Звёздочка

Громыхание и крушение раздавалось повсеместно, создавая кашу звуков, отражающуюся от стен и несясь дальше. Потолок падал прямо на голову, а пыль застилала глаза, щипало и хотелось чихать. Но, в общем-то, было ли ей хоть какое-то до этого дело? Да. Потому что она очень злится, у неё всё болит, плохо ощущается всё вокруг. Нет ничего, что беззаботная Звездочка может подогнать под любимую категорию «просто»: не получается просто отлежаться, ибо трясёт, не получается сосредоточиться, так как вопли и скрежет сбивают, выбешивают, не получается помочь самой себе, потому что эфирный фон выкручивается от влияния акумы и ломит не только тело, но, кажется, даже аура тяжело лежит на плечах и давит-давит-давит. Ведомая лишь чувствами, покачиваясь из стороны в сторону подобно кукле, девушка шла. Рядом с ней семенила адская тварь, капая смоляной слюной на каменный пол. Она оглядывалась на каждый шорох и кидалась в каждую тень. Их звал надрывный вой души, запертый в железном плену, а не густой железно-зеленоватый туман, что лёгким шлейфом полз по раскрошенному камню, тянулся и смешивался с пылью. — Ты сильная? Третий уровень мерзок изнутри, но душа навзрыд просит любить её. Если бы могла, она бы билась в этой клетке, словно птичка. А так, каждый её крик — невообразимой мощи удар, просьба о спасении — ненависть и азарт, слёзы падающие в пустоту, есть топлево-сила этой твари. — Будь я глуха, мог бы ты быть мне угрозой? — Зияющий проклятый глаз стал её раскрытием и подписанным договором. Всего лишь краткосрочная сделка. — Тогда такой мусор заслуживает только смерти! — Фас. Аллен тяжело шагает, но не беспокоится. Твари не надо повторять дважды, несмотря на свой маленький размер, гончая была хороша. Бритвенными зубами она откусывала части-запчасти и те как лохмотья летели стороны. Заставляла верещать механическое создания в такт с душой. Теперь хорошо. Теперь правильно. Теперь акума понимает и ощущает боль во всех аспектах. Теперь чей-то эгоизм, переходящий все границы, наказывается в полной мере. Можно сказать, что это точно-точно делает его ближе к живым? Как бы да, но сейчас ей немного не это интересно. Вот совсем не это, хотя Наву она напишет и об этом. — Я тут поняла кое-что. Ну, почему ты капризничаешь. Удивлённый Бак неверяще смотрел, как одна псина дербанила акуму на фарш — весьма успешно, к слову — дёрнулся, когда ведьма села на обломок стены рядом с ним. Ловко невиданное существо уходило от ударов, молниеносно атаковало и отравляло чёрной жижей, что капает из пасти, заставляя броню расползаться нелицеприятным жужевом. — Экзорцисты стали чуть-чуть достойнее внимания. — Проклятое создание уже даже не могло поднять своё тело, громко скрежетало и дергалось. Но не могло превозмочь непревозмогаемое, Аллен улыбнулась и, взяв маленький камушек, перекатила его между пальцев. Простенькое заклинание увеличения закрепляет формулу и камень летит в акуму. — И я скажу тебе это. Слушай же. И вернись ко мне. — Девушка видела перед собой не обломки стен, грязь и страдание. — Я. Не. Экзорцист. — Леденящий шёпот пронёсся громче крика. В глазах жадность и безумие смешивались, расцветая детской радостью. В звенящей тишине и вспышке света Аллен как будто растворилась и рассыпалась тысячью искорок и огней. Гомерический, громогласный хохот вперемешку с цепями скрыло визг-скрежет, единственное, что мог издать сейчас ломающийся акума. — И никогда им не стану. Ведь путь мой не может быть известным даже мне. Всего лишь одна моя прихоть. — Указательный палец с когтем тыкает акуму в лоб и тот со вздохом облегчения растворяется в лёгком рисунке креста. Тело, выточенный металл, фигуры и энергия растворились, оставив огонёк плясать на конце когтей. — И орды тварей хлынут в этот мир. — Лёгким выдохом отправив душу дальше, Аллен приложила руку к груди, где мерно билось сердце. У Фоу и Бака нет слов. Где это было видано, чтобы поводом возврата был отказ от принадлежности к экзорцистам! Где это видано, что чистая сила вообще себя так вела?! Мягкие ленты обвивают два тела и Аллен бессовестно смеётся в такт Чистой силе, чей гротескный хохот впивался в стены, оседая в горле потаённой опасностью. — Верно. Помни всегда кто ты есть, а не кем тебя хотят видеть. Костлявая тварь громко клацает зубами и сдавленно-довольно-сыто хрипит. Она видит заброшенный шатёр и свисающие ленты-путы. Там железные каблучки отстукивают задорный ритм и призывно хохочут бубенцы. Не бойся быть любимой этим миром. Ведь пока нас помнят, мы живы. Пока в нас верят, мы существуем. — Уолкер, ты понимаешь, как это было опасно?! — голос Бака взвивается вверх испуганной пташкой, но взгляд… Взгляд, прикованный к перьевой накидке, что нежным мягкими светом струилась по плечам, был напуганным, вопрошающим, требующим и что-то ещё. — Аха. Бак, в этом наша разница. — Проведя руками по мягким перьям, девушка облегчённо выдыхает. Одной проблемой меньше. Ей действительно легче, хотя тело начинает опять тяжелеть, а голова гудеть. Остропалая серебряная рука касается подбородка и холодит кожу так, что свидетель необычной картины вздрагивает. — Вы боитесь смерти. Ведьмы и колдуны, видевшие грань, не умирают же в каком-то смысле. — Смотря в глаза-драгоценности, руководитель Азиатского отделения понял, что сейчас с ним делятся чем-то важным. Объясняющим. — Тело растворяется, разум крепится к душе и становится сущностью. Так можно существовать без физической оболочки. Золото-фиолетовые глаза сияют в прорезях смеющейся маски. А она слышит хохот и ругань. — Так можно раствориться в небытие. — Когтистая рука нежно проводит по щеке пальцем-когтем и трепет волосы. — Так можно быть ничем и всем одновременно. — Определённая форма бессмертия. Но, скорее всего, это уже точно не человеческое существование. — Как будто сошедшая с фантастических картин, Аллен была светла, устала и по-своему лохмато-уютна. И одновременно с этим пугающа. — Бак. Просто знай, на будущее. Не заставляйте меня ничего делать. Я не хочу показывать, как могу быть печальна и яра… — Она не схватила его за шею, просто окинула острым взглядом, где мелькнула серая нотка, и этого было достаточно. Мужчина почувствовал, как к горлу прижалось эфемерное лезвие. Я не союзник. Говорили её действия. Мне всё равно. Слышалось вторым подтекстом. Не подчинюсь. Взгляд ожесточается. Вам не найти на меня управу. Таится в уголках вежливой улыбки. — Я понял… Воздух замирает комом в горле, пальцы слегка дрожат, а девушка перед ним не похожа на ту, что недавно лежала в плачевном состоянии. Внутри подымается возмущение, но тут же исчезает. Слишком опасно, чтобы вызвать к совести. Тонкие сухие губы оставили поцелуй на лбу и дышать сразу стало легче. Пока поднимался, он ощущал, что ему становится всё легче и легче. Раны заживали, боль уходила, разум прояснялся. Бак Чан удивленно уставился на ведьму, но та уже всецело была занята Чистой силой и Фоу. Будто кошмар, что длился целую ночь, оказался несусветной глупостью и оказался так легко стёрт. Буквально на зубок одной странной собаке, нервно думает Бак, неотрывно смотря в глаза-прорези. Осмотрев руки и не увидев ни одной ссадины, руководитель медленно моргнул. Что это было? На развалинах Аллен засмеялась троящимся голосом и, переставив ноги, крутанулась и закружила в странном танце, или это она так просто шла пританцовывая, а рядом с ней бежала довольная, но страшная тварина. Пела на старых языках, или просто бормотала, и плела магию там, где должен проливаться только свет Божий и знания только его. Но кто может велеть ей остановиться? Он? Бак уже не может ей ничего предъявить, так как долг за спасение отдан спасением, а за лечение лечением. Фоу? Уже не в счёт, она только приходит в себя. А больше и некому. — Не грусти, Бак. В этом нет ничьей вины. У всего есть подоплёка. И так странно. Почему орден никогда не задумался вопросом «Почему»? Вы же ученые. Но растерянно смотря в удаляющуюся спину, мужчина не мог понять, о чем говорит Аллен. Что «Почему?» Где конкретика?! Где объяснение того, что сейчас произошло?! — Ох уж эти… — шипит Чан и выходит из развалин. Нужно организовать и успокоить людей. Нужно проанализировать ситуацию. Нужно убедиться в безопасности. Нужно успокоиться. «Нужно не думать», — мрачно размышляет Чан и старается не слышать смех. Странный, полусумасшедший, отдающий горечью и иронией. Как будто кто-то очень опытный, усталый и уже немного поехавший только что дал очевидную подсказку. Но таких людей, к сожалению, тут нет. Провалы в собачьем черепе блестят огнём и гончая уходит обратно на свободную сторону, пока Аллен качает ногами и слушает вопли в своей голове. — До чего прекрасное утро. Последняя выходка с весёлой походкой и полуобморочным бредом далась ей особо тяжело, но гончая не подвела, быстро нашла теплое и сухое место, где ведьма позволила себе расслабиться. Мягкие перья обнимали так похоже, дарили знакомое иррациональное присутствие рядом с собой.