беспрежний

что-то к этому и отсылало давно. лишь только процент удачи определял, когда переломный момент наконец случится, в прямом смысле прочертив самую явную черную линии в жизни славозависимого и гордого к себе человека. сту, кажется, все сильнее и сильнее вжимается в себя, когда остальные заботы снова вытесняются теми сначала недоверчивыми, а потом испуганными глазами зрителей, когда явный просчет в его работе был виден. виден отчётливо; а отчётливо настолько, что обычный страх сменяется шоком и крайней взволнованностью, а потом и криками, появившимися через секунду. каскадер облажался. и, может, при самой обыденной ошибке его бы простили - или даже не заметили бы, не имея должного "трюкового" распознающего зрения. нет, он не просто осекся на мелкую долю секунды, не просто расположил руки неправильно, не просто отделался ушибом, который заживет, как на собаке. ... сту, правда, больше их реакции не помнит - ведь и головой тоже ударился, неминуемо провалившись в мир, что был вне всякого сознания. просыпается, невинно перед собою замечая потолок, вспоминая то, что давно в госпитале не бывал, ведь стал намного искуснее в своем уже основном увлечении жизни. а потолок белый, даже чрезвычайно, так ещё и скучный, и отвлекает от этого зрелища самая сильная в мире боль - или та боль, что была превыше всех предыдущих именно у него, - а объяснения ей напрашивались сами. он не был глупым, просто поверить было очень тяжело. оказывается, вот, что его к потолку приковало, а разум это умело скрывал, чтобы просто отвлечься от откровенного отчаяния, поселившегося в теле прямо с начала сверкания обеспокоенных взглядов - и это ставило под вопрос, во сколько сту вообще пробудился. паралельно казалось и то, что он не спал всю ночь, и то, что встал прямо секунду назад, выдумав все, что извлек ранее, под впечатлением абстрактного сна. сту приподнимается на локтях, с удивлением обнаруживая, что в палате присутствует и рикошет... один рикошет? и тот кажется спящим, пусть и в сидячем положении, а в таком противоречивом состоянии не хотелось напугать другого ещё сильнее, всполошив себя тоже. но, кажется, если бы каскадер даже захотел бы заговорить, он не смог бы выдавить и слова. либо дар речи был утерян из-за травмы, либо уже другая травма обрубила ему трезвое понимание происходящего вокруг... а отрицание так и било ключом, будто парень и не поранился вовсе, а снова себе что-то надумал... но рикошет не спит. он напуган не меньше, чем сту, и морганья его не замечает, но теперь, когда движения правда видны и даже не похожи на зрительную галлюцинацию, придвигается ближе, шокированно вздыхает и дает себе время успокоиться, прежде чем заговорить. — рикошет, я снова облажался, да? — невинная нота голоса трюкача бьет прямо по сердцу, заставляя ещё дольше молчать и рассматривать размытый вид чужого тела. —...пожалуйста, не пугай меня. скажи, ну, хоть... "привет"! — он поворачивается к стрелку, — рикошет, привет! как же заметно, что в голове все смешивается. каскадер снова пытается успокоиться, хотя все, что он чувствовал, отправляло этот процесс назад, и, увы, худшим из этого было то, что задние ноги отказались чувствоваться. — кажется, я сильно ударился затылком, да? я так смутно все понимаю.. — ещё одна попытка договориться до рикошета, но голос ломается посередине последнего слова: хотелось пить и разобраться, убедившись, что все не так плохо. — принеси мне воды, пожалуйста.. все-таки, тот, до которого старались почти докричаться, - как выяснилось, именно докричаться, только это было совсем вне контроля - отходит от заморозки, осторожно сует в руку травмированного стакан, и, видя, как он жадно напивается, вздыхает, поднимая глаз. — сту.. — рикошет, который постоянно сводит свои эмоции на минимум, сейчас находится в рабстве собственного образа. необыкновенно тяжело разговаривать сейчас, не выдавая, что все, что произошло вчера, вдарило по самому слабому месту мужчины. — сту, мой родной, — все усилия сдерживания сходят на "нет", — ты был великолепен, как всегда. — ого, прав- — мне очень жаль, сту. — о чем ты? у меня лишь малость голова кружится, я же не буду забывать все раз в десять минут?! — смешок был нервным, и все два, находящихся в палате, поняли, насколько. очевидно, ему было страшно, а подозрения давно кишили в мыслях, как-то полупрозрачно отпечатываясь. все-таки, задел затылком неслабо. — нет, сту. с твоей головой все хорошо: она не пострадала особо. — рикошет опровергнул вывод, который только что сделал каскадер. — короче говоря, ты не сможешь больше... свои представления давать. мне очень жаль. точно. прямо в яблочко. а сту и не понимал, к чему все состояние вело. ему даже показалось, будто эта информация не была для него новой, будто он к этому уже привык и совершенно не удивился. или бросило, вот, в крайность. поэтому он ещё недолго смотрит на партнера, приподняв бровь единственного целого глаза, после опуская взгляд и давая неконтролируемому потоку слез облепить его израненное лицо.. израненное пуще прежнего, потому что этот коронный выпрыг стоил всего на свете. — э-это как, ска-кажи? — сту верит головой, встречая небольшую боль и дискомфорт во лбу, а запинается, потому что ком прилил к его горлу от страха и огромного отчаяния. — я.. я ведь.. стой, я все-таки о-обла... жался? — трогая лицо рукой, тоже достаточно перевязанной бинтами туда-сюда и местами даже окровавленными, он пытается сделать ровный вдох, чтобы прийти в себя, но потом сбивается, поддаваясь хныканью в полуневерии. — м-меня чт.. меня что, уволили? что я.. я не так что-то сделал? ты же.. сказал, что я хорошо высту.. пил. черт, разве нет? — нет, ты... сту, твои ноги.. ты.. я не знаю подробностей профессиональных. но ты приземлился на ноги... неправильно. — и.. и что? я.. я так и начинаю.. все, что новое, начинаю, всегда с.. неправильного приз-земления? это не.. нет, эта проблема не такая уж и большая-я, чтобы беспокоиться. — парень оперся на свои локти, поставив голову, и так расколовшуюся словно по кусочкам, на руки, чтобы не тратить силы для зрительного контакта с совсем поникшим стрелком. — ска... скажи, пожалуйста. рикошет, хватит, я же в порядке, я говорю тебе это прямо сейчас! не надо воспринимать все так близко к сердцу, о.. — ты что, не знаешь? — по голосу было понятно, как посетитель дерется с собой же, сдерживая агрессию и огромное сочувствие, которые в синтезе и образовали реакцию на.. — ты буквально ноги потерял. он устал прикрывать эту точную фразу всякими намёками. будто считает, что до раненого сразу дойдет, если завуалированно об этом сообщишь; однако сту, как глупый, или, скорее, шокированный, отнекивался. и сейчас тот хотел приподняться, показать, мол: "смотри, тупенький рикошет, я в полном порядке и мне ничего не мешает!", только встать вовсе не может. его уложили в обратную позу на койку, немного надавив на плечо, утихомирив пыл. — ты не веришь. я понимаю, почему, — посетитель продолжил. тяжело. тяжело говорить, не сорваться, выпустить свою чувствительность из себя. — сту, я понимаю. но я говорю правду. у тебя больше нет ног. "нет ног" - то, чего он боялся больше всего "необратимо ранен" - снилось в кошмарах "к сожалению, твоё состояние не дает тебе работать с нами" - заставляет трястись и умереть было не страшно. каскадер, конечно, задумывался, что все, кто окружают его, едва перенесут эту ситуацию, но эгоистичное желание действовать и действовать рискованно перевесило все беспокойства обо всех во всем. он не представлял, что будет делать, если то, что произошло уже сейчас, произойдет; небезопасные трюки легко сводят даже в могилу, однако все-таки чаще оставляя неизлечимые травмы. а если излечимые, то лёгкие и тяжёлые, а последние все равно никак с видом хобби не соприкасались. у сту не было плана, что он будет делать. не представлял. не думал, что останется живым, прежде чем с таким столкнётся. но столкнулся. — я... не смогу больше.. работать, да? это конец? — сам не замечает, как его лицо снова обильно утопает в соленых слезах. сил, чтобы кричать, больше не было - все изведены на принятие факта. он без ног необратимо ранен состояние не дает работать груда мусора — я теперь бесполезен...груда мусора, просто мусор... жаль. — для прежних реплик он слишком малоэмоционален. словно и правда груда мусора, оставшаяся от робота, прослужившего достойно и недолго. — не говори так, пожалуйста. — рикошет возвращается сюда, напоминая о том, что рядом. только неумело слишком, потому что его так и не замечают, естественно, оставляя без ответа. сту просто уставился в потолок. ему не кажется, что стоит вообще продолжать что-то делать. сколько бы собеседник не твердил, принципам не уступит никогда, и это - порог, в самом настоящем его проявлении. ничего уже прежним не будет, каскадер остаётся беспрежним, невзрачным, притягивающим жалость и скатившимся больше не по колесам роликов. скатился ниже того, чем представлял из себя когда-то заоблачно давно. это самое беспрежнее, что могло бы произойти, но такое предсказуемое и вероятное... больше риска и увеличением азарта и счастья от него наконец пересеклись и образовали большой взрыв, испоганив судьбу навсегда. беспрежняя репутация, беспрежнее место тестового, а потом и беспрежний каскадер. ему найдут замену обязательно. конкуренты беспрежне радуются чужому горю. он, наверное, убьет себя. — я, наверное, убью себя. столь же ожидаема, что и авария на высоких скоростях. только реплика сильно и безусловно ранит услышевшего, который надеется, что сил у пострадавшего хватит. не понимает, что пострадавший полностью от ног до головы, больше всего именно головой - вовсе не травмой напрямую. — сту, послушай меня. — рикошет снова вздыхает, снова в тысячный раз. он плачет тоже, только внимания на него более не хватает. — слушай.. ты.. и мы, мы оба. мы справимся. пожалуйста, пережди немного. ему так и хочется сказать, что чувства невероятно важны даже в шоковом состоянии, несмотря на непредсказуемость, но шет никогда не поддерживал и не умел вовсе, а сту слишком жалостную поддержку не принимал и не любил. пересечение снова, только оно было первее и лучше, чем последующее. аналогии ловить и принимать до отказа лёгких тяжело. — нет. — отрезает каскадер. бывший каскадер. беспрежний человек. пожалуйста: что возможным ответом будет? "да", отрезав впередразнь? снова взяться за объяснения? ЧТО ему сказать? каким словом можно подействовать, чтобы хоть как-то вернуть его обратно, сюда? —... я люблю тебя, сту. — стрелок снимает шляпу, заставив свой взлохмаченные волосы вылезти из-под нее, кидая на пол и осторожно взявшись за чужую руку. за чужую руку, которая была столь же ранена, хоть и левая; а правой досталось больше - он видел. видел все своим глазом. — я обязательно сделаю все, чтоб бы был счастлив. как прежде. — не надо. — безэмоционально возражает сту, будто какая-то кукла, в которой это не было изначально заложено. — не стоит, правда. оставь меня здесь... мне приходят деньги, должны ещё прийти. ты просто можешь оплатить терапию, не знаю.. — он замолчал, задумавшись и шикнув от того, что почувствовал импульс боли, отличающейся от постоянной. что-то задел, видимо. — да какая психотерапия.. слышишь себя, нет? — последнюю фразу стрелок произносит шепотом не с наездом, а с огромной грустью, и слез уже точно не сдерживает. — я не хочу забывать тебя. или что там делается вообще.. на эти деньги тебе закажут протезы, ты снова сможешь ходить. понимаешь? — ходить..? — бывший трюкач смотрит ему в глаза, выжимая из себя хоть единую каплю понимания, но делает это неумело, поэтому выглядит столь же плохо, сколько минуту назад. — мне некуда... — отворачивается: снова готов заплакать. — со мной куда угодно пойдёшь. и я буду с тобой ходить туда, куда ты захочешь. пока мои ноги не устанут. — прежде не отпуская чужой руки, рикошет ее несильно сжимает, но наконец срывается и прикладывает к своему лицу, желая вызвать хоть немного спокойных и привычных чувств для успокоения обоих. — ты... мы обязаны сделать тебя счастливым. мы сделаем что угодно. — оставьте меня... пожалуйста, оставь меня. не нужно. пожалуйста. твердит неизменно. несмотря на все, держится своего собственного решения, не совсем адекватного правда, но адекватность либо сойдет спустя огромное время, либо ее как таковой не существует. сту снова проваливается в полусон, и, пробудившись, снова не понимает, что происходит и почему все так мерзотно вокруг. мерзотно все, кроме рикошета, который как статуя вцепился и час не отпускает... или не час? толком ничего не понятно, время, как под трипом чувствуется, но можно сказать ему за эти секунды обычного счастья "спасибо". пока осознание не снизошло и не потребовалось повернуться вбок, удостоверившись, что это именно палата и все было так, как было в представлениях, превратившихся уже в реальные воспоминания. рикошет уже не знает, что говорить. о чем, понятно - тема слишком очевидна, но этой навязчивостью она наоборот будто призывает от себя отходить. немногословность в обычной жизни, оказывается, мешает сильно, и те реплики был из него буквально выдавлены. и что дальше? сту не хочет быть в мире, где из-за случайности его место займет кто-то другой. где в фильме опасный момент будет совершать кто-то другой... где его должность разделят на две, и их все равно будут занимать другие люди... кому-то другому будут орать слова в благодарности, зрительское признание в любви. кому-то другому маленький ребёнок на улице скажет, что он классный - родителям покажет, они поговорят. теперь этим "кто-то" будет вообще не сту. другой каскадер. проблемы позора затмили голову настолько, что боль едва ощущается. ведь он даже не узнал, что именно с его ногами, а скромным информатором служил рикошет, у которого тоже внутри истерика и непонимание. даже чувство вины с этой подавленностью не сравнится, хотя парень в прямом смысле сказал своему самому близкому, что желает с собой покончить. представь бы тут всех, с кем дружил... их лица, полные сочувствия и желанием помочь. сту это почти останавливает. ключевое слово "почти". весь негатив в тряске за свой имидж выходит сейчас, прямо в этот скучно-белый потолок. нет у него живых, подвижных ног. своих ног. они единственной модели, замене такой практичной не подлежат. что там протезы... с другой стороны, все так чисто и понятно, что хочется заплакать ещё сильнее. удача, будучи просто тестировщиком, обрести такую хорошую аудиторию и от каскадера "низшего уровня" перейти к самому настоящему "высшему". сту с самого начала должен был разбиться, возможно и насмерть при крайней неисправности аттракциона... прожил долго. теперь не знает, что делать дальше. а что дальше? рикошет отличился своим огромным пониманием. он предельно осторожен, напряжен и подавлен, но все равно не выпалил того, о чем готов пожалеть. никаких упреков в вине, ничего подобного.. сту такой хрупкий сейчас, и эти слова ни коем образом не могут вырваться из его весьма холодных уст. жалость банальная, а ещё безграничная любовь человеческая, в которой он поднялся похвально. —..рикошет... м-м, ты ещё тут? — каскадер.. бывший каскадер обнаруживает, что провалился в сон снова, но теперь определённо. сейчас, судя по освещению, близок вечер: оттенок красиво-розовый, потому что по-другому его никак не охарактеризуешь. по крайней мере, сту он нравится. ситуация не нравится. — да, я здесь все это время. тебе нужно что-то? — проговаривает в ответ стрелок устало, склоняя голову вбок и слегка щурясь - видимо, тоже спал, но очень чутко. — выпей воды, пожалуйста.. — также было замечено, что голос достаточно сух. — рикошет, я тебе говорю, проснись и выпей воды! — сту услышал, как парень, которого заставили врасплох, делает пару глотков. приоткрыл глаза, видит бутылку - странно, тут она была разве? — ты выходил куда-то? — нет. говорю же, я все время сидел здесь. с тобой. — прежнее беспокойство, которое имело определённо слишком старую атмосферу, заставляет отвечающего слабо приулыбнуться, что было уже огромным достижением. — тебе лучше уже, правда? — правда... нет, я просто хотел бы, чтобы ты сам успокоился. — раз правда, то правда: трюкач признается. уже бывший трюкач признается... тон заметно снижается вместе с громкостью. снова сон. внезапный. это такое побочное действие от шока, да? это так нужно, когда уже хочется снова начать говорить, и тебя резко в него валит? что происходит с телом, боже.. теперь ночь. столь же внезапная. можно сказать, повторюшка вечернего пробуждения, только теперь намного скучнее и больнее - к моральной прибавляется и та, что была разбросана везде. вдоль всего организма, внутри и снаружи. ему так больно, что хочется выть, но голоса тоже не хватает, горло тоже ноет. отвратительно. потолок синий. никто не закрыл окна шторами. правда синий. ночной синий. полушок полуосознание предстают вместе в двояком восприятии. от этого тоже хочется разрыдаться, как младенец. удариться головой в безысходности или от незнания - решить можно потом, главное тут удариться. как можно продуктивнее удариться. а сту только об этом и думает. он надеется, что и сейчас заснет, потому что тошное чувство все ещё засиживается абсолютно везде. слишком убит сейчас, чтобы разбудить рикошета и поплакаться ему. слишком горд, чтобы продолжать смотреть на беспрежнюю радость конкурентов... слишком молод, наверное? сту за этот кусок дня постарел, так что молодым сейчас себя не назовет. и зря.. ему правда слишком мало лет для такого внутреннего давления. он заслуживает лучшего. лучшее-то есть все: друзья, прекрасный молодой человек, работа... нет-нет, последнее наглухо заперто для него в будущем. работа именно каскадерство, потому что остальное не для него. не хочет. сердце не поймёт измены. теперь и сердце запуталось, оно беспрежнее. оно не в силах расставить приоритеты.