Клуб пчхи-хологической взаимопомощи неанонимных кейпов "Чайный домик"

      — Эм… Всем привет, — натужно улыбнулась красивая блондинка, с явным смущением пристраиваясь на самый краешек стула. — Меня зовут Слава, Девушка-Слава, или, как говорят некоторые — Барби сопутствующего ущерба или Славная… Дырка.              — Привет, Слава, — дружно отозвался нестройный хор неанонимных для своих кейпов.              Кукла, как основательница клуба, протянула девушке большую кружку красного кенийского чая и, дождавшись, когда Виктория примет угощение, указала на столик. Сахар, молоко, сливки. Солонка — очевидно, для кейпов из Средней Азии.              — Расскажешь, что тебя беспокоит? — участливо поинтересовалась Кукла.              Виктория, спрятав лицо за чашкой, бросила короткий взгляд в сторону напротив Куклы Эми и, собравшись с духом, решительно вернула посуду на столик.              — Извините, что повторяюсь… Но это надо, — выдохнула она. — Меня зовут Виктория Даллон, и я — Девушка-Слава. А ещё у меня беды с башкой…              Компания паралюдей одобрительно загудела, кто-то закивал, а пара кейпов и вовсе едва удержалась от аплодисментов. В конце концов, именно проблемы с психикой и связывали участников клуба неанонимных кейпов.              Здесь, на собраниях, ни герои, ни злодеи не носили маски, да и собственным костюмам многие предпочитали простые бейджики. Но свято соблюдали тайну личности. Как говорится, всё, что происходит в клубе, остаётся в клубе. И это импонировало супергероине, наделённой «малым пакетом Александрии».              Виктория, непрерывно сминая пальцами край идеально белой юбки, зябко передёрнула плечами.              — Иногда мне снятся сны… Странные сны… Очень странные стрёмные сны, — блондинка обвела взглядом собравшуюся компанию. Искренний интерес в глазах, одобрение, и никаких усмешек. Красивые, идеально очерченные губы преломила нервная ухмылка. — Мне снится сестра.              Румянец странно сочетается с нездоровой бледностью, стремительно разливающейся по её безупречному лицу. В глазах Эми она может прочесть затаённую надежду. Понимание. И полную поддержку.              — Все знают, что Панацея — лучший целитель в Штатах, а может, и в Западном полушарии вообще. Но мне снится, что однажды даже она не может справиться с нанесёнными травмами, и я расползаюсь массой плоти со множеством рук, ног, голов, тел… Разумной массой. Кричащей от боли и новых чувств и новых голосов в голове массой. У меня есть рот… рты, и поэтому я могу кричать и кричу. Но я не вижу в случившемся вины моей сестры, в конце концов, однажды наши силы всегда дают осечку… И я обнимаю её всеми своими руками, вжимаю во множественные груди, плачу из многих глаз… И Эми плачет, и хочет вырваться — и я знаю, что это не потому, что я стала чудовищем для неё, но потому, что она начала считать чудовищем себя… И мне хочется любить её уже не как сестру, но как любовницу, словно она сама давно и безнадёжно желает того же…              Слава всхлипнула, но удержалась, не расплакалась.              — Но я же знаю, что я законченная гетеро, я пробовала целоваться с Кристалл, искала что-либо возбуждающее в обнажённых телах одноклассниц в душевых, и даже порно с девочками смотрела, но… Я и во сне перешагнуть через себя не могу, пусть и осознаю, что это — единственный путь вытащить Панацею из болота бесконечной депрессии и самоуничижения… Прости, Эмс, — Викки виновато смотрит на замершую статуей Амелию. — Я и правда люблю тебя, но только и исключительно как сестру. Прости, что из меня не получается любовница даже в собственных снах. Извини, Эмс…              Звонкая тишина висит над участниками клуба, витает над чайным столиком.              — Что ж, — прокашливается Кукла. — Ты видишь проблему, осознаёшь её — и, как мне кажется, это уже, на самом деле, огромный шаг вперёд.              — Да? — неуверенно спрашивает Слава. Она и в самом деле потрясена собственной смелостью и откровениями. А ведь даже Дину Викки не открывалась так широко и полно, как этому клубу кейпов.              — Конечно, — соглашается Саба, поправляя висящий на лацкане делового пиджачка бейджик с надписью «Кукла». — Попробуй заглянуть в себя и сказать то, что ускользает от сознания, прячется в его свете.              Глаза Виктории безучастно скользят по пришедшим кейпам. Многие лица знакомы. Многие из этих многих — по ориентировкам СКП. Но это не важно. Она поймала мысль и не собирается её отпускать, отвлекаясь на такие незначительные пустяки.              — Я… — Виктория встаёт, подходит к креслу Амелии, замирает, нерешительно раскинув руки.              — Я понимаю, — глядя глаза в глаза, отвечает сводная сестра. И Панацея встаёт. И обнимает Славу, и Слава, не раздумывая, обнимает её.              — Люблю тебя, сестра, и буду любить, даже если вдруг сорвёшься и сделаешь из меня шоггота или что-то вроде того.              — Я… Тоже люблю тебя, сестра. Спасибо, — в глазах Эми защипало, а по щекам пролегли две горячие дорожки.              С удивлением Слава поняла, что их обнимает кто-то ещё.              Русоволосая девочка лет двенадцати-тринадцати, в синем платье и белоснежном фартуке.              — Не боись, — крохотный кулачок безболезненно бьёт в неприкрытое костюмом плечо. — Если Эми накосячит, я поправлю. Слово Райли.