***
- ...Я еду в Алфею. Фарагонда предложила мне преподавать историю магии. И я все же приняла ее предложение. Скоро начнется учебный год, и я отчаливаю, - говорит Дафна, положив голову на колени Полли и вертя в руках ее шелковые волосы. - А я... - нимфа жмурится. - Подаюсь в жрицы. Как ты уедешь - так сразу в храм и к Дракону ближе. - В жрицы? - Дафна сглатывает. - Я хотела... - Хотела позвать с собой? - Полли угадывает мысли подруги. - Нет, спасибо. Хватит с меня сирениксов, океана и приключений. Я хочу обрести покой и отдохнуть душой. Храмы вернулись, а я всегда хотела быть жрицей. Дафна молчит пристыженно. Она так мало интересовалась жизнью подруги. Вела ее за собой, но не спрашивала, чего хочет сама Полли. - Наши пути расходятся, - Дафна не верит. - Но мы ведь подруги. - Конечно, но... Твое место рядом с сестрой, Даф. С этими Винкс. С ними рядом, а мое - с Драконом в храме. И, боюсь, он все равно победит. - Ты о чем? - То ты не знаешь... Змей, поработивший твой ум. Он все перевернет. Даф, все будет хорошо, - с минуту Полли молчит, - просто сейчас начинается новый виток нашей жизни. - Да, ты права, - вздыхает Дафна. В лучах закатного солнца подруги прощаются. А рыжие лисы сбегают на юг.***
Дафна ругается. Проклинает Сиреникс Драконом, Даркаром и просто огнем. Дафна высказывает всю злость, ненависть, негодование. Ее щеки горят, а руки размахивают. Ты такой-то, такой-то, такой-то. Ты трахал мою сестру. Ты сделал из нее труп. Сиреникс слушает внимательно, с интересом. И смеется глазами. А когда Дафна заканчивает обличающий свой монолог, произносит только: - Я не Энч, нимфа. Я - змей. Они смотрят друг другу в глаза. Дафна пытается найти там раскаяние, но у Сиреникса - ни капельки сожаления. Змей - монстр. Его суть - издевка, соль и разврат. Он змей-искуситель. Он яд. Он смерть. Сиреникс не жалеет о своих поступках, он шагает в бессмертии сквозь века и эпохи, подстраиваясь под время, но не меняя натуры. Дафна смотрит и понимает: последнее это дело - искать в змее раскаяние. Сиреникс не просит прощения и не чувствует вины. Она бросает это занятие. - Во мне проснулись новые силы, - говорит, - я чувствую элементы. - Расскажи, - Сиреникс тянется и оплетает кольцами фею. И Дафна говорит. Говорит телом и силой. В ней растут леса, дуют ветра, гуляют волны и пылает огонь. Сиреникс читает нимфу, а затем тихонько смеется: - Ты нимфа. Твои возможности безграничны. В тебе сплелись вода и огонь. Твое тело приняло узел. Ты открыла в себе новый уровень. Ибо нимфы - дочери Драконовы. А Он вас лелеет. Ты можешь теперь призывать элементы и использовать их. Поздравляю. - Я нимфа четырех элементов теперь, да? - Дафна обхватывает себя руками. Сиреникс кивает. А глаза его вдруг становятся кипенными. И змей промораживает душу нимфы насквозь. Дафна стучит зубами, а лед покрывает ее веки. - П-п-перестань, - бормочет она. - Ты лед. Сиреникс смотрит на Дафну, и нимфа знает: не его глаза сейчас ее лицезрят. Глаза чужой, холодной, замерзшей. И тянет соснами, мятой, морозами. А потом его отпускает. - Ты спрашивала, любил ли я, - отвечает Сиреникс на немой вопрос. - Да, любил. Она была белой змеей. Омегой. Дракона считают мудрым. Дракона считают творцом. О да, Он сотворил нас всех. Он был и был велик. Да только ума у Него... Он не спрашивал. Он творил по своим законам, своим причудам. Ты зовешь это мудростью. Но едва ли поймешь. Было время, которое вы зовете зарей времен, а я - Эпохой-До-Атлантов. Тогда земная твердь была единой. Мы шагали - рушились горы. Мы дрались - сотрясалась земля. Мы создавали озера, моря, океаны. Наш шаг - и мир изменялся. Статичность нам была не известна. Мы ревели, бежали, кричали. Мы плыли, летели и жили. Тогда не было планет, тогда пламя текло в каждом, а Дракон гулял со всеми старшим братом, хотя и были мы Его творениями. Мы все были разными. Я не был великим и не был огромным. Я плыл в воде и однажды узрел шапки льда. Я дошел до ее владений. - Омеги... - Я нашел ее вскоре. Или она нашла меня. Мы вместе дрались и кусались. Она была змеей, как и я. Она морозила воду и была льдом, и я познавал ее. Мы полюбили друг друга сразу же. Мы были бессмертны и счастливы. Мы были друг в друге, и стыда не было, рамок не было, граней не было. Вы, люди, слишком тупы в своем так называемом разуме. Мы соединялись душами, телами, гребнями. Мы все и духами, и живыми существами были. Мы не считали дней, не было часов и минут. Мы играли, любили и входили друг в друга. И мы действительно были счастливы, если ты понимаешь. Мы все так жили: огромные хтонические монстры, которых вы теперь зовете Древними, и все было хорошо. Мы радовались. Нас все устраивало. Но Он всегда любил перемены. Он мог уничтожить один вид ради того, чтобы создать никчемных букашек. - и впервые Дафна слышит в голосе Сиреникса такой яд, ибо змей роптал против Создателя. Он ненавидел Его. Он презирал Его. Он не уважал Его. В Дафне поднимается священная ярость, и она уже хочет пристыдить змея, ибо кто он таков, чтобы судить поступки Творца, но внезапно разум ее осеняется догадкой. А если... - О да, нимфа, ты хочешь, чтобы я чтил Его, как чтишь ты. Но ты не жила в ту эпоху, ты - не Древняя. О Дракон великий, Ты был трижды мудр и трижды велик. О все Твои искры... - Сиреникс смеется, и у Дафны в животе что-то противно переворачивается. Что-то нехорошее. - А мудр? Велик ли? Из ничего Он создал нечто, но что двигало им? Я подозреваю, что Он был сущим ребенком, таким же, как и мы. Он был безумен и совсем чуть-чуть гениален. А ты знаешь, как Он творил? Нет? Никто не знает. Просто сегодня хвост дергался влево, и Дракон создавал новый вид. Или переворачивал мироздание. Ему не нужна была наша реакция. Нам могло не нравится, но Он не слушал нас и творил себе вволю. Но мы все чувствовали, что однажды все переменится. Дракон творил, не задумываясь. Творение было его силой, и Он рушил судьбы, лишь бы удовлетворить свою прихоть. Он не был мудр, Дафна. Он не думал, когда создавал. Он просто выполнял желания своего хвоста. Дафне хочется кричать. Она не верит. Не хочет верить, вернее. Все то, чему ее учили, рушится в один миг. Дракон был мудр, Дракон был велик. И Он создавал все с абсолютно четкой задачей и целью. Он все продумывал, все просчитывал. Наверное... Привычные постулаты рушатся один за другим, как карточные домики, и внезапно Дафна ощущает себя мелкой пешкой в вихре вселенной. - Сначала он придумал новый вид. Атланты, если хочешь, - змей облизывает губы. - Именно они стали вашими прародителями. Атланты были великанами. Он создал еще и мелкий сброд: эльфов, гномов, нимф и другую нечисть. А потом Дракон сошел с ума окончательно. Он хотел новое. Он хотел абсолютно новое. Мы чувствовали перемены, но вряд ли понимали их. Мы просто жили, нимфа, и жили прекрасно. Но Дракон перечеркнул привычный уклад. Он создал силу, противоположную Ему, огню. Ее называют по-разному: Водой, Океаном, но суть одна. Все дело в строении атома. Он решил: а пусть электроны составят ядро. Он перевернул нечто и создал то, что привело его в восторг. А потом Дракон взялся за нас. Мы с Омегой были друг в друге, когда он начал менять ее. Он брал каждого из нас за лапы и хвост, забрасывая в антимир или сворачивая в кольца и формируя планеты. Мы все могли приспособиться к переменам, Дафна. Но только одних Он оставил здесь, а других швырнул прочь, за плотную стену. О да, именно так был мудр Дракон! - Омега... Она стала планетой, - содрогается Дафна. - Безжизненной планетой, покрытой льдом. А змеи... - Ты же знаешь, что планеты - живые. Они дышат, они еще бредят образами прошлого, они еще кричат. В них таятся прекрасные духи, великие монстры, обращенные в камень и обездвиженные. Они не смогут больше расправить крыльев или растрясти свой хвост. Их сковали, чтобы только потешить Дракона. И с Омегой было так же. Она кричала, она била хвостом, но Дракон скрутил ее. И морозом застыло ее дыхание. И расщепил одну ее часть Великий на белых змей, уменьшенных ее копий. Их зовут хранителями Омеги, и они превращают в лед своим дыханием все, что только движется, что только они видят. Они - остатки ее разума и наследие ее безумия. Омега уже никогда не станет целой. Порой лишь в метелях можно увидеть призрак огромной белой змеи, которая молит о помощи. То был ее прощальный крик. Я видел эту боль, я чувствовал и пытался помешать. Но Дракону неинтересно счастье своих детей. Дракон желал творить. - И потому в тебе еще живет ее взгляд. Ты хранишь ее память и ее боль, - Дафна встречается с глазами Сиреникса. И видит в них грустную насмешку, презрение к Создателю и, кажется, отголоски древней боли, которую уже давно смыли волны. Сиреникс не отвечает. Он там, миллионы лет назад, когда Создатель лишил его обычного счастья, когда разрушил тысячи судеб, когда одних чудовищ обездвижил, а других... - ...забросил в антимир. Как и меня. И мы были заперты в этой клетке тысячелетиями. А то, что осталось от единой тверди, Дракон оставил Атлантам и другой мелкой нечисти. Вот только Атланты потом куда-то делись, видать, наскучили Мудрому, и появились вы, люди. И феи. И маги. А меня наделили новой обязанностью - я давал проход феям в воды, в Бескрайний и в моря. А остальное ты знаешь, Дафна. Ты спрашивала, любил ли я. Я не ответил. Да, я любил. Но моя любовь осталась куском льда и затихла вместе с ее криком. - А если бы она появилась сейчас, живая и невредимая, - Дафна словно возвращается к реальности. Ее мозг плывет, а душа - болит, - если бы она появилась, ты пошел бы к ней? - Она не появится, Дафна, - глаза Сиреникса снова пусты и равнодушны, ибо змей - бессмертный гад, монстр и чудовище. Который не знает жалости. У которого не бьется сердце. - Я вижу гораздо дальше, чем ты. Если Ему что и взбредет в голову, то не это. Нимфа, Ему все равно на чужие судьбы. Где Он теперь? Никто не знает. Даже мы не ведаем. По лабиринту бродит Его призрак, в твоей сестре спит Его суть, но Он сам, крылатый, могучий и огненный, где Он? Мы сами строим свою судьбу уже многие тысячи лет. Может быть, Он появится. А может, и нет. Дракон смылся водой и веками. В твоей сестре - Его суть, Его сила. Он где-то есть, Он жив, но Он не придет, расправив свои крылья. - Люди не поверят, - шепчет нимфа, объятая ужасом правды. - Они не вынесут, не примут. - Им и не нужно знать, - отвечает змей. - Так выходит, ты любил... А теперь... Теперь только в плотских удовольствиях губишь дев и утоляешь голод тела. Сиреникс качает головой с легким укором. И они отвлекаются на вещи более приятные. Ее руки горят и плавятся от внутреннего жара, и с них валит пар, когда она касается его соленых, дышащих сладкой истомой боков. Его клыки прокусывают ее шею и ласкают артерии, пульсирующие такие, горячие. Она вздрагивает и кричит, потому что тело бьется в судорогах. Тело, покрытое ранами, со вспоротым животом, из которого свисают обрывки кишок. Он и их ласкает гребущими лапами, ласкает нежно, целуя каждый виток и изгиб. Она выпучивает глаза, словно мертвая рыба, и постоянно кусает губы, потому что блаженство сильнее боли. Тонкая кожа лопается под зубами, и из ран течет что-то сладкое, липкое. Не-кровь. Мед. Мед струится по локтям и пальцам, а он слизывает его и кусает уже запястья. Рвет ткани и клетки, присасывается к венам с аккуратностью ювелира и тихонько, тихонько глотает атомы. Дафна дышит с трудом, с присвистом, огонь внутри борется-противится, а тело уже готово: размякло, сгорело. Змей раскачивает своим подвижным хвостом и входит резко, как и обычно. Не любит прелюдий, но любит тела. Человеческая оболочка содрогается. Нимфа кричит, ошпаренная. Огонь соприкасается с водою, и нет на свете блаженства больше, придыхания слаще, изогнутых молочных ног нежнее. Дафна сходит с ума - ее разрывает изнутри. А змей все дальше, дальше: рвет печень, желудок, легкие. Дафна кашляет, и горло заполняет кровь. Она пьет собственные соки, сама уже раздирает грудь, чтоб прикоснуться к горячему. Боль смешивается с агонией, а агония - с наслаждением, а наслаждение - с болью. Змей гуляет по телу, как по тропинкам, и приходит вниз, где хвост раздирает нежную плоть. Касается каждой складки, и языком своим длинным трогает клитор, и Дафна просто не может больше. Она кричит, как кричали древние жрицы на алтарях, когда возносились к Дракону. Кричит, как лань, что насилует лев. Кричит, потому что две стихии сошлись в ней. Она до предела нагрета и кончает, и в ней наступает покой. Пламя вспыхнуло и выжгло все, вода затопила и создала море. И у Сиреникса глаза смеются. Он не кричит, но тоже получил удовольствие. Он не выходит - он внутри. И Дафна гладит соленую голову с щитками-гребнями, гладит морду не то дракона, не то василиска, гладит морду бессмертного. Ее тело любит, его - тоже. И теперь Дафна знает. Знает истинную любовь, которая бьется с самой зари времен. У него была Омега. Прекрасная и гордая змея, знавшая лед. Но потом ее не стало, и Сиреникс заморозил собственные чувства. Он выпотрошил любовь и расчленил каждый ее кусочек, потому что не любил испытывать боль. Любовь к Омеге осталась воспоминанием, которое он прячет где-то у себя на чешуе. И неправда то, что полюбить можно только один раз. Веками он губил дев. Веками таскал их на морское дно, чтобы насладиться. И издевался над феями. Гулял по Океану. Хохотал над своей свитой. И снова издевался над феями, пока в Бескрайний не пришли принцесса Домино и ее верная подруга. Одну он обратил в тупое чудовище, а другую лишил тела. И к ней привязался. И к ней пришел, когда она сходила с ума от одиночества. И ей раскрыл все тайны. И к ней пришел добровольно. И ее провел в Океан. И с ней раскрепощался. Сиреникс не знает масок. Сиреникс не умеет притворяться. И если уж он любит, то жертва об этом знает. А Дафна не против. Ибо и в ее душе плещется Океан. Сиреникс любил Омегу, а теперь любит Дафну. Любил змею, а теперь - нимфу. Любил бессмертную, а теперь - смертную. И на то потребовались века.