Звёздочка

      Первое, что Аллен сделала, когда очнулась, так это попыталась прикрыть болящие глаза руками. Но руки особо не слушались. Тело вообще не слушалось. Веки не хотели открываться, ноги шевелиться. Дышать и то было трудно. Вся тушка была тяжелее свинцовой статуи. Хрипло выдохнув и закашлявшись, Аллен обессиленно заскулила от переполняющей в груди тяготы. Она чувствовала только боль и жжение в перевязанных глазах. К боли притесалась паника, так как она не чувствовала ничего и никого знакомого.       — Она проснулась!       — Пульс! Он как бешеный!       — Боже… У неё сердце инвалидное, а она тут такое развела. Успокоительное и снотворное сюда!       Что ж. Она жива. Каким-то чудом, но жива, вот что мелькнуло перед тем, как вновь провалиться в темноту, полную шуршания лепестков и листьев. В следующий раз она смогла открыть глаза. Но тут же пожалела. Над ней склонилось что-то прозрачно-голубое, по форме — смесь рыбы и лошади. И это явно не Келпи.       Медленно поднявшись и посмотрев на девушку, что, кажется, уснула пока сидела с ней, Аллен медленно моргнула.       Она ни капельки не понимает, что здесь происходит.       После встречи с Бак Чаном и его объяснений ведьма хотела взвыть. Комуи ведь из доброты душевной рассказал, что она не экзорцист, а консультант, да? И Чан счёл своим долгом рассказать, какие опасности могут ждать девушку на пути. Заткнуло его только после слов о том, что она ученица Мариана Кросса. Коротыш пыхнул недовольством, но рассказал, как она осталась жива. Потому что дыру в сердце даже инициация не исправит, это ясно даже ей.       Зыркнув ещё раз в зеркало и судорожно выдохнув от собственного взгляда, девушка кивнула. Кажется, она соглашалась на обследование. Отлично.       Ей нужно заглянуть глубоко внутрь и понять, как так? Ей нужно убедиться. Но не получается.       Казалось бы, её и правда ждут, вон даже тень в зеркале опять мелькать начала, но она не может заглянуть в потемки собственного разума, что выбивало землю из-под ног. Это наводило на панические мысли, но пока она держалась. Старалась по крайней мере.       А потом ей показали, во что превратилась её Чистая сила.       Она была так потеряна. Зелёная пыль не собиралась в руку, но была послушна другим желаниям. Перемещалась не единым потоком из одного конца в другой и даже принимала очертание других форм.       — Поздравляю с прохождением последнего этапа.       Это был первый раз, когда учитель сам связался с ней и Аллен нервно сминала одной рукой покрывало. Она сидела с неестественно ровной спиной и смотрела в глаза учителя. Ядрёно-алый рубин сиял во тьме ночи, что стелилась за спиной колдуна мягким покрывалом. Мариан не любил, когда его ученики проходили последний этап, хоть и знал его необходимость. Очень неприятно думать о том, что на другом конце света человек, в которого ты вкладывал силы, скован страхом и задыхается в последних объятиях. Мужчина буквально с половины обучения наносит рунный стафф невидимыми чернилами и шепчет заговоры, знакомит седую с другими учениками, хотя этого не должно быть.       — Посмотри мне в глаза Аллен. Порадуй меня.       Аметрин ровными гранями блестит от света свечи, играя тенями, двигая золото и фиолет.       — Прекрасно. Прекрасно. — Качая бокал вина, Кросс следил за ученицей. — Кто?       — Учитель, хотите поиграть в хорошего родителя, так поздновато уже.       — Кто?       Тихий, почти змеиный шёпот заставляет вздрогнуть, а свечу вспыхнуть красным пламенем.       — Я хочу поблагодарить человека, подарившего мне третий фиолетовый камень. Аметрин тебе подходит, Аллен. Так скажи мне, кто?       — Удовольствие Ноя.       Мариан Кросс не умеет заботиться о детях. И уж тем более проявлять свою заботу нормально. Поэтому в своё время с другими учениками они решили, что прямое отсутствие учителя в их жизни — это и есть его забота. За ним тянется шлейф акума, долгов, обязанностей, исследований и других серьёзных дел. И как только мужчина отпускает своих птенчиков, то забирает с собой и эти проблемы.       Но вот явление колдуна в жизни вновь — это нехорошо. Но и не то чтобы плохо. За странным проявлением заботы следует не странное проявление недовольства. В основном на тех, кто окружает его детей. И как на них влияет.       Отставив бокал в сторону и растворив в стакане какую-то смесь водой, мужчина протянул его во тьму. Худая рука с множеством колец-браслетов ловко взяла посуду и утянула во тьму. У него много учеников на самом деле. Но Аллен восьмое бедствие. Восьмой повод быть недовольным, что кто-то юный видел что-то за гранью. Что прошлась по грани и чуть не канула в небытие. И да, их философия предполагает, что смерть — это не конец. Но чтоб вас всех. У него свои планы на всех его детей и ранняя кончина ни у кого не вписана, а больше, чем планировать вообще, колдун не любит поправлять свои планы. Даже если это многое упрощает. Но иногда мироздание упрямо подкидывает проблемы и коррекции.       Сжав губы и отведя взгляд в сторону, Аллен судорожно вдохнула. Гнетущая атмосфера и недовольство Кросса обнимало за плечи и лизало хребет холодным языком. Несмотря на огненность учителя, колдун всегда тыкал их носом в то, что холод это всего лишь отсутствие тепла.       Конец инициации говорит о многом.       От желания жить, до способности убежать от смерти.       Для Мариана конец инициация — это подписаться в своём несчастье. Он видит, как к руке ученицы ластится в несколько раз больше мелких существ, как они нежно трутся о напряжённое запястье и мягко покусывают тонкую кожу, но без разрешения ничего серьёзного не делают. Ведьм фиолетового камня не так часто можно встретить. И это большая удача, ведь за ними идут монстры, твари и прочие не-люди. Кровь их, как вино, а эмоции нектар.       Мариан нервно усмехается. Вот же ж любимчик судьбы. Это третий ученик с фиолетовым камнем; Амель и Аметист, Алима и Александрит, и вот — Аллен и Аметрин. Он уже может немного подождать пока последнее дитя окрепнет и вести этих троих к ближайшему прорыву. А оттуда они сами орды тварей вытащат. И те за единственную капельку крови будут как дрессированные собачки прыгать на задних лапках. Хотя нет, им даже вытаскивать никого не придётся, сами повалят. Главное процесс контролировать.       Выдохнув сигаретный дым, мужчина устало прикрыл глаза. В его ковене не было нормальных боевиков, чтоб вас. Даже он сам, пусть и решил отдать всего себя своей стихии, но как-то… Не срасталось. А вот на необычных персонажей, которые в будущем становятся ещё необычнее — это пожалуйста, это мы можем. Один другого краше!       — Хорошие детки.       Дернувшись и глянув через плечо, Кросс почувствовал, как закололо виски. Фамильяр в противовес ему довольнее кота, нажравшегося честно сворованных сливок.       — Аллен. Больше никакого неоправданного риска. Отправлю к Акрину, будете вместе пузыри пускать со дна морского.       Улыбка трогает тонкие губы. Нервная улыбка.       Ага. Не в их профессии. И не с её везением. В переводе на человеческий: о ней просто беспокоятся и просят быть осторожнее.       — По что вам морской народ не угодил, такую проблему им отправлять?       Связь обрывается и девушка выдыхает.       Ладно. Смотря на безумный оскал тени в зеркале, Аллен передёргивает плечами. Последний раз дядюшка принимал такой вид будучи очень злым на неё, когда она переборщила с практиками по контролю воды. Но сейчас она не может спуститься! Она правда хочет, но не может.       Медленно перебирая гребешки недо-дракона пере-ящерицы, девушка смотрела на меняющийся цвет окраса.       — Вкусно тебе, да?       Тварюшка, щедро откусившая от её эмоции, довольно перевернулась, подставляя животик.       Дернув скулой и сощурившись, Аллен тихо прошипела что-то ругательное и почесала мягкую чешую. Она достаточно старалась, чтобы занять такое положение и увеличить свой шанс именно на фиолетовый камень. И теперь она будет пожинать плоды своих действий.       Грустно ли ей от этого? Нет. Просто сейчас она в довольно… Ладно. Ей просто отвратительно от всего вокруг. Смотря на парящий за стенками рой песчинок, Аллен чувствовала безысходность.       Ту самую, когда она потеряла Ману. Ту пустоту, что обнимает и давит на тебя, втягивая и впитывая в себя, проникая глубоко внутрь.       Она чувствует, как где-то глубоко в сознании, в темных чертогах её разума горит ярость Музыканта. Он также не знает, что случилось и почему он не может услышать ответа ни от кого. А незнание порождает волнение. А волноваться Неа Д.Кемпбелл умеет только с размахом и психами.       Медленно опустившись на пол и прикрыв сияющий в темноте взгляд, Аллен погружалась в медитацию.       Ладно. Это не первый раз, когда она не может заглянуть в собственный разум. Это не первый раз, когда она чувствует клокочущую ярость в душе, что мешается со звенящей тишиной и нервностью. И далеко не последний.       Нужно понять, почему она выжила и одновременно с этим смогла привлечь внимание Монстра настолько, чтобы её спасли.       Что-то ускользает от неё. Что-то до боли очевидное.       Магия зашевелила тени и из тех полезли разного рода твари. Её смятение привлекло внимание монстров, куда опаснее всех предыдущих и куда жаднее. Но они и знают больше. Так может… Нет. Она пока не сможет остановить и познать полёт их мысли.       Чувствуя, как склизкий язык облизывает руку, а в черных провалах вместо глаз не видно ничего. Аллен щедро отдаёт костлявой гончей эмоции, но ни капли желанной крови. Это слишком ценный ресурс. Но зверюге достаточно. В ней нет ума, но есть захудалый разум. Она залезает передними лапами на колени и смотрит в стенку.       Аллен всё ещё в азиатском отделении Чёрного ордена. Её беспокоит, что тут нет пробоин в мир иной, но вся постройка будто выщерблена из страданий и застарелой боли. Это отвратительно. Казалось, тут есть хорошие люди, позитивный лад, у всех-всех есть цель для будущего.       Так почему? Почему, смотря на стены, она видит лица перекошенные в страданиях. Почему в звоне немного пыльного воздуха есть ноты тревога. Почему. Ей. Хочется. Сбежать?       Схватившись за грудь, Аллен зажмурилась и глубоко задышала. Лишь бы не зарычать. Костлявая гончая выдохнула и медленно поднялась, осматриваясь. Ища источник беспокойства ведьмы. Но нельзя прокусить что-то эфемерное, даже такой твари, как эта. Что-то, совершённое давно, что-то, что не может быть изменено.       Тихая ярость размазалась и дала огонь для чужой, пришлой. Гнев, разрывающий душу, взбеленил и, окликнув тварь из-за грани, девушка медленно поднялась.       — Негоже больным игнорировать гостей, что пришли их проведать.       Злато-фиолетовый, казалось, шевелился в радужке, словно в калейдоскопе, меняя рисунок сияющего взора.       Кто, как не Нои могли прислать сюда акума?