***
Все, что ее окружало, было старым, простым и недорогим. Здесь не было игрушек, не было компьютеров, приставок, был лишь один старый телевизор, по которому постоянно шли какие-то странные передачи. Здесь также были совершенно иные правила и распорядки, был свой режим. Алиса ела вместе со всеми за маленьким столом, который с трудом вмещал в себя пятерых человек, и кормили ее другой едой, не Шеффилдской. Все блюда были свежими, горячими и по-деревенски вкусными. Даже яблоки — такие же, какие росли и в Лондоне, такого же сорта — имели абсолютно другой вкус и запах. И молоко было сладким. А еще Алиса просто так не могла взять, встать и уйти из-за стола, не доев свою порцию. Если в Шеффилде ей позволялось не доедать (что обычно она и делала), то здесь ей было строго велено съесть все до последней крошки. Алису это смутило. Она не привыкла есть так много. После таких сытных завтраков она ощущала себя раздутым шариком, который мог в любую секунду лопнуть. К домику Бонфуа не был проведен водопровод, поэтому с мытьем также приходилось немного мучиться. Нужно было самому идти к речке и набирать воду в ведра, а потом еще два часа ждать, пока вода нагреется в кастрюлях. Но если не думать о таких мелочах, то новый раскрывшийся перед ее глазами мир не был скучным, тяжелым и суровым. Когда к столу присоединились Эрик и Лиа, завтрак приобрел иную атмосферу. Эрик любил много говорить о всяких глупостях, которые не стоило бы засорять свою голову, Лиа в свою очередь рассказывала в основном о себе, о своей жизни и о своем любимом муже. Франциск слушал их всех со странным пьяным интересом и даже иногда пытался всучить в историю долю своего отборного сарказма. Иногда они говорили по-английски, иногда переходили на родной французский, и именно в эти моменты Алиса ощущала себя одинокой и никому ненужной. Опять. Иногда она понимала какие-то отдельные слова, реплики, но этого ей не хватало, чтобы также активно участвовать в самом разговоре. Ей оставалось только сидеть и гонять вилкой поджаренную сосиску. В Шеффилде она себя ощущала примерно также. Ее родители редко разговаривали с ней по всяким простецким мелочам, да и друзей у нее не было никогда, с кем бы она могла разделить свои мысли. И все потому, что раньше она этого не хотела. Ей нравилось одиночество, оно спасало ее от этого жестокого мира. Она была убеждена, что все делает правильно… Но разве это так? Из тоскливых мыслей ее вырвал бодрый голос Эрика. Он сидел рядом, и его пухлый локоть то и дело задевал ее плечо. — У кого какие планы на этот день, м? На вопрос решил ответить Франциск. — Я хочу показать Алисе город. Алиса поперхнулась молоком. — Эй, ты чего? — Франциск привстал с места. — Все хорошо? — З… замечательно, — Алиса поправила очки. — В город? Какой город? Мы с тобой? А как же домик на дереве? — А? Домик? Я покажу тебе его позже, — Франциск незаметно подмигнул ей. — Ты смущаешь юную мадам, — сказала Лиа, одарив Алису не очень искренней улыбкой. — Я пойду с вами. Мне надо кое-чем затовар’иться. — Ох, ну раз такое дело, то и я с вами, — Эрик похлопал себя по груди. — Я не против общества твоей матери, но мне хочется немного развеяться. Кто знает, может наши старые друзья все еще сидят в баре и играют в карты… — Хочешь к ним присоединиться? — А почему бы и нет? Было бы здорово вспомнить старые времена. Алиса не могла поверить своим ушам. Совсем скоро они пойдут в какой-то город… все вместе… развлекаться… как настоящие… друзья? Девушка глубоко вздохнула, заставляя себя успокоиться и вести себя, как настоящая леди. «Я что, городов никогда не видела? Почему мне так весело от этого?!» — она смахнула с лица пушистую челку и сделала вид, что новость вовсе не затронула ее до глубины души. Но это было не так. Для начала, нужно было найти подходящий наряд. Алиса больше не хотела надевать джинсы, так как в них было очень жарко. Она перерыла весь шкаф, выбирая из подаренных любезной Лией вещей то, что могло подойти ей для летней прогулки. Но все ей казалось глупым, некрасивым, абсолютно безвкусным. Хотелось выбросить все эти вещи на помойку, лишь бы глаза не мозолили. Но вот в дверях появился Франциск. Он с тревогой посмотрел на воцарившийся в комнате бардак, после чего осторожно перешел через порог. Алиса встретила его взгляд также испуганно. Она не ожидала, что он придет к ней сейчас. — Ну, и чего мы тут устраиваем? — спрятав руки в карманы белых брюк, мужчина посмотрел по сторонам, будто не веря, что все это происходит в реальности. На нем была свободная футболка в голубую полоску, как у моряка. Не хватало только красного платочка, завязанного на шее. Его светлые и волнистые волосы были любовно сложены в хвост. — Я же не могу пойти на прогулку в лохмотьях, — произнесла Алиса и сама удивилась тому, как слабо звучал ее голос. — О, боги! Но мы же не на светскую вечеринку идем, — Франциск звонко расхохотался. — Это ведь обычный, загородный городок, для таких людей даже твои потрепанные джинсы покажутся писком моды. — И все же я не хочу их надевать, — Алиса с упрямым видом отбросила ногой свои старые джинсы. — Хочу чего-нибудь другого. — Понятно-понятно, — Франциск долго и внимательно вглядывался в Алису, словно стараясь что-то в ней прочесть. Затем он молча присел на одно колено перед горкой вещей, и достал оттуда бежевый сарафан с розочками на бретельках. Алиса отбросила его тут же, как только завидела в шкафу, но когда Франциск со скромным видом предложил ей надеть именно его, она охотно согласилась. Ей даже стало казаться, что она и не видела этого сарафана прежде. Но внешне конечно она оставалась такой же холодной и сердитой. И приняла сарафан от Франциска с таким видом, будто он сделал ей большое одолжение. К счастью, его такое отношение совсем не смутило. Он широко улыбнулся ей. — Лиа надевала его всего раз, когда ходила на свидание со своим будущим мужем. — Как мило, — Алиса кисло улыбнулась. — Но мне оно совсем не нравится. — Ну, я всего лишь предложил, — француз невинно пожал плечами. — Ты же хотела особенный наряд? Вот он. По-моему, прекрасный выбор. — Ладно, — девушка сняла очки и положила их на столик. Когда она повернулась, Франциск уже стоял на ногах и взгляд его голубых глаз с горячим интересом скользил по Алисе. — Чего ты смотришь? — Алиса приготовилась встать в оборонительную позу. — Я? — Франциск поспешно развел руками. — Да так. Ничего, — и он ушел, быстро, даже слишком быстро для человека, у которого до этого явственно был виден на лице какой-то вопрос. Алиса в последний раз с сомнением посмотрела на предложенное французом платье, словно борясь со своими чувствами: надеть его или нет? А вдруг, если Франциск увидит ее в этом сарафане, он решит, что это намек на что-то, что может снова разрушить их хлипкую дружбу? Вдруг он решит, что она хочет ему угодить? Но с другой стороны, кроме выбранного сарафана, другие вещи тут же стали блеклыми, к ним даже прикасаться не хотелось, чтобы просто убрать по полочкам. Приняв наконец решение, Алиса с нерешительным видом начала раздеваться.***
— Ты сильно огорчаешь меня своими странными идеями! — Эрик даже не пробовал понижать голос. Ему будто бы нравилось кричать, стоя в маленькой гостиной возле старого кресла и наслаждаться тем, что его голос слышен даже за пределами дома. Миссис Бонфуа ничего ему, конечно, не говорила — она была тихой и дисциплинированной женщиной, она знала, что не имеет права влезать в чужой спор, даже если он связан с ее взрослым сыном. В этом случае Франциск был ей очень благодарен. Если бы в его проблемы влезали еще и родственники, то он давным-давно потерял бы свое самообладание. Когда-то давно, может лет пять назад между ним и матерью прошел очень важный разговор, от которого в последствии стала зависеть вся последующая судьба его семейства и самого Франциска. Тогда он попросил маму никогда не спорить с ним и позволить ему самому решать, каким будет его будущее. — Что опять не так? В чем я тебя именно огорчил? — Франциск не имел склонности выплескивать свои эмоции через крик. Он вообще предпочитал держать их в себе и не позволять им вырываться наружу. Во-первых, это помогало ему не усложнять ситуацию, ведь обычно беспринципные крики не доводили до добра, а во-вторых, он жалел свое нежное горло. — А ты не боишься себя рассекретить, ведя себя столь безнравственно? Решил он с Алисой погулять по городу — ни хрена себе идея! — Эрик возжелал стукнуть кулаком по спинке кресла, но под пронзительным взглядом оппонента передумал. — Ты совершенно не думаешь о нашей безопасности. — Брось, этот городок слишком маленький и старенький, и Керкленды все равно никогда не додумаются искать нас именно здесь, — Франциск был самим эталоном спокойствия. Он гордо приподнял подбородок, а улыбка его излучала сплошную уверенность в своем деле. — В первую очередь, они отправятся в Париж, а потом начнут обыскивать и другие крупные города. Но когда они доберутся до сих мест, будет уже совсем поздно. Может, к тому времени мы даже сможем уехать в другую страну… — Ты решил бегать с Алисой до конца своей жизни? — круглое лицо Эрика покрылось испариной. — Ты не думал вернуть ее домой? — Если только она этого пожелает, — осторожно ответил блондин. — А она, как видишь, не хочет. Ей нравится такая жизнь. — А тебе? — А что мне? — Тебе нравится эта возня? Франциск разлепил было розовые губы, чтобы озвучить свой ответ, но тут рядом скрипнула половица, и мужчины вынуждены были повременить со своей беседой. В дверях стояла Алиса. Предложенный Франциском сарафан лежал на ней бесподобно, словно он был сшит исключительно только для нее. Франциск поймал себя на мысли, что он не может оторвать от нее взгляда. Около минуты троица стояла в нерешительности и смотрела друг на друга вопросительным взглядом, после чего первой заговорила Алиса. Ее голос звучал слабо и хрипло. И очень неуверенно. — Ну… мы идем гулять? Франциск часто заморгал, затем вытер глаза тыльной стороной руки. Он неожиданно вспомнил ту Алису, с которой в первый раз познакомился — с той визгливой, мерзкой, наглой девчонкой, которая уже давно напрашивалась на хорошую порку ремнем. Он не думал, что когда-нибудь посмеет возненавидеть женщину, ведь женщина — это женщина, удивительный пол, но к Алисе Керкленд это ни в коем случае никак не относилось. Франциск хотел ее ненавидеть и даже не стыдился своих желаний. Он и не любил ее, и представления не имел, что может вообще любить такое существо. Но теперь перед ним стоял другой человек: нежный, смущенный ребенок. Тот, которого можно было любить, и который хотел, чтобы его любили. Несмотря на сохранившиеся внутри зачатки старой Алисы. — Да… идем, — Франциск чуть не споткнулся, пока бежал к ней навстречу, чтобы взять ее под локоть. — Эрик, ты готов? Где Лиа? — Да здесь я, — недовольная мулатка выглянула из прихожей. На ее голове красовалась большая соломенная шляпка, подвязанная нежно-голубым бантом. — Вы скор’о? — девушка увидела Алису в своем платье, но ничего на это не сказала. Лишь улыбнулась, но затем загладила свою улыбку тенью недовольства. — Жар’а наконец спала, давайте поспешим. Эрик накинул на себя белый пиджак, взял кожаную сумку и последовал за остальными к дверям. Тепло попрощавшись с миссис Бонфуа, они отправились пешком по каменистой тропинке, которая вела к мосту через реку и далее исчезала во влажной тени деревьев. Вдали, над шелестом травы и листьев, слышалось задорное пение птиц. — А далеко ли идти? — Алиса с сомнением посмотрела назад, где при ярком свете летнего солнца растворялся домик семьи Бонфуа. За кронами деревьев небо практически невозможно было увидеть, оно напоминало собою отдельные небесные кусочки, как пазлы, рассыпанные в густой листве. — Нет, не совсем, — сказал Франциск. — Врет он все! — перекричал его Эрик. — Туда ползти километров пять. И это под жарким солнцем! — Я в детстве частенько бегала в гор’од за пр’одуктами, — сказала Лиа. — А город правда очень маленький? — Ага, — тихо ответил Бонфуа. — Не то слово.***
Тот самый городок, о котором так много говорили путники, действительно оказался настолько маленьким, что можно было с одного его конца увидеть другой. На лишенной какой-либо зелени поляне возвышались старинные дома и избы. В городе стояла всего одна школа — это был такой кирпичный, продолговатый монумент, напоминавший пчелиное гнездо, а рядом со школой находилась площадка, огороженная железным забором, за которым молодые ребята гоняли по полю резиновый мяч. Несмотря на всю свою хлипкость и маленькую территорию, которую занимал этот город, здесь были и магазины, и бары, где можно было неплохо оттянуться, а с центра города тянулась веселая мелодия. Алиса и ее компания как раз подоспели к открытию большой ярмарки. Чуть дальше от общего веселья находился загон с лошадьми, где хозяин с желтой улыбкой предлагал гостям прокатиться на молодых мустангах. По земле гулял жаркий ветер, было видно, как на дорогах плавился каждый камень. А чуть дальше от самого города поляна начинала неожиданно возвышаться, обращаясь в большую гору с крутыми склонами. Идти по ней было практически невозможно, да и на машине не проехать — всюду на тропинке валялись огромные и острые камни, а иногда дорогу разрывали на куски внезапные, глубокие овраги, будто это место когда-то было минным полем. Зато на самом кончике горы стоял маяк. Он напоминал собой толстую, белоснежную башню из сказок про принцесс. Он был таким невероятно высоким и имел лишь большую стеклянную площадку под крышей. — Страна меняет правителей, а этот чертов городишка так остается неизменным! — проревел Эрик. На его крик обернулись сразу несколько прохожих, включая детей, что резвились на футбольном поле. Кто-то фыркнул и отвернулся, возвращаясь к своим важным делам, а кто-то продолжил смотреть с голодным любопытством на пришедших из ниоткуда гостей. Кто-то даже узнал Лию, помахал ей рукой и что-то сладко проворковал по-французски. Сестра Франциска ответила что-то очень нежное, затем повернулась к Франциску и Алисе. — Думаю, здесь я вас покину, — сказала она на грубом английском. — Я обещала встр’етиться с Мар’и. — Ну, хорошо, — кивнул ее брат. — Если что, мы гуляем по городу. — К счастью, он не настолько огр’омен, чтобы незнакомец смог в нем заблудиться, — ответила Лиа с кислой улыбкой на устах. Алиса заметила, что у них с Франциском были одинаковые ямочки за уголками губ. Когда Лиа покинула их скромную компанию, заменив ее другой, более любимой и родной ей, Эрик тоже решил подать голос. — А меня вы сможете отыскать вон в той таверне, — мужчина указал пухлым пальцем на старую избушку, у которой несмотря на аномальную жару, из трубы валил серый дымок. Когда из всей компании остались только Франциск и Алиса, между ними воцарилось неловкая пауза. Даже Франциск перестал себя вести так уверенно, как прежде. — Знаешь, я не был здесь уже лет шесть, если не больше, — произнес он взволнованным голосом. — Но мне кажется, что прошла вечность. Странное чувство, правда? — Может быть. — Ну ладно, куда бы ты хотела пойти? — Франциск предпочел сменить тему. — Правда выбор тут не как в Шеффилде или Лондоне… здесь нет ни парка с аттракционами, ни кондитерской… — Но зато тут есть ярмарка. — Ага, а еще мы можем покататься на лошадях. Это же старик Льюис! Я его помню. Не спрашивай, откуда, ладно? Это неприятная история. — Неприятная история? — протянула Алиса как назло громко, чтобы старый конюх обратил на них внимание. — Тш! — Франциск приложил к ее губам палец. — Он гонял меня по полю за то, что я дразнил его лошадей. Это было очень давно, я тогда еще даже не ходил в школу, и естественно любое мое действие казалось мне вполне оправданным. — То есть, ты считал, что поступал правильно, мучая лошадей? — Алиса гадко засмеялась. — Не мучая, а дразня. Это разные вещи. И да, я думал, что это нормально. Также, как войти в реку по пояс голым или как цветок сорвать на поляне, осыпанной миллиардами таких же цветов. — У тебя странные сравнения, — заметила Алиса. — Как такое вообще можно сравнивать, а? — Давай не будем развивать эту тему, — попросил ее француз, и в его голосе зазвучали жалобные нотки. — Надеюсь, что этот старикан меня не узнает. Я очень сильно изменился за все эти годы. «Я тоже изменилась…» — хотела сказать ему девушка, но в последнюю секунду предпочла помолчать. Они подошли к конюшне, за которой начиналась маленькая круглая полянка, огражденная невысоким и хлипким на вид забором. Завидев незнакомцев, лошади начали громко и весело ржать, царапая копытами глиняную землю. Каких тут только не было мастей: и черные, как уголь, даже глаз не было видно, и рыжие, как огонь, с гривой цвета меди, и маленькие жеребцы нежно-бежевого цвета, и пятнистые. Глаза разбегались от такого обширного выбора. Когда конюх подошел к ним, чтобы спросить, какую лошадь они хотят выбрать на прокат, Франциска он не узнал (к великому облегчению последнего). Заплатив конюху заранее, Франциск предоставил девушке возможность самой выбрать себе жеребца. И для Алисы это был чуть ли не самый трудный выбор в ее жизни. В принципе, ей нравились все лошади — они почти все были одинаково ухожены, выглядели молодо и красиво. И цвета у всех были необычные, их короткая шерстка приятно переливалась на солнце, а грива казалась шелковой, как атлас. Девушка робко ходила вдоль лошадей, думая над тем, как было бы здорово, если бы она смогла оседлать их всех. Ее рука практически без колебаний легла на вытянутую морду коня с белой шерсткой и россыпью больших, неровных, рыжих пятен на теле. Он казался самым забавным и непохожим на других. Его грива была зачесана неряшливо, и из нее торчали кусочки травы. Эта неряшливость показалась Алисе очень знакомой и забавной. — Прекрасный выбор! — радостно пропел старик.- Посторонитесь, мадам. Я помогу вам вывести его на площадку. Алиса поняла, что сказал ей старик, и даже не удивилась этому. Она послушно позволила старику войти в конюшню и выпустить выбранного жеребца. Он хотел еще помочь ей и взобраться на него, но Алиса отказалась от такой помощи. Несмотря на всю ущербность своих прежних уроков по верховой езде, Алиса помнила, как надо правильно взбираться на лошадь и управлять ею. Когда она приземлилась на большую и могучую спину, пятнистый жеребец громко фыркнул и затрепетал огромными ноздрями. От его тела сильно пахло сеном и пометом. «Это совершенно не страшно! — воскликнул в голове ее напряженный голос. — Он ведь даже не брыкается. А что если я…» — девушка легонько стукнула пятками по взбухшему пузу, и конь, лишь на секунду помедлив, двинулся с места. Он шел спокойно, повиливая немаленьким задом, а Алиса сидела сверху и ощущала, как напряжение в теле стало отпускать ее вместе со страхом. Вскоре к ней присоединился Франциск. Он выехал к ней на огромном белом жеребце. — Ну как, приноровилась? — спросил он ее, щурясь от яркого солнца. Глаза его острыми стрелами окружили крохотные мимические морщинки. — О, да… — Алиса судорожно выдохнула, приводя мысли в порядок. — Жаль, что нам нельзя выехать за пределы поляны. — А вдруг твоя лошадь взбесится, сбросит тебя с седла и затопчет где-нибудь в лесу? — Ну, я думаю, ты будешь поблизости и не позволишь мне так опозориться, — пошутила в ответ девушка. — Да и к тому же, зачем нам лес, если рядом такой чудесный берег, вдоль которого можно свободно проскакать? — Хм, — Франциск оценивающе посмотрел на синюю линию моря, которая с трудом, но все же виднелась на лысом горизонте. — Может, это было бы здорово, и все же умей наслаждаться и тем, что тебе дают. Алиса закусила губу, не желая соглашаться с его правотой. Пока Франциск молча любовался дальним морским пейзажем, Алиса в свою очередь любовалась им, пока оба их коня прогуливались по пустой и ровной полянке, не думая никуда сбегать или брыкаться. Ее взгляд лег на его изогнутые в задумчивой улыбке тонкие губы. Такие красные на вид и такие мягкие при касании. О, она прекрасно помнила их мягкость. Она могла забыть многое, что приключалось в ее жизни, но этот поцелуй — такой долгий и одурманивающий разум, который был подарен ей и только ей — хранился в ее памяти с безумным трепетом. И все же, будучи человеком, жаждущим большего удовольствия, Алиса не могла отказать самой себе в мысли, что она хотела еще. Она хотела, чтобы Франциск придвинулся к ней ближе, чтобы их колени начали соприкасаться, и чтобы он наклонился к ней и снова поцеловал. Также мягко и осторожно. И чтобы эта осторожность переросла в жадность и страсть. «Черт подери, дуреха, что еще за мысли посещают тебя в последнее время? Совсем обезумела ты на солнце…» — отругал ее здравый рассудок, который в последнее время практически перестал ее навещать. Девушка почувствовала, как их взгляды встретились. Улыбка исчезла с его лица. Он долго и озадаченно смотрел на нее, при этом не говоря ни слова. И от этого у Алисы возникла внезапная мысль, что возможно он… ненавидит ее? А почему бы и нет? Она ведь ведет себя так странно, безрассудно, да еще и вечно влезает в неприятности. Конечно, сам Франциск вряд ли бы смог ей в этом признаться, но все же, его терпение не могло быть вечным. Девушка покраснела и с большим трудом отвернулась от него. Тогда Бонфуа взял инициативу на себя. — Ты хочешь поговорить со мной? — спросил он практически без всяких ноток в голосе. Что бы это значило? Скрытая злость? Раздражение? Внезапное спокойствие Франциска пугало. — Я думаю, нам не о чем говорить, — все же ответила Алиса, и ее голос прозвучал в ответ довольно жестко. Их жеребцы уже проделывали второй круг, и кружившие пейзажи стали повторяться. По небу вместе с белыми облаками пролетали силуэты крупных птиц. — Ты так думаешь? — Франциск склонил голову на бок. — Сомневаюсь, что это так. Я вчера позволил себе поцеловать тебя. Девичье сердце с волнением подскочило к горлу, да так резко, что Алиса чуть было не начала задыхаться. — Прости меня. — Простить?! — За ошибку, — Франциск виновато пожал плечами. — Обычно я никогда не позволяю вести себя так… необдуманно. А уж к тебе я вообще не имел права прикасаться. Между прочим, твой отец обещал меня вздернуть, если я позволю себе всякую вольность. — Вот как? А так бы ты приставал ко мне? — Что? Я? Конечно, нет! — выкрикнул мужчина. — Ты же молодая девушка, грех заводить роман с такой… — С какой? — ее глаза вспыхнули ледяной зеленью, когда она резко посмотрела на француза. — Хочешь сказать, что я не доросла до того, чтобы любить? — Ты же еще ребенок. — Мне восемнадцать лет, — оскорблено выпалила Керкленд. — У меня уже есть право решать свою судьбу. — Может, ты и права, но, увы, ты не будешь счастлива с таким человеком, как я, — Франциск закачал досадливо головой. — Ты многого не знаешь обо мне, а если узнаешь… не думаю, что тебе понравится. — А это что, так важно? — Алиса готова была задохнуться от накатившего жгучего раздражения в груди. — Интересно, ты всем девушкам это говоришь? — Нет, ты первая, с кем я так откровенен… — Прекрасно! — Алиса повысила голос. — Прямо ощущаю, как по моим венам потекла голубая кровь! Других значит ты тащил в постель без лишних расспросов! — Алиса, пожалуйста, не начинай, — Франциск посмотрел на девушку с искренней печалью. Он не хотел, чтобы их разговор завершился ссорой. День был слишком солнечным и радостным для того, чтобы его омрачить. — Алиса… — он потянулся к ней навстречу и положил свою большую и теплую ладонь на ее маленькую ручку, которая яростно сжимала в объятиях поводья. Девушка посмотрела на его руку с враждебностью. — Ну, чего тебе? — сердито спросила она. — Хочешь сказать мне еще что-то приятное? — Пожалуйста, не сердись, — Франциск попытался улыбнуться ей, но тут Алиса неожиданно оттолкнула от себя его руку и развернула жеребца к конюшне. Франциск чуть было не грохнулся с седла от удивления. — Куда ты? — спросил он испуганно. Алиса не желала больше его слушать. Она хотела поскорее сдать своего коня хозяину и уйти куда-нибудь подальше, в какой-нибудь темный и незаметный уголок, где Франциск не смог бы ее отыскать. Она уже слышала громкий и быстрый цокот копыт. Франциск догонял ее. — Алиса, прекрати себя так вести! Ну, чего ты хочешь добиться своим упрямством? — прокричал ей француз. Когда они дошли до конюшни, Алиса ловко соскочила с седла и, все еще изображая гордую и неприступную леди с надменно приподнятым подбородком, передала своего пятнистого жеребца конюху. Старик уважительно склонил голову. — Не игнорируй меня! — Франциск спустился с коня и бросился за девушкой следом. Алиса его демонстративно не замечала. Когда они вышли на широкую, пыльную дорогу и запах лошадиного помета начал отступать, Алиса посмотрела по сторонам, ища, куда бы ей пойти дальше. Домики, окружившие ее — такую маленькую и хрупкую — выглядели старыми и необычными. Каждая крыша отличалась каким-то своим цветом и росписью. — Алиса… — Франциск больше не мог это терпеть. Так или иначе, люди уже начали обращать на них внимание. Они смотрели на них с презрением. — Алиса! — он ухватил ее за плечо и тут же пожалел, что позволил себе это сделать. Девушка не оборачиваясь, оттолкнула его от себя и неожиданно бросилась от него прочь, шурша сарафаном. Догнать ее было не так сложно. Ему хватило пары быстрых и ловких прыжков, чтобы нагнать непослушную англичанку и обхватить ее за плечи своими длинными и сильными руками, из которых невозможно было выбраться, сколько ни брыкайся. Алиса покраснела от злости и зашипела. Эти звуки напомнили Франциску о тех временах, когда он еще был ее репетитором, и когда она позволяла себе люто его ненавидеть. Тогда его ничто не удерживало, и охватываемый гневом, он мог заломить ей руки, мог сказать ей в лицо все, что угодно, мог оскорбить ее и не чувствовать при этом укора совести. Почти не чувствовать. Но сейчас ее упрямство и непослушание если и вызывало в нем гнев, то какой-то неправильный, не тот, не прежний. Да и сложно было сказать, на кого больше злился Франциск — на нее или на себя? Так или иначе, он не хотел причинять ей боль, он не хотел, чтобы она вела себя так глупо, он хотел исправить свою ошибку. Но как? — Ты успокоишься или нет? — зашептал он ей на ухо. От ее брыканий начала подниматься оранжевая пыль над землей, а люди все чаще обращали на них недовольные взгляды. — Отвали от меня! — буркнула Алиса, впиваясь в его руки ногтями. Какая же она все-таки была вредная, вольная, невыносимая! С ней невозможно было даже договориться! — Послушай, ты просто послушай, — умолял ее мужчина, уволакивая девушку под навес, чтобы не привлекать всеобщее внимание. — Я тебя сейчас отпущу, и ты успокоишься, ладно? Мы же друзья, ты — как друг — должна выслушать меня, пожалуйста. Пожалуйста, — давно он не говорил с такой искренностью и жалобой в голосе. — И что мне это даст? — Алиса не оставляла шанса вывернуться из этих крепких, мерзких объятий. — Снова будешь рассказывать про ценности дружбы? Франциск жалобно простонал. — Нам определенно нужно поговорить… Но только не здесь. Где-нибудь, где было бы людно, но чтобы на нас никто не косился. Хорошо? Наконец Алиса перестала брыкаться.***
Для важного разговора Франциск почему-то выбрал самую популярную в городе таверну, вывески о которой висели чуть ли не на каждой улице. Слово «людно» было здесь просто неприемлемо, ибо таверна была настолько огромной, что могла уместить в себе весь город, и похоже столько же здесь было народу. Маленькие, деревянные столики были расставлены в неопределенном порядке по помещению, и лишь самый центр был пуст, ибо он служил сценой для музыкантов и певцов. А иногда этот центр чудным образом превращался в танцпол. Это место было скорее предназначено не для питания, а для развлечений. Чтобы общественное веселье не так сильно задевало их, Франциск выбрал чуть ли не самый дальний столик, до куда не добирался свет от прожекторов и фонарей. Сюда никто не заглядывал, взгляды на таком столике не останавливались, тут они были не заметны для людей. И все же, Алиса то и дело отвлекалась, смотрела по сторонам, заслышав чей-то пьяный крик или грохот. Любой звук будоражил ее существо. — Итак, — Франциск взял в руки меню, на обложке которого была изображена танцующая леди, но глаза его смотрели только на Алису — такие необычайно серьезные. Слишком серьезные для такого несерьезного места. — Нашей дружбе настал конец, да? Алиса склонила голову на бок, как упрямое дитя, желающее только подурачиться, но не отвечать на вопрос. — Хм, понятно, — Франциск еще немного полистал меню, скорее делая это для вида, нежели желая что-то действительно заказать. — И что же дальше? Алиса, пожалуйста, объясни мне, что происходит? Что ты от меня хочешь? — А разве не очевидно? — Алиса убрала руки под стол. — Мне хорошо с тобой. Мне с тобой весело. Мне хочется, чтобы ты всегда был рядом. Франциск устало закатил глаза. — Хорошо, если хочешь знать, ты мне не безразлична. Но я не могу позволить себе такие отношения. Это очень тяжело и опасно. И я боюсь, что не смогу справиться со своей задачей. Я не такой, каким ты меня хочешь видеть, понимаешь? — Ну, а какой ты тогда? — Я… не думаю, что это хорошая идея. — В смысле? — спросила девушка. — Я не хочу, чтобы ты знала, какой я. Просто… поверь мне на слово, что я… я плохой, — Франциск никогда не думал, что слова будут даваться ему так тяжело. Но как бы он ни пытался передать ей свою тревогу, Алиса его не понимала. Мало того, в ее глазах читалась необъяснимая уверенность. — И что? — пожала плечами она. — Я тоже плохая. Я столько вреда принесла своим близким и знакомым, что всего уже не перечислишь. Но…- неожиданно ее капризное выражение сменилось грустью. И как же странно оно контрастировало на фоне яркого веселья, которое не умолкало ни на секунду. — Но потом пришел ты… и моя жизнь перевернулась вверх дном. И все во мне перевернулось. Мне ни с кем еще не было так хорошо и легко. Ты не такой, как мои одноклассники, как учителя, родители… Ты другой! Франциск невольно усмехнулся ее словам, хотя в душе они сильно тронули его. Даже слишком сильно для такого человека, как Франциск. — Знаешь, мне кажется…ты только не смейся надо мной, считай меня глупой и наивной, но я тебя… — И кто же тут сидит и не веселится вместе с нами? Не хотите ли присоединиться к нам, красавица? — незнакомец с темной шевелюрой внезапно появился за спиной юной Керкленд. Алиса вздрогнула и переглянулась. — А? Что? Я… — Негоже такой красивой даме сидеть и тосковать! Это надо исправить! — объявил незнакомец, нагло хватая Алису за руку и выволакивая ее из-за стола. Девушка с недоумением смотрела по сторонам. — Извините, я не… не понимаю… — пробормотала она на ломаном французском, но темноволосый мужчина и не собирался слушать ее лепет. Он уже утащил ее достаточно далеко от столика. Франциск сначала хотел остановить все это безобразие, но что-то помешало ему подняться, и он остался сидеть на месте, наблюдать за тем, как Алиса постепенно исчезает из его поля зрения. Может, это было и к лучшему, что-то в душе подсказывало Франциску, что разговаривать с ней все равно было бессмысленно. А так, небольшое веселье пойдет ей только на пользу, она забудет обо всех невзгодах и расслабится. «Что ж, мне тоже нужен отдых, » — подумал француз, подзывая к себе официантку и заказывая бокал с белым вином.***
Рука незнакомца продолжала крепко удерживать ее за плечо. Было, конечно, не больно от этих прикосновений, но Алиса все равно ощущала на душе страх. Она смотрела по сторонам, ища взглядом знакомое лицо, но Франциск как будто исчез. Всюду стояли абсолютно незнакомые люди. Они быстро и весело переговаривались по-французски, указывали на нее и улыбались невинными улыбками. И снова Алиса была в толпе. В последний раз, когда она была в такой ситуации, ее одноклассники шутки ради обрезали ей волосы. Такое мрачное воспоминание заставило девушку запаниковать. Но вырваться она уже не могла, толпа полностью поглотила ее. Она пришла в себя только на сцене. Рядом с ней были еще люди — и девушки, и молодые юноши, примерно ее возраста. Обличенные в красочные наряды, они плясали под звонкие ноты живой флейты. Свет от прожекторов уставился на Алису, и многие ожидали, когда же она начнет плясать. «Где Франциск? Где Франциск?» — твердил ее внутренний голос. Но Франциск так и не появился. Его и не было видно в толпе. Он оставил ее одну. Одну… Тот самый темноволосый, веселый мужчина все еще держал ее за руку, но затем его пальцы переметнулись к ее плечам, и он нагло и крепко обнял ее. Алиса готова была задохнуться от такой невероятной наглости. Между тем флейта замолкла, и молодые пары прекратили пляску. «Может, теперь-то они меня отпустят…» — наивно подумала Алиса, но не тут-то было. Музыка замолчала лишь на мгновение, чтобы потом зазвучать снова. Но на этот раз играло какое-то старое, но необычайно задорное кантри. Мужчина, который обнимал ее, начал двигаться, отбивая чечетку своими длинными ногами. Алисе ничего другого не оставалось, как следовать его движениям. Не прошло и минуты, как музыка полностью захлестнула Алису. Девушка практически с бесстрашием начала улавливать такт. Тот незнакомец, что втянул ее на танцпол, выглядел вполне ею довольным — он взял за ее тоненькие ручки и начал кружить с ней, глупо хохоча. Алиса с трудом держалась на своих босоножках, которые явно не были предназначены для таких бурных танцев. Зато Алиса заметила, что танцоры не просто дрыгались на месте, а перемещались по залу, разгоняя толпившихся зрителей, а потом смешной мужчина передал Алису другому партнеру — молодому юноше с каштановыми кудрями. Тот танцевал куда быстрее и грубее предыдущего партнера, Алисе приходилось заново заучивать темп танца. Через какое-то время ей пришлось вновь сменить партнера, и это был уже совершенно другой человек с новыми присущими только ему манерами танца. И если сильно не напрягаться по этому поводу и стараться не задумываться, то такая манера плясок казалась Алисе забавной. И вскоре она начала свободно улыбаться. Французский говор, смех и стук каблуков в ритме танца стали смешиваться в кучу, оставалась остро звучать только музыка — она и вела Алису по своему быстрому течению. Когда кто-то из партнеров подхватил ее за бока и приподнял высоко над головой, девушка вскрикнула от испуга, но затем начала смеяться. Когда ее держали высоко над полом, она могла увидеть макушки собравшихся в таверне людей.***
Франциск спешно осушил четвертый бокал горького вина, мысли об их недавнем разговоре обратились в легкий туман в его голове. Оставив на столе деньги и чаевые, мужчина встал со стола и потянулся туда, откуда исходил сильный жар от толпы. Все веселились, кричали и пели. Всем было весело и задорно. И даже Алиса, которую он уже мог увидеть издали там — на танцполе — выглядела счастливой. Ее короткую шевелюру невозможно было не узнать. Ее улыбку невозможно было перепутать. Когда она танцевала с другим мужчиной, Франциск обратил неожиданное внимание на то, какая же Алиса была…великолепная в этом легком, как воздух, сарафане. Ее движения казались быстрыми, плавными, красивыми… безумно красивыми даже для Алисы. Когда чужая мужская ладонь легла на ее тонкую талию, Франциск внезапно ощутил укол ревности. Не долго думая, он смело протиснулся сквозь толпу, выходя на освещенную сцену. Он не был сильно пьян, но и не достаточно трезв, чтобы останавливаться. Когда настало время менять партнера, Алиса без жалости отпустила своего и, кружась юлой, случайно врезалась во Франциска. — Ты? — спросила она изумленным и даже обиженным тоном. Она боялась, что Франциск сейчас уведет ее из этого веселого места, и им опять придется говорить. Она с радостью убежала бы от него, но вдруг одна рука француза резко схватила и сжала ее ладонь, другая практически невесомо оказалась на ее талии. Алиса не успела толком удивиться, а Франциск быстро и уверенно закружил по сцене вместе с ней. Он довольно легко вошел в ритм танца. Алиса долго не могла расслабиться в его объятиях, их танец казался ей сумасшедшим сном, который дарил ей смешанные чувства. Она не знала, радоваться ей или пугаться. Но потом каменное лицо француза вдруг сменилось улыбкой — не такой, конечно, счастливой и легкой, как у других, но все же очень очаровательной. Значит, опасность миновала. Когда нужно было сменить партнера, Алиса хотела по привычке отпустить Франциска, но Бонфуа крепко впился в ее руку и продолжил танец. Кантри подходило к концу, одиноко играющая скрипка была тому подтверждением. Многие уже начали расходиться или готовиться к новому танцу, но Алиса с Франциском не могли остановиться. Танец для них все еще продолжался. И он уже не был связан с обществом, с музыкой, он был каким-то своим, принадлежащим только им двоим. Алиса не обращала больше ни на кого внимание, люди перестали иметь для нее значение. Скрипка играла быстро, задорно и звонко. Она, подобно ножу, прорезала слух своей сумасшедший игрой. Франциск подхватил девушку за талию и, крепко обняв ее, быстро закрутился на месте. Алиса лишь крепче впилась пальцами в его широкие и крупные плечи. Франциск казался ей сильным и непобедимым, и он держал ее на руках, как что-то невесомое… И когда же скрипка отыграла завершающую комбинацию, Франциск приспустил Алису вниз, чтобы ее лицо было на уровне его лица, и смело, ничего не говоря, прильнул к ее губам.***
— Это и есть твой домик на дереве? — Алиса обошла огромный, толстый и древний ствол дерева. На ее плечах висела яркая мишура, украденная Франциском с ярмарки. Время было уже позднее, солнце закатилось за горизонт, вспыхнув на морской глади в последний раз. Теперь же небо светилось мириадами звезд и половинкой ярко-голубой луны. В кронах извилистых ветвей и густой зелени виднелась деревянная крыша чудо-домика. Стены его были покрыты зеленым и старым мхом. К домику вел всего один ход — это прибитые к стволу деревянные дощечки. Не спрашивая разрешения у Франциска, Алиса осмелилась взобраться по дереву самостоятельно. Дощечки хоть выглядели и хлипкими из-за времени, но прибиты они были прочно. Франциск хотел сначала окликнуть ее, но затем, решив, что это бесполезное решение, просто полез следом за ней, думая о том, что по крайней мере, если она упадет, то упадет на него. Добравшись до самого верха, Алиса пробралась через узенький проход, который был заслонен от внешнего мира старой разноцветной тряпкой, и оказалась в маленькой комнатке с низким потолком. Пол был покрыт пылью и сухими листьями, деревянные половицы скрипели под ее весом. В домике было всего одно огромное окно, которое вело к морю. Над почти черными волнами возвышалась луна, и плещущие волны светились, как кучка живых светлячков. Алиса убрала полупрозрачную шторку, чтобы посмотреть на звездный океан, который простирался над безмолвными кронами деревьев. Она не заметила, как Франциск оказался рядом, но почувствовала, как он положил руки ей на плечи и развернул ее лицом к себе. Вмиг спящее чернильное море сменилось светом пары голубых глаз, а затем Алиса ощутила прикосновение его мягких губ. Сердце вновь учащенно забилось в груди. Девушка обвила шею мужчины, притягивая его к себе как можно плотнее, чтобы больше ничто не посмело их разделить. Алиса спустилась на пол и Франциск плавно последовал за ней, не обрывая поцелуя. Половицы жалобно скрипели под их телами. — Мы не упадем? — настороженно спросила девушка, водя пальцами по его щеке вниз, к подбородку, ощущая шероховатость от его бородки. — Надеюсь, что нет, — ответил хрипло мужчина, нависая над девушкой, и щекоча ее личико распущенными прядями. — Это был бы очень прискорбный конец. — Конец всему, верно? Франциск ответил ей очередным долгим и пылким поцелуем. Алиса едва поспевала за движением его влажных и горячих губ. Его пальцы заскользили по ее телу, тщательно его изучая и дразня разгоряченную кожу под шероховатой тканью сарафана. Алиса выгнулась под ним, жалобно и испуганно простонав. Оборвав поцелуй, Франциск склонился к ее телу, целуя и легко покусывая ее грудь через платье. Девушка сдавленно охнула, положив руки на его плечи. И когда же его руки проскользнули под шуршащее платье, внезапно начав гулять по поверхности ее чувствительного тела, Алиса распахнула во мраке глаза, неожиданно пугаясь осознанию происходящего. Что она делает? Что они делают? Разве так можно? Но можно ли было уже остановиться? Ее сердце то замирало, то начинало бешено пульсировать в груди, соски возбудились и отвердели, предвещая приближение чужих пальцев, и по коже побежала приятная волна мурашек. Прикосновение к груди пробудило взрыв новых чувств, о которых Алиса боялась даже думать. Тело ее больше не слушалось, оно само по себе выгибалось под Франциском, молча умоляя продлить мучительные ласки. Франциск прилег на бок, рядом с Алисой. Он смотрел ей в глаза, любовался ее возбужденным испугом, целовал ее коротко, но с желанием. Мягкое и осторожное массирование большим пальцем вокруг розового соска сменилось более грубым, напряженным, даже болезненным. — О, небо… — томно выдохнула она, не в силах молчать. Бессмысленные слова назло рвались наружу. — Франциск… Я ведь… — Ты никогда такого не испытывала? — Пожалуйста… — девушка взяла под сарафаном его руку и перетащила ее к более заветному месту под тканью трусиков, которое уже давно и томно ожидало, когда о нем вспомнят. — Думаю, заниматься здесь любовью не лучший вариант, — Франциск осмотрел пыльный пол. — Давай доберемся до дома, а уже там… — Я не хочу, чтобы твоя семья нас видела. — Они не станут держать над нами свечку, обещаю, — Франциск взобрался на нее сверху, обхватив коленями ее бедра. — Ну, так что? Что ты решила? Он практически не видел ее лица, лишь некоторые черты мелькали в слабом свете луны. Но Франциск отчетливо ощущал на себе ее суровый взгляд и немое требование продолжить. — Ладно, я понял, — он стянул с себя рубашку и скинул ее на пол, затем перешел на кожаный ремень в брюках. Когда с одеждой было покончено, он опустился вниз и прильнул к ее губам, увлекая ее хрупкое тело в бережные объятия. Дальше Франциск старался вести себя осторожно. Он не знал, какие точки для Алисы были более чувствительны, какие же нет, и поэтому пока что он просто экспериментировал. Сначала погладил ее в одном месте, прильнул губами к другому месту, легонько прикусил зубами в третьем. И каждый раз Алиса издавала такие вздохи, от которых плоть даже самого равнодушного на свете мужчины окрепла бы в сей же миг. Ее тело горело. Франциску даже в какой-то момент стало страшно за нее, а вдруг это стоны не удовольствия, а боли? Хотя нет…ошибки быть не должно…она хоть выглядела слабой, однако ее руки держали его крепко и уверенно. Она знала, чего так сильно желала. И он знал. И поэтому, не видя больше других причин останавливаться, он начал в нее аккуратно проникать.***
За окнами завывал холодный, слишком холодный для летнего месяца, ветер. Несмотря на горящий огромный камин в гостиной, миссис Керкленд ощущала сильный озноб. Закутавшись в два пледа, она сидела на кресле и пила принесенный служанкой кофе, разбавленный сливками (все, как любила госпожа). Постоянные стрессы сильно подпортили ее лицо, сделали ее кожу более морщинистой и дряблой, от чего не спасала никакая косметика. Миссис Керкленд перепробовала все масла и мази, лишь бы вернуть себе прежний вид, но усталость и скорбь все время брали над ней вверх. Полисмены не справлялись со своей работой. Каждый день они звонили в дом Керклендов, выдавали отчет о поисках, но обычно он звучал одинаково и безрадостно. И каждый раз под конец разговора они без энтузиазма прибавляли: «Не волнуйтесь, ваша дочь найдется». Но сколько прошло времени? Уже неделя? А об Алисе не было ни слуху, ни духу, также как и о Франциске, в память о котором осталось лишь заявление об увольнении. Но и это не наводило на след. Этот листик был совершенно бесполезен для поисков… Ничего не помогало. Абсолютно ничего. Не было ни единой зацепки. Все люди, которые хоть немного общались с Франциском, не имели понятия, куда бы тот мог уехать. Честно говоря, никто из них не знал о мистере Бонфуа совершенно ничего, за исключением лишь того факта, что он был французом и — следовательно — его родиной являлась Франция. Между прочим, с Францией связаться оказалось также очень не просто. Французские полицейские требовали заоблачные суммы за свое сотрудничество. Мистер Керкленд соглашался с ними через явное «не хочу». И все ради Алисы. Все эти жертвы шли только ради нее. А когда Алиса только пропала, ее отец пребывал в неописуемой ярости. Сначала он разогнал всех своих клиентов, с которыми он планировал когда-то заключить выгодные сделки по расширению своей компании, затем от него настрадались слуги, которые встречали его с работы, а позже мистер Керкленд взялся и за свою жену. — Слепая дура! Да как ты могла ее проморгать?! Ты же была вместе с ней в поликлинике! Как? Ка-ак ты вообще такое допустила?! Она сумела убежать прямо у тебя из-под носа! Через окно? Да еще вернулась домой, чтобы взять какие-то вещи, причем ее никто даже не попытался остановить?! Какое безумство! В голове не укладывается! Эти яростные выкрики до сих пор эхом звучали в ее голове. Мистер Керкленд никогда не поднимал руку на свою жену, однако его слова били больнее любого крепкого хлыста. И к тому же, она действительно ощущала себя виноватой в случившемся. И все потому, что она знала, почему Алиса пошла на такой безумный поступок. Во всем был виноват этот мистер Бонфуа — красавец француз, льстец и просто самая настоящая змея под обликом мужчины. Это он соблазнил девушку и нагло уволок вместе с собой в неизвестном направлении. Во всем был виноват только он. Он запудрил бедной девочке голову, вселил в нее свои мысли и мечтания, грубо говоря, испортил ее. — И теперь наша дочь разгуливает черт знает где абсолютно одна, беззащитная и больная! — все еще дребезжал в мозгу душераздирающий вопль мужа. Миссис Керкленд пожелала бы, чтобы голос замолк навсегда, но очевидно сделать это она была не в силах. Оставалось лишь сидеть на диване, закутавшись в теплый плед, пить кофе и наблюдать за изящными языками пламени. Ее размышления оборвали чьи-то шаги. Миссис Керкленд с неохотой повернула голову к двери, ожидая увидеть там одну из своих служанок, которая бы в сотый раз напомнила ей о том, что уже время позднее, и госпоже следовало бы пройти в свою комнату. Однако на пороге ее ожидала не прислуга. Это был ее муж. Давно миссис Керкленд не видела его таким… возбужденным. Она молча уставилась на него распухшими от усталости и слез глазами, ожидая, когда тот заговорит. Мистер Керкленд имел жуткую привычку тянуть резину, особенно если речь шла о чем-то важном. Он мог молчать минутами и краснеть, тем самым приводя своих собеседников в сильное волнение. И все же, вскоре он облегченно выдохнул: — Нашли. Миссис Керкленд замерла, чашка задрожала в ее руках, и кофе полился за края. Ее тонкие губы скривились в некоем подобии счастливой улыбки. — П… правда? Где она? — Как мы и думали. Во Франции. Их видели вдвоем в Виссане. — Вдвоем… — зачарованно повторила миссис Керкленд. — И что же делать дальше? — Нам что делать? А я знаю, что делать! — мистер Керкленд активно зашагал по комнате, громко стуча дорожными каблуками. В его маленьких, зеленых глазах вспыхнули ярко-желтые искры. Он был похож на льва, готовившегося к нападению. Даже его хриплый голос в каком-то смысле напоминал рычание. — Нанести им визит. С полицией, естественно. Этого ублюдка надо срочно сдать властям. Или же, желательно, увезти из Франции и судить за пределами родины. Конечно, это будет несправедливо, но кому какое дело? Несправедливо было похищать мою дочь! Сукин сын. Я предупреждал его. Предупреждал… — А что если они снова сбегут? — шепотом спросила миссис Керкленд, которой уже полностью овладевала радостная дрожь. — Ведь мистер Бонфуа очень хорошо промыл ей мозги. Боюсь, она не захочет… — Что значит, не захочет?! — взревел мистер Керкленд, и кожа на его лице стала багровой, как у спелого помидора. — Еще как захочет! Я ее заставлю! — Незачем заставлять ее, дядя, — неожиданно возник спокойный голос из глубины комнаты. Миссис и мистер Керкленд разом переглянулись. На какое-то малое мгновение воцарилась гробовая тишина. В камине продолжал невозмутимо трещать огонь. — Пошлите во Францию меня, — сказал Скотт Керкленд, прикладываясь к дверному косяку. — Я верну Алису в целости и сохранности. Обещаю вам.