Чонин зря переживал, уже на следующее утро Крис попытался уйти, второпях опрокинул вешалку в коридоре и, увидев его, выглянувшего из кухни, что-то пролепетал и закрылся в гостевой комнате.
Вспомнил, что вообще-то за свою жизнь надо бояться.
Курьер доставил их телефоны с восстановленными симкартами в девять, Чонин положил пакет у чужой двери и постучал. Без ответа. Спит? Но, уже спустившись до середины лестницы, услышал скрип, шуршание, потом хлопок. Не спал. Горячо и колюче в горле, но идти обратно и выяснять отношения не хотелось.
В кабинете Ян смотрел то в экран ноутбука, то — телефона. И там и там его ждали одинаковые строчки текста и чисел, которые он не понимал. Остро не хватало господина Со в кресле напротив. Старик объяснил бы всё быстрее и лучше. И вообще, наследник взялся за эти отчёты больше от скуки, никто сейчас и не ждал, что он серьёзно займётся делами. Покушение на убийство — уважительная причина.
У статуса возможного мертвеца были свои плюсы: сидишь дома, никуда не выходишь.
Минусы тоже были. Те же самые.
Пробовал готовить, но сдался, намертво прижарив яйцо к сковородке, детектор дыма не включился только чудом. Попросил парней из охраны заказать еду. Чан не спустился есть, прочитал сообщение, но не ответил.
Ожидаемо. Но кололо где-то в районе сердца от этого не меньше. Подниматься и стучать в дверь не стал.
Чонин гипнотизировал контейнер с сашими, не решаясь взять в руку палочки. Они ведь ели вместе почти каждый день уже целый год, когда один, а когда все три приёма пищи. Иногда молча, каждый в своём куске работы, иногда Чан рассказывал о новом фильме, на который хотел сходить, о песне, которую послушал уже раз двадцать (и это только за утро), о том, как прошёл день, если они провели его порознь.
Говорить “приятного аппетита” пустому стулу — жалко, если не глупо, но без этих слов кусок в горло не лез.
Кран капал где-то сзади. За окном свистел ветер. Холодильник еле слышно жужжал у стены.
На кухне за стойкой было еще не так паршиво, как могло бы быть в столовой на десять персон, вверх по коридору и направо.
В момент, когда Чонин серьёзно раздумывал, а не пригласить ли парней с улицы присоединиться к нему, — это шло в нарушение безопасности, но и в сохранение рассудка, — раздались шлепки босых ног об паркет.
— Только попробуй моего тунца съесть, — хриплый от долгого молчания голос над ухом, скрипнула и хлопнула дверца, зашуршал пакет.
Ян выдохнул.
— Да когда такое было?
Крис занял стул справа.
— Пятое октября, — снял крышку, вытащил палочки из упаковки. — Я оставил на тарелке ровно пять— соус поставь посередине, ага. Ровно пять кусочков оставил. Вышел на звонок ответить. На минуту! Вернулся — их уже четыре!
Чонин цокнул языком. Сердце в груди стучало чуть громче и быстрее, чем обычно.
— У тебя нет доказательств. Твоё слово против моего.
— Не спорю, — улыбнулся, игриво, как в обычный день, и оторвать взгляд от его губ было почти невозможно. — Именно поэтому сегодня я беру правосудие в свои руки.
Смысл дошёл до Чонина слишком поздно — Чан варварски вонзил палочки даже не в один, а в два куска тунца из его контейнера, подцепил их и впихнул себе в рот, не смог сомкнуть челюсти до конца, чтобы прожевать, настолько рыбы было много, а без соуса суховато, так что чавканье стояло на всю кухню.
Ян и сам, подобно рыбе, безмолвно открывал и закрывал рот, наблюдая за бесчинством, в полном бессилии. Не полезешь же отбирать. Да и как? Воображение подкинуло вариант, но он был на грани извращения и отвращения и отпал сам.
— А почему два? — всё, на что его хватило.
Крис поднял вверх указательный палец, прося подождать, наконец, проглотил достаточно, чтобы говорить:
— Моральный ущерб.
Боль в груди у Чонина отступила, отползла как волна. Но он знал, что волны уходят, чтобы ударить с новой силой, и следующая может накрыть так, что собьёт с ног.
С этим надо было что-то делать, но Ян Чонин — известный трус, когда дело касается надёжных, понимающих, чудесных австралийцев, поэтому он затолкал себе в рот кусок рыбы и молча улыбнулся.
Они ели, обсуждая сорвавшегося инвестора (о том, что он сорвался, узнали от Ёнсон по почте), Чан не мог поверить, что никто, абсолютно никто в здании не узнал о случившемся и как легко восприняли их внезапную “командировку”. Чонин неохотно признался, что вся охрана здания исключительно его. Это заставило Криса взять паузу, но ненадолго.
Проблема заключалась вот в чём — Бан Кристофер Чан трусом не был, особенно когда дело касалось скрытных, показательно отстранённых, глупых корейцев.
— Это же были не недовольные квартирой клиенты, верно?
Ян порадовался, что уже успел доесть, и поперхнуться мог разве что воздухом.
— Если скажу, что это были именно они, ты поверишь и оставишь это? — с надеждой, потому что она умирает последней.
— Нет, ты так просто не соскочишь на этот раз, — Крис знающе улыбался, но выглядело неубедительно.
— Ладно, — отодвинул посуду от себя и развернулся на стуле лицом к помощнику. — Что ты хочешь знать?
— Ты типа… мафия, — даже не вопрос. — Твой отец умер, готов поспорить, что не сам, тебя пытались убить. Явно не впервые. Так?
Смотрел старший неуверенно, будто хотел ошибиться.
Чонин обнадёживать не хотел.
— В общих чертах, да.
Чан медленно кивнул.
— Понятно.
В повисшей тишине даже взгляд глаза в глаза казался слишком громким.
— Тебя с детства к этому готовили?
Младший вздрогнул и отвернулся, цепляясь пальцами за сиденье.
Готовили ли его с детства?
Не то чтобы...
До шестнадцати его жизнь никак не отличалась от жизни любого другого ребенка из обеспеченной семьи. Частная школа, спортивная секция, подготовительные курсы, домашка, сон. Отпуск на островах два раза в год. Мама с папой, которые говорят ему хорошо учиться и думать о своём будущем, а ещё дают денег на кино и кафе.
В шестнадцать рутина богатенького наследника оборвалась и скатилась в кошмар наяву, в котором не было матери, отец — только номинально, а ещё школа выживания, учителями которой стали его генералы. Господин Со учил “гангстерскому этикету” и разрешал спать в кресле, потому что знал, что другие его не жалели. Почти все они погибли с отцом несколько дней назад.
Программа тренировок в конечном итоге должна была сделать из него универсального солдата, который мог бы выжить в любых условиях. Дни без еды и сна, тяжести, плаванье, бег до потери пульса в жару, холод, дождь, снег — не имеет значения, потому что его могут застать врасплох в любой момент. Рукопашная, обязательно, если повезёт, то с Чанбином, если нет, то с тремя, а то и с пятью крепкими парнями, чтобы всё как в реальной заварушке, никаких таймаутов, никаких поблажек, пропустил удар — сам виноват.
Чанбин рядом, всегда рядом. В траве, в море, в грязи, в сугробах, всегда на шаг впереди, чтобы, если что, закрыть собой. Те же синяки, те же ссадины, те же переломы, если совсем плохой день, с одной только разницей: когда тренировки заканчивались, Чанбин уходил домой, где мама ставила перед ним наваристый суп и обрабатывала его раны, а Чонин заползал в комнату и зализывал свои самостоятельно.
Стрельба юному наследнику нравилась, помогает выпустить пар, достаточно представить лицо одного из наставников и попадание в десятку, прямо промеж их нечитаемых глаз, обеспечено. Со больше любил кастет, биту, всё, чем можно было отмудохать до неузнаваемости и вблизи. Пистолет позволял не пачкать ботинки.
Сперва казалось, что так даже лучше, некогда будет тосковать по маме, на деле же он каждый день молился, чтобы всё оказалось страшным сном, и скучал по ней ещё больше.
Кончилось всё так же стремительно, как и началось.
Промежуточным тестом стало подставное похищение.
О том, что оно подставное, Чонин узнал уже после.
Его схватили возле дома и надели на голову мешок, связали по рукам и ногам. Освободился (потому что на автомате развёл локти, когда вязали запястья, и оставил себе достаточный зазор) он в полной темноте, сидя в какой-то ледяной железной коробке, как позже выяснилось, это был кузов грузовика с морозильной камерой.
Он не знал, что там не было вентиляции, и не знал, как долго пробыл там, как долго ломился в наглухо закрытые двери, как долго обшаривал ладонями стены и углы, но знал, что кислород на исходе, а конечности уже даже не дрожали от холода, а просто отказывались подчиняться.
Его вытащил господин Со. Чуть не снёс дверцу с петель, когда открывал, и прижимал парня к груди всю дорогу до больницы.
Оказалось, что один из генералов взял на себя смелость решать, достоин молодой наследник жить дальше или нет. Ублюдок думал, что Чонин слишком слаб для уготованной ему судьбы, и лучше дать ему шанс уйти из жизни рано, чем поздно.
Узнав об этом, остальные генералы во главе с господином Со бросились на его поиски и чуть не опоздали, но обошлось.
Неудавшегося убийцу разобрали на части ещё при жизни именно по приказу отца Чанбина. Сам же Чанбин просидел на коленях перед кабинетом Ян Хесона целый день, чтобы тот приказал прекратить тренировки. Сработало. Это или звонок из больницы о том, что у его сына истощение, шок и обморожение.
Чанбин не отходил от него ни на шаг, даже в школу к нему перевёлся, днём сидел на занятиях, ночью спал на полу рядом с его кроватью, поднимаясь по первому шороху.
Чонин не плакал, рассказывая об этом, потому что все слёзы, что были, остались в прошлом, на подушке, а ещё немного — на рубашке Чанбина.
А вот Чан, дослушав его рассказ на кухне того самого дома, из которого младшего забирали на тренировки, беззвучно рыдал, лицо красное, опухшее, пальцы вцепились в чужие ледяные руки до побелевших костяшек.
Ян понятия не имел, что делать, сидел без движения, весь вытянутый, твёрдый и холодный как камень, смотрел потеряно, уже успел сто раз пожалеть, что вообще заговорил об этом, только расстроил Криса… на пробу потянулся вперёд, чтобы хотя бы стереть слёзы с его щёк, но попал в стальной капкан объятий.
Чан то перебирал его тёмные волосы на загривке, то водил ладонями по спине, успокаивая непонятно кого, себя или младшего, который теперь сам вздрагивал с каждым новым спазмом в груди австралийца.
Чонин повернул голову, ухом прижался к чужой шее и улыбнулся, хотя Крис бы не увидел.
— Знаешь, у меня и хорошие дни были.
Чан выдохнул громкое “ха!” между всхлипами и несильно ударил его в плечо, за что сразу же извинился.
♢♢♢
Хёнджин с трудом собрался в целого живого человека часам к двенадцати, подрался сперва с панелью управления в лифте, а потом и с турникетом в бизнес-центре, не для того, чтобы увидеть, как рядом с куллером в коридоре паршивый юнец трогает его мужа за плечи и улыбается ему во все зубы.
Минхо посчитал траур дольше одного дня излишним и пришёл на работу в фиолетовой шёлковой блузке, в ней его талия казалась ещё тоньше, как и запястья, так просто было бы их обхватить и поднять над головой, прямо там—
Так вот, зубы Джисона. Пересчитать бы их лично.
Первоначальный план пригласить стажёра на обед и поговорить по душам вылетел в окно со скоростью поезда, под который парня хотелось бросить.
Всю дорогу до офиса Хёнджин сочинял себе историю о том, какой этот пацан несчастный и как ему не хватает поддержки старших. Почему? Потому что вчера перед сном запросил у Юнхо всю доступную информацию и выяснил, что Хан Джисон — сирота, никакой живой семьи, старший брат и тот умер тринадцать лет назад, на экономическом учится со стипендией от государства. Портрет пробивал на слезу. Сериалы такие смотреть, конечно, интересно. Но это исчадье ада больше не походило на побитого жизнью героя.
А побить, вообще, было бы не лишним.
— Доброго утра коллегам.
Минхо повернул к нему голову и лукаво улыбнулся.
— Господин Хван, уже давно не утро, должно быть, заработались совсем?
Хёнджин надеялся, что на лице никак не отразились воспоминания о вчерашнем вечере и их продуктивной совместной работе. Он прочистил горло и покрепче сжал левую руку в кулак, чтобы маска добродушного коллеги не пошла трещинами.
— Вы правы, совсем потерял счёт времени, — краем глаза проводил проходящих мимо сотрудниц, а после впился взглядом в притихшего стажёра, которому хватило мозгов убрать свои грязные руки от чужого мужа. — Вообще-то я зашёл, чтобы пригласить вас двоих на обед.
— Это так мило, правда же, Джисон? — Минхо мог убедительно играть, но иногда ему просто хотелось поиздеваться. — Старшие в нашей компании хорошо заботятся о младших.
Хёнджин поджал губы, чтобы не выдать улыбки.
Джисон особой радости не показал, но хотя бы поклонился.
Он вообще старался не раскрывать рот и смотрел себе в тарелку, когда они сидели на веранде кафетерия. Минхо же продолжал ломать комедию, пока, наконец, не пнул мужа под столом и не объявил, что ненадолго их покинет. Это был знак. Хёнджин интерпретировал его по-своему. Когда супруг отошёл на достаточное расстояние, Хван схватил Джисона за галстук и дёрнул на себя.
Палочки выпали из чужой руки и клацнули об тарелку, разбрызгивая по скатерти капли соуса.
Нормальный человек в такой ситуации испугался бы. Разозлился. Может, даже начал кричать.
Хан Джисон смотрел ему прямо в глаза нечитаемым взглядом. И слабо улыбался.
Это всё, что нужно было Хёнджину, чтобы окончательно выбросить из головы образ обиженного судьбой сиротки.
— Повторять не буду. Откатил свои яйца подальше от Минхо, иначе я их тебе отстрелю. Понял?
Хван внутренне скривился. Не лучшая его угроза, даже в топ-двадцать не вошла бы. Но стажёр бесил до чёрных точек в глазах и слова рвались сами.
— Да кто ты такой, чтобы мне это говорить? — младший фыркнул и выдернул свой галстук, после поправил. — Какое тебе вообще дело? Коллега.
Последнее слово он насмешливо выделил.
Сучёныш нарывался.
— Если бы ты был настолько же наблюдательным, насколько невыносимым, понял бы, что он занят. Занят мной.
Чтобы окончательно вбить эту простую мысль в его пустой череп, Хван поднял левую руку и помотал безымянным пальцем.
Взгляд Джисона замер на холодном металле, а сам парень стал мрачнее тучи. Не ожидал.
Младший откинулся на спинку стула и покачал головой.
— Ну, конечно.
Хёнджин позволил себе одну маленькую победную улыбку.
— Теперь понял, что тебе тут ловить нечего?
Хан молчал какое-то время. Официант успел забрать пустые тарелки и убежать за счётом. Парень отмер.
— Это не тебе решать.
Хёнджин оторвался от подсчёта купюр, моргнул, но картинка не поменялась. Всё такая же отвратительная. Джисон смотрел ему прямо в глаза с яростным спокойствием смертника.
— Что, прости?
— Что слышал, — Хан пожал плечами. — Я просто буду рядом. И если он решит, что устал от тебя, то всегда сможет отдохнуть со мной.
Хёнджин не схватил его за воротник и не сбросил через перила только потому, что вокруг было слишком много свидетелей. Хотя кровь стучала в висках и глаза застилала красная пелена, он вцепился в скатерть, чтобы удержать себя на месте.
Именно тогда он решил, что Хан Джисон доживает последние дни своей жизни в этом городе.
Правда, кто будет скучать по круглому сироте?
Муж повздыхает и забудет.
Нет, убивать его просто так никто не будет. Нужно найти за что. Всегда есть за что.
Минхо выбрал этот момент, чтобы вернуться. Глядя на его радостное лицо, Хёнджин только больше укрепился в мысли, что третий — лишний.
♢♢♢
Дверь открылась — Сынмин закричал, но сам себя не услышал в наушниках и сорвал их с головы одной рукой, другой цепляясь за стену.
— Капец ты громкий.
Со Чанбин невозмутимо продолжал смотреть телевизор, развалившись на диване, ноги закинул на журнальный столик. Рядом с серым носком стояла кружка, придавив собой цветную обёртку от закуски.
— Ты как у себя дома, — буркнул Ким, роняя сумку с вещами на пол и осторожно опуская камеру в чехле рядом.
— У меня дома чище и нет кабельного, — здоровяк не отрывался от экрана ни на секунду.
Сынмин снимал кроссовки, пыхтел и чувствовал, как больно тянется поясница.
— Так у меня тоже нет.
— Теперь есть, — Чанбин пожал плечами. — Нихера не знаю, чё за язык. Наугад тыкал. Прикольно.
Журналист прошёл в комнату и только теперь заметил, что в ящике чьи-то загорелые руки натирали мясо специями под аккомпанемент явно иностранной речи, в углу крутился незнакомый логотип канала. Почесал затылок.
— Индийский?
Со хмурился.
— Да их там сто диалектов, какой именно?
Удивление Сынмина было недостаточно сильным, чтобы перебить вспыхнувшее раздражение, а потому он подошёл ближе к гостю и выпалил:
— Я тебе за продукты не дал, куда это ещё?
Чанбин поперхнулся, ударил себя пару раз кулаком в грудь, чтобы прокашляться, и посмотрел на Сынмина впервые за разговор, раскраснелся, наверное, от кашля.
— Ниче мне от тебя не надо. Это вообще… для меня.
— Для тебя? — Сынмин не впечатлился. — Слушай, я не люблю оставаться в долгу—
— Ну вот и не оставайся, забей, — опять отвернулся. — Подарок. Да, чё те надо было?
Ким неуверенно ткнул пальцем себе в грудь.
— Мне?
— Номер мой искал.
— А, — вчерашний разговор с госпожой Ан всплыл в памяти. — Не обязательно было приходить.
— Не люблю по телефону вопросы решать, — Чанбин нажал на красную кнопку на пульте, погружая комнату в тишину. — Суть?
Сынмин открыл холодильник и кроме оставленной там утром баночки йогурта нашёл ещё пару упаковок кимбапа, непрозрачные контейнеры из доставок и ещё по мелочи всякого, на что обычно не тратился. В голове журналиста метафорическая груда "подарков" гангстера заметно выросла. Но не мог же он сейчас начать ругаться, да? Потом поругается. Сразу за всё.
Взяв свой йогурт и чужую булочку, Ким хлопнул дверцей и сел на диван рядом с Чанбином.
— Как раз… долг возвращаю. Там такие мордовороты, одному идти — самоубийство. Мне нужен кто-то для подстраховки.
Крышка от йогурта поддалась не сразу, но как отщёлкнулась, так и улетела куда-то на пол. Ползать перед гостем по ковру в её поисках было ниже достоинства Кима, поэтому он просто сделал большой глоток, словно ничего и не произошло.
Чанбин усмехнулся.
— А, рожа страшная нужна, понял.
Сынмин вгрызся в булочку.
— Нет, почему страшная?
— Что, красивая?
Он, разумеется, шутил. Но журналист принялся рассматривать его в деталях, чередуя еду и напиток.
Первое, что бросалось в глаза при виде Чанбина, — его мускулы, конечно, широкие плечи и мощные руки, всегда обтянутые тканью до предела. Громила явно носил футболки не по размеру. Его лицо, напротив, терялось за отросшей чёрной чёлкой и общим недоброжелательным видом. Хотя посмотреть там было на что: губы, полные и всегда по-детски обиженные, прямой нос, высокие скулы, серьёзные, сосредоточенные глаза. Если не знать, что этот парень ломает чужие лица, то его могло показаться даже... симпатичным?
Ким еле-еле проглотил свой поздний обед. Щёки предательски горели. Он слишком долго молчал, надо было сказать что-то нейтральное. Что-то, с чем можно будет потом жить.
— Не страшная.
С чем можно жить! Жить! А не умереть на месте!
Чанбин рассмеялся, это был... неожиданный звук. Высокий и частый, как в мультиках, вообще не похож на настоящий. И уж точно не подходил человеку, который мог тебя убить.
Хотя Сынмин уже не был уверен в последнем, всё же при нём ни одного убийства не было.
Смех плавно утих, оставив за собой простую улыбку:
— А чё ты меня так сложно вызванивал?
Чанбин протянул руку и смахнул крошки с щеки журналиста.
У него, наверное, лихорадка. Это многое бы объяснило. Поставил пустую бутылочку на журнальный столик, рядом с кружкой, чтобы не выронить.
— Номера твоего нет.
— Поправимо.
Со вытащил телефон из кармана и что-то там понажимал — из куртки Сынмина раздался звонок.
На этом они, к великому облегчению Кима, распрощались, потому что громкий журналист в иерархии приоритетов стоял явно ниже, чем тот, кто позвонил Чанбину через несколько секунд. Мужчина собрался в два счёта и ушёл, напоследок забрав с собой весь мусор со стола.
Сынмин понял, что молча и без движения пялился на закрытую дверь неопределённое время, только благодаря повторному звуку из кармана куртки. Сообщение.
Неизвестный номер:
Хотя бы за день напиши, когда тебе там надо.
Ботинки похуже достану.
И ещё одно.
Неизвестный номер:
;)
Ким выключил телефон.
