Красный бархат

— Для начала я сделаю пару пробных снимков, просто чтобы знать, как настроить свет. Юнги долго возился с лампами, постоянно посматривая на свою модель и на то, как на лице играют меняющиеся тени. А Чимин стоял, переминаясь с ноги на ногу, и явно чувствовал себя не очень уютно. Он не знал куда деть свои руки и, в конце концов, сунул их карманы, выглядя при этом еще более неуверенно. А Юнги, завороженный, только и смотрел, как тень от студийного света подчеркивает аккуратные черты лица, как простая белая рубашка, расстегнутая на две верхних пуговицы, выдает здоровую худобу, делая парня похожим на модель, и как темно-серые брюки обтягивали бедра. Он мысленно одернулся, не позволяя себе слишком долго засматриваться, и постарался остановить свою фантазию хотя бы на бедрах. Выходило пока-что не очень. Юнги быстро переключился от всяких непристойных мыслей к тому, зачем они все-таки пришли, и заметался в поисках камеры. — Как я и думал, отличный свет. А сейчас замри. Юнги сделал несколько снимков и сразу для себя решил: как бы Чимин его не умолял, он вряд ли сможет заставить себя их удалить. Даже такие фото, когда Юнги всего лишь вспоминал нужные настройки камеры и экспериментировал с освещением. После нескольких щелчков Чимин отмер, начав постепенно менять положение рук и тела, и, кажется, он нагло врал, что не умеет позировать, потому что выходило безумно красиво. Камера его любит, и сам он смотрит в объектив маняще, как на человека, которого желает раздеть. — Можешь прислониться плечом к стене? — едва концентрируя мысли на композиции, попросил Юнги. Он смотрит непонимающе и робко прислоняется плечом. Не тем. — Нет, другой стороной. Чимин, словно специально, облокачивался на эту несчастную стену, как только можно, но не так, как было нужно. Юнги оставил камеру висеть на шее и подошел, слегка касаясь его плеч, чтобы самому подвинуть Чимина, и даже сквозь ткань он чувствовал горячую кожу и то, как напряглись его руки. Юнги стоило огромных усилий не думать о таких желанных прикосновениях, не думать о его томном взгляде и о том, что возможно, Чимин всего лишь дурачка из себя строил, чтобы сократить такое бесконечно огромное расстояние между ними. Он прервал поток нескончаемых пожирающих его опьяняющих мыслей, направив энергию в съемку. — Прислони руку к лицу. Нет, не эту. О Боже… — даже то, что Юнги на себе показал ему позу, не помогло сделать так, как надо. — Не понимаю, — он по детски надул губы, скрывая подступающую ухмылку, — покажи мне, хен. Юнги шумно сглотнул, выдохнул, успокаивая разбушевавшиеся фантазии, и сделал к нему шаг. Вид его ладони, такой миниатюрной и хрупкой, в руке Юнги, казавшейся сейчас непривычно огромной и мужественной, мог свести с ума. Он поднес руку к лицу Чимина, поправляя каждый палец, на что модель покорно слушалась, и пальцы его тут же застывали в нужном положении. Находясь непозволительно близко к модели, Юнги воспользовался моментом и позволил себе заглянуть в его глаза впервые за все время пребывания в студии. Вблизи они казались еще красочнее и безумнее, цветными крапинками отражая студийный свет и переливаясь всевозможными цветами, что теперь глаза вовсе перестали казаться просто карими. «Похоже, в этом омуте черти уже устроили отвязную вечеринку. Еще немного и у них начнется оргия» — подлые, будоражащие нутро мысли пронеслись у него в голове. Но не может этот взгляд предназначаться Юнги. Не может он так легко и быстро понравится Чимину, как Чимин нравится ему. Не веря, что впервые в жизни мог получить желаемое так просто, он вмиг отбросил сладкие обнадеживающие мысли. Но все же ему потребовалась небольшая передышка, чтобы усмирить предательски неспокойное сердце, и он дал знак Чимину, упорно делая вид, что ему срочно понадобилось поковыряться в настройках фотоаппарата. Вдох. Выдох. Когда сердцебиение вернулось в привычный ритм, а мысли частично вернулись к обдумыванию фотосъемки, Юнги взглянул на Чимина и увидел, что тот присел отдохнуть в кресло, обитое красным бархатом. Неожиданно Юнги вспомнил, чем его вообще зацепило это место. Красной бархатной мебелью. Еще на этапе выбора студии, увидев на фотографии огромную, кричаще-алого цвета кровать с балдахином, что любому другому человеку показалось бы до одури пошлым, Юнги лишь решил для себя — красный цвет должен всецело принадлежать Чимину, и только ему. Взгляд его, речь, жесты — все это окрашивалось красной акварелью на холсте его мыслей. Цвет огня, бутонов роз, крови и… Секса. Он указал на кровать, жестом прося Чимина переместиться туда. Тот на секунду смущенно замешкался, что-то обдумывая, и, кивнув собственным мыслям, уселся на край и принял расслабленную позу. Юнги поставил маленький переносной прожектор куда-то за кровать, настроил высоту штатива и переключил на красный. Он попятился, отходя на нужное расстояние, и наконец взглянул на все через объектив. Внутри все вмиг перевернулось. Это выглядело даже лучше, чем он думал. Резкий красный свет обрамлял его лицо и танцевал бликами в сумасшедших глазах. Настроение явно переменилось. Чимин тут же отдался камере, а Юнги только и оставалось, как преследовать этот образ и успевать запечатлеть быстро ускользающих от камеры чертиков во взгляде. Фотограф, не раздумывая, перешел в портретную съемку, сфокусировавшись на этом манящем, околдовывающем взгляде. Чимин, прекрасно осознавая все сексуальное напряжение, витающее в воздухе между ними, уже окончательно поддался безумному настроению и плавно принял лежачее положение. Юнги и сам не заметил, как оказался над ним, упираясь коленями в кровать по обе стороны от своей модели. Он возвышался над Чимином, держа в дрожащих руках камеру, и просто наблюдал. Но маленькая подлая прядь светло-русых волос незаметно выбилась из прически и теперь портила весь кадр. Юнги робко протянул руку, и, не позволяя себе так открыто и нагло его касаться, все же сперва спросил. Шепотом, почти одними губами, но Чимин понял его скромное «можно?», и утвердительно промычал. Лишь только кончиками пальцев, едва касаясь, он нежно провел по его лицу, смахивая прядь со лба. Контраст вечно холодных рук Юнги с горячей кожей сводил с ума. Чимин слегка приоткрыл чувственные пухлые губы и смущенно отвел взгляд в сторону. Он положил руки над головой и воротник его рубашки стал топорщиться, обнажая ключицы. На шее серебром поблескивала тонкая цепочка, маня взгляд дальше, под одежду. Юнги не давала покоя эта рубашка. Он вдруг подумал, что было бы куда красивее, будь она расстегнута еще на одну пуговку. Красивее, естественно, для композиции, а вовсе не для него — так он себя мысленно оправдывал. Он стал чуточку наглее, повертел пальцами маленькую пуговицу, слегка оттягивая ее на себя, и, как будто бы случайно, палец его проскользнул под рубашку, украдкой коснувшись нежной кожи. Чимин едва заметно вздрогнул. И только после этого Юнги спросил разрешения. Получив утвердительный ответ в виде слабого кивка, он расстегнул первую пуговицу, лишь слегка обнажая грудь. Но даже этого хватило, чтобы по телу прошла волна жара. Фотограф нехотя оторвал взгляд от часто вздымающейся груди и вновь уставился в камеру, внимательно и строго изучая кадр, сделал пару снимков, но так и не почувствовал себя достаточно удовлетворенным. Он знал, что может лучше. Что должен лучше. Юнги суетливо завертелся по сторонам, раздумывая. Чего-то явно не хватало. Он неожиданно кое-что вспомнил, подорвался с места, обронив краткое «замри», и принялся искать сумку, с которой он сюда пришел. Отыскав, он, довольный собой, взял в руки тонкий, полупрозрачный шифоновый платок черного цвета. Юнги и предположить не мог, что этот аксессуар действительно сегодня пригодится. — Могу ли я завязать тебе глаза? — произнес он, удивляясь, как же дико это звучит. Чимин, до этого действительно послушно замерший в одной позе, боясь пошевелиться, повернул голову, с любопытством разглядывая невесомую лоснящуюся ткань в руках Юнги. Лицо его украсила еле заметная улыбка. Он покраснел, тут же отводя взгляд. — Прекрати обо всем спрашивать. Давай договоримся: если я чего-то не захочу, я попрошу тебя остановиться. Если я молчу, значит мне все нравится. «Нравится? Он действительно так сказал?» Мягкая ткань приятно скользила по коже. Он сложил платок в несколько раз, чтобы ткань потеряла свою прозрачность, и принялся завязывать Чимину глаза медленно, замирая от каждого его вздоха, а слова его все не выходили из головы. «Значит ему нравится такое» Нельзя, просто нельзя было Чимину говорить такое. Юнги боялся, что, позволив себе чуть больше, уже не сможет остановится. Но тут же с головой его захлестнуло чувство азарта. Насколько же далеко ему позволено зайти? Юнги, забравшись обратно на кровать, сделал еще несколько снимков, расстегивая после каждого кадра по пуговке, уже нарочно все более нагло касаясь Чимина. Тот вздрагивал каждый раз, шумно выдыхал, но молчал. Будто бы ему самому интересно, куда это все может привести. С каждым щелчком затвора Юнги все меньше интересовала камера. Она все равно не способна передать то, что здесь творится. Когда ни одной нетронутой пуговицы не осталось, Юнги распахнул несчастную рубашку, жадно рассматривая каждый сантиметр обнаженного тела. При каждом глубоком рваном вдохе проступали очертания ребер, и Юнги хотелось расцеловать каждое по очереди, но он сдержался и всего лишь провел рукой по напряженному прессу, подмечая приятный на ощупь рельеф мышц. Он никогда бы раньше не подумал, что такое стройное красивое тело может принадлежать кондитеру. Сердце уже давно перестало качать кровь в мозг, направив все усилия на некое другое место. Юнги вновь поднес к лицу камеру, чтобы сделать снимок, но не вышло. Карта памяти заполнена. Фотограф лишь обронил тихий смешок. В сумке была запасная, но ни малейшего желания идти за ней и продолжать фотографировать не было. Юнги тихо отложил камеру куда-то в сторону, где она не могла бы им помешать, и просто наблюдал, как красный свет обрамлял маняще приоткрытые губы, ключицы, соски, пресс. Взгляд спускался все ниже и ниже пока не дошел до пряжки ремня. Юнги уже было протянул к ней руку, как Чимин все же заговорил, от чего сердце тут же пропустило удар. — Я не слышу звуки камеры, — голос его едва заметно дрогнул. — Потому что я ее убрал, — ответил Юнги практически шепотом, так и замерев с протянутой к нему рукой. — И что же ты собираешься делать? — То же, что и раньше. Надеяться, что ты не попросишь остановиться. Чимин резко сел, ахнув, и Юнги сразу испугался, что действительно услышит эту просьбу. Но тот слепо протянул к нему руки, обвил ими шею, запустил пальцы в волосы на затылке, и тут же притянул его к себе, вовлекая в страстный долгий поцелуй. От неожиданности Юнги забыл, как дышать. В груди все полыхало огнем. Он едва нашел в себе силы, чтобы осознать происходящее. Все это казалось слишком нереальным. Чимин целует его. Даже во снах он не осмеливался представлять такое. Они целовались долго, страстно, до боли прикусывая друг друга. Юнги изучал желанное тело, лаская руками каждый сантиметр, не в силах насытиться им. Он хотел Чимина так сильно, что из последних сил боролся с безумным желанием грубо взять его здесь и сейчас, и с каждой секундой все больше проигрывал в этой внутренней борьбе. Чимин опередил его в стремлении поскорее изучить чужое тело на ощупь, и рука его плавно сползла вниз, к чужой ширинке. Шустрые пальчики ловко расстегнули брюки и нетерпеливо скользнули под одежду, оглаживая разгоряченную возбужденную плоть. Раздался тихий протяжный стон, и Юнги лишь спустя секунды осознал, что издал его сам. Удивительно, с какой легкостью ему снесло крышу от одного лишь прикосновения, но такого желанного, еще больше сводящего с ума. Юнги впился в шею Чимина, подобно голодающему веками вампиру, оставляя яркий, насыщенно-багрового цвета засос на его безупречно светлой коже. Чимин шумно выдохнул, промычав что-то совсем невнятное. — Хочу… — тихим хриплым голосом протянул он. — Что хочешь? — при взгляде на раскрасневшиеся от поцелуев губы, на нежную ткань, закрывающую глаза, Юнги едва помнил о необходимости дышать. — Хочу сделать тебе приятно. Юнги на секунду обомлел. Не успел он до конца осознать сказанное, как Чимин уже аккуратно стянул с него брюки чуть ниже прямо вместе с бельем и робко обхватил член, изучающе ощупывая. Он довольно ухмыльнулся, сжал покрепче и провел пару раз по всей длине, большим пальцем едва ощутимо огладив головку. Движения были то напористыми и уверенными, то нежными и неторопливыми. Эта дразнящая прелюдия казалась Юнги мучительно долгой, тело охватила легкая дрожь, а из-за напрочь сбитого дыхания уже кружилась голова. — Понравилась новая игрушка? — усмехнулся он, заметив самодовольную улыбку на лице Чимина. — Понравилось бы больше, будь она у меня во рту, — шепчет он Юнги в самое ухо, обдавая горячим дыханием. По спине прошла лавина мурашек. Крышу сорвало окончательно. Чимин явно наслаждался, дразня все больше и больше. Он был совершенно не похож на себя, такого милого и скромного кондитера, открываясь для Юнги совершенно с новой стороны. И теперь он, такой раскрепощенный и страстный, завладел Юнги еще больше, околдовал его и похитил душу. Тот, как под гипнозом, встал с кровати, утягивая за собой Чимина. — Тогда на колени. Ему было на удивление приятно почувствовать некую власть. Чимин, лишенный возможности видеть, послушно опустился перед ним, слепо протягивая руки к заветному. При виде этого Юнги получал какое-то искреннее садистское удовольствие. Полный контроль возбуждал еще больше. Он почувствовал легкое прикосновение горячего влажного языка, и не мог не думать о том, что этого уже недостаточно. Чимин, делая все очень медленно, словно сам провоцировал на легкую грубость, и Юнги, сам на себя не похожий, схватил его за волосы, притягивая его голову и вынуждая взять в рот целиком. Кровь в венах будто обратилась расплавленным железом, когда Чимин начал двигаться сам, все более резко и быстро. Но стоило разжать пальцы и убрать руку с затылка, как он тут же замедлялся, отстраняясь, медленно и дразняще водя языком. Юнги хотелось взвыть от захлестывающих эмоций, но вместо этого он подхватил эту игру, сжал покрепче светло-русые волосы и, рыкнув, резко притянул обратно. На этот раз Чимин взял еще глубже, и Юнги почувствовал как проникает в его узкую глотку. Чимин сказал, что хочет сделать приятно. Но очень зря не предупредил, что умеет делать это хорошо. Слишком хорошо. Кажется, Юнги действительно перестал дышать, иначе почему ему стало казаться, что он вот-вот умрет. Погибнет от этой безумной близости, от безумной раскрепощенности Чимина, от их игры в подчинение. В голове промелькнула мысль, первая ясная и четкая за все это время: никогда и ни с кем ему не было так приятно, как здесь и сейчас. Ему хватило нескольких глубоких толчков, чтобы ощутить подступающую лавину наслаждения. От дрожи в руках волосы Чимина путались между пальцев, а в уголках глаз собралась влага. Но эта односторонняя игра резко разонравилась Юнги. Очень эгоистично было бы только получать удовольствие, нисколько его не доставив. С трудом себя пересилив, он потянул Чимина за волосы, заставляя его отстраниться. Член вышел с громким влажным звуком, а стекающая слюна ниточками тянулась от приоткрытых губ, поблескивая в красном свете. Только сейчас, опустив взгляд ниже, Юнги заметил, что Чимин уже ласкает себя нетерпеливо. Казалось, он вот-вот кончит только от этого вида. Его останавливало лишь желание сперва сделать приятно Чимину. Он развязал платок, узлом собравшийся на затылке, и мягкая ткань нежно скользнула по раскрасневшимся щекам перед тем, как медленно опуститься на пол. Несколько мгновений потребовалось Чимину, чтобы привыкнуть вновь видеть этот ярко-красный мир. Он взглянул на Юнги снизу вверх, невинно хлопая ресницами в немом вопросе, словно только что не заглатывал член так умело, как какая-нибудь порноактриса. А Юнги лишь вцепился взглядом во все те же манящие блики в бездонных озерах глаз, на время позабыв, что хотел сделать и зачем вообще прервал их. Обрывки мыслей кружились в голове, сознание, казалось, слегка померкло. Он протянул руку, провел пальцами по влажным губам, и Чимин тут же игриво их прикусил, возвращая фотографа к реальности. Юнги притянул его к себе, ставя на ноги, обвил его руками, сжал так крепко, словно никогда уже не выпустит из объятий. Они потянулись друг к другу одновременно и тут же слились во влажном развязном поцелуе. Долгое время стоять на коленях не очень удобно, и ноги Чимина подкосились от усталости и крупной дрожи. Они повалились вдвоем на мягкую кровать, даже не успев осознать, что вышло это случайно. Юнги торопливо и страстно целовал его шею, оставляя на коже россыпь небольших засосов, а горячие ладони Чимина блуждали по чужому телу, спускаясь все ниже. Сильные пальцы Юнги нашли и обхватили оба члена, и рука быстро и влажно заскользила между их разгоряченными телами. Чимин чуть ли не вскрикнул от резких и грубоватых движений, и его громкий протяжный стон растворился в их поцелуе. Он сплел их пальцы вместе, сжал их ладони еще крепче, провел второй рукой по спине Юнги, оставляя ногтями красные полосы, отчего тот только сильнее зверел, ускоряя темп. Их горячее шумное дыхание слилось в единую любовную песнь. Их раскаленные дрожащие тела ощущались одним целым. Еще пара резких движений — Чимин всхлипнул надрывно, выгнулся дугой под тяжестью чужого тела, и несколько крупных белесых ручейков покатились по их сжатым пальцам. От этого вида у Юнги все плыло перед глазами. Спазм удовольствия разрядами тока прошелся от кончиков пальцев до каждой клеточки его тела. На секунду он словно оказался внутри солнца. Миг — и солнце вдруг погасло, осталось лишь его тепло, успокаивающими и расслабляющими волнами охватывающее тело. Он обессиленно уронил голову на плечо Чимина, а тот лишь ласково огладил его по голове, играясь с непослушными прядями. Какое-то время они лежали молча, пытаясь отдышаться и прийти в себя, и эта спокойная тишина, хранящая в себе невысказанные чувства, понятные им обоим, нравилась Юнги. Он был готов лежать так с Чимином в обнимку хоть до самого утра. Или до самых выходных. Желательно следующих. Но осознание того, где они вообще сейчас находятся, пришло раньше. Юнги тут же вскочил, засуетился по комнате, отрыл в сумке пачку салфеток и щедро поделился ими с Чимином. — Оплаченное время почти истекло. Я боюсь, нас скоро придут выгонять, если мы не уйдем в ближайшие пару минут, — печально заметил Юнги, взглянув на экран телефона, когда все-таки решил выключить режим «не беспокоить». Он поднял глаза на Чимина, встрепанного, но довольного, все еще полулежащего на кровати, приподнявшись на локтях. Распахнутая рубашка была безнадежно измята, на ее краю виднелась пара влажных пятен. Это вогнало Юнги в краску, хотя пятна наверняка оставил он сам. Слова вырвались из него раньше, чем он успел о них подумать: — Все это так спонтанно вышло. Немного не предусмотрительно, — вся уверенность самца-доминанта выветрилась вместе с переизбытком эякулята, и к своему же удивлению Юнги почувствовал себя крайне неловко, — Я живу здесь недалеко. Мы могли бы поехать ко мне. Чтобы умыться и переодеться, ничего такого не подумай. Или думай. Если мы оба думаем об одном и том же… — Да, — просто и коротко согласился Чимин, прерывая так и не начавшуюся цепочку странных заигрываний, — хорошо. Они быстро привели в порядок себя и студию, стараясь придать всему свой первоначальный вид. Не прошло и десяти минут, как к ним заглянула работница студии, чтобы поторопить. Они, раскрасневшись и сдерживая шаловливые глупые смешки, распрощались с ней, вызвали такси, и уже очень скоро оказались дома. — Ванная там. Можешь взять мой халат. А я пока поищу тебе сменную одежду, — коротко объяснил Юнги. Он упорно сверлил Чимина взглядом, не понимая, стоит ли ему идти за ним или нет. С одной стороны, они буквально только что занимались любовью на казенной кровати, а с другой — они же не парочка какая-нибудь, чтоб, не сговариваясь, молча понимать, хотят они принять совместно душ или нет. Не хорошо же навязываться и вторгаться в личные границы, верно? А что если Чимин как раз этого и ждет? Юнги прервал поток мыслей и решил все очень просто — если Чимин обернется, перед тем как зайти в ванную комнату, он тут же пойдет за ним. А если нет, то оставит его в покое. Чимин потоптался еще немного в прихожей, оглядел обстановку, кивнул Юнги и зашагал в сторону ванной комнаты. Он замер на секунду перед открытой дверью, словно раздумывая о чем-то, но тут же шагнул внутрь и закрыл за собой дверь, так ни разу и не кинув заманивающего взгляда на хозяина жилища. Юнги обронил слегка разочарованный смешок и поковылял в направлении спальни в поисках сменной одежды. Сложив пару вещей в стопку на кровати, он направился на кухню и поставил вариться кофе. Скорее просто чтобы занять себя. Он совсем не был уверен, будут ли они вообще его пить. Чимин не заставил себя долго ждать. Он нашел кухню, казалось, просто по запаху кофе. Робко заглянув в дверной проем, он тут же радостно подметил, что не отказался бы от кружечки. Юнги тут же подорвался, достал пару чашек и разлил по ним напиток из небольшого чайничка скромной домашней кофемашины. Он обернулся и замер, увидев Чимина, вальяжно рассевшегося за кухонным столом. Тот растянул довольную улыбку, заметив на себе жадный взгляд Юнги, прекрасно зная, как соблазнительно он выглядит в большом банном халате, слегка распахнутом и обнажающим еще влажную после душа грудь. С кончиков волос падали мелкие капли воды, продолжая свой путь на плечах, которые он уже оголил. — Я думал, ты зайдешь ко мне, — протянул он своим сладким голосом. «Черт» — тут же пронеслось в мыслях Юнги, — «Я так и знал» — Но ты же не собираешься уходить? — с надеждой спросил он. — Даже не думал. Нес его Юнги на руках, или же они дошли до спальни сами, уже никто не вспомнит. Кофе медленно остывал на столе, всеми забытый. До самого утра они не покидали объятий друг друга. Но ночь имеет свойство заканчиваться, пролетать очень быстро. Особенно, если это ночь, проведенная с желанным человеком. Рассвет был неминуем, и сейчас солнце оказалось предателем, разлучником. Они собирались на работу почти в полном молчании, так и не осмелившись давать обещаний и вселять лишних надежд. Перед расставанием Юнги все же похитил у кондитера быстрый, мимолетный поцелуй, позже прокручивая его в голове весь день. И следующий. Все последующие дни, пока не наступила та самая значимая дата, благодаря которой они вообще умудрились найти друг друга в этом большом городе.