Уроки французского

Некоторые люди говорят, что безумие — это одна из важных черт в человеке, которые способны выделить его из серой и скучной толпы. Франциск понятия не имел, был ли он настолько же безумен, чтобы присвоить себе широкую известность. Ведь же многие «гении», «изобретатели», «художники» также были обязаны своей популярностью именно этой неприятной, отталкивающей черте (или же изъяну, для кого как) в человеческой психике. Что же совершил Франциск в жизни, чтобы стать таким же? Пожалуй, об этом все же стоило призадуматься, уделить прошлому некоторое время, окунуться в омут памяти и попытаться вспомнить все. Все, в буквальности, до самых ненужных подробностей, которые никто никогда не учитывал. Что представлял из себя мсье Бонфуа год назад? Когда Франциск спрашивал сам себя об этом, на язык выпадало лишь одно единственное слово, которое с одной стороны могло охарактеризовать его полностью, а с другой же — не сказать совершенно ничего дельного, быть просто пустышкой без сочной и интересной начинки. Свобода. И действительно, Франциск думал лишь о свободе. Ведь это было именно так. Год назад все казалось ему куда иначе, да и сам он чувствовал себя не таким старым и мудрым (хотя таковым его считала Алиса, к самому себе же он испытывал весьма неординарные чувства). Он был наглым, дерзким, невероятно прекрасным и до боли невыносимым…и, конечно же, безумным. Безумным до такой степени, что голова от таких воспоминаний начинала ходить кругом. И вроде бы, прошлое это было не таким старым, не успело еще запылиться, а уже казалось далеким и недосягаемым. Не понятно, почему он начал над этим задумываться именно сейчас, в такой поздний час, когда по небу сновали сумерки, а сам он, сгорбившись под нелегкой ношей, которая находилась на его плечах, стоял на распутье двух дорог. Одна уходила к морю, как он помнил благодаря детским годам, а другая в темную и несимпатичную чащу, куда не мог проникнуть лунный свет, и где спокойно царствовали жуткие тени. Алиса, наверное, перепугалась бы, увидев эту тропу, уходящую в никуда (хотя внешне оставалась бы холодной и решительной), но, к счастью, она крепко спала, удобно устроившись на спине француза и обвив его шею руками. Ночь скрывалась в невероятной и волшебной тишине. Франциск пробирался через травянистое море; слушал, как шуршит листва под его ногами, и закрывал в удовольствии глаза. Если так подумать, то блаженство крылось во всем, что только его окружало. Он ощущал любовь буквально ко всему: и к земле, и к небу, и к высоким и темным деревьям, и — само собой — к тому существу, которое устало и влажно посапывало в его шею. Между холмами уже виднелись огоньки родного дома. Что он скажет им, когда принесет Алису на руках? А что скажут они, когда увидят кровь на ее платье? Точнее, даже не на ее, ведь это платье когда-то принадлежало Лие. Как он и ожидал: первым на пороге его повстречала Лиа, одетая уже в домашний халат. Встряхнув своими распущенными волосами, девушка сердито уставилась на пришедших.  — Славно, — сказала она, хмуря брови. — Я уже и не надеялась на ваше возв’ращение, — и она смотрела даже не на Франциска. Ее глаза устремились на мирно спящую англичанку. Немного погодя она все же впустила их в коридор.  — Где мама? Где Эрик?  — Мама давно легла спать, Э’рика я видела в последний 'раз возле бо’рделя, — огрызнулась его двоюродная сестра и скрестила руки на груди. — Где вы были? Ты знаешь, сколько в’ремени?  — Гуляли.  — Гуляли? Гуляли?!  — Тш, не кричи, — Франциск стянул с ног грязные ботинки и аккуратно уложил их на мохнатый коврик. — Алиса же спит.  — Ах, спит! — Лиа была вне себя от ярости. — Ф’ранциск!  — Ну что? Дай мне ее уложить, и мы поговорим, — мужчина медленно согнул колени, и Алиса спустилась с его спины — такая заспанная и румяная, отчего возникало еще большее желание обнять ее и не отпускать никогда на свете. По крайней мере, нечто подобное испытал в себе француз, когда увидел ее, пьяно покачивающуюся на неровных ногах. Лиа хотела вставить свое «фи», но — увы — не успела. Франциск поднял Алису на руки, как малого и слабого ребенка. Бывшая Алиса устроила бы недовольный бунт, начала бы брыкаться и кусаться, но новая Алиса лишь слабо хрюкнула во сне. Не оставалось никаких сомнений — она смертельно устала и нуждалась в мягкой и теплой постели. «И я тоже нуждаюсь, между прочим…» — подумал Бонфуа, уводя ее в спальню. Положив девушку на кровать, Франциск остановил на ее блаженном, румяном личике свой пристальный взгляд. В сотый, а может и в тысячный раз его одолевал вопрос: зачем он все это делает? Алиса выглядела такой маленькой и несамостоятельной: ручки ее были худые и хрупкие, как у куклы, шейка тонкая и длинная, как у лебедя, а ее грудь… Франциск помнил эти крохотные холмики, которые он целовал в порыве страсти. Стыдоба в виде густой краски залила его лицо, мужчина поспешно слез с кровати и отвернулся от девушки. Знала бы ее матушка — миссис Керкленд — что он совершил с ее дочерью, то казнила бы его на месте. Мысли о смерти мигом притеснили все остальное. Франциск хотел уже покинуть спальню, как вдруг остановился и опомнился. Конечно же, оставлять девочку в этом платье, сильно помятом и со следами его семени, было крайне не разумно, ведь в какой ужас она придет, когда проснется и увидит это. И тогда она точно возненавидит Франциска, решит, что он специально оставил ее в таком жалком виде. Нет-нет, так поступать нельзя, ни в коем случае! Испуганный Бонфуа быстро вернулся к девушке, под хилый скрип матрасных пружин взобрался на постель и с лихорадочной решимостью во взгляде принялся за дело. Лиа ждала его, стоя возле лестницы и недовольно скрестив руки на груди. Франциск заметил, что гнев, который испытывала его дражайшая сестрица, сильно портил ее прелестное лицо. Ему больше нравилось созерцать ее улыбку, нежели такой лютый холод в больших глазах. Остановившись на ступенях, Франциск невинно уставился на нее. Она уставилась на него в ответ. Их молчаливая борьба длилась не так долго, как могло бы кому-то показаться. Однако в итоге Франциску пришлось сдаться.  — Ну, что?!  — Ско’рее, это я должна тебя сп’росить, — сурово ответила мулатка. — Как только она появилась в нашем доме, я с’разу поняла, что здесь что-то не чисто. Обычно ты водил женщин домой не' ради того, чтобы обогащать их скудные умы своими языковыми знаниями. Да и сам ты умом особо никогда не блистал.  — Мне кажется, ты просто ко мне не справедлива, — Франциск нежно улыбнулся Лие и облокотился на ровные перила.  — А ты поп’робуй меня 'разубедить! Для начала, скажи мне, кто она?  — Моя ученица.  — Ложь! Ты можешь обмануть всех женщин на этой че’ртовой планете, но меня — свою 'родственницу — ты никогда не обманешь. Я вижу все в твоих глазах, Ф’ранциск.  — Вот как? И что же они тебе говорят? — Франциск специально начал щуриться, делая сестре назло. Лию это взбесило еще сильнее.  — Довольно с меня издевок! Ты спишь с ней, 'разве это не понятно? «Как странно, что мы заговорили об этом лишь после того, когда я действительно с ней переспал…» — подумал с горечью француз, но вслух ответил иное:  — Я, конечно, любимец женщин, но к девочкам меня никогда не тянуло, Лиа. Посему твои нападки — сплошной бред.  — Да неужто! — несмотря на чисто-бронзовый цвет лица, Лиа умудрилась покраснеть. — Можешь отпи’раться, сколько хочешь, Ф’ранц, но я-то п’равду знаю. И ты тоже. Посмот’рим, сможешь ли ты после этого спать спокойно… Как ни странно, но Лиа была права. Франциск действительно никак не мог нормально заснуть. Он полночи ворочался в своей пустой и холодной постели, пытаясь с отчаянием уцепиться за сон. Только мучила его не Лиа и то, о чем она смела догадываться, а немного другое. Франциск все время думал лишь об Алисе. Он знал, что у него с ней не будет будущего. Все, что он хотел представлять себе было лишь глупой мечтой, о которой могли грезить лишь молодые влюбленные мальчишки. Франциску было горестно осознавать то, что он сам вел себя, как неотесанный юнец. Но, черт подери, какие же это были прекрасные грезы! Был бы он волшебником, то пожелал бы навеки оставаться в этих грезах, быть в их защите, плавать в них, как в теплом молоке, отдавшись его течению. Франциск снова резко перевернулся на другой бок, утягивая за собой смятое одеяло. Верно говорили люди: чем выше твой подъем, тем болезненнее будет потом падение. Хоть Франциск и находился на твердой земле, его душа как будто падала куда-то вниз, в темную и ледяную бездну.

***

Алиса посмотрела на белую ночную рубашку с розовыми бантами на воротнике и на рукавах — именно в таком виде она проснулась этим утром. Она не могла припомнить, как очутилась в своей постели. Она думала над этим все утро, до тех пор, пока не начала болеть голова. Своего вечернего платья найти не удалось, хотя она искала его везде: и в шкафу, и под кроватью, и под столом, но оно будто бы испарилось. В последнюю секунду даже возникла неутешительная мысль, что возможно и самого вечера никогда не было… она его просто придумала, или же он осмелился присниться ей во сне. Но нет, это же была чепуха! Естественно, она помнила все: и как они катались с Франциском на лошадях, как они танцевали на сцене в каком-то пабе… ох, это был волшебный танец, настолько невероятный, что даже думать о нем было немного стыдно. А затем… затем он отвел ее в лес, показал свой домик на дереве… такой старый и хлипкий, что от одного его вида становилось как-то не по себе. А вдруг этот домик рухнет или вообще рассыплется в щепки? Но стоило Франциску лишь поцеловать девушку, коснуться ее своими горячими и сильными руками, как все проблемы обратились в невидимый туман. Алиса никогда не ощущала себя столь стеснительной и в тот же момент такой раскрепощенной, как в ту ночь. Вспоминая все подробности их ночи, Алиса медленно опустилась на разобранную кровать, и лицо ее стало стремительно нагонять цвет алых ушей, становится еще более пурпурным и горячим, будто вся кровь ее тела перекочевала в голову. Как бы от такого сильного смущения в обморок не упасть, или… не умереть? «Надо было для начала поломаться! — убеждала она себя, сминая ногами постельное одеяло. — А то он решил, что ты глупая и излишне доступная! Нет! Какая же ты…он же знает, что до него у тебя никого не было. Он примет это в счет… нет! Дура!» — она вскочила с постели и принялась колотить себя по голове Вода уже дожидалась ее в маленьких ведрах. Она была остывшей, но Алиса смогла это стерпеть. В принципе, ей было даже полезно — ведь вода хорошо остужала кожу, а та была такой горячей, словно раскаленное железо. К ней в ванную забралась дворовая кошка, отчего Алиса едва не закричала, но позже успокоилась. К ним домой часто забирались всякие животные, однажды даже в коридоре они обнаружили дворовую собаку, однако миссис Бонфуа относилась к этому очень лояльно. Кошки же больше любили устраиваться на подоконниках, там было тепло и высоко. Порою они прибегали на кухню, когда чуяли запах чего-то жаренного и обязательно рыбного. Погладив кошечку, Алиса все же выбралась из ванной, когда вода в ней стала окончательно ледяной, и только затем заметила в одном из ведер свое платье — все такое же грязное и в кровавых пятнах. М-да, лучше бы она этого не видела… Далее, после мытья и переодевания в домашнюю одежду, оставалось самое трудное — спуститься на завтрак и вести себя, как раньше. Это было непростое решение, но, в принципе, достаточно реальное. Нужно было лишь чуток расшатать в себе храбрость и пореже думать о Франциске Бонфуа. Собрав все свои силы, Алиса вышла в узкий коридорчик и с опаской посмотрела на лестницу, которая уходила на первый этаж. Там уже звучало лязганье тарелок и вилок, а вместе с ним тихий и сладостный французский говор, который так радовал уши. Всюду тянулся запах сладкой выпечки, от которой хотелось пустить голодную слюну. Алиса судорожно стиснула руки в кулаки. Что будет, если она увидит Франциска, а он увидит ее? Вдруг он уже вовсю обсуждает их прошедшую ночь со своей двоюродной сестрой и матерью? Густая краска залила лицо девушки, но все же она заставила себя сделать первые шаги. Ну же, ну же, веди себя естественно, дорогая! Все люди на планете занимаются этим, и никто еще на это не жаловался. Для некоторых секс и вовсе является естественной и приятной средой, так почему же она должна этого бояться или стыдиться? Глупость какая! С гордым видом поправив на себе одежду, Алиса направилась на кухню. Как она и ожидала: завтрак шел в самом разгаре, за столом сидели все. Ну, как все…не хватало лишь Эрика, но, судя по всеобщему спокойствию, это было в порядке вещей. Мисс Бонфуа, заметив в дверях англичанку, тут же подскочила со стула и побежала еще за одной тарелкой. Лиа сидела напротив окна, откуда светил яркий солнечный свет, спокойно наматывала на вилку длинную полоску прожаренного бекона и смотрела телевизор. На ней было одето новое летнее платье с подсолнухами на пышной юбке, а ее густые волосы были заплетены в толстую косу. Франциск же… Взглянув на него, у Алисы пересохло горло. Она опустила стыдливый взгляд, в очередной раз убедившись в своей отвратительной слабости. Он как всегда восседал во главе стола, прямо напротив своей матери, лучи солнца падали на половину его ровного и невероятно красивого лица, а пышные волосы искрились ярко, как слиток золота. Он лишь на мгновение остановил свой спокойный и лишенный мыслей взгляд, после чего снова вернулся к завтраку. Алиса оторопела. На какой-то момент она поверила в то, что прошлый вечер был для нее лишь сном. Словно не видя на лице девушки разочарования, добродушная миссис Бонфуа отвела Алису к свободному стулу, как раз рядом с Франциском. Девушка нерешительно села, боясь создать лишний шум. Любой шорох, шелест, скрип казался ей неприличным громким. Тем временем хозяйка дома поставила перед своей юной гостьей тарелку с сосисками и яичницей, а рядом еще одно мелкое блюдечко с румяными ватрушками. Алиса смотрела на еду, как затравленный котенок. Она сомневалась, что сможет все это съесть. Франциск снова поднял на нее свой взгляд и легонько ей улыбнулся. Этой улыбки Алисе хватило на то, чтобы успокоиться и взять себя в руки. Действительно, чего она еще ожидала? Что он кинется к ее ногам, едва увидев ее на пороге? Или тут же встанет на колени и предложит ей выйти за него замуж? Какая чепуха, не в сказке же они живут, в конце концов. «Дыши ровно… улыбайся…» — потребовал ее внутренний голос, и девушка дрожащими руками взяла вилку в руки. От вида блестящей в жиру сосиски она почувствовала боль в желудке.  — Я возьму у тебя булку, все равно ты все это не сможешь съесть, — услышала она шепот и затем увидела, как его рука плавно скользит к ее блюдцу с ватрухами. Такая белая, худая и изящная. Алиса посмотрела на его длинные пальцы и невольно вспомнила, как они когда-то касались ее тела. Сначала так ненавязчиво, а затем уже смело и немножечко грубо… Чувствуя, как покраснели ее щеки, англичанка поспешно опустила взгляд и свела колени посильнее, словно чего-то опасаясь. Или кого-то. Если убрать в сторону все эти мелкие огрехи со стороны Алисы, то в целом завтрак прошел спокойно и почти тихо. На какую-то долю секунды, можно было показаться, что это завтракала дружная и любящая семья. Лиа иногда что-то говорила через стол, другие же члены семьи подхватывали ее слова смехом. Алиса тоже старалась чаще улыбаться, чтобы не накликать лишних подозрений. Чуть позднее, немного заскучав, миссис Бонфуа принялась с бесстрастным видом переключать каналы в телевизоре. Алиса лишь отдаленно слышала, как за ее спиной постоянно сменялись голоса дикторов и актеров. Она все равно мало, что понимала во французской речи, а напрягать свой мозг для перевода ну как-то совсем не хотелось. Но снова уйти глубоко в свои мысли ей не позволила внезапно прозвучавшая фамилия «Керкленд» во время утренних новостей в одном из главных каналов телевидения. Все тело девушки вдруг напряглось, и по коже будто начало протекать электричество. Секундой позднее, Франциск обернулся к телевизору.  — Мам, мы же завтракаем, — как можно более буднично объявил он. Но Алиса-то знала, она чувствовала все, ей и самой стало страшно, потому она тоже резко повернулась к серому экрану. Как она и опасалась, на экране висели фотографии ее родителей. Суровые лица матери и отца ненавистно сверлили девушку своими черными глазками.  — А что такого?  — Терпеть не могу, когда ты включаешь каналы про криминалистику, когда я ем, — спокойно объяснил свою позицию мужчина. Лиа уставилась на него с таким странным выражением в темных глазах, словно она о чем-то смутно догадывалась.  — Криминалистику? — старая женщина вздохнула и покачала головой. — Лучше бы посмотрел со мной, а не возмущался! Ты гляди, какая трагедия. В Англии девочка из дома убежала. Говорят, что ее выкрал насильник.  — Переключи канал, — вежливо попросил ее Франциск. Алиса увидела, как в его глазах проскользнула тень испуга.  — Ох, злой-то какой, — снова покачала головой миссис Бонфуа, но в итоге послушно переключила канал. Алиса с облегчением выдохнула, ощущая, как в ее желудке постепенно утихает ледяной водоворот. — Тебя никогда не интересовало горе других людей.  — У каждого и так своего горя хватает, зачем же мне захлебываться чужим? — Франциск деловито засучил рукава, взял грязные тарелки и понес их к раковине. — Я уверен, что скоро ее найдут.  — Действительно, — Лиа широко заулыбалась, коснувшись темным взглядом Алису. — Милая, ты сегодня ничем не занята? Алиса испуганно заморгала, с трудом переваривая слово «милая».  — Я… нет. А что?  — Может, сходим вместе в лес за ягодами? Я хотела испечь большой пи’рог, — с такой лучезарной улыбкой она еще больше походила на Франциска. — Если ты, конечно, не занята. С четы’рьмя 'руками я бы сп’равилась с этим куда быст’рее.  — И правда, — Франциск вытер мокрые руки салфеткой и повернулся к Алисе. Давненько девушка не слышала в его тоне столько серьезности. — Сходи, погуляй, развейся.  — А наши… уроки французского?  — Они подождут до вечера, — он подмигнул ей. Своим знаком он хотел сказать ей, что все будет хорошо. Алиса очень боялась оставаться с Лией наедине. Ей казалось, что Лиа замышляет против нее что-то плохое и коварное. Что, как только они окажутся вдвоем, Алисе станет совсем не сладко. К счастью, ее страхи были напрасны. Лиа вывела девушку на широкую и солнечную поляну, где трава казалась такой нежной на ощупь, словно она была сплетена из шелка, а над цветами порхали крупные бабочки. Хотелось упасть на мягкую траву и насладиться теплотой летних лучей. По лазурному небу плыли, гонимые теплым ветром, белые облака, а шелест зелени напоминал очень приятное и звучное пение. После того, когда Алиса смогла придти в себя после бури воздушных впечатлений, они с Лией разминулись. Лиа отправилась в рощу, а Алиса осталась на поляне искать ягоды среди гущи цветов и блестящей травы. Когда никто не донимал ее рядом лишними изречениями, Алиса с легкостью окуналась в свой внутренний мир, где продолжала размышлять обо всем, что смело терзать ее легко ранимый разум: о родителях, о Франциске, о их ночи. «Если мама узнает, что я подарила свою невинность репетитору французского языка… что она сделает с ним? А со мной? Да она умрет от шока…» — думала англичанка, наклоняясь каждый раз к земле, когда ее взгляд останавливался на чем-то, что не походило ни на траву или цветок. Ягоды собирались на удивление долго и устало. Алиса прошла по одной стороне поляны, жарясь под летним солнцем, и когда она вернулась в исходную точку и заглянула на дно плетеной корзинки, ее разочарованию не было предела. Из тех крох, которые она сумела собрать, невозможно было даже закрутить одну маленькую банку с вареньем, что уж тут говорить о большом и грандиозном пироге. Какая досада… Это значило, что нужно было продолжать поиски. Если Лиа увидит, как она старается, то возможно перестанет на нее сердится. А Алисе почему-то очень хотелось добиться ее доверия. Когда Лиа вернулась за ней, девушка едва ли могла согнуть спину. Все ее тело болело и изнывало от того, что ей постоянно приходилось то наклоняться, то вставать на четвереньки, а затем снова идти куда-то вперед. Да и кожа как-то странно чесалась и зудела. Но зато, ее страдания окупались собранными ягодами: клубникой, черникой и земляникой, которыми была заполнена корзина. Лиа ничего не сказала на урожай своей напарницы, но, судя по тому, как удивленно поползли ее брови, она все же прибывала в небольшом впечатлении.  — Ну ладно, — сказала она, наконец, облизав сухие губы. — Уже поздно. Пошли-ка домой, пока нас волки не заг’рызли.  — А здесь водятся волки? — Алиса чуть не подпрыгнула на месте. — Не может быть!  — Я пошутила, — Лиа злобно цокнула языком. — Идем, — забрав у девушки корзину, она пошла в чащу леса. Перед тем, как последовать за своей спутницей, Алиса подняла глаза к светлому небу, прикрыла ладошкой глаза и прищурилась — солнце светило все еще так ярко и горячо, прямо и не верилось, что время было уже позднее. Сейчас она снова увидит Франциска… От этой мысли ее сердце бешено забарабанило под мокрой и потной одеждой. Алиса взяла в руки камеру и навела ее на небосвод, сделала пару снимков. Заметив, что Лиа была уже далеко, девушка бросилась следом за ней, чувствуя, как трава больно залупила ее по ногам. Кто бы мог подумать, что такое славное солнце могло привести к таким последствиям… Алиса думала об этом постоянно, как только желала двинуть плечом, и то отвечало жгучей болью. Красная и блестящая кожа будто бы натягивалась на ее мышцах и костях, рискуя вот-вот лопнуть. Алиса редко обгорала на солнце и особо не помнила этой боли и слез. А плакать хотелось очень сильно. Хоть Франциск и обещал быть осторожным, его осторожность мало чему помогала. Мужчина то и дело бегал за какими-то кремами, спорил о чем-то с матерью и бросал такие озабоченные взгляды на Алису, что той невольно становилось не по себе. Хотя, с другой стороны, это выглядело очень мило. Франциск не подпускал к девушке даже Лию, требовал от всех тишины и сам лечил девушку в тишине, лишь изредка задавая ей какие-то вопросы. Алиса сидела на своей постели. Лямки от топика пришлось опустить, ибо они были шершавые и могли ранить кожу. Франциск вставал перед ней на колени и осторожно наносил крема на поврежденные участки. Холодное масло и гели остужали ожоги, но их все время хотелось почесать.  — Черт возьми, — сетовал он шепотом, скидывая с лица длинные пряди волос. — Платок бы накинула, в конце концов. Сильно зудит? Алиса поклялась себе не плакать и никак не выражать свою боль, и все же на его вопрос она ответила сдавленным мычанием.  — Блеск, — Франциск вытер пальцы полотенцем. — Так, не трогай! И не двигайся! — потребовал он, когда увидел, что девушка зашевелилась. Алиса сразу же послушно замерла и покраснела. — Несколько часов простоять под солнцем — это блестящая идея. И Лиа, глупышка, даже не подумала о том, что ты можешь обгореть.  — Извини.  — За что? — Франциск закрыл коробочки с гелем и поставил их на зеркальный столик. Затем, он повернулся и внимательно посмотрел в глаза девушки. Улыбнулся ей. Алиса попыталась улыбнуться ему в ответ, но волнение мешало изобразить красивую улыбку. — Это ты меня извини.  — Тебя? Но ты… — Алиса не успела ему возразить, ибо Франциск уже был рядом и целовал ее губы. Она не могла пошевельнуться, ибо кожу на плечах стягивало болью, а так она бы с радостью обняла француза за шею и прижала плотнее к себе. Все ее существо радостно воспевало внутри, когда она чувствовала вкус его мягких губ и теплоту учащенного дыхания. Казалось, что она ждала этого всю жизнь, каждую минуту своего существования. Чтобы он снова также любовно и бережно касался ее, чтобы она чувствовала себя нужной этому миру. — За это, — шепнул он ей в губы, поглаживая пальцами ее лицо. — Знаешь, я себя также глупо вел лишь однажды…в ранней молодости. Когда впервые влюбился. Черт возьми, как это было давно! Словно это происходило в другом мире.  — Кажется, я тебя понимаю, — Алиса с надеждой смотрела в его ясные глаза.  — Вот как? — в момент паузы он успевал дарить ей легкие поцелуи.  — Для меня моя прежняя жизнь кажется серым и уродливым сном, — ответила девушка, шумно вдыхая аромат его мужских духов. — А то, что происходит сейчас — просто волшебство, которого я не достойна. Франциск тихо захихикал.  — Я очень рад, что сумел показать тебе эту жизнь. И насчет той ночи… Алиса залепила его слова смелым поцелуем. Франциску это понравилось, он издал глубокий по звуку смешок и захотел уже толкнуть Алису на кровать, чтобы очутиться сверху, но стоило ему коснуться ее кожи, как девушка вдруг вскрикнула и прикусила его нижнюю губу.  — Больно! — Алиса зажмурилась. Франциск поднялся на ноги и провел пальцами по окровавленной губе. К счастью, боль не мешала ему улыбаться.  — Впредь будь осторожна с зубами, — попросил он. — Губа — еще ладно, а так откусишь мужчине что-нибудь другое, и будет уже совсем не смешно. Как бы серьезно это ни прозвучало, Алиса не могла удержаться от смеха. Затем она отрыла между складками одеяла свой фотоаппарат и сделала быстрый снимок. Франциску ничего не оставалось, как стоять и недоуменно хлопать глазами.  — Если я получусь некрасивым, сожги его, — вежливо попросил он, отчего Алиса сфотографировала его еще по крайней мере четыре раза. — Зачем ты это делаешь? Я ведь даже не причесался!  — Ты и так выходишь неплохо, — убедила его девушка, делая еще ряд быстрых снимков.  — Все-все, хватит! Иначе ослепну! — простонал он, закрывая ладонью лицо. — Зачем ты это делаешь? Алиса закусила губу и положила камеру на свои колени. Вид у нее был растерянный.  — Это для себя.  — Но зачем?  — Лучше не спрашивай.

***

Весь оставшийся день прошел спокойно, хотя и немного болезненно. Но если бы не масла, которыми Алису обмазал Франциск, то тогда боль была бы куда острее. Ближе к вечеру Алиса услышала, как кто-то громко хлопнул входной дверью, и она вышла из комнаты, чтобы поглядеть. Это привычка проснулась в ней совсем недавно, ведь прежняя юная Керкленд никогда не интересовалась гостями. В коридоре она увидела Эрика, и, судя по тому, с каким отчаянием он пытался удержаться на ногах, он был в дребезги пьян. Франциск подбежал к своему другу, как только увидел того на горизонте, и после попытался довести его до спальни. За то время, пока они оба неумело поднимались по лестнице, от их ругани сотрясались стены. Алиса и знать не хотела причину, по которой Эрик умудрился так нализаться. Лиа и миссис Бонфуа, между прочим, тоже отнеслись к этому терпимо. Очевидно, такое происходило уже не впервые и этому не стоило удивляться. После сытного ужина, состоящего из сочной говядины и вареной картошки с майонезом, Франциск, как и обещал, занялся с Алисой уроками французского. Он специально запер дверь в ее комнату, объясняя это тем, чтобы никто не посмел мешать их занятиям. Затем он затушил свет, оставив лишь ночник, и когда Алиса уже готовилась сгореть на месте от стыда, воображая себе их жаркую ночь под грудой одеял, он неожиданно достал из-за пояса маленькую книжку со старой переплетной обложкой, от которой попахивало плесенью. Это были какие-то древние французские сказочки, написанные также на соответственном языке. Алиса осторожно пролистала несколько пожелтевших страниц и недовольно поморщила нос. Нет, дело заключалось не в запахе (после курятника и лошадиных яблок она уже не испытывала былой брезгливости к здешним амбре), а скорее в количестве трудных слов, от вида которых болели не только глаза, но и вся голова в целом. Она уставилась несчастным взглядом на Франциска, но ее репетитор был непоколебим.  — Как только прочтешь хотя бы одну сказку, я тебя освобожу, — пообещал он ей, как всегда смакуя свои слова приятной улыбкой. — Не волнуйся, сказки тут короткие. Всего пять страниц (Алиса застонала). Уверен, ты с этим быстро справишься.  — Мне бы твоей уверенности…  — А ты постарайся. Тяжко вздохнув, Алиса с прищуром уставилась на книгу, медленно погружаясь в трудное чтение.  — Эй, не забудь, что читать надо вслух, — мягко напомнил ей мужчина, отчего девичьи щеки быстро налились краской. Алиса с большущим трудом побудила в себе желание швырнуть во француза этой книгой. Это же издевательство! Он знает, что ей язык дается туго, и что однажды она уже пыталась прочесть какой-то рассказ! Даже после того, как они… Приказав себе не вспоминать о былом, девушка попыталась прочесть название сказки. Франциск же сел рядом и даже пригласил девушку к себе на колени, что было совсем на него не похоже. Другая Алиса дала бы ему хорошую оплеуху за один лишь кривой намек, но новая Алиса чуть ли не с радостью плюхнулась на его колени и поудобнее устроилась на них. Ее острые, худенькие плечи горели красным огнем, но больше не саднили. Пока Алиса мучилась с выговором первого предложения, Франциск нежно обнял ее за талию и прижал к себе. Она была такой маленькой и хрупкой в его руках, будто беззащитный птенец. Ее хрупкостью он и намеревался наслаждаться все время, пока Алиса нещадно коверкала его язык. Читала она слабовато. В ее речи ощущалась явная скованность, и при каждом новом слове девушка сильно заикалась. Раньше, правда, она читала еще хуже, хотя Франциск никогда не говорил ей об этом. Другой преподаватель давно бы свихнулся от такого чтения, но Франциск успел предохраниться от этого, отключив слух и включив свои мысли. Естественно, он думал об Алисе и об их будущем. Что же делать дальше, когда он, наконец, справится со своими проблемами? Не отправлять же ее обратно к родителям, да и сама Алиса вряд ли позволит ему это сделать. Итак, что же тогда нужно было с ней сделать? У Франциска имелись при себе кое-какие помыслы. Он обладал весьма крупными связями, в Париже у него было множество друзей — интересных личностей с не менее интересными бизнесами. Можно было бы попробовать втюхать Алису к одному из таких людей, пускай тот сделает ее своей помощницей или каким-нибудь офисным планктоном, да кем угодно, лишь бы девочка была при деле и при этом оставалась в безопасности. Конечно, глядя на ее нежные и белые пальчики, не готовые нормально удержать даже чайник с водой, он понимал, что Алисе будет тяжело осваивать какое-либо дело, но иного придумать он пока не мог. Идея с работой показалась ему на данный момент самой идеальной, а когда он попытался представить себе Алису в офисном костюмчике с громадной указкой на руках, похожей на хлыст, он стал невольно и стремительно возбуждаться.  — Я устала читать, — ее занудный голос быстро вывел Франциска от размышлений и позволил вспомнить о своей небольшой «проблеме», на которой девушка как раз нагло восседала. Интересно, чувствовала ли она его напряжение? Ну, конечно, чувствовала… То-то, она так недовольно стала на нем ерзать.  — Ч…что? — Франциск заморгал и посмотрел через ее плечо на книгу. — Ты даже страницы не осилила! — он попытался посадить Алису рядом, лишь бы она так соблазнительно не ерзала на нем и не воспаляла и без того его озабоченную натуру. Но не тут-то было. Алиса явно понимала всю суть его мучений и слезать не хотела, как бы он ни пытался деликатно ее прогнать.  — Тебе ведь известен уровень моих знаний, — бубнила она свое, и лишь пылкий румянец выдавал ее коварные замыслы. — Большего я прочесть не могу. Я даже не понимаю, о чем тут идет речь. Франциск постарался призадуматься.  — Хм, но ведь за одну страницу обычные репетиторы даже двойки не ставят!  — Я не в школе, — девушка гордо хмыкнула, незаметно потершись об его напряженную плоть. — Мне можешь не ставить оценку. Я не обижусь.  — Верно… Раз оценкой наказать я тебя не смогу…то накажу по-другому, — и он развернул ее к себе. На этот раз Алиса с радостью повернулась к нему лицом и поудобнее устроилась на его коленях, будто и не замечая ничего такого сильно заметно выпирающего. Он же смотрел на нее с вымученной улыбкой, ибо сдерживался уже из последних сил. Он дрожащей рукой провел пальцами по ее румяной щеке, затем опустил руку к ее шее, затем к плечу, аккуратно стянул с больной кожи лямку от сарафана. Если Алисе и было больно от этого движения, то она совершенно не подавала виду.  — Знаешь, а твоя кожа теперь темнее моей, — продолжал говорить ее репетитор, плавно уводя руки к застежке и начиная там незаметно колдовать. Алиса не помогала ему и вообще вела себя бессердечно по отношению к несчастному мужчине, готовому ради нее сдерживаться из последних сохранившихся в теле сил. Она назло сильнее ерзала или и вовсе нагло надавливала ему на пах, будто хотела сделать Франциску больнее. Блондин откликался на ее наглость недовольным шипением, уже подумывая про себя, как бы наказать эту негодницу пожестче… Сняв через голову этот чертов сарафан, Франциск залюбовался ее телом и таким неровным, смешным загаром, украшавшем ее кожу. Ее маленькая, но симпатичная грудь была все еще белой, а руки же и лицо были очень смуглые. Чудеса…да и только… Франциск прильнул губами к ее шее, наслаждаясь сладким вкусом ее кожи и забавным жаром в области загара, пока девушка, неожиданно осмелевшая в край, пыталась справиться с его ремнем на брюках. Неумелая возня ее маленьких пальчиков придавала лишь большую пикантность. Франциск боялся, что не дотерпит до самого главного этапа в его наказании, так как его тело дрожало и выдавало сильное желание. Целовалась она все также неумело, зато искренне, а искренность казалась Франциску куда большей ценностью, чем все остальное в моменте придания любви. Возможно, именно поэтому его так неистово тянуло к ней, хотелось целовать ее лишь сильнее и наслаждаться ее забавной неопытностью. Сам процесс раздевания сводил его с ума. Он ясно помнил блеск ее зеленых глаз, ее нежные детские губы, ее теплое дыхание на его увлажнившейся в поту коже. В момент их тесной, жаркой связи, он готов был принадлежать лишь ей одной. Страсть туманила разум, а на языке вертелось лишь ее имя. Откинув взмокшие, длинные волосы назад, Франциск снова плотно примкнул губами к ее шее, впился в ее мягкую кожу и учащенно задвигался в ней, стараясь не вслушиваться в ее всхлипы. За окнами в объятиях темного леса медленно таяло солнце. По окнам барабанили обезумевшие мотыльки. Алиса недолго наблюдала за трепыханием их бледных крыльев за стеклом, а затем, когда услышала позади себя вздох, повернулась обратно к Франциску. Она и не знала, что больше всего ей нравилось в их ночи…их занятие любовью или то, что происходило после? Разве это не здорово — лежать рядом с любимым человеком и слушать его спокойное дыхание над своим ухом? Франциск любовно поправил спутавшиеся пряди волос, а затем разлегся на двух подушках, будто хозяин этого ложа. Алису это скорее забавляло, чем злило. Он выглядел таким сильным и одновременно таким благородно усталым. Его широкая и блестящая грудь медленно вздымалась, а свет от единственного ночника забавно игрался на его коже. Если не полениться, то можно было даже сосчитать каждое ребрышко под его бледной кожей, но Алисе было слишком лениво заниматься такой глупостью. Ей больше нравилось трогать его тело. Оно было таким теплым, гладким и упругим под ее пальцами, что от него не хотелось отрываться, а все изучать и изучать, пока на это хватало сил. Алиса плотнее прижалась к нему своим телом.  — Скажи, — глаза ее — зеленые и серьезные — уставились на расслабленное лицо Франциска. — Ты ведь врал тогда, верно?  — Когда? Припомни, пожалуйста, — попросил он ее, не желая так быстро и легко прощаться с прекрасной негой.  — Когда сказал, что родители найдут меня. Ты ведь врал? — Алиса наклонила голову на бок, но глаза от этого все еще выглядели жестокими. Франциск припомнил этот взгляд, который принадлежал другой Алисе Керкленд — не той, которую он желал бы видеть в такой пикантный момент. — Они не найдут меня. Ты ведь не позволишь им?  — Давай завтра поговорим об этом.  — Нет. Сейчас. Франциск глубоко вздохнул. Как же он хотел избавиться от этого колкого разговора, но, очевидно, сделать ему это не удастся. Он наклонился к девушке и захотел поцеловать ее, но Алиса вновь отстранилась от него, мягко положив на его губы палец.  — Они не найдут, — пришлось соврать ей, не хотелось же ее мучить своими сомнениями.  — Обещаешь? — палец все еще лежал на его губах. Франциск почувствовал, как внутри него начало кипеть раздражение.  — Я… — он убрал ее палец в сторону. — Я обещаю, что постараюсь сделать все, что будет в моих силах. Как ни странно, Алису устроил и такой ответ, и она позволила ему поцеловать себя. Но только растаять в ее сладких губах уже не удавалось — Франциска начали донимать другие проблемы, о которых он не задумывался весь вечер. Оборвав поцелуй, он присел на кровати, по-турецки сложив ноги. Алиса посмотрела на него с удивлением.  — Послушай, — он тяжело выдохнул. — Я должен тебе кое-что сказать. Кое-что важное. Я жалею, что раньше не поговорил с тобой об этом…  — Не поговорил о чем?! — в глазах англичанки зародился страх. — Мои родители? Они нашли меня?!  — Нет-нет, не в этом дело, — мужчина развел руками. — Мне… мне просто нужно будет завтра уехать. Ненадолго, — тут же прибавил он, увидев, что Алиса захотела возразить. — Просто мне нужно уладить кое-какие дела в Париже.  — А эти дела не могут подождать?  — Нет, не могут. Не волнуйся, Лиа будет рядом с тобой и моя матушка тоже. Они уж позаботятся о тебе, — Франциск улыбнулся ей. — Я давно это решил, но боялся тебе об этом сказать. Я просто не хочу, чтобы ты снова меня потеряла. Однажды я уже так оплошал, не хочу, чтобы это снова повторилось.  — Но ты… — глаза Алисы вдруг начали медленно заполняться слезами. — Ты ведь вернешься?  — Конечно, вернусь! — Франциск был удивлен. Складывалось такое ощущение, словно он уезжал от нее навсегда. — Ну, чего ты? Эй, — заметив на ее щеках блестящие слезинки, мужчина поспешил их убрать. — Не надо из-за этого рыдать. Трагедия какая, ой ли? Рыдаешь так, будто кто-то умер, — к его искреннему изумлению, Алиса снова резко ощетинилась и залилась еще пущими слезами. Франциск неуверенно подполз к девушке и попытался обнять ее. Алиса слабо дрожала, и эта дрожь пугала его. — Ну, что такое? Разве принцессы должны так плакать? Вовсе нет! — он хотел вытереть ее слезы, но Алиса отстранилась от него, перестав вдруг плакать. — Я тоже должна кое в чем признаться… — она подняла на него большие и покрасневшие глаза, и Франциск с ужасом отпрянул от нее, заметив струящую алую полоску на ее поджатых губах.

***

 — Нам нужно поговорить! Эрик громко поперхнулся вином и быстро отстранился от открытого буфета. Включившийся внезапный свет на кухне застал его врасплох еще сильнее, нежели взволнованный крик.  — Ты для начала бы…оделся, перед тем, как приходить ко мне с такими заявлениями, — произнес он, заикаясь и указывая полупустой бутылкой на обнаженный торс товарища. Франциск аккуратно поправил сползающее одеяло на своей талии. — Как я вижу, время ты даром не терял, когда я сказал тебе про три дня. Скоротал ты их с удовольствием. Ну, конечно, это же ты. Не любишь упускать случаи, не то, что некоторые…  — Эрик! — Франциск выглядел возбужденным, капельки пота струились по его лбу и вискам.  — Ой, только не кричи. Давай, выкладывай, что на этот раз ты придумал? Надеюсь, что это не связано с твоей Алисой. А… нет, вижу, как ты побелел. Связано, значит. И что же?  — Нам нужно взять Алису с собой. Срочно. Эрик хотел было глотнуть немного вина, но передумал, вместо этого он очень сердито посмотрел на своего друга.  — Я так и знал, что этим все кончится. Но зачем? Алисе здесь не нравится? Немного помедлив с ответом, Франциск подошел к Эрику и забрал у него вино, для того, чтобы хлебнуть самому. Вид у него был действительно не ахти. Его кожа аж светилась бледностью на фоне ночного леса за окном. Эрик волей-неволей сам забеспокоился и побагровел.  — Все так серьезно? — спросил он.  — Более чем. Помнишь, ты спрашивал меня, на кой-черт она таскает с собой фотоаппарат?  — Ну, да, помню. И на кой-черт она его таскает?  — Она больна.  — Ага… А причем тут фотоаппарат?  — Накануне моего отъезда врачи делали снимок ее мозга и… — Франциск отвел взгляд в сторону. Тонкие пальцы сильно стиснули в объятиях стеклянное горлышко бутылки. — Они обнаружили в ее мозгу какую-то аномалию. Это похоже на опухоль. Эрик хмыкнул.  — Великолепно. Опухоль в мозгу. Что дальше?  — Что значит «что дальше»?! Тебе и этого мало?  — Но, а как эта ее опухоль связана с нашим делом?  — Ну, вот слушай. Когда врачи увидели это на снимке, они бросились обсудить это с матерью. Алиса частично слышала их разговор, и по этому разговору она поняла, что дело обстоит крайне серьезное. Опухоль продолжает быстро расти. Врачи настояли на срочной операции, ибо если они этого не сделают, то все кончится… -…летальным исходом? — губы Эрика нервно задрожали. — Как примитивно. Вот глупышка. А она сбежала? Сбежала от своего единственного спасения! И сколько ей осталось жить? Этот вопрос сильно задел Франциска. Мужчина нервно хлебнул вина и под глазами его начали проясняться красные круги.  — Не знаю. Она тоже не знает. Вот поэтому ее часто мучают головные боли… и эта кровь из носа… и амнезия.  — Амнезия?  — Да-да, — мужчина часто закивал головой. Бутылка в его руках дрожала. — Частичная забывчивость. Иногда она забывает что-то. Не сильно важное.  — У меня так часто происходит после бурной пьянки, — съязвил Эрик, от чего получил пощечину. — Ой! За что?! Послушай, если девка твоя глупа, то это лишь ее проблемы! Не мои! Даже не пытайся меня втянуть в эту историю, мне и без нее хватает дерьма в жизни!  — Эрик, умоляю тебя…  — Ну чего еще?  — Нам нужно взять ее с собой! Найдем в Париже лучших врачей, пусть они попробуют что-нибудь сделать! Пока они будут разбираться с ней, мы разберемся с «Розой»! Видишь, как все просто?  — Все просто? Франциск, ты вообще включал телевизор в эти два дня? Все телевидение только и трубит о пропаже богатенькой англичанки! Во всяких юморных шоу об этом даже начали придумывать пародии и шутки. Кстати, смешные, посмотри как-нибудь. А что в городе творилось, видел? Ну, конечно, ничего ты не видишь дальше своей смазливой девчушки. А теперь, только представь себе, как мы через весь этот бурный поток незаметно протолкнем Алису? Никак! Никакие перевоплощения нас не спасут. И тебя, кстати, тоже. Хотя, ладно, ты не маленькая девочка, ты и до этого умел здорово скрываться, но ты — это ты, Франц. А Алиса ничегошеньки не знает о нашем мире, она не умеет скрываться, она не умеет перевоплощаться, она вообще богатенькая, глупая кукла, которая привыкла, что за нее все решают! Резкий удар в челюсть мигом привел Эрика в себя. Тот испуганно заморгал глазами и потер покрасневшую щетинистую щеку пухлыми пальцами.  — Ну вот опять! — жалобно всхлипнул он. В моменты гнева Франциск выглядел зловещим. Его лицо казалось безжизненным и белым, словно фарфоровая маска. Черты лица приобретали леденящую жесткость, от вида которой невольно хотелось вздрогнуть.  — Постарайся больше так не выражаться при мне, — прошептал Франциск тихим, ровным голосом. — Я не могу быть глух к ее зову. Она поедет с нами. Эрик тут же выпрямился и смело стрельнул своим взглядом во Франциска.  — Тогда без меня. Извини. Я был бы рад помочь, но здесь речь идет о наших с тобой шкурах. Мне надоело рисковать. Ты понятия не имеешь, что я пережил, пока мы перебирались через границу. Я боялся, что наш план полетит к чертям. Но на этот раз все будет обстоять куда сложнее. Раз во сто, а может в двести. Я не хочу этого, Франц, и я знаю, что ты тоже этого не хочешь. Да даже если у нас все получится, и если мы сможем отвезти Алису в больницу, то что будет дальше? Думаешь, ее вылечат за «спасибо»? Очень в этом сомневаюсь. Прости, но я не пойду на это. Завтра я уезжаю в Париж с тобой или без тебя. Франциск с ненавистью посмотрел на своего друга. Пальцы звонко захрустели, когда стиснулись в кулаке. Что-то все же удержало его от желания нанести еще один удар. А между тем Эрик продолжал:  — Алиса столько всего натерпелась, потерпит еще немного. Всего пара недель! А может и неделя! Какая мелочь. А потом ты вернешься и заберешь ее… Франциск вздохнул и с неохотой отдал Эрику вино. Больше пить ему не хотелось, как и продолжать эту демагогию.  — На твоем месте, я бы уже давно сдал ее родителям, а не стал бы усложнять себе жизнь. Они-то уж лучше нас знают, как ей помочь. А мы? Разве мы что-то можем?  — И правда… — Франциск отправился к дверям, неуклюже поправляя одеяло на своих бедрах. В его душе завелось странное чувство. То ли жалость, то ли разочарование. Он не мог понять.  — М-да…- Эрик облокотился на подоконник, отчего тот протяжно заскрипел под его грузным весом. — Люди глупеют лишь от двух вещей: от своей жадности и от любви.

***

«У меня это началось еще с раннего детства, — говорила она. — Но та опухоль была совсем маленькая, как родимое пятнышко. А мою забывчивость сочли причиной моего возраста. Дети…они ведь частенько могут забыть что-то, стоит им немного отвлечься. Но потом болезнь начала развиваться. Я забывала имена родителей, забывала имена друзей, забывала места, где гуляла и иногда теряла дорогу домой. Моих родителей это пугало, они не знали, что делать со мной. Врачи уговорили на операцию, хотя это было не просто, особенно для мамы. Она не хотела класть меня под нож. После операции моя амнезия пропала вместе и с головными болями. Я вылечилась, что радовало меня и моих родителей. Однако к тому времени я уже пошла в школу, а клеймо „уродца“ все еще держалось на мне, многие меня сторонились, не желая заводить разговор. Тогда я для себя решила, что проще оставаться одной, нежели пытаться что-то исправить. Мне от этого было спокойнее даже. Несколько лет я жила в покое и в здравии, пока внезапно мое состояние не начало ухудшаться. Я снова начала забывать всякие мелочи. Мать стала водить меня к врачу, стараясь держать мои визиты в тайне от всех, в том числе и от отца. Я снова стала писать дневники, фотографировать; я делала все, лишь бы не забыться и не потерять себя. Как же это было трудно…а потом еще появился ты, и вся моя жизнь… каким-то образом… стала зависеть от тебя. Когда моя мама сказала про твой срочный отъезд, я боялась, что больше не увижу тебя. Поэтому я и убежала. Вероятно, мне осталось недолго жить. Я хотела использовать каждый свой день с пользой, и чтобы он был посвящен тебе. Я никогда не ощущала себя такой счастливой». Черт, неужели все это было правдой? Тихо приотворив дверь, он юркнул в ее спальню. Он ожидал, что Алиса будет спать, однако к его удивлению, она не спала. Девушка подняла на него заплаканные глаза, по ее губам и подбородку тонкими ручейками струилась густая кровь. Все ее одеяло было запачкано бурыми пятнами, и руки были в крови. Девушка с жалобой посмотрела на Франциска, ища в нем защиту.  — Что случилось?! — Франциск кинулся к девушке и заключил ее в объятия, абсолютно не страшась вывозиться в ее крови.  — Я…я боялась, что ты бросил меня… зря я рассказала. Теперь тебе противно со мной общаться, верно?  — Какой вздор! — Бонфуа погладил ее по спутанным волосам. — Нет, конечно. Подожди минутку, я сейчас вернусь. Спустя несколько минут Алиса сидела, согнувшись над маленьким медным тазом, и красная струйка крови стекала с ее лица на пустое и неглубокое дно. Франциск сидел рядом и пытался найти что-то в аптечке.  — Голова не кружится? — осведомился он. Алиса закрыла глаза и покачала головой.  — Нет. Тошнит слегка. Но не сильно.  — Понятно, — Франциск достал какую-то крупную таблетку. — Выпей это, — он преподнес ей стакан с водой. Алиса сделала все, как он просил, хотя было видно по ее лицу, что она боялась глотать. Когда кровь перестала струиться из ее носа, Франциск залепил ей ноздри двумя маленькими ватками, а затем вымыл ее тело в теплой воде.  — Если станет хуже, разбуди меня, — прошептал он, укладывая ее на кровать и ложась рядом. Алиса почему-то выпучила глаза.  — Ты все еще хочешь спать со мной?  — Что же я за кавалер тогда такой? — улыбнулся он, накрывая ее одеялом и обнимая ее хрупкое тело под ним. — А теперь давай спать.  — Прости меня, — Алиса повернулась к нему лицом.  — За что?  — За то, что не сказала сразу.  — Не прощу, — пробубнил он, нежно ероша ее волосы. — Никогда не прощу.  — Это не смешно!  — А я серьезно. Не прощу тебя за такое. Алиса начала всхлипывать.  — Ну, что опять? Знаешь, мне кажется, что я делю ложе с ненастоящей Алисой. Настоящая Алиса, которую я знаю, осталась в Лондоне. Настоящая Алиса бы не стала распускать нюни. Девушку это рассердило.  — Я не распускаю нюни!  — Распускаешь, причем делаешь это чаще, чем беременные женщины. Может, ты беременна?  — Я не беременна! Идиот! — она больно пнула его в колено.- Фу!  — Вот как? — мужчина крепче обнял ее, обвив ногами. — Значит я для тебя «фу»? С чего бы тогда ложиться со мной в постель, раз я так тебе противен?  — Да потому что ты чертов соблазнитель, — послышалось злое шипение.— Ненавижу тебя за это!  — Я тоже тебя ненавижу, принцесса, — улыбнулся Франциск, ощущая, что девушке становится лучше. — Как же я ненавижу тебя…ненавидел с самого начала… — он принялся целовать ее недовольное лицо.  — Я тебя ненавидела еще до нашего знакомства! — рычало милое существо.  — Польщен, — наконец, после долгих и изнурительных поисков, он нашел ее недовольные губы. Ему нравилось то, с какой неохотой она ему отвечала. Его возбуждала ее скованность, которую можно было прочувствовать кожей. Алиса свернулась комочком на его груди и начала засыпать. Какая же она была теплая и маленькая. Франциск с удовольствием гладил ее нежную кожу, ощущал как поднимался дыбом легкий пушок на ее теле. Маленький, незаметный на первый взгляд, но настолько приятный, любимый и родной… Франциск не верил, что возможно совсем скоро он потеряет это тепло. Алиса будто бы перевернула вверх дном все его сознание. Она испортила его. А он испортил ее. Теперь они квиты.  — Послушай… — он слышал, как неровно она дышит на его груди. — Ты спишь?  — Нет, не сплю… могу я уже убрать эти ватки? Мне лучше, правда-правда, — не дождавшись ответа, Алиса гордо высморкала вату в тазик и вернулась обратно в объятия. — Чего такое?  — Я не смогу взять тебя с собой Париж, но ты не расстраивайся! Я вернусь через неделю.  — Больно сдался тебе этот Париж…  — Там остались кое-какие важные дела. Как только я все улажу, я вернусь, а потом мы вместе поищем тебе хорошую клинику. Уедем в Германию или в Австрию. Ты ведь там не была, верно?  — Верно, — Алиса хмурила брови, тщательно обдумывая заманчивое предложение. — Там, наверное, красиво.  — Еще бы красиво! Там такие огромные и величественные дворцы, дома, парки…даже в Англии такого не сыскать! Алиса…я обещаю тебе, как только я вернусь, мы займемся твоим лечением. С тобой все будет хорошо. Ты веришь мне? — он подцепил ее за подбородок.  — Верю, — ответила она без запинки — И потом мы уедем еще дальше, да? Дальше от моих родителей? От всей моей семьи? Ты покажешь мне весь мир?  — Конечно! — Франциск сам обрадовался такой мысли. — Но сначала я оставлю тебя со своей матушкой и Лией. Как только ты почувствуешь неладное, говори моей сестре, ничего от нее не скрывай. Один раз я уже едва ли не поплатился за это… Да, конечно, она много возмущается, но на самом деле она очень хороший и отзывчивый человек.  — Хорошо, я больше не буду молчать, — Алиса опустила голову ему на плечо и начала погружаться в сон. А Франциск продолжал с волнением разглядывать потолок. Он сомневался, что нормально заснет.