Вкус соли на губах

А кожа у Дафны карамельная. Карамелится она в лучах заходящего солнца - солнца измерения Водных Звезд. Не такое оно, как в нашей вселенной. В Магиксе солнце золотистое, улыбается весело, щедро протягивает каждой козявке свою широкую ладонь, греет лучами, зажигает надежду в сердцах людей, указывает путь, светит маяком в полнейшем мраке, является источником тепла и жизни на каждой планете. Солнца антимира холодно белое, невыносимое. Взглянешь на него - и выть хочется, сковырнуть белую склеру с глаз, полопать кровеносные сосуды, проткнуть длинным ногтем черный зрачок и смять разноцветную радужку, пока ожогом не задымился взгляд. Высокая здесь радиация, ужасающая. Солнце антимира не греет и не холодит. Здесь вообще температуры не ощущается. Ни холодно, ни жарко. Так и живут. Солнце антимира весь день висит в одной точке, не смещается, не закрывают его облака-испарения, ибо крепко держит свои воды Бескрайний Океан, не отдает. А потом наступает неуловимый момент - клонится к закату невыносимое. Смеется ли, имитирует своего собрата? Солнце антимира вызывает чувство безысходности, безнадежности, иррациональной тревоги. Только у людишек, пояснил Сиреникс. Бессмертные не испытывают эмоций в привычном нам плане. У них по-другому. Как? Это сложно объяснить, лишь почувствовать, когда достаточно долго пробудешь в водах Бескрайнего Океана. Дафна не спорит, ибо змей живет гораздо дольше нее. Умрет она - просуществует он еще сотни тысяч лет, пока не загорится небо пламенем, не пронесутся огненные вороны, не откроет Дракон золотые свои глаза вечные и не дыхнет пламенем своим, будет резвится Сиреникс в водах расширяющейся стихии. А когда конец света настанет? Сиреникс молчит. Видимо, далеко до него еще, раз не видит его в непрерывных потоках времени змей. Тем Дафне и спокойнее. Кожа Дафны карамелится. Персиковый румянец багровеет в лучах заходящего солнца, в закат играющего. Белокурые волосы золотятся, пляшут бликами, нежным пламенем вверх взметываются. Живительный огонь лижет принцессу Домино изнутри, касается сердца, легких, обжигает, гладит ласково, а Дафна согревается. Огонь - ее защита в антимире. Хоть и грозится выплюнуть он ее каждый раз, противится Сиреникс, шипит, входит в Дафну, рисует барьеры из соли, меняют суть ее, структуру. Сиреникс не позволит отцу своему отобрать эту девушку. Качает головой Океан, вздыхает: совсем умом змей тронулся, уж не очеловечился он, не заигрался с этой своей принцессой, не привязался к людям? Сиреникс холодно качает головой: нет и никогда. Люди для него, Сиреникса, песчинки, капельки, крохотный планктон в бурном течении, потоке, что водопадом срывается вниз и тонет в водоворотах. Сиреникс вечен, бессмертен, вечный спутник морских глубин и друг их лучший. Порой, чтобы не заскучать совсем, познает он красоту и невинность женских тел. Дафна - одна из многих, коих еще будут тысячи, хоть и, признаться, влечет его боле. Есть в ней что-то такое, что притягивает, манит, сковывает. Сирениксу приятно чувствовать себя связанным, умело имитировать покорность и склонять голову. Дафна знает, что змея не обуздать. Его это приводит в восторг. Есть что-то в этой Дафне. Безусловно, есть. Сиреникс будет заявлять права на свою добычу, пока не угаснет его интерес. Дафна под личной и сильной защитой змея. Морской бриз порывами дует в карамельное лицо, приносит влагу, свежесть, соленые брызги. Дафна лежит на горячем песке, вернее, предпочитает думать, что он горячий. Теплый, холодный - разница не ощущается. Похрустывает ласково белый, словно сахар, свежие сливки или нежный бисквитный крем, под карамельным упругим телом, что изгибается красиво, лоснится, испаряется с него влага, а огонь греет изнутри. Дафна лежит на голубыми сполохами переливающейся спине, боках змея, что хвост свой в Океан закинул, а морду на раскаленный песок вытащил и теперь притворно жмурится, словно горячо ему, и слушает, как не бьется сердце, как не пульсирует кровь в жилах, как не течет и не колыхается внутри ничего, лишь воздух свистит, вырываясь из раздувшихся ноздрей. И не понимает Дафна порой, с кем ночи свои проводит: с живым ли существом или энергией, по насмешке судьбы принявшей такую оболочку. - Порой мне кажется, что ты мертв, - замечает она, лениво так, не шевелясь и "греясь" на невыносимом солнце. - В тебе не бьется сердце, не пульсирует кровь. Ты не ешь и не пьешь. Не вырабатываешь семя. Ты вообще живешь? - А что ты включаешь в понятие "жизнь", та-что-смогла-спастись? - у Сиреникса, как и во многих случаях, ответ не ответ. Переливаются сполохами голубыми бока, бегут узоры, что на ногах обладательниц его повторяются, бледно-желтые на этот раз, ибо рядом со змеем Дафна, ее цвета принимает на себя змей. Узоры - первый, сполохи - второй уровень, и картинка двумерна, рябит в глазах, нимфа Домино часами готова сидеть и разглядывать ее. Каждый свое видит в теле Сиреникса, свои мысли, желания, образы. Сиреникс - энергия, с одной стороны, сила изначальная. С другой стороны, чистый Древний, и выдают эту сущность взгляд, повадки, характер, голос. Как Сиреникс появился? Возник из ничего, был зачат и рожден, выношен в теле, вызрен в яйце? Змей говорит, что появился в тот момент, когда людям понадобилось входить в Океан без боязни, понадобилась сила и мощь его, помощь. Не хотели люди запружинить, разлететься сотнями атомов по всему антимиру, не хотели усеять собственной кожей поверхность Бескрайнего, затянуть ее мутноватой пленкой. Люди же, хоть и Драконом ведомые, разъединяли миры, создавали измерение Водных Звезд. Уж не тогда ли зародился Сиреникс? Или еще раньше? - Жизнь - это... Это когда ты чувствуешь, дышишь, переживаешь, изменяешься, совершенствуешься, падаешь, совершаешь ошибки, ешь, размножаешься... - Торопишься, думаешь сердцем, а не разумом, вечно куда-то летишь, стремишься и не можешь найти покоя. Все мне противоположное. По твоему определению, та-что-смогла-спастись, я мертв. Я бессмертен. Я статичен. Не меняюсь. Не спешу. Расслабляюсь. Думаю. Солнце наше тревожит тебя, а мне дарит покой. Тебе безысходностью аукается, а мне - ничем. Тебя определяет подвижность, изменчивость, а меня - статичность, безгласность, - шипит змей. - Что ты за существо такое? - Дафна улыбается. - Впрочем, мне все равно. Веришь? Змей молчит. И нимфа молчит, ибо все они знают друг о друге без слов. Дафна, хоть и в тело семнадцатилетней девушки облачена, понимает, имеет мудрость и внутреннюю красоту женщины. Девушку легко сломать, надломить, а женщина способна удивлять. Женщин Сиреникс особенно ценит. Дафна понимает, что есть она для змея, а он знает, что ей это известно, и царит между ними странная гармония и мир. Правда, иногда ловит себя Сиреникс на мысли, что сделал бы он Дафну Древней, равной себе, но думает еще над этим. Может, и замолвит перед Аркадией словечко, когда покинет дух девушки бренное тело, скрывающее ее истинную красоту, но не подавляющее его желание, тягу. - Смерть для меня - это когда ты перестаешь существовать, - Дафна почему-то хочет продолжить диалог, не хочет прекращать странный и непонятный разговор. - Ты не перестаешь существовать. Просто переходишь в другую фазу, измерение, меняешь и освобождаешь свою сущность. - Но ты больше не свободен, а скован миром мертвых. - Ты становишься вне одного потока времени и попадаешь в другой, блуждаешь в Кристальном лабиринте и осязаешь свободу, - Дафна молчит, не спорит. Сиреникс древнее и, наверное, мудрее нее, больше знает и понимает, о чем говорит. Речи его плавны и тягучи, вязки и томны, но в то же время звенят и колыхаются всевозможными оттенками голубого. И лазурный, и сизый, и голубиный, даже небесно-бледный скользят там, а еще поразительно много серебристого, розового и какого-то... Фиалкового, даже. Кожа Дафны карамелится, под радиационными лучами меняет свой цвет. Кажется или... Или и вправду первый шаг к изменениям? Антимир любит глину, любит лепить, словно опытный гончар вращает на круге своем сырой материал и так и эдак, деформирует на разный лад, пачкает свои руки, трет о пыльный фартук, придает форму, закрепляет ее и ставит сушиться на солнце, чтобы затем любоваться и целовать разгоряченными сухими губами произведение свое. Соль разъедает, антиматерия добирается до атомов и меняет положение ядер и внешних слоев, а солнце довершает и закрепляет окончательную форму. Дафна вздрагивает, осознавая всю суть антимира. Сиреникс чувствует тревогу нимфы, но не шевелится, ибо знает, что Дафна познает-постигает суть его родного дома. Высоко в небе, почти под самым солнцем, летит огромная, с целый остров размером, птица Рух. Грозно кличет она, ревет сильнее шквалистого ветра, машет крыльями, словно девятый вал ходит по морю, торопится к ближайшей суше, чтобы снести яйцо, с дворец огромный размером. Вылупится из яйца птенец - неуклюжий, мокрый и беззащитный. Понесет ему птица Рух в когтях слонов и каркаданнов, кормить будет дитя свое, яростно заклюет любого, кто на жизнь его покусится. Вздрагивает Дафна, ибо боится птицу, способную легко раздавить ее в своем огромном клюве, но спокоен Сиреникс. Мифические существа безобидны, если не вставать у них на пути. Они живут себе вечность, нет дела им до каких-то людишек, мнящих себя пупами вселенной. - Знаешь, я хочу пойти в Алфею преподавателем, - наконец, собирается с мыслями Дафна, глядя вслед уносящейся птице. - Фарагонда предложила мне занять должность учителя истории магии. - Ты хочешь этого? - Сиреникс внимательно заглядывает в янтарные глаза, такие жидко притягательные, слабые, ничем не защищенные. Легко проткнуть их острым когтем и смять в размягченную влажную кашицу. - Да, - кивает Дафна. - Я была заперта между мирами двадцать лет, выпала из реальности, снова хочу теперь в ней прижиться, обустроиться. Пойти работать в Алфею - идеальная возможность изучить жизнь современного мира и посмотреть, насколько изменились феи. - Они не так уж сильно и меняются на протяжении столетий, поверь, - притворно зевает Сиреникс. Он точно знает, о чем говорит. - Рвутся, защищают и машут блестящими крылышками, что так легко вырывать из молочных спин. - Для меня и двадцать лет - большой срок. И поверь, они меняются, - хмурится нимфа. - Быстрее, чем ты только можешь себя представить. - Так по-человечески. - Да, по-человечески. Но я горжусь этим, знаешь ли, - улыбается Дафна. Сиреникс закатывает глаза, но молчит. Над Дафной нужно еще поработать. Основательно поработать. Но времени у него предостаточно, еще несколько десятков лет, если, конечно, нимфа не надоест ему раньше. Пока Сирениксу нравится странное притяжение, и он осторожно познает его, пробует на вкус. - А еще я хочу быть в курсе того, что происходит у Блум и ее подруг. Моя младшая сестра и остальные девочки, они... Постоянно во что-то вляпываются. Я боюсь, как бы они однажды не наткнулись на то, что не по силам им окажется. Особенно, учитывая то, что сотворил с ними Беливикс, и сделал ты. Мне страшно за Блум, потому что... Помню ее еще маленькой девочкой у меня на руках, испуганной, плачущей, но в то же время жутко гордящейся за свою сестру, которая стала потом для нее путеводной нитью, опорой, поддержкой, пусть и с того света. А теперь? Вроде и есть связь между нами, а вроде и нет. Чувствую ее отголоски, но в то же время... Словно угасает что-то между нами, чужие друг другу стали. - Поговори с ней, - Сиреникс серьезен. - Расскажи правду. Доверься. Боишься, что не признает, так? Та-что-смогла-спастись, Аватара Дракона нуждается в тебе, в твоей подсказке, правде. Чем больше тянешь, тем больше отдаляешься. Расскажи ей, откройся. О последствиях не думай даже. Восстанови свою связь, которую сама же и разрушаешь. Ответ на поверхности, но вы не видите его, люди, - качает головой змей и смеется. Как всегда, впрочем. Дафна растерянно молчит, румянец заливает ее щеки. Небольшим монологом Сиреникс выразил то, что тревожит душу ее, сжимает в тугих кольцах и не дает вздохнуть свободно. Почему же Дафна не сделала этого раньше? Боится, глупая, боится, что не примет ее сестра, отвернется, вскрикнет, что знать больше нимфу Домино не желает, неодобрительно покачает головой и побежит к подругам своим, чтобы выбили они всю дурь из головы Дафны. Боится карамельная девушка, но понимает, что дольше откладывать нельзя. Надо открыться, рассказать, признаться. Сиреникс дает дельные советы. И тут не поспоришь. - Ты прав. Мне необходимо будет сделать это. Я становлюсь более мнительной, осмотрительной, учусь терпению, взвешиваю, теряю былую пылкость и хватку. Годы дают знать о себе, - смеется Дафна и уже хочет перевести странный и даже нелепый диалог окончательно в шутку, как Сиреникс вдруг говорит просто так, между делом: - У меня есть пророчество. - Какое? Относительно кого? - моргает Дафна. - Шесть дев возгордятся, их силы столкнутся с причудливой книгой, и в этом миге совершится проклятие, силы покинут, трансформация новая из искры зародится. Дафна молчит. Дафна глотает воздух. Невыносимое солнце уже склонилось почти к соленой воде, ибо не видно на километры вокруг земли, разбросаны лишь по Бескрайнему Океану где-то небольшие островки, на одном из которых и примостились сейчас нимфа и змей. Винкс... Возгордятся. Если бы не знала Дафна василиска, то преположила бы, что вышел змей из ума, перепутал все, ибо имел в виду проклятие свое, что настигло бы их из-за того, что решились искать засекреченное волшебство. Но умен и мудр Сиреникс, о грядущих событиях глаголет он. Неужели... Совершится-таки проклятие? Постигнет Винкс та же участь что и ее, Дафну? Тоже лишатся тел или обратятся в морских драконов, подобно Политии? - Не бойся и не гори, та-что-смогла-спастись. - Зародится новая трансформация? - как-то глупо переспрашивает Дафна. - То есть, Винкс получат новое превращение, ты расстанешься с ними? Или... - девушка вздрагивает, и позолоченные невыносимым солнцем волосы взметываются вверх, - ты хочешь сказать, что родится совершенно новая, ранее не существовавшая трансформация? Сиреникс неопределенно качает головой, и Дафна понимает, что больше ничего не добьется от змея. Его дело - сказать и предупредить. Сиреникс не вмешивается, наблюдает, смеется да бахвальство любит, хвалится превосходством своим и берет то, чем страстно обладать желает. - Мне... Сказать им? - тихо, почти неслышно спрашивает нимфа Домино. - Как хочешь. А кожа у Дафна карамельная, глаза - медово-жидкие, что так и хочется выдавить их, испить, осушить глазницы, волосы - золотистые, вьются пламенем - предвестником перемен. Нежится в сильных объятиях змея, не искусителя сегодня, а провидца-пророка, друга-союзника. Змей же внутри очищает взор и готовится повернуть голову в сторону нового направления ветра. Бриз колыхнется вдруг, задует неистово сильно, с юга на север, с запада на восток. Бриз перемен, несущий в себе новое, изменчивое. Трубят трубы, звенят колокола, нимфы водят хороводы, поют сирены, чаруют глупцов, Дракон разлепляет веки. Знаменуется великое рождение, приход новой сущности в этот мир, сущности новой, огненной, чистой такой же, как и Энчантикс, если не чище. И Винкс примут ее в себя. Сиреникс смеется. Глупо так прощаться и отпускать шесть занимательных жертв, что пробыли с ним так недолго, но ничего не поделаешь. Сиреникс, конечно, жаден, но сейчас ему хочется свободы. Девы еще нагрянут, еще поиздевается-посмеется он над ними, расскажет всю правду-суть, сломает их, опустит на колени, услышит звук трескающихся губ и поселит странный зов моря-океана в свежие тела их. Из этих Сиреникс попил достаточно уже кровушки, вытянул соков, напитался молоком и впрыснул свой яд. Феям настала пора вспомнить свою истинную суть. Заигрались они, глупые и недалекие, позволили паразиту внутри запустить свои длинные корни, раскрылись ледяному змею, что смеется лишь да хохочет, теперь же пусть Дракон принимает заблудших детей. Энчантикс, конечно, простил бы их, но свершится проклятие, и лишь один будет выход. Сиреникс высовывает свой язык, с которого капают, шипя, на сливочный песок желтоватые капельки яда. Та, с волосами кислотно-розовыми, коротко остриженными, с механическим надрывным голосом и мятущейся душой, выход нашла правильный. Празднуй победу, фея, пусть и на твоем дворе засияет солнце. Кожа у Дафна карамелится. Сиреникс вспоминает те сладкие моменты, когда являл он свою язвительно-холодную суть почти изъеденным девам и вытаскивал их из недр сознания.