрам возникло само по себе, даже не подвергалось сомнению. Будто кто-то вложил это в её голову неотложным приказом.       После расставания с сестрой Маруся обитала всё так же на Лесопилке Затона среди зомбированных, иногда прикидываясь одной из них. Вернулась, потому что не знала, куда идти. Вернулась, потому что возникло навязчивое желание похоронить сестру. Чтобы отогнать скуку, Маруся вела беседы с теми, кто ещё был в силах поддерживать разговор. Оказалось, что не все зомбированные теряли дар речи и могли какое-то время поддерживать более-менее интересную беседу. Известный на Затоне       Зомбированные сталкеры сбредались потихоньку к Лесопилке, без видимой причины. Маруся всегда разделяла понятия «зомбированный» и «зомби». Первые — кисельные, разжиженные мозги, обработанные излучением пси-установок, контролёра, попавшие под Выброс и выжившие в нём. Рубец — единственный источник пси-энергии в этой локации. Вторые — ожившие по прихоти Зоны мертвецы, некоторые вполне спокойные, но большинство агрессивные.       Выброс, фортель Аномальной Зоны, штука интересная. Попав под него Марка стала зомбированной, Маруся — тёмной. Маруся решила поделиться с Вовкой, свеженьким зомбированным, неудачно прошедшим через аномалию Рубец с просроченными таблетками от Сыча, своим намерением добраться до Кишки и влиться в ряды тёмных.       — Тем-но… Пу-ухто-о... — Вовка долго подбирал слова, но Маруся умела ждать. Тем более, что пока она никуда не торопилась. Некоторые звуки он не выговаривал, выбил зубы отлетевшим от гравиконцентрата камнем, брошенным по сталкерской привычке будучи уже зомбированным, да и язык был неповоротлив и непослушен. — Там т удна-а.       Девушка почесала нос большим пальцем, достала из нагрудного кармана пачку синего Бонда, обмененного на полный автоматный рожок у новичка. Она тогда требовала невскрытую пачку так, будто это была спасительная аптечка. Курила редко, хватало надолго, о палеве дымом она не беспокоилась: крупные мутанты на запах сигареты не придут, с мелкими она могла договориться. Закурила, предложила Вовке. Вовка не отказался, непослушными пальцами взял сигарету и неуклюже вставил в рот. Из дыры в щеке потянулась струйка сизого дыма.       — Сложно што ли? — Предложила свой вариант Маруся. Видимо Вовка сдавал позиции и соображал хуже.       — Хто ли. — Парень сделал попытку затянуться, струйка дыма вышла из щеки и ещё чуть ниже ключицы из под одежды. «Наверно попал в перестрелку», — подумала девушка и решила терпеливо ждать. — О ни в … У Хоса ина. Им слох но. Хосаин хыой. — Она старалась вычленить смысл из мешанины звуков. Не так давно у Маруси появилась гипотеза, что зомбированные, если их раскрутить, расскажут нечто, неподвластное пониманию здоровых, будто у них есть доступ к незримому хранилищу информации, может быть и самой ноосфере. И они не только объясняют случившееся, но и могут дать намёк на будущее. Неожиданно рука Вовки легла на колено девушки. — Мне бойна, Мауса, — слова дались с трудом, но зомбированный произнёс их без запинки, словно заучивал, — дай кхана…       — Нет, — отрезала Маруся, сообразив, чего захотел от неё Вовка, — ходи ещё.       — Бойна-а, Мауса, — завыл Вовка, выронив сигарету. Остальные зомбированные останавливались, устремляя взгляды на них двоих. Вовка тем временем сполз с трухлявого бревна, служившего лавкой, и, моля, опустился на колени перед Марусей, положил свою голову на её колени, невзирая на протесты. Казалось, он плачет, только вот слёзы не текли. — Бойна-а, Мауса. — Получилось громко. Окружившие пару зомбированные, не все, кто были на Лесопилке, но добрая половина. Они смотрели кто на Марусю, кто на Вовку, и в замутнёных уцелевших глазах читалось… Сочувствие? Неужели большинство из них, не только Марка, понимают, что с ними происходит, кем они были и кем стали. — Па ласта-а. — Вовка уткнулся лицом в колени девушки, выставляя незащищенный затылок. И больше ничего не говорил, лишь постанывал так, что слепыши за трубами на западе подхватили некстати воем его стон.       — Я не палач, не священник, мне тоже больно, — ответила Маруся, — к тому же, ты не сказал мне своё мнение. Вовка мотнул утвердительно головой, показывая, что говорить ему больше нечего на самом-то деле.       — Не могу я… — прошептала Маруся, но Вовка уходить не собирался, ему-то торопиться некуда.       Под взглядами, ожидающими развязку, Маруся сидела на бревне и гладила зомбированного по плешивой голове с гниющей кожей. Что в них плохого она видела раньше, почему не жалела их? Отчего сейчас, когда он просит её от избавления, она медлит. Почему запах разложения не щекочет ей ноздри, куда потерялся рвотный рефлекс?       «В дёсны еще поцелуйтесь», — сама о себе подумала девушка.       Гранаты не было. Маруся достала из ножен на голени охотничий нож с желобком на клинке и зазубринами. Перехватив прямым хватом рукоять, она не картинным манёвром, когда театрально взмахивают оружием, а спокойно, даже чуть медленнее, чем нужно, вогнала у основания черепа, направляя к макушке. Провернуть по часовой стрелке лезвие у неё не получилось, слишком тяжело, а вот помешать, как лопаткой по сковородке, удалось. Вовка не дёргался, не сипел, не хрипел на прощание, он просто продолжал спокойно лежать, пуская на марусины штаны раскисшую мозговую жижу.       Никто из зомбированных не набросился на неё, никто не вскинул оружие наизготовку. Маруся подумала, что не такие зомби и плохие, как иногда кажется. Или иногда они не такие, как кажется в остальное время. А может у них есть своя религия, вот только Маруся — не их мессия, не избавитель и не спаситель. Она уже уходила в подобной обстановке из лесничества. Точнее, убегала, оставив в непослушных руках сестры гранату. Сейчас же она спокойно шла, прихватив из тайника на чердаке амуницию. Вовка заронил в её мыслях сомнения, стоит ли идти в к Кишке? О каком хозяине он говорил, и почему тот злой.       Она ловко обходила аномалии, иногда пинала какие-то дешёвые артефакты, чуяла мутантов за много метров и обходила, чтобы избежать стрельбы. Но больше всего она старалась не пересекаться с людьми. С теми, которые живые. Вид у Маруси был мало отличим от зомбированной, хотя броня была добротно залатана, а оружие - начищено. Но она выглядела отвратно: короткие, спутанные волосы, осунувшееся лицо, круги под глазами, — если по отдельности и можно было вычленить что-то человеческое, то воедино она была ближе к свежему зомби с его серой кожей. И Марусе в принципе не хотелось сталкиваться с людьми.       Отличались Тёмные от остальных сталкеров тем, что мутировали, но при этом в большинстве своём выглядели как люди. Каждый тёмный был не похож на собрата, но при этом был сродни ему. Как будто Зона экспериментировала, удачно или нет, надо подумать. Кому-то она дала три глаза, кому-то руки удлинила, у кого-то отняла зрение, а кто-то внешне остался, каким был. Но все получили способности, которые на Большой земле называют супергеройскими.       Что лучше для Зоны, а что для человека: стать мутантом в человеческом обличье, как тёмные, или пытаться остаться человеком в мутировавшем теле, как снорки, контролёры, изломы, шатуны… Хотя, шатун — это скорее копия человека, слепленная из чего-то, и сдобренная сознанием того, с кого её скопировали.       Маруся иногда впадала в философские размышления, вела беседы сама с собой, диспуты. И длиться это могло долго.