Поцелуй меня

Без лишней нежности, завалив Глеба на лопатки, Вадим уселся между ног младшего, плотно прижавшись пахом к его промежности. — Вадь, люблю тебя. — Малыш... Осознание того, что остановиться сейчас не получится, как минимум из-за разгорячённого Глеба, и, что в данный момент под рукой совсем нет хоть чего-то похожего на смазку, полностью поглотило мозг Вадика. Нужно было придумать хоть какое-то решение, и этим решением оказался старый простой проверенный способ. Конечно, не самый подходящий для первого раза, но всё же способ. — Доверься мне, зайчонок. — Угум... Глеб, недолго думая, ответил согласием, и даже ничего не спросил. Такое абсолютное доверие просто сносит крышу юноше. Теперь он впервые ласкает желанное тело мелкого с прямым намёком на секс, раньше всё было по-другому, намного более невинно. Сейчас же, ранее немного щекотливые прикосновения губами к нежной коже, превратились в горячие, невероятно возбуждающие. Спускаясь мокрыми поцелуями по телу братца, Вадик игриво прошёлся языком сначала по соскам, обводя их, дальше по худенькому животику и по члену, а после, раздвинув большими пальцами рук ягодицы, обжигающими движениями начал вылизывать дырочку мелкого, делая её невероятно мокрой, готовя почву для своих будущих манипуляций. — Ах! Вадь... Мххмм! Действия старшего были до безумия приятными, своим шальным языком он обводил дырочку, затем входил языком, а теперь уже принялся потихоньку вставлять сначала один палец смоченный слюной, а следом и второй. На удивление Глебушка был податливым, совсем не сжимался, расслаблялся по максимуму, полностью отдаваясь власти брата. Как будто у него это не в первый раз... Глупая мысль, ведь это конечно не так. Но всё же это наводило на некоторые мысли. — Малыш, не больно? Всё хорошо? Обеспокоенно поинтересовался Вадим. *Вдруг Глебке больно, а он просто молчит, чтоб я не останавливался...* эта мысль, застрявшая в голове, не давала ему покоя. Но Глеб ничего не ответил, только что-то невнятно промычал. — Ммставляй... — Ох, солнышко, подожди ещё немного. Вадим ускорил темп, всё безобразнее раздвигая пальцы в брате, изучая его внутри полностью. Парень умел с лёгкостью доставить удовольствие девушке, так что и с братиком всё увенчалось случайным успехом: резко толкнувшись пальцами, непроизвольно надавил на то самое место. Об этой находке сообщил громкий стон Глебки. — Ах! В-вадя... Стой! Страстно поцеловав младшего с языком, Вадик, немного постимулировав приятное местечко, аккуратно вытащил пальцы и прислонился кончиком члена ко входу. — Малыш, я вставляю. — Угум. Неторопливо входя в брата, Вадим целовал тонкую шею, облизывал маленькие ушки, совсем слегка покусывал родные плечи. Жаркое дыхание, прямо над ухом, мокрые глубокие поцелуи, горячие прикосновения сводили Глеба с ума. Голова была заполнена мыслями только об одном человеке, о родном брате, который так отважно, ласково, и, совершенно порочно касается каждого сантиметра белоснежной кожи. Впервые проникающий в его хрупкое тельце немалых размеров член брата, заставлял срываться с детских губ теперь уже хриплые, но всё так же обжигающие слух старшего, стоны. Вадя двигался медленно, не забывая постоянно ласкать Глебсона. Размеренные движения потихоньку стали превращаться в жадные, ненасытные, но все ещё нежные, чутка резкие толчки, темп ускорялся, невероятное возбуждение било в голову обоих братьев, сейчас они забыли обо всём, будто бы в мире ничего не существовало, кроме двух разгорячённых, порочных, двигающихся в унисон тел. — Ты такой... умелый. Как будто... — Вааадь, серьёзно? Мысли Вадима всё же вырвались наружу. — Прости, просто ты совсем... не знаю..., Ты такой податливый и расслабленный. — Просто мне очень хорошо с тобой и я тебе полностью доверяю. Словно на одном дыхании поговорил Глебка. Сейчас ему было особенно трудно говорить, ведь чтобы выдавить из себя хоть что-то похожее на слова, приходилось напрягаться, собираться с мыслями, и не давать сладким стонам вырваться раз за разом. Оказалось, что купаясь в таком наслаждении, просто немыслимо трудно составить хоть одно нормальное предложение, ведь единственное, на что у Глеба сейчас хватало сил, это безудержно стонать от дикого удовольствия. — Как ты можешь полностью отдаваться в мои руки? — Вот так) Утопив Вадю в глубоком поцелуе, Глебушка обхватил ногами чужую талию, прижимая брата максимально близко к себе. — Я люблю тебя, Вадь. По квартире ещё несколько минут разносились приглушённые стоны, хрипы, вздохи. Были слышны мольбы о чём-то дико непристойном, но до ужаса желаемом, а также крики, слова любви, вырывающиеся прямиком из сердца. Атмосфера разврата заполняла квартиру, а особенно комнатку братьев. Если бы где и жил самый развратный из семи грехов, то это была бы та самая комната. Самойловы забылись в вожделении, в похоти, растаяли в магмовых объятиях друг друга, получали и дарили удовольствие. Спустя время, парни, закончив похабную феерию, полностью удовлетворив себя и партнёра, принялись приводить в порядок себя и комнату, до этого правда ещё полежав в обнимку минут десять. За то время они не проронили ни слова, им было достаточно слышать их сбивчивое дыхание и учащённое сердцебиение. Здесь и без слов всё было предельно ясно. Те чувства, что братья испытывали друг к другу, были искренними, чистыми, настоящими. И вовсе не нуждались в доказательствах. Теперь для этих ребят нет пути назад, есть только дорога. Одна на двоих. В счастливое, трудное будущее. Но на это у них есть ещё целая вечность, а на приборку последствий бурной любви, и готовку с уборкой, которую мама благополучно поручила Вадиму, есть время только до вечера.

Конец