Вчера
Сынмин выбросил заплесневевший хлеб, весь путь до круглосуточного сокрушался, что не проверил утром. За день намело, и он трижды пожалел, что вышел в сланцах, — выглядывающие из них носки промокли насквозь, — холодно и мерзко. Он успел переслушать запись из дома Ян, но так и не нашёл, за что зацепиться. Кроме, очевидно, собственного незаконного проникновения. Так глупо попасться ещё надо уметь. Всё, что он получил к концу дня — это синяки, дикую усталость и головную боль. А лишился последних остатков покоя и, главное, камеры. Кредит на новую не дадут. Придётся брать в редакции, а есть ли там свободная? С каждой новой мыслью Сынмин всё больше впадал в уныние. Радовало только молоко по акции и пожилая тётушка, которая тихо доложила ему в пакет утренние наборы с мясом и закусками, продавать уже нельзя, а есть можно. Госпожа Пак работала здесь уже год и частенько подкармливала “отощавшего мальчика” чем могла. Мальчик не жаловался. Мальчик разучился. — Ты бы себе нашёл кого, — женщина придирчиво осматривала его свободный домашний наряд, выглядывающий из-под дутой красной куртки. — Кто готовить умеет. — Это ещё зачем? — он удивлённо поднял на неё глаза, оторвавшись от подсчёта мятых купюр. — Сам не можешь. Сынмин задохнулся от возмущения. — Тётушка! — Не тётушкай мне тут, — она протянула руку под пластиковой перегородкой, выхватила деньги, которые парень успел отсчитать и положила в кассу, не став проверять. — Как старшеклассник выглядишь. А тебе уже жениться пора. Кто тебя такого возьмёт? Жених хороший и кушать должен хорошо, а ты абы что в рот тянешь! — Тётушка-а-а! У журналиста кроме щёк горели ещё и глаза, а также уши, он резко перестал дрожать от холода и только больше раскрылся, съедаемый раздражением и стыдом. Взглянул на оставшиеся в руках купюры: десять тысяч и пять. Стиснув зубы, положил на прилавок десятку, теперь ровно по чеку. Пятёрка до конца следующей недели. — Пойду. Хорошей Вам смены! Схватил пакеты и вылетел из магазина, уже не слушая, что ему говорят вслед. До дома он дошёл быстро, подгоняемый слякотью и ветром, затормозил только у самого подъезда, потому что какой-то умник остановился на такси прямо напротив двери. Возле машины оживлённо спорили двое мужчин, как вдруг один толкнул другого в плечо, из-за чего тот пошатнулся и врезался боком в заднюю дверцу. Сынмин сбросил пакеты на занесённую снегом клумбу слева от подъезда и подбежал ближе, чтобы помочь, даже руки протянул к пострадавшему, но так и замер, узнав его низкий гнусавый голос. — Сдачу, говорю, гони, мудень! — его недавний водитель оттолкнулся и встал ровно, прижимая к груди какую-то коробку, упакованную в непрозрачную синюю плёнку. — Я те щас— о, тебя-то мне и надо. За рассматриванием коробки Сынмин замешкался, не успел отойти подальше, и его заметили. Он тут же выставил перед собой ладони и шагнул назад, ближе к своим пакетам. Сердце оглушительно стучало где-то в горле. — Мне не нужны неприятности. Как его зовут-то вообще?.. — Да чё ты ссышь, я по делу, ща, — мужчина развернулся к нему всем телом, а таксист, воспользовавшись моментом, запрыгнул в машину и рванул с места, напоследок окатив обоих мокрым снегом из-под колёс. Секунда тишины кончилась возмущённым криком. — Куда, падла?! Сорокет! Даже подпрыгнул на месте, замахнувшись на скрывшегося за поворотом водителя. Сынмин вдруг понял, что мужчина был ниже него, когда чужая макушка чуть не врезалась ему в нос. Так он был зол и не замечал ничего вокруг. Отступив на шаг, журналист схватил оба пакета в одну руку и хотел было прошмыгнуть в подъезд, но его остановили, вцепившись в капюшон куртки. — Не так быстро. Сынмин дёрнулся ещё пару раз, но вырваться не удавалось. Он сделал пару рваных вдохов и выдохов, успокаиваясь. Если обе руки у громилы заняты, то оружия в них точно нет. Шаг за шагом, по ступенькам до лифта и потом семь этажей наверх, в неловком молчании под лёгкую музыку в кабине, после одобрительного писка кодового замка они оказались в крохотной студии, где держать Сынмина за капюшон как за поводок было бессмысленно, бежать ему всё равно некуда. Разве что в окно. Но стоило только отпустить, как оказалось, что без этого мужчина уже сам на ногах не стоял, а потому завалился назад и вжался спиной в закрытую дверь, прижимая коробку к груди уже обеими руками, словно это последнее, что держало его в вертикальном положении. Сынмин разулся и снимал куртку. — Ты чего? — Нормально, — буркнул и наклонился вперёд. — Держи. — Тебя что ли? — Смешно, с-с, — громила ткнулся подбородком в синюю плёнку и вытянул руки перед собой. — Тебе. Может, стоило вызвать полицию? Как-нибудь незаметно. И сказать, что его держат в заложниках и угрожают коробкой. Вот умора. Журналист в который раз пожалел, что влез во всё это. Он спокойно и тихо следил за ними с безопасного расстояния два года, но потерял всякий страх, когда главу семьи убили. Думал, что теперь-то они ослабнут, теперь оступятся. Но оступился тут только он сам. И снова оказался один на один с мужчиной, чьего имени даже не знал. Спрашивать было уже как-то неловко. Мало ли, что тот выкинет. Неадекватный какой-то. Выпил? Сынмин начинал замерзать в мокрых носках на холодном полу, а потому схватил предложенную коробку и прошёл в квартиру, где между кухонным уголком у одной стены и телевизором у другой втиснулись квадратный ковёр и двухместный диван с низким столиком. Тем временем мужчина согнулся пополам, чтобы снять туфли, недовольно шипел и кряхтел, пытаясь удержать равновесие. Журналист вскрыл плёнку лежавшей на столике шариковой ручкой, внутри нашёл папку с бумагами и— — Камера? — недоверчиво и почти возмущённо. Узнал по логотипу бренда на крышке. — Это бонус, — мужчина распрямился с громким выдохом, кожанку скинул туда же, где оставил обувь, чертыхнулся, когда понял, что вместе с ней уронил телефон, нагнулся обратно, чтобы поднять. — К контракту. Плёнка плохо рвалась и мешала вытащить коробку целиком. — Какому? Здесь что ли? Не дожидаясь ответа, он открыл папку и пробежал глазами по первой странице. Тут же захотелось захлопнуть её обратно, а ещё лучше — кинуть в лицо этому бандиту. Повернул голову направо. А тот уже сидел рядом с ним на диване и смотрел прямо в глаза. И дышал перегаром. Сынмин скривился. — Фу, — вырвалось, и непрошенный гость отшатнулся назад, аккуратно вписываясь спиной в угол между подлокотником и спинкой дивана. — Что это всё вообще значит? Тот поднял левую руку с оттопыренным указательным пальцем вверх. И опустил обратно на диван. — Короче, — он тяжело сглотнул. — Есть работа для тебя. Не за бесплатно. Если после разговора в машине Сынмин ещё лелеял надежду на то, что его оставят в покое, то теперь ясно осознавал, каким был наивным идиотом, и куда его это привело. Хотелось кричать, но точно не при посторонних. — Меня не спросили, — себе под нос. — Отказаться можно? — Можно, — уверенно кивнул и тут же скривился, хватаясь за голову. — Но не нужно. — Тогда это не работа никакая, не буду, — уверенно протянул папку. Пихнули её обратно ему на колени так же уверенно. — Да ты, блять, прочитай сперва. В конуре этой хер знает где по приколу живёшь что ли? Читай. С этим он завалился на спинку дивана и подпёр голову рукой. Сынмин уткнулся в контракт, игнорируя то, как горят шея и уши. Конура. Конура?! Да, квартира маленькая. Всё, что он мог себе позволить после потери дома. Но он честно на неё зарабатывал, честно в ней жил, а этот неандерталец просто пришёл и— да как его всё-таки зовут, чёрт возьми?! — Как тебя— Но тот уже отрубился, как был, сидя, даже не дождался, пока дочитают контракт. Сынмин звал, трогал за ноги, тряс за плечи, но всё тщетно. Разбудить не получилось. Подумал водой окатить, но боялся, что ему за такой подъём устроят взбучку похуже той, что в особняке. Замер. А вдруг он умер? Но храп эту теорию опроверг. К тому же, трупы пахнут гораздо хуже. Хотя и этот не благоухал. В воцарившейся относительной тишине другого не оставалось, кроме как читать оскорбительную бумажку. Документ был не очень длинным, но понятнее от этого не становился. Тот, кто его составлял, сделал акцент на “взаимной компенсации ущерба”. В папке была визитка с номером некой Ан Хечжин. Взгляд на часы — половина десятого. После короткого сражения с совестью Сынмин позвонил. Если он должен был встречать “гостей” в такое время, то его “работодатели” должны взять трубку и объяснить, что это всё значит. Ан Хечжин оказалась юристкой, её голос, глубокий и уставший, сообщил ему обо всех условиях понятным языком, пока на фоне жужжал телевизор. Захотелось хотя бы прощения попросить за такой поздний вызов — сдержался. Завтра ему должны будут отправить аванс, остальное — по мере выполнения работы. По итогу: хватит для погашения задолженности и даже больше. Он должен только снимать то, что скажут, и писать то, что скажут. Детали первого заказа уже пришли на почту. Когда будет последний — Хечжин не смогла ответить. Сынмин всё равно поблагодарил её за помощь и отключился. Он пялился в пустоту, обдумывая услышанное. Муки совести перебивал чужой храп. Журналист зыркнул на мужчину, встал и сделал два шага до кухни, щёлкнул по педали электрочайника, вода зашумела. В шкафу оставалось два пакетика кофе с сахаром, засыпал в кружку оба, думая, что заслужил. Пока размешивал пенящийся напиток, вспомнил про пакеты у двери, пошёл разбирать. Думать получалось плохо, особенно глядя на пустые полки холодильника. Наугад взял один из контейнеров с просрочкой и уселся с ним и кружкой обратно на диван. Забыл палочки. Вздохнул. Забавы ради поставил посуду не на стол, а на колени храпящего бандита. Смешно, правда. Жаль, камеры нормальной нет, чтобы— Его взгляд упал на коробку. Нет, нет-нет-нет. Встал за палочками, подальше от искушения. Вернувшись, ел, не отрывая взгляд от коробки. Что он, совсем уже, за технику продаётся?! Пустой контейнер выкинул, палочки поставил в кружку, а ту — в мойку. Порция оказалась маленькой, или он очень голодным, хотелось ещё, полупустой желудок жгло, но надо было растянуть оставшееся минимум на три дня. Взгляд его вернулся к камере. Он мог бы с ней подрабатывать? Снимать что-нибудь. Свадьбы те же. И все деньги не придётся отдавать на погашение. С тяжелым вздохом Сынмин привалился боком к раковине и достал телефон из кармана штанов. Немного подумав, открыл почту. Спать той ночью так и не лёг. Во-первых, негде, бандит во сне развалился так, что занял весь диван, а на попытки его сдвинуть только грозно бурчал и отмахивался. Во-вторых, в письме говорилось о том, что уже через несколько часов за ним приедет машина, чтобы отвезти на место аварии. Первый заказ.Сегодня
В четыре часа утра Сынмин уже стоял на набережной и подкручивал в настройках камеры светочувствительность. Понадобится время, чтобы разобраться в ней до конца, модель новенькая и буквально пахнет деньгами. Сам бы он такую не купил. Но уже поднимал к лицу, чтобы сделать первые снимки: полицейские вытаскивали машину со дна с помощью троса. Людей было не очень много для такого дела, должно быть, новые боссы постарались. Даже мысленно называть их так было мерзко. Он порывался просто взять и уйти, наплевав на договор. Но каждый раз вспоминал сумму и слова того мужчины. Который, он надеялся, скоро проснётся и додумается уйти сам, не хватало ещё выгонять его пинками. Его почти тошнило от самого себя: плясать под дудку бандитов он мечтал в самую последнюю очередь. Но он снова и снова возвращался к тому, что больше способов вернуть долги может и не найти. К тому же, чем он ближе, тем проще найти на них что-то весомое. Надо было немного потерпеть. Машина скорой подъехала тихо, с выключенными мигалками, когда покорёженное авто уже вытащили на набережную. На водительском сидении тело. Сынмин вздрогнул, весь похолодел, сглотнул подступивший к горлу кислый ком и сделал ещё пару снимков. Кровь стучала в висках. Трупы видеть ему не впервой, но к этому просто нельзя привыкнуть. Полиция работала удивительно быстро, совсем не как на прошлых местах преступлений, где ему приходилось снимать, а потому он еле успел сфотографировать черные мешки в карете скорой помощи. Помимо того, что загружали у него на глазах, было ещё два. Какое внимание к деталям. Насколько глубокие связи у семьи Ян в городе. Интересно, там просто мусор, или они нашли похожие тела неизвестных? Узнавать он не решился, а потому, сняв их покрупнее, закрыл объектив, развернулся в другую сторону и пошёл к автобусной остановке, чтобы вызвать оттуда такси до офиса редакции. Оставалось совсем немного времени, чтобы протолкнуть статью в утренний выпуск, поэтому придётся хорошо поработать. А иначе он и не умеет.♢♢♢
— Чонин? Ты здесь? Ян вздрогнул, спешно захлопнул крышку ноутбука и отодвинул тот на край стола. В дверном проёме показалась взъерошенная серая чёлка, а следом и оставшаяся часть Криса. Одолженная одежда была ему чуть велика: кофта съезжала с плеч, открывая ключицы, из рукавов выглядывали кончики пальцев, штаны подвёрнуты. На правой щеке след от подушки. Мило. — Весь дом обошёл, некоторые комнаты даже по два раза, как ты не теряешься? Чонин сдержал нервный смешок, пожал плечами. — Запомнил путь до кабинета, мне достаточно. Повисло молчание. Чан смотрел на него с неловкой полуулыбкой на лице, не решаясь войти, замер с ладонью на дверной ручке. Ян выдохнул, терять больше нечего, можно всё решить прямо сейчас, не растягивать дольше, чем нужно. Приглашающе кивнул в сторону кресел и столика со следами их с Чанбином позднего ужина. Что-то он, кстати, не звонил. Чонин попытался убрать пустые банки, но понял, что их некуда складывать, поэтому просто отодвинул всё подальше и занял своё кресло. — В таком доме пить дешёвое пиво? — Чан тёр заспанные глаза и чуть не сел мимо, но вовремя зацепился рукой за подлокотник. — Ладно, я снимаю баллы за кресло. Забавный. Удивительно, что он вообще смог уснуть, хоть и ненадолго. — Всё пиво на вкус примерно одинаковое, незачем переплачивать. — Тебе сколько, семь? — Пять. Чонина кольнуло чувство дежавю. С Феликсом днём похожий был обмен. Добрый доктор сказал, что им несказанно повезло сперва просто не умереть, потом не умереть от шока, и, наконец, от переохлаждения. Отделались лёгким испугом. Лучше бы не было даже лёгкого, но выбор сделали за них. Чана, заспанного и преувеличенно домашнего, выдавала обычно чуждая неуверенность, единственный знак того, что что-то вообще произошло. Ян с громким вздохом собрал нужные буквы в слова: — У тебя, наверное, много вопросов? — Вообще, — Крис забрался на кресло с ногами и обнял колени. — Да, есть парочка. — Задавай. Обещаю ответить честно. Пауза. Чонин почти смог рассмотреть рисунок на одной из смятых банок вдали, когда собеседник подал голос. — Ты, — Чан тронул его за запястье. — Как вообще? Феликс сказал про отца. Мне так жаль… Он повернул голову так быстро, что хрустнула шея. — Что? Чан смотрел ему в глаза осторожно, снизу вверх, словно боялся спугнуть. — Ты не хотел говорить, я знаю, но мы тут одни, ты можешь, ну, — неопределённо махнул рукой. — Расслабиться. Тебе не обязательно быть сильным всё время. Скажи… скажи, что ты чувствуешь? Чонин не чувствовал ничего. Абсолютно. Безмолвная пустота внутри. Это не было хорошо или плохо, просто было. И внимание к этому… раздражало. Слова вырвались быстрее, чем он решил их не произносить: — Это всё, что тебя волнует? Ты сам чуть не умер. — Не умер же, — слишком резко, отвёл взгляд. — Прости, я об этом говорить не готов. Оно всё будто не со мной. Такое… — Нереальное, — Чонин кивнул. — Первое время, да. — Вот, — Крис поднял на него глаза просяще, жалобно. — Расскажи об отце. Пожалуйста. Похоже, чтобы удержать в шатком и кратком равновесии душу Чана, ему придётся расковырять свою. Это меньшее из всего, что он мог сделать. — Это долгая история, — Чонин откинулся на спинку кресла и вытянул вперёд ноги. — Уверен, что готов слушать? — На работу вставать рано, но мой начальник поймёт, если я опоздаю, — робкая улыбка. Ян всегда готов подыграть. — Да, слышал, он дал тебе оплачиваемый отпуск до конца недели. Похоже, он неплохой парень? — О, ты не представляешь, — Чан перегнулся через подлокотник и положил руку ему на плечо. — Только от темы любит уходить. Чонин закатил глаза и получил от старшего лёгкую оплеуху за это. Чан снова сел в кресле ровно, и наигранная весёлость вытекла из него. — Тебе даже поплакать не хочется? — Из-за отца? Нет. Недоумённое молчание. Ян подавил дрожь, пробежавшую по телу. — Мама умерла, когда мне было лет, — силился вспомнить. — Пятнадцать? Не помню. Тогда хотелось. Крис понимающе кивал. Об этом он узнал случайно. В разгар согласования крупного контракта они сидели в офисе допоздна, пришлось принимать видеозвонок от мамы прямо на рабочем месте. Под стоны смущения сокрушалась, что в Сиднее уже вторую неделю дожди, потому что она так давно не видела своего мальчика и страшно по нему скучает. Чонин не хотел подслушивать, просто сидел рядом. А на следующий день уже бронировал для незнакомой женщины с фамилией Бан билеты и номер. Потом, растерянный и сжавшийся, принимал её благодарность и объятья, на одном дыхании выпалил, что забыл, каково это. Сбежал, не дождавшись ответа. Чан сложил два и два. — Мой отец умер в один день с матерью, дальше уже, — Чонин пожал плечами. — Был не он. Нечего рыдать по незнакомому человеку.♢♢♢
Хонджун воровато оглянулся по сторонам: так поздно ночью в будний день никого на улице не было, и его пробежки на красный никто не увидел. Круглосуточное кафе через два квартала от его дома встретило тяжёлой скрипучей дверью и мигающей неоновой вывеской. Правильно сделал, что пошёл пешком, хоть немного развеялся. Зайдя внутрь, привычно перевернул табличку на двери с «открыто» на «закрыто». Сна ни в одном глазу, даже несмотря на то, что последней кружкой кофе он угостил ботинки, не успев допить. После разговора с отцом хотелось прокричаться и помыться, но парни уснули в гостиной, а душ был занят, возможно, Уёном, так что пришлось выбираться на прогулку и проветривать мозги так. Если Ян жив, им конец, если Ян мёртв, им конец. Хонджун не понимал какой исход в таком случае устроил бы отца, а тот и не трудился объяснять. Только не уставал повторять, как разочарован. Хонджуна передёрнуло от воспоминаний. — Мой любимый клиент-полуночник, не ждал тебя сегодня. Непослушная розовая чёлка спадала на искрящиеся от радости глаза. Пак Сонхва. От одной его улыбки узел в груди начал слабеть. Хонджун подтащил высокий стул ближе к прилавку и забрался на него. Даже так сильно недотягивал в росте, по сравнению с бариста. — Это внеплановая бессонница. Сонхва сочувствующе потрепал его по плечу. — Что будешь? Хонджун пробежал взглядом по меню на стене, хотя успел выучить его наизусть. Не сдержал тяжёлого вздоха. Желание лечь и уснуть накатило внезапно и с удвоенной силой, стоило оказаться в привычном убежище. — Есть такое, чтобы у меня отшибло память обо всём последнем дне? Пак приложил палец к губам, делая вид, что задумался, даже помычал неопределённо. — Могу предложить одну из позиций секретного меню. — О? — Надо рассказать о том, что тебя тревожит, я сложу это сюда, — взял со стойки большой белый стаканчик и крышку к нему. — Закрою и выброшу. А потом весь свой пятнадцатиминутный перерыв буду выцеловывать остатки из твоей головы. Ну как? Сонхва перегнулся через стойку и выжидающе смотрел на него снизу вверх. Ким улыбался, хоть вымученно, впервые за день, качал головой. — Меня на пятнадцать не хватит сегодня. — Главное, что хватит меня, — заверил бариста, ставя перед ним открытый стакан. — Давай, выкладывай. Сонхва владел какой-то магией или же особым даром, потому что ему хотелось рассказать всё, что попросит. Невозможно было отказать, когда на тебя смотрят такими глазами. С такой улыбкой. На таком лице. Когда ты знаешь, что тебя не осудят, по голове погладят, и поцелуют, и совет дадут, если попросишь. Хотя ты этого всего не заслуживаешь. Хотя ты не можешь рассказать всё, как оно есть, чтобы не делать из клубничного мальчика соучастника. В такие моменты меньше всего хотелось думать, но фильтровать то, что говоришь, надо было с двойной силой. — Отец просил сделать для него одну вещь и мы— я сделал, но он, — вздохнул и обхватил пустой стакан ладонями. — Не оценил. Мягко говоря. — Пошёл он, — легко ответил бариста и пожал плечами. Ким усмехнулся. — Было бы всё так просто. — Он никогда не будет доволен, — продолжал Сонхва, на этом у Хонджуна в груди кольнуло и отдало в руку, хотелось в комок сжаться. — Ты всегда будешь для него плохим. Потому что он мудак. К счастью, это не наследственное. Пак был прав, конечно, сколько он уже слушал его жалобы на папочку, с каждым разом говорил это всё резче, пресекая любые «но» на корню. Головой Хонджун понимал, да, но каждый раз возвращался сюда, и история повторялась. Ему снова было трудно дышать, когда правду говорили прямо в лицо. Потому что это ничего не меняет. — Твои друзья больше на семью похожи, чем он. Ёсан, Уён, Минги и Сан однажды увязались с ним и позорили его перед бариста целых полчаса, пока у того не кончилась смена, и Ким не утащил его с собой поесть. Сонхва был от них в восторге, чему Хонджун ради приличия ужаснулся, но не мог перестать улыбаться. Да, эти идиоты его семья. Сам он тоже идиот, самый главный. Подобное притягивает подобное. Они вместе со школы и расходиться не собирались, практически жили у него дома и готовы были сделать всё, чего бы Хон не попросил. Горько усмехнулся. Однажды эта преданность должна была срикошетить по ним, и, похоже, такой момент настал. — И их я подвёл, помогли мне, а всё, — неопределённо махнул рукой. — Пошло по пизде. Сонхва накрыл его ладонь, обхватившую стакан, своей. — Да ладно, ну, не умер же никто, а остальное можно исправить. Ким вздрогнул и уставился на бариста огромными от ужаса глазами. — Ты чего? — опешил, недоумённо хлопал ресницами, пока лицо его не застыло. Сонхва добрый, понимающий, честный и далеко не глупый. Хонджун много раз намекал на то, какого рода дела ведёт его отец и, по ассоциации, он сам. И столько же ловил неодобрительные взгляды, но без осуждения — как ему это удавалось? Бариста не горел желанием стоять на его похоронах раньше срока, это было понятно, но он ни разу не говорил слова против, чётко давая понять, что это личное дело Кима, лезть он не будет. — Хони, — осторожно начал, смотря из-под чёлки. — Никто же не умер? Столько отчаянной надежды. — Мы пока, — сил смотреть на него больше не было, Хонджун отвернулся. — Не знаем точно. Никто не должен был. Но всё пошло не по плану и мы— я теперь жду, новостей нет. Все мои целы. Но вот… — О, Хони. Деревянная дверца хлопнула, через пару секунд его лицо оказалось прижатым к тёплой груди, обтянутой свитером, розовым, почти в цвет волос. Сонхва одной рукой обнимал его, а другой гладил по вздрагивающей спине. Хонджун всё вдыхал и не мог выдохнуть, совсем как Сан часами ранее. И лицо у него теперь тоже мокрое от слёз и соплей, как и чужой свитер, стыдно-то как, ему не противно? Но Пак говорил ему на ухо что-то успокаивающее и бережно прижимал к себе, не показывая никакого отвращения. Кима как прорвало. Будто только что дошло — он человека убил. Возможно. Возможно, и не одного. Что хуже, не своими руками, друга подставил, и от этого хотелось выть, но голос пропал, горло свело от всхлипов. Не считал, сколько они так пробыли, но, когда вода кончилась, спина ныла, ноги покалывало — отсидел. Сонхва не переставал его трогать, иногда замолкал, но потом находил новые слова, которые Ким даже расслышать не мог. Наверное, не так важно, что говорить, важно как. Тихо и осторожно. Боясь спугнуть. Успокаивать человека, по вине которого, возможно, кто-то погиб. Как можно так любить? А Хонджун даже встречаться с ним открыто не мог. От последней мысли стало совсем тошно. Будто Сонхва, милый, мягкий, конфетный Сонхва, был его грязной тайной. Никогда ещё Киму не хотелось быть другим человеком так, как в тот момент. Быть кем-то, кто достоин такого подарка судьбы. Самобичевание прервала чужая ладонь между лопаток, наклонившая на себя, тихое «вставай, пошли». Надо было немного постоять, чтобы ноги начали слушаться. Хонджун успел вытереть лицо рукавом кожаной куртки и поморщиться от оставшихся на ней следов. Сонхва перехватил его руку двумя своими. Смотрел в глаза без жалости и с треклятым пониманием. Ким всё бы отдал, чтобы он хоть раз его обругал. Прижался сухими губами к его, потом ещё раз, ещё. — Не думай об этом пока, — потянул в сторону подсобки. — Ещё ничего не известно.♢♢♢
— Уже всё есть, да. На сайте точно, в печати не проверял ещё, теперь ждём. Сынмин встал у двери как вкопанный, даже не закрыв, не ожидал увидеть ночного гостя при свете дня, да ещё и… в его фартуке?! — Ща, погоди, он вернулся, — мужчина закрыл телефон ладонью и отвёл от лица. — На столе чемодан — тебе. С этим он вернулся к разговору и отвернулся обратно к плите, на которой что-то шкварчало и издавало ошеломительный запах. Ещё чуть-чуть и Сынмину стало бы плохо от того, как глубоко и часто он вдыхал. В редакции он закончил ещё час назад, добирался до дома пешком, — последние деньги потратил на ночное такси, зря не согласился, чтобы нанятый водитель ждал на месте преступления, — горели ноги от непривычной нагрузки, глаза от недосыпа, а теперь вдобавок и желудок от голода. Больше не слушая, о чем там говорит мужчина, журналист скинул обувь у двери и прошаркал к дивану, не сняв куртки, даже в квартире ему было до дрожи холодно. Рухнув на подушки, он понял, что сам сегодня больше не встанет. На журнальном столике лежал металлический чемодан, раза в два больше обычного ноутбука. Два замка по бокам от ручки были открыты. Умом Сынмин понимал, что ничего страшного там лежать не может. На лошадиную голову не похоже по запаху, на кейс для оружия — по размеру. Но его охватила необъяснимая тревога, не давая просто протянуть руку и открыть чемодан. Решилось всё, в духе последних дней, за него. В квартире стало тихо, обзор на мгновение перекрыла широкая спина, потом пропала, и вот крышка уже откинута, и на Сынмина смотрели ровные ряды перевязанных купюр. Аванс за его сделку с совестью. Видеть сумму в контракте — это одно, а вот так, вживую, совсем другое. — Челюсть прищеми, отвалится, — послышалось сверху. Ким повернул голову и уткнулся взглядом в натянутую на чужой груди и плечах футболку с логотипом газеты. На самом журналисте она обычно свободно висела. Спортивные штаны тоже растащило так, что, казалось, они вот-вот разойдутся по швам. За красным фартуком, доставшимся ему от матери, ранее и не заметил, что гость был не в своей одежде. Теперь у Сынмина горели ещё и щёки. От чужой наглости, конечно же. К тому же, он вспомнил, какой вопрос терзал его со вчерашнего дня. — Да как тебя, чёрт побери, зовут?! Мужчина даже отшатнулся от неожиданности. — Капец ты нервный, конечно, — он прошёл обратно к кухонному уголку. — Со Чанбин. Пока мужчина гремел приборами и посудой, Сынмин повторил его имя про себя несколько раз. — Да, шмотки твои верну, как постираю. — Зачем надо было их брать? — пробурчал себе под нос Ким, но в крохотной квартире не услышать его было невозможно. — Такое себе из душа в грязное обратно, знаешь ли. Сынмин подавился воздухом от возмущения. — Ты, может, ещё и мочалку мою брал?! — Очень оно мне надо, только полотенце. Ким скривился, что не укрылось от взгляда Чанбина, в ответ он закатил глаза. — Да я в стирку отнёс внизу, чё ты такой есть? Ща схожу заберу и поеду уже, боже мой. Сынмин не успел удивиться тому, что бесстыжий гость не только узнал про прачечную в подвале, но и додумался там постирать, как тот, предварительно сдвинув чемодан с деньгами на край, поставил перед ним большую тарелку с омлетом, какой-то зеленью и, должно быть, целой упаковкой маленьких сосисок с аппетитными полосками от гриля на боках. Этим легко можно было накормить двоих, а то и троих, но журналист так проголодался, что сам боялся не наесться. — У меня не было сосисок, — заметил растерянно. Чанбин хмыкнул. — Теперь есть. Ешь давай, пока горячее. Сгоняю пока вниз. Сынмин ничего не успел ответить, мужчина подхватил с пола пластиковую корзину для белья и ушёл, прикрыв за собой дверь. Оставалось только взять в руку вилку и делать то, что сказали. Неспокойное кислое чувство где-то в груди с каждым кусочком только разгоралось.♢♢♢
Хёнджина не покидало тревожное предчувствие какой-то скрытой угрозы. Конечно, после того, что произошло с Чонином, это можно было назвать разумным страхом за свою жизнь, но нет. Будучи подростком, он сражался с этим почти ежедневно, с годами «атаки» становились реже и слабее, с большей частью он даже справлялся сам. Но иногда без посторонней помощи было не обойтись. Помощи Минхо. Путём проб и ошибок они выяснили, что Хёнджина заземляют две вещи: настоящая опасность и добровольный отказ от контроля. Первое, очевидно, не сработало, даже с неизвестной враждебной бандой в городе он ощущал привычную тревогу. Второе они открыли вместе, в… тематическом клубе одного знакомого. Принять это получилось не сразу. Помогли бессонная ночь, десяток ссылок в поисковике и пробная сцена. Воспоминания о ней были стыдные, но очень тёплые. С тех пор каждая следующая игра обсуждалась заранее и была лучше предыдущей. Минхо входил в роль естественно, будто всю жизнь к ней готовился, а Хёнджин целиком и полностью доверял ему себя, зная, что они могли остановиться в любую секунду, если что-то пойдёт не так. День начался слишком хорошо: без пробок на дорогах и очереди в кофейне, ему даже дали бесплатное печенье, которое он аккуратно упаковал в бумажный конверт и положил на подставку между двумя стаканами, чтобы позже отдать мужу. Хван знал, насколько это смешно и ненужно, но ничего не мог с собой поделать. Достаточно было просто попросить, Минхо всегда находил время для сцены, помня о её назначении. Но кофе и сладкое стали своеобразным ритуалом для них, безмолвной просьбой, потому что иногда Хёнджину всё ещё было стыдно говорить об этом. Водитель высадил его перед входом и остался дожидаться там же, всем был дан приказ выбирать открытые места на случай повторения вчерашнего. Тем более у здания с его офисом. Пропуск посетителя перекрутился на шее и бесил, но хотя бы отвлекал от чувства неминуемой беды. Лифт доехал до двадцатого этажа с остановками, но тем не менее быстрее, чем ожидалось. Редкие сотрудники, которых Хван встречал в коридоре, здоровались с ним, зная только то, что он старше их всех по должности и как-то связан с компанией. Путь к кабинету Минхо лежал через открытое пространство с рабочими столами, так что мужчине пришлось выдержать ещё немало приветствий, прежде чем он подобрался к стеклянной тонированной двери вплотную. Съедаемый звуками со всех сторон и тревожным жужжанием в голове, он вошёл не постучав. Первым, что бросилось ему в глаза, была пара белых стаканчиков с кофе на столе. Вторым — какой-то юнец в кресле перед ним. Минхо оторвался от документов перед собой и резко поднял голову, явно раздражённый вторжением, но быстро сменил гнев на милость, узнав гостя. — Господин Хван, — слишком мягко, чтобы обращаться к коллеге, любой человек с парой извилин что-нибудь да понял бы о них. — Господин Ли, — Хёнджин улыбался сдержанно, хорошо отрепетировав это выражение за всё время их знакомства, чтобы использовать при посторонних. Правда была в том, что они не были женаты. Да, у них была небольшая церемония для близких, да, у них был заключён контракт на подобие брачного, чтобы в случае смерти одного другой не остался ни с чем, да, они были внесены как экстренные контакты в телефонах и медстраховках друг друга, но они не были женаты. Законы Кореи были недостаточно прогрессивными. Им самим достаточно было знать, кто они друг для друга, остальное было не так важно. Поэтому для всего мира они были коллегами. То, что у Минхо на безымянном пальце было кольцо, подчинённые считали такой же модной причудой, как и серьги в ушах, и экстравагантные рубашки. Это помогало в ведении дел с богатыми стариками, но мешало, когда такие самоуверенные мальчишки как тот, что недовольно смотрел на Хёнджина с кресла, оказывались слишком близко к его мужу. — Вот, хотел порадовать, но, смотрю, ты уже с напитком и с компанией, — он всё равно подошёл ближе и поставил стаканы на свободный край стола. — М-м, — супруг потянулся и выхватил завёрнутое в бумагу печенье, зашуршал упаковкой. — Это Джисон, тот стажёр, про которого я тебе рассказывал. Парень при упоминании своего имени нашёл немного вежливости, чтобы поклониться, хоть и сидя. Но ему лишний человек в комнате явно не нравился, смотрел по большей части только на Минхо. Его проблемы. Проблемы-проблемы. Вот тебе и безосновательная тревога. Основания всегда найдутся. — Отлично, — Хёнджин кивнул. — Не знаю, получил ли ты рассылку. Господин Ян со своим секретарём отправились в командировку, госпожа Ким Ёнсон временно замещает. — Господин Ян? — Джисон подал голос, и голос этот был… слишком наглым, как и его владелец. Он правда не знает, кто здесь главный? Лишь бы в разговор влезть. Какая навязчивость. Мальчишка. Конечно, он ничего не умеет, когда учиться, если надо строить глазки наставнику? — Директор Ян, — легко пояснил Минхо. — Его кабинет на другом этаже, сюда он не спускается, вы не могли видеться. Откусив немного печенья и тщательно прожевав, бухгалтер добавил: — Я ещё не проверял почту, так что, господин Хван, благодарен за предупреждение. Ещё вчера Чонин решил, что признавать его смерть официально они не будут. В компании это назовут командировкой. В новостях только догадки о возможных личностях трупов. Две версии, которые друг другу противоречат. Идеальная среда для охоты. — Да, Джисон, отнеси это, — Минхо кивнул на стаканчики возле стажёра. — На кухню и выкинь, нечего тут пустые упаковки плодить. Парень тут же подскочил, с улыбкой подхватил мусор со стола и вышел, не закрыв дверь до конца. Так спешил угодить, что забыл о приличиях. Очаровательно. Последнее Хёнджин, похоже, сказал вслух, потому что Минхо закатил глаза. — Этот ребёнок не такой плохой, как ты себе уже надумал. — Он к тебе далеко не ученические чувства питает. — Начинается, — выдохнул и продолжил говорить, без стесненья набив рот остатками печенья. — Мы это с тобой уже обсуждали. Тебе не о чем беспокоиться. Кстати, об этом. Муж аккуратно взял его за руку и потянул на себя, заставив обогнуть стол и встать ближе. — Я же правильно понял, ты сегодня хочешь поиграть? Хёнджин кивнул, глядя в пол. — До вечера подождёшь? Ещё один кивок. — Очень хорошо, дорогой. Его слова и мягкие поглаживания по руке уже заставляли Хёнджина чувствовать тепло где-то в основании черепа. Желание упасть прямо здесь нарастало. Пришлось тряхнуть головой, чтобы прогнать это ощущение. Рано, слишком рано. От Минхо это, конечно же, не укрылось. Он слегка нахмурился, наклонился, чтобы заглянуть ему в лицо. — Уверен, что потерпишь до вечера? Хёнджин уже ни в чём не был уверен. Он услышал что-то похожее на приближающиеся к кабинету шаги и дальше всё происходило так быстро, что он осознал, что сделал, только потом. Секунда — и он уже наклонился, одной ладонью закрыв их лица, а другой придерживая мужа за подбородок, вторая — и они целуются. Вкус печенья, сахар и шоколад. Хёнджин, скосив глаза влево, заметил Джисона в просвете между дверью и стеной. Минхо благополучно ничего не видел и не слышал, забывшись. Стажёр поджал губы и отвернулся. Злится, гадёныш, пусть. Мужа Хван отпустил только когда самому перестало хватать воздуха. Тогда же Джисон открыл дверь, впуская в кабинет шум офиса, а после громко закрыл её за собой. Со сбитым воротником, красными влажными губами и злым взглядом из-под рыжей чёлки Минхо выглядел так, что у Хёнджина перехватило дыхание. Он замер как кролик перед удавом. Во рту пересохло. В красках представлял, как придётся просить прощения вечером. Минхо, судя по каблуку, который предупреждающе впился Хёнджину в колено, думал примерно о том же. — Всё, господин Ли, я проверил ваш глаз, никакой песчинки там больше нет, — отряхнул руки об брюки, будто действительно что-то делал, а не потому, что ладони вспотели, и встал ровно. — Всё должно быть в порядке. Муж склонил голову набок и елейно улыбнулся. Жемчужины подпрыгнули и закрутились по обе стороны от его лица. — Вы так внимательны, господин Хван, жду не дождусь вечернего совещания. Давайте хорошо поработаем сегодня! Хёнджин отзеркалил его улыбку. Ни о какой работе сегодня, конечно же, речи быть не могло. По пути к машине он набрал Хвиин сообщение с просьбой взять на себя его дела. А потом ещё одно, с извинениями, для Минхо. Тот почти сразу ответил, что понимает, в каком он раздрае, но с рук ему эта выходка не сойдёт. Хёнджину этого было достаточно. Он отпустил водителя, когда тот высадил его у дома. Сегодня точно больше никуда не поедет. Из последних сил переоделся в домашнее и забрался под одеяло. Весь день он провалялся в постели, иногда проверяя чаты и новостную ленту. Когда голова начинала гудеть сильнее обычного, засыпал на полчаса, просыпался и снова смотрел в экран телефона. Муж писал ему, напомнил сперва про обед, потом про ужин, а ещё предупредил, что задержится. К моменту, когда входная дверь открылась, Хёнджин весь извёлся и готов был снова уснуть, так что вставал и шёл в коридор он пошатываясь. Минхо уже снял пальто и повесил его на крючок, а также скинул обувь, не забыл убрать её на подставку. Заметив приближение Хёнджина, он не спеша расстегнул рубашку и бросил её на пол. Оголённую грудь обхватила портупея: ремешок вокруг шеи, над ключицами, за воротником не было видно, тонкая полоска от ошейника и вниз, к металлическому кольцу ниже солнечного сплетения, от кольца — ещё два, огибали бока и сходились где-то под брюками. — Стажёр помогал выбирать. Хёнджин не мог оторвать взгляд от кольца. Хотелось потянуть за него на себя. — Он хоть жив остался после такого? Собственный голос звучал для него словно издалека. — Был близок к сердечному приступу, ты угадал. Минхо подошёл ближе. — Твой цвет? Игра началась. Он легко шлёпнул чужую наглую руку, оказавшуюся слишком близко, и повторил вопрос, добавив голосу строгости. — Зелёный, да, зелёный, — Хёнджин тряхнул ладонью, всё ещё чувствуя покалывание от контакта. — Это точно наказание? Он довольно и расслабленно улыбался, осматривая ремешки, но перестал, когда заметил на себе обжигающе холодный взгляд. Точно наказание. — Принеси мой халат. Как ветром сдуло. Вернулся уже через минуту, отыскав нужный, нашёл мужа перед диваном в гостиной. Журнальный столик был отодвинут к креслу. Хёнджин догадывался, что ему уготовано. Он предпочитал не знать, что конкретно с ним будут делать, но Минхо ещё в самом начале их экспериментов распечатал два листа с тем, на что сам был согласен, оставалось только поставить галочки там, где хотелось. С тех пор муж не отходил от списка. — Я так заледенею. Быстрее. У Хёнджина от затылка и вниз по шее замелькали крохотные иголочки, поёжился. Один рукав, второй, расправить на плечах и одёрнуть спереди. Он не удержался и провёл кончиками пальцев по ремешкам, за что снова справедливо получил по рукам. — Ты специально всё усложняешь? Минхо был ниже, но в такие моменты умудрялся смотреть на него сверху вниз. Хёнджин опустил голову в притворном сожалении. — Сложно удержаться. — Да, я заметил, — Минхо обошёл его и сел на диван и закинул руки на спинку. — На колени, лицом ко мне. Покалывание усиливалось и перерастало в жжение, а мир Хёнджина медленно сужался до одного лишь Минхо и его команд. На колени он опустился легко, ноги будто ватные. — Хорошо. Руки на бёдра. От похвалы стало теплее в груди и теснее в штанах. Повиноваться становилось всё легче. — Что ты сегодня сделал? Думать, напротив, сложнее. Хёнджин медлил с ответом, подбирая слова: — Поцеловал тебя… на работе? — Да, но это не то, что мне не понравилось, — спокойно и терпеливо, как опытный учитель. — Попробуй ещё раз. Хван надул губы и захныкал в надежде на милость, но осанку и руки держал, помня о том, что можно лишь усугубить. — Поцеловал из ревности? Минхо тяжело вздохнул. — Именно так. Наклонился вперёд и упёрся руками в колени. — Как территорию пометил. Ты разве собака? Нет, — дотянулся и погладил мужа по щеке, прежде чем легко шлёпнуть по ней же, не больно, но тот всё равно шумно вздохнул от неожиданности. — Собаки умнее. Собаку можно дрессировать. А ты неисправим. Хёнджина кидало то в жар, то в холод, от контраста ласки и грубости, он раскрыл рот, чтобы оправдаться, но не мог произнести ни звука, хотел только, чтобы его опять погладили, или ударили, только бы трогали. Шов брюк давил на его член через ткань белья недостаточно сильно, а двигаться нельзя. Удовольствие было так близко, прямо перед ним, но предсказать последствия невозможно. — Глупый, ревнивый мальчишка, — каждое слово Минхо сопровождал тычком в лоб, так что голова Хёнджина качалась назад и вперёд. — Повтори. — Я… Шея Минхо была прямо перед глазами, ничего не стоит податься вперёд и оттянуть зубами чёрный ремешок. От одной мысли рот наполнился слюной. — Говори, иначе будешь сидеть здесь весь вечер. Хёнджин заворожённо смотрел за тем, как двигается его кадык при разговоре. Минхо нахмурился. Взял лицо мужа обеими руками и легко сжал, встречаясь с пустым взглядом. — Дорогой, — маска холодного безразличия спала, в голос просочилось беспокойство. — Твой цвет? Молчание. Минхо сполз с дивана на пол и встал на колени перед мужем. Одну руку переместил ему на шею, другой обхватил за затылок. — Слышишь меня? Хёнджин скорее по губам прочитал, чем услышал, они оказались слишком близко. Он несколько раз моргнул, пытаясь сосредоточиться на том, что ему говорили. — Хороший, ты со мной? Ноги затекли. Поясницу тянуло. Дёрнулся, и джинсы теперь давили слишком сильно. Скривил лицо и на пару секунд отвернулся, чтобы прийти в себя. — Здесь, — голос тихий и напряжённый. — Всё в порядке, — Минхо ободряюще похлопал его по щеке. — Цвет? — Зелёный, — всё ещё тихо, но уверенно. Минхо сел ровнее и взял его за подбородок одной рукой. — Ты очень плохо себя вёл. Но я знаю причину. Всё, что от тебя теперь требуется, это повторять за мной. Договорились? Кивок. Теперь смотрел глаза в глаза, ясно и осознанно. — Никто не заберёт у меня Минхо. — Минхо никто не заберёт. — Потому что Минхо выбрал меня. — Минхо выбрал меня. — Я больше не буду вести себя как идиот из-за страха. — Я ничего не могу обещать. Минхо безжалостно сжал его пах свободной рукой. Хёнджин простонал, не понимая, больно ему или приятно. — Попытка номер два. Я больше не буду делать с Минхо что-то без его согласия. — Не буду делать что-то с Минхо без его согласия. Оба улыбались. — Надо же, ты такой способный, — Ли поднялся на ноги. — Можешь, когда хочешь. Теперь поднимайся. Получилось не сразу. Ноги не слушались, онемели, все в иголках. Минхо протянул ему руки и потянул вверх, позволил на себя завалиться и растирал бёдра, пока Хёнджин не смог стоять сам. Так хотелось спать, что стояк его не беспокоил. Может, ещё тёплую ванну. — Ты пообедаешь с Джисоном завтра и наладишь контакт. Поймёшь, что беспокоиться не о чем. Даже сквозь накатывающий сон Хёнджин возмущённо хмыкнул. — Возражения не принимаются. Расплата за грехи. Теперь в душ. — Ванну хочу, — надул губы, почувствовав, что игра закончилась и уже можно. Минхо даже спорить не стал. — Будет ванна. Взял мужа под локоть и повёл из гостиной вниз по коридору. — Ещё наденешь? — с надеждой, зацепившись пальцем за металлическое кольцо. Минхо мягко убрал его руку и посадил обессиленного мужчину на подножку возле ванны, чтобы пустить туда воду и найти в шкафчике полупустой флакон пены со сладким запахом. — Неделю снимать не буду, если действительно с ним поговоришь. Хёнджин открыл глаза, — и когда только успел закрыть, — не поверив своему счастью. — Правда-правда? — Правда-правда. Ли добавил два колпачка пахучего средства в воду и принялся избавлять мужа от одежды. — Тогда я ему даже поклонюсь, — кивнул сам себе и поёжился от холода, оставшись без рубашки. — А можешь мне— — Цыц. Сам он разделся гораздо быстрее и уже помогал Хёнджину забраться в воду, а потом и устроиться поудобнее у себя на груди. Горячая вода расслабляла мышцы, а пузырьки с шипением лопались на коже. — Ну, Ми-и-ин? — Сам себе дрочи. — Я уста-а-ал. День был долгим, и ты так надо мной поработал… — Боже ты мой, — Минхо обхватил его руками поперёк груди и подтянул повыше и поближе к себе, теперь ему обиженно сопели на ухо. — Пять минут дай полежать с любимым мужем в тёплой воде, потерпи до кровати, не у тебя одного был долгий день. — Так и быть. — Как мило с твоей стороны. — Как твой квартал? — Закрыт, в отличие от твоего рта. Хёнджин смеялся так сильно, что часть воды перелилась через бортик ванны на пол.