***
— Эй, это мое! Когда Алису отвели в специальную комнату, где она могла переодеться, девушка долго не могла решить, куда положить свой рюкзак. При желании, она бы не расставалась с ним никогда, даже в ванную бы вместе с ним полезла. Как только она убрала рюкзак на стул к другим вещам, одна из молодых служанок подошла к этому столу и притронулась к лямке рюкзака, желая его взять в руки. Не описать словами, в какую сильную ярость впала англичанка, когда это заметила. Она окликнула служанку, и та, ничего не поняв, быстро убрала руки от стула и подняла их вверх, словно ее должны были арестовать. Если бы не сильный гнев, Алиса бы улыбнулась этому до смерти перепуганному молодому лицу. Служанка выглядела не старше самой Керкленд. Она была такой же маленькой, худенькой и немного неуклюжей. — Не трогайте его, — медленно повторила Алиса, не сбавляя злости в своем голосе. Может быть, служанка и не знала английского языка, но зато она могла все понять по тональности. И она поняла. Позже Алису хорошенько искупали в горячей воде. Такой шикарной, мраморной ванны Алиса не помнила с тех времен, когда жила дома. Только эта комната выглядела еще крупнее, и золотой цвет здесь встречался едва ли не в каждой вещи. Девушка сидела в воде, обняв руками свои коленки и приложив к ним подбородок. В тот момент слуги рьяно и до боли драили ей спину. Когда ей начали мылить и массировать пальцами голову, девушка постаралась закрыть глаза. В ее видениях к ней приходил Франциск. Он был настолько близко, что она могла рассмотреть каждую черточку его лица. Мужчина с тоской смотрел на нее, но при этом молчал, как это происходило и в жизни. Вскоре ее лицо залила горячая вода, и Алисе волей-неволей пришлось на время забыть о своих страданиях и вернуться в реальность. Из одежды ей предложили длинный сарафан кораллового цвета, и, в придачу к нему, совсем новые белые туфли. Интересно, много ли таких вещей хранилось в гардеробе Леонардо? Когда дело дошло до прически, Алиса поначалу боялась доверять свои волосы незнакомым людям. Она думала, что прислуга закричит в ужасе, когда увидит отдельные клоки на своей руке, но, к счастью, все прошло подозрительно гладко и без криков, а когда Алиса посмотрела в зеркало, она увидела, что все ее волосы были в целостности, хорошо уложены и густо залачены. Далее ее повели в главный зал, где уже был накрыт стол с невообразимо огромным выбором блюд. Здесь были и супы, и салаты, и горячие блюда. Аж глаза разбегались от такого большого выбора. И за всем этим столом сидело всего два человека: это Леонардо, переодетый в праздничный костюм фиалкового цвета, а через несколько стульев от него сидел Франциск. Алиса успела заметить перед тем, как снова трусливо опустить взгляд, что Франциска тоже немного «отшлифовали». Он был переодет в чистую рубашку, сшитую из более блестящего покроя, а растрепанные длинные волосы были убраны в хвост и перевязаны тонкой лентой. Единственное, что портило его великолепный образ — это синяк под глазом и блестящая царапина на губе. Франциск выглядел подавленным. Он молча ковырялся вилкой в принесенных ему устрицах до того, пока Алиса не появилась на пороге. После этого все, даже охранники, которые сторожили Франциска, уставились на вошедшую нездоровым взором. — Вот это уже другое дело! — счастливо воскликнул Леонардо, не вставая со своего места. — Вот теперь я вижу истинную дочурку семейства Керкленд. Ты прекрасна, моя дорогая. Присаживайся. Чуточку помедлив, Алиса все же присоединилась к их скромной компании. Присев за свободный стул, она постаралась успокоиться, ведь сердце так и продолжало неумолимо колотиться под ребрышками. — Я привык решать проблемы с полным желудком, — сообщил Леонардо, щипцами перекладывая на тарелку листья салата. — А то как же… споришь с человеком, а тебя урчание в животе перебивает. Это некультурно. Верно, Бонфуа? Франциск слабо кивнул. Алисе положили на тарелку какой-то диетический салат, а рядом картошку, заправленную бардовым соусом, похожим на обычный кетчуп, но пахнущим чем-то горьким. Алиса решила не злить хозяина. Взяв в руки вилку, она воткнула ее в одну из мелких картофелин и отправила ее прямо в рот. Спустя несколько секунд она резко опустила голову, чтобы выплюнуть картошку. Дело заключалось даже не в том, что та была горячей или невкусной… просто Алиса не чувствовала аппетита. Каждый раз, когда она пыталась поесть, тело требовало от нее выплюнуть еду обратно. Поэтому приходилось просто облизывать вилку и делать вид, что это ее насыщало. Леонардо не замечал подвоха и сам ел за обе щеки, позабыв обо всех правилах приличия. — Когда приедет брат? — спросила девушка, вскоре решив, что молчание, разбавленное чавканьем и звяканьем посуды, здесь было слишком невыносимым для ушей. — Хм? Скоро-скоро, милая, — сказал Леонардо, запив съеденное вином и вытерев губы салфеткой. — Хотя, признаюсь, что мне будет трудно расставаться с такой красивой девушкой, как ты, — он оценивающим взглядом скользнул по ее телу. — Это платье тебе очень подходит. Знаешь… теперь я даже понимаю, что в тебе нашел Франциск. Просто, раньше его привлекали красотки с длинными ногами и грудью… ну, ты понимаешь, каких размеров. Все мы, мужчины, грешники. При этих словах Франциск самостоятельно налил себе вино и выпил его залпом. На его лице отразилось разочарование, видимо, он ждал чего-то более крепкого. — А тут… не обижайся, дорогая, но когда я в первый раз тебя увидел, то сначала даже не поверил, что ты из Керклендов! Но теперь, я понимаю, что дело заключалось лишь в прическе и одежде. Нужно было просто правильно подобрать наряд, хорошенько тебя умыть, причесать и вуаля! Напомни, сколько тебе лет? — Восемнадцать, — раздраженно выпалила Алиса. — В конце лета будет девятнадцать. — Родители уже нашли тебе жениха? «Пытались когда-то. Один улетел со второго этажа в розовые кусты, а второму я подожгла волосы, потому что этот петух любил выливать на них весь баллончик с лаком!» — ответила бы более дерзкая Алиса. — Нет, они еще не думали об этом. — А странно. Обычно богатые стараются как можно скорее подыскать своим детям пассию. Несомненно, конечно, выгодную для них самих, — Леонардо с прищуром уставился на Франциска, который стремительно осушал уже третий бокал. — Не торопись, Бонфуа, а то вино в горле застынет. Если ты сейчас умрешь, то я страшно расстроюсь, — он задумчиво облизал серебряную вилку. — Джин сказал мне, что ты сдался едва ли не сразу, когда узнал, что Алиса была у него. Даже торговаться не стал. Хм… На тебя это совсем не похоже, Бонфуа. Что же она сделала с тобой? — Не понимаю, о чем ты, — впервые за все время Франциск заговорил. Голос у него был непривычно хриплым. — Если ты думаешь, что я расклеился, то можем с тобой это проверить. Давай устроим дуэль. Это предложение сильно позабавило хозяина пиршества. — Дуэль? Издеваешься? — Лео расхохотался до слез. — Нет, нет, я не хочу, чтобы мои соседи корчились в своих постелях от громкой стрельбы! К тому же, я боюсь застрелить тебя и так и не насладиться местью. — Или же боишься сам подохнуть, — вполголоса предположил Франциск. Алиса плотно поджала губы, боясь, что эти слова вызовут у Леонардо гнев. Но, кажется, тот даже их не услышал. Он все хохотал и хохотал себе, жадно ловя ртом воздух во время небольшой передышки. — Я уже и забыл, какой ты шутник, Франц. Не помню, сколько уже прошло времени с того дня, когда ты ушел на миссию и так не вернулся ко мне с рапортом. А потом я узнал от своих подчиненных, что ты завалил ее. Весь товар с моря, который должен был перейти в мои руки, каким-то образом оказался на руках полиции. А задержанные моряки при допросах говорили мое имя. Знаешь, сколько потом возникло у меня проблем? Как вижу, ты даже оправдываться не собираешься. Еще и ухмыляешься! Франциск действительно ухмылялся. Почему-то даже Алису это стало веселить. — Ты выглядишь слишком наглым. Таким же, как и прежде — просто невероятно гордым и бесстрашным, будто ничем тебя не напугать. И знаешь, что это значит? — Не имею понятия, — ответил Франциск и хлебнул еще вина. — Это значит, что мне труднее будет отыскать в тебе изъяны. Кажется, что своей самовлюбленной физиономией ты вот-вот отпугнешь синяк из-под своего глаза, — кончив чествовать, Леонардо поставил локти на стол и потер подбородок, уйдя в размышления. Когда его светлые глаза скользнули в сторону Алисы, на его губах появилась ехидная усмешка. — Хотя… у меня есть одна славная идея. Я порою сам в шоке от своих мыслей. Не хочет ли милая Керкленд прогуляться по особняку? Я бы показал свои чудные комнаты. Кто знает, вдруг тебе это понравится, и ты не захочешь покинуть мои славные хоромы? — Ладно, — Алиса сомневалась в том, что могла отказать. На душе держалось чувство, словно она совершила жуткое предательство. Это чувство усилилось, когда она ощутила на себе взгляд Франциска. Если бы она только могла ответить ему… — Ну, я надеюсь, что вы все сыты, — Леонардо скинул с себя салфетку и поднялся. Алиса повторила за ним движение. Франциска оставили сидеть за столом, пить вино. Когда Алиса уходила из зала, следуя за болтливым хозяином особняка, она невольно оглянулась назад, не зная, что делать дальше, что сказать. Франциск поднял на нее усталые глаза и незаметным жестом руки велел идти. Может, он был обижен на нее? Так она и шла за Леонардо по коридорам, разбитая и несчастная. Из-за волнения она никак не могла оставить в покое свои пальцы, которые то и дело щупала и заламывала. Леонардо стремительно делал вид, что не видел ее душевных страданий. Сначала он ей показал первый этаж с кухней и своим хранилищем, затем поднял ее на служебном лифте на второй этаж. В ночное время суток особняк у него был куда темнее, чем дом, в котором всю жизнь жила Алиса. Но зато ходов здесь было гораздо больше. Всюду она натыкалась на картины с портретами как самого Леонардо, так и его семьи. А, признаться, семья у него была довольно большая. Даже больше, чем семья Керкленд. — А… а что вы собираетесь сделать с Франциском? — спросила она, наконец, решившись на отчаянный шаг. Тем временем Леонардо как раз открывал ключами дверь в большую гостиную. — Что? Ах, Франциск… — Лео поджал губы и поднял глаза к потолку. — Ничего шибко ужасного. Лишь накажу. Наказание уж он заслужил, не сомневайся, милая, — он жестом предложил ей войти в комнату, после чего включил в ней свет. Алиса увидела высокий, расписной ангелами потолок, на котором весела золотая люстра, а затем обратила внимание на дорогую мебель, расставленную у потухшего камина, возле которого стояли высокие греческие статуи, после чего ее взгляд перешел к одинокому белому роялю. За ним как раз таилась еще одна дверь. — Просторно, не так ли? — напрашивался на похвалу Леонардо. Алиса слабо закивала ему. — Я вижу, что тебя заинтересовал рояль? — Ну… — Алиса смущенно стиснула безымянный палец. — Да, я раньше училась игре на пианино… — она не стала говорить, кто ее учил. — Пианино? — Леонардо захихикал. — Не думал, что у таких богатых людей не хватит денег на то, чтобы купить что-то более лучшее. — Это фамильная ценность! — вспыхнула Алиса. — Ладно-ладно, не буду спорить с маленькой принцессой. Вообще терпеть не могу споры, они лишь утомляют нервы. Может, маленькая Керкленд хочет поиграть? Хм? Алиса вздохнула и с грустью посмотрела куда-то в сторону. — Но… рояль сильно отличается от пианино… — Тем, что мой инструмент куда лучше какого-то дешевого пианино с закрытым корпусом! — Леонардо прыснул. — Ты только присядь на стульчик и пройдись пальчиками по клавишам, сразу ощутишь, с какой легкостью потечет из него музычка! Алиса неуверенно присела на круглую табуретку и учтиво поправила складки на своем коралловом платье. Леонардо встал рядом и с удовольствием наблюдал за ее движениями. Алиса же постаралась вспомнить уроки, которые давал ей Франциск. Он сказал, что пальцы будут помнить гладкие клавиши и сами сделают за нее всю работу. Глубоко выдохнув, девушка постучала по белым клавишам: «До, ре, ми, до, ре, ми, до, ре, ми, фа, соль, ля, си…» Леонардо был прав — этот инструмент пел значительно громче и чище старого пианино. — Давай, сыграй что-нибудь, — нашептывал ей Леонардо. Алиса нахмурила брови, пытаясь вспомнить какую-нибудь комбинацию. — Ну, не волнуйся. Мешать я не стану. У меня тут как раз назрело кое-какое дельце, — юноша снял с себя пиджак и аккуратно повесился его на спинку кресла. Затем он открыл вторую дверь и включил там свет. Алиса не могла все разглядеть, но, кажется, та комната была продолжением гостиницы. — Приведите ко мне Бонфуа. И еще попросите у прислуги молоток, — приказал он двоим охранникам, и те вышли из комнаты. Алиса почувствовала, как похолодели ее пальчики. — Молоток? — не понимающе спросила она перед тем, как Леонардо собрался запереться от нее во второй комнате. — Не отвлекайся, — шепнул ей юноша, странно улыбаясь ее непониманию. — Играй и играй как можно громче. Наши дела не должны тебя волновать, — и он закрылся. Алиса некоторое время сидела на месте и ничего не делала, лишь прислушивалась к тишине и пыталась понять, что же сейчас произошло? Она с сомнением посмотрела на идеально отполированные клавиши рояля, надеясь разглядеть здесь ниточку подвоха. Вскоре в гостиную вернулись двое охранников. Они вели за собой Франциска. На секунду он остановился, недоуменно посмотрел на англичанку, после чего его силой повели во вторую комнату. Сначала он пытался вырваться, но потом решительно сдался. Алиса открыла рот, чтобы сказать ему что-то, но не находила слов. Охранники закрыли за собой двери и остались стоять снаружи. — Играй, милая Керкленд! — крикнул ей Леонардо. — Только не ошибайся! Играй чисто! — Да… да… — Алиса повернулась обратно к роялю и подняла над клавишами пальцы, готовясь вот-вот их опустить. В голове уже созрела одна нетрудная композиция, которую ей показывал Франциск во время уроков. Она называлась «У Мэри была маленькая овечка». Девушка в последний раз тяжело выдохнула и опустила руки на клавиши. Как Лео и говорил, музыка текла из рояля правильно и ровно. Пальцы прекрасно чувствовали гладкость клавиш, словно она в последний раз играла вчера или позавчера. Все шло замечательно, можно сказать, волшебно. Алиса хотела бы закрыть глаза, чтобы полностью уйти в удовольствие, почувствовать привычные мурашки, бегущие по коже, но побоялась сбиться с пути и нарушить комбинацию. Внезапный крик нарушил все ее удовольствие. Алиса с колотящимся сердцем уставилась на охранников, сразу прекратив играть. Нет, ей не могло это показаться. Она слышала это. — Я сказал же, Керкленд, не останавливайся! — крикнул ей из-за двери Леонардо. Алисе показалось, что он слишком сбивчиво дышал, пока говорил с ней. Алиса в нерешительности продолжила играть, при этом пытаясь вернуть себе то теплое чувство, подаренное правильной музыкой. Через несколько секунд ее композицию вновь нарушил крик, настолько громкий и долгий, словно его обладателю резали ногу. Он был невыносимым для ушей. Алиса снова резко убрала руки от клавиш, чувствуя, как ее грудь разрывает бешено колотящееся сердце. Нет, ей это конечно не мерещилось. Она слышала крики. И охранники, которые неподвижно стояли у запертой двери, слышали это тоже. Только на их лицах не читалось такого же сильного испуга, как у нее. Один из них довольно улыбнулся. — Милая Керкленд снова остановилась? — крикнул Леонардо. — Пожалуйста, не останавливайся! Не обращай внимания! Играй себе и играй! Иначе я могу сильно обидеться! «Этого только не хватало…» — Алиса привстала на стуле, затем снова на него опустилась, поправив на себе платье. Руки слегка дрожали, но при желании она могла играть и в таком состоянии. «Играй, несмотря ни на что!» — потребовала она от себя, берясь за клавиши с особым рвением. Почему ей так страшно? Ну вот, снова крики. Все такие же протяжные и противно давящие на уши. Леонардо обещал, что музыка будет заглушать эти звуки, разве нет? Тогда почему же она их слышит? Алиса заиграла быстрее, надавливая на клавиши уже без всякого сожаления. Вскоре пальцы начали болеть, пульсировать, но это было ничем, по сравнению с тем, что ей приходилось слышать поверх музыки. Лишь позже Алиса поняла, что эти крики принадлежали Франциску. Кровь дико ударила в виски, вызвав прилив сильной боли. Что же заставляло Франциска так нечеловечески кричать? Сначала вроде бы сдавленно, затем снова громко и невыносимо, и так через раз. Сердце как будто болезненно сдавливали чьи-то чужие пальцы, Алиса не понимала, почему все еще играет, почему она не может остановиться… может быть, все из-за страха? Слезы сами по себе покатились по ее щекам, охлаждая румяную кожу. И вот снова крик. Короткий, уже хриплый, переходящий на стон. Алиса подавленно опустил глаза к блестящим из-за слез клавишам, с грустью наблюдая за безупречной игрой своих пальцев. Хоть бы все это закончилось… как можно быстрее… Она второй раз переиграла композицию, когда вопли, наконец, замолкли навсегда. Алиса все равно не чувствовали от этого облегчения. Она почти не ощущала дрожи на пальцах, так как те были заняты музыкой. Она поклялась себе не останавливаться до тех пор, пока ей не велят. Краем глаза она заметила Леонардо, который стоял от нее неподалеку. Он был одет в золотую рубаху, и рукава его были закутаны до локтей. Алиса поняла, что можно было уже покончить с музыкой и убрала руки от рояля. — Когда приедет Скотт? — тихо спросила она. — Скоро, — заботливо ответил Леонардо. — Не волнуйся, он не забыл о тебе. Ты, я вижу, заметно утомилась… может, хочешь чего-то еще? — он ласково стер с ее щеки застывшую теплую слезинку. — М… можно мне увидеть Франциска? — спросила она, стараясь не реагировать на неприятное прикосновение. Кожа Леонардо была не такой гладкой и нежной, как у Франциска. И пахло от него не так. Он был совсем другим и он не вызывал в девушке симпатию. Лишь липкий страх. — Ну, конечно. Можешь идти к нему. Только сильно его не тревожь, ладно? А то он… неважно себя чувствует, — удовольствие на его лице испугало девушку еще сильнее. — Спасибо… — зубы жадно впились в нижнюю губу, отчего во рту вскоре почувствовался вкус крови. Алиса быстро поднялась с табурета и, уже не поправляя платья, бросилась в соседнюю комнату. Охрана не стала ей мешать. — Если что — зови меня, — мурчал ей в спину Леонардо, но Алиса предпочла не останавливаться. Дернув за ручку, она отворила дверь и смело вошла в комнату. Комната была вдвое меньше гостиной, но обои здесь были те же и потолок такой же расписной, только без люстры. Комнату освещали маленькие светильники, которые стояли на низких тумбочках с двумя узкими полками, в которых, кажется, ничего не лежало. Франциск сидел на обыкновенном стуле с жесткой спинкой. Свет с двух сторон вырисовывал на его припухшем от ударов лице грубые тени. Мужчина не обратил внимание на вошедшую, ибо глаза его оставались закрытыми. Дышал ли он вообще — это нужно было выяснить. Алиса поспешно заперла за собой дверь и затем подошла ближе к французу, чтобы лучше его разглядеть. Его рубашка выглядела помято. Застегнута она была не до конца, нескольких пуговиц не хватало. Руки Франциска лежали на коленях и были спрятаны в больших окровавленных рукавах. Возле его ботинок лежал молоток, и он также был почему-то запачкан кровью. Алиса боялась представить себе, что здесь происходило, пока она играла на рояле. Она сделала еще один неуверенный шаг, и Франциск вдруг испуганно раскрыл глаза. Его синяк под глазом казался черным, как чернильное пятно. — Алиса? — Франциск не верил увиденному, закачал головой то влево, то вправо, слабо отмахиваясь от видений. — Быть не может, что это правда… он бы не позволил тебе войти. — Что с тобой? — Алиса не спускала глаз с его рук. — Пальцы… что он сделал с ними? — Немного расплющил, — Франциск постарался улыбнуться девушке, но стон, вызванный мучительной болью, все ему испортил. — Но это не страшно. Главное, что лицо трогать не стал, а то я боялся… Вскоре Алиса полностью осознала весь ужас этой пытки и, не справившись с собой, начала рыдать, как малое дитя. Слезы хлынули из глаз так сильно и внезапно, словно только и ждали удобного момента. Ей было так плохо, что хотелось кричать. Кричать как можно громче, чтобы весь мир услышал ее боль. Попытки Франциска обнять больной рукой растрогали ее. Почувствовав тепло его тела, она прекратила лить слезы. Его учащенное дыхание и хриплый голос вводил в приятный транс, пробуждая лишь теплые и светлые воспоминания. — Перестань. Не смей показывать свою слабость, — нашептывал Франциск. — Он же, как вампир… питается слабостью людей. — Зачем он так с тобой? — Алиса постаралась стереть слезы, но тело все еще била дрожь. — Такое наказание. Если бы ты не сидела рядом, то, возможно эта пытка не была бы такой… неприятной, — Франциск усмехнулся. — Я бы мог уйти в себя, в свои мысли, и Леонардо бы просто не получил от пытки удовольствие. К несчастью, он тоже это прекрасно понял. Я слушал, как ты играла на рояле, и просто не мог нормально сосредоточиться. Когда ты рядом — я все время сбиваюсь с мысли, теряю свою… изящность. — И что же теперь? — Что теперь? — Франциск уткнулся носом в ее шею. Ее запах действовал на тело, как успокаивающий бальзам. — Сейчас за тобой приедет твой кузен и выкупит тебя у Леонардо. С его стороны это будет выглядеть, как благодарность за найденную родственницу, а со стороны Леонардо — как обычный выкуп. Можешь не обижаться — это естественно для мафии. — А ты? — Алиса нетерпеливо заерзала в вялых объятиях француза. Франциск некоторое время молчал. — Я останусь. — Что? Останешься?! Но как? Ты же… ты же заплатил уже! — Алиса отпрянула от него и с недоверием заглянула в его глаза. Она давно не смотрела на него так долго и пристально, находясь вблизи. — Я не заплатил, — Франциск постарался улыбнуться ей, чтобы девушка больше не плакала. — Это была лишь разминка. Алиса сердито нахмурила брови. — Леонардо немного рассказал мне… сказал, что ты был у него на подработке, и потом… — Я делал страшные вещи. — Я сама была не идеальной. Это заявление повеселило Франциска. — Хех, ну нет, это несравнимо. Алиса закусила губу и снова почувствовала медный вкус густой крови. Она посмотрела по сторонам. Нет… нет… не могло все именно так кончится! — Брат выкупит тебя, обещаю. Я попрошу его, он не отвернется от меня, — Алиса впилась пальцами в его воротник. Франциск послушно наклонился к ней и легонько прикоснулся к ее губам. Почувствовав ее кровь, он недовольно поморщился. — Нет, он не послушает. Не пытайся его уговорить. Это бесполезно. — Хорошо, я попрошу отца… — Шутишь?! Вспомни, кто я. Я твой похититель. Преступник. Такого, как я, ждет решетка, а не свобода. Алиса снова заплакала. В ее горле противно саднило, глаза щипали из-за света и слез. Она была уже на грани истерики. — Что мне теперь делать? — спросила она. Франциск попытался обнять ее покрепче, но больная рука не слушалась его. — Просто слушайся Леонардо, вот и все. Все будет хорошо. — Франциск… Он взглянул на ее заплаканное, румяное лицо, и понял, что здесь есть смысл немного солгать. Ради ее блага, конечно же. — Не волнуйся, я найду выход. Всегда находил, и это не станет исключением. Как он и ожидал, его слова чуточку обнадежили Алису. Погладив мужчину по волосам, она ответила на его поцелуй. — Это тебе на удачу. При вдохе и выдохе ее грудь продолжала дрожать от слез, но главное, что больше сама она не плакала. — Мне это пригодится, — Франциск выдавил из себя улыбку. Вскоре в комнату вошел Леонардо, уже обличенный в свой прекрасный фиалковый наряд. — Прыгай от счастья, Керкленд. Твой брат приехал и ждет тебя в холле! — объявил он с порога. Алиса не стала оборачиваться на его крики. Ее тошнило от одного лишь существования Лео на планете. Франциск прощально потерся холодным носом об ее щеку. — Не серди его, — шепнул он. — И не плачь. Пусть брат увидит, что ты счастлива. Алиса с неохотой поднялась на ноги и отошла от Франциска. В душе это было так трудно сделать… почти невозможно, но он так смотрел на нее… с такой невыносимой мольбой в глазах. Хорошо, она могла уйти. Это было вполне возможно, хотя тело почти не слушалось, но вот улыбку изобразить на лице она была не в силах. В голову как назло лезло все самое плохое, которое сильно изводило ее. Алиса пыталась вспомнить летнее солнце и траву, которая росла у дома Франциска, но ее мысли постоянно попадали под терзание сильной тревоги. Хлопок двери отдался эхом в ее ушах. Как же она могла все это терпеть? Не дав придти в себя после прощания, Алису отвели в холл, где ее действительно дожидался Скотт. Алисе показалось, что ее кузен заметно оброс и возмужал за время разлуки. Заметив девушку, Скотт выпрямился и протянул ей навстречу руки. Алиса, не засмущавшись, бросилась к нему в объятия. После мучительного прощания с Франциском теплые и утешительные прикосновения брата были просто необходимым подарком. — Ну, наконец-то, — прошептал юноша. — Я хочу домой… — это было трудно сказать вслух, и Алисе пришлось придать этому еще немного усилий. — Скотт, умоляю… — Отлично, нас во дворе уже ждет машина. Идем. Перед тем, как Алиса наконец покинула это ужасное место, Скотт передал Леонардо какой-то черный кейс. Девушка догадывалась, что могло там лежать, и от ее догадок становилось тошно. В машине не было водителя, за руль уселся сам Скотт, что было не особо на него похоже. Алису посадили на заднее сидение. Пока парень разбирался с ключами зажигания, а по его недовольному лицу было видно, что ему было непривычно играть роль водителя, Алиса тусклым взглядом смотрела из окна на ненавистный особняк, окутанный ночной чернью. Леонардо стоял в дверях, жадно обнимая руками кейс, и провожал своих гостей приторной ухмылкой. Даже отсюда это было заметно. — Скотт… — слабо позвала Алиса. Силы совсем ее покинули, даже разговаривать становилось с каждой минутой все труднее. Кажется, когда-то давно она испытывали подобные муки, но они были слишком ужасными, чтобы их помнить. Может, именно поэтому, она и не помнила. — Да? — брат нетерпеливо посмотрел на ее отражение через зеркало. — Ты ведь выкупил меня, да? — Алиса старательно облизнула пересохшие губы. — Вернее, в том кейсе были деньги, да? — Ну да, и что с того? — Скотт крутил ключом до тех пор, пока машина не ответила ему нежным урчанием. — Это была благодарность от всей нашей семьи за то, что тебя удалось найти. Не скажу, что это было трудно, но и без проблем не обошлось. Но почему ты спрашиваешь? — Если бы я попросила тебя выкупить Франциска, ты бы выкупил? — Алиса желала задать этот вопрос до того, как они покинут территорию особняка. Она увидела его взгляд через узкое зеркало — холодный и раздражительный. В ее животе возникла волнующая боль. — Нет, Алиса. Больше не говори глупости, хорошо? — его ответ прозвучал вдвое жестче, чем ожидалось. — Но почему? Скотт… — Своим побегом ты создала много хлопот, как политических, так и… личных, — ответил юноша, нажав на педали и пустив автомобиль вдоль ровной дороги, освещенной желтыми фарами. Путь обещался быть не долгим, но утомительным. — Ты не представляешь, как я сейчас зол, сестрица. Я таким злым никогда еще не был. — Ты просто не видел, что с ним там вытворяли. И что потом сделают, ты тоже не знаешь. Его убьют! — Какая радостная новость, — Скотт не отрывался от дороги, но на его губах заиграла ледяная и жестокая ухмылка. — Жаль лишь, что он умрет не от моих рук. — Да за что ты так его ненавидишь? Что он тебе сделал? — Он выкрал тебя из дома. — Я сама убежала. Он вообще был против всего этого! Хотел развернуться и отвести меня обратно домой! — не отчаивалась англичанка. — Но ведь не отвел. — Потому что я настояла на том, чтобы он взял меня с собой. У него не было выбора. — Выбор? О каком выборе идет речь? Он просто манипулировал тобой. Хотел с твоей помощью заработать денег, а ты возомнила себе, что все твои приключения служили твоей инициативе. Алиса опешила от таких слов. — Да ты ведь даже не знаешь его! — О, этих ублюдков я хорошо знаю, Алиса. Даже слишком хорошо для своей репутации. Жадность так и блестит в их глазах, это видно сразу. С такими людьми нужно быть всегда настороже. — Франциск не такой, — упорствовала она. — Совершенно не такой. Он добрый, веселый, умный… — До поры до времени они так себя и ведут, — Скотт лишь ухмылялся ей. Было видно, что он не собирался прислушиваться к ее словам. — А как учуют деньги, так сразу проявляется их истинная сущность. Он же и учителем твоим стал не потому, что увидел тебя и втюрился по уши. Взгляни правде в глаза, он прятался за тобой от бандитов. Ты была его прикрытием, а когда ты свою роль отыграла, он и ушел. Если бы ты не пошла за ним, он бы давно о тебе забыл. Алиса смотрела на темноту за окном и видела свое ненавистное отражение. Одинокая слеза покатилась по ее щеке. — Скотт, умоляю… — Не могу, не хочу и не стану, — ответил твердо юноша. — Не могу, потому что у меня все равно нет на это денег, не хочу, потому что ненавижу этого ублюдка больше всего на свете, и не стану именно по этим двум причинам. Он просто очаровал тебя, и всего-то. Нужно немного подождать, это пройдет. Важнее сейчас думать о твоем здоровье, — он взглянул на нее через зеркало. — Выглядишь ты ужасно, сестричка. Бледнее поганки. Алисе это можно было и не говорить, будто она сама этого не знала. Но вот только Скотт и вполовину не выглядел таким заботливым, каким был Франциск Бонфуа, когда у нее из носа хлынула густая кровь. Он всегда спасал ее от этого ужаса, даже в тот первый раз, когда ее зажали в переулке, и когда начали проявляться симптомы, он не испугался и спокойно стер кровь с ее лица белым платочком. Тогда она еще не испытывали к нему такой сильной привязанности, да и он вряд ли питал к ней большую симпатию. И все же, этот его заботливый жест, когда он медленно и равномерно вытирал ее замызганное кровью и грязью лицо, был чем-то невероятным. Она бы сказала Скотту, что для негодяя и преступника Франциск был слишком заботливым, но сомневалась, что это убедит ее кузена вернуться обратно в особняк. Очевидно, что он уже давно все для себя решил. — Пожалуйста… Скотт молчал. Он так молчал всю их поездку до аэропорта, и молчал на таможне, в салоне самолета, и во время полета тоже будто язык проглотил. Он просто не понимал, что убивал Алису быстрее, чем это делала ее хроническая болезнь. Алиса сидела рядом с ним, уткнувшись безразличным взглядом в круглый иллюминатор, который по краям был украшен морозными узорами. Все мысли сходились к одной, самой тоскливой, которая все время норовила вызвать слезы. В Шеффилде их дожидалась толпа журналистов. Никто понятия не имел, откуда так быстро пошел слух, но он был, иначе бы Скотту не пришлось бежать по узкой дорожке мимо вспыхивающих фотокамер. Алиса уже не могла ходить, и брат без лишних вопросов и упреков взял ее на руки, в душе думая о том, что хоть что-то он в жизни сделал правильно. Девушка не была тяжелой, но она не помогала ему, не удосужилась держаться за него, и поэтому постоянно скатывалась вниз. Автомобиль стоял чуточку дальше от аэропорта, в тени улиц. Водитель медленно курил, облокотившись на дверь машины. Увидев вдалеке Скотта, он выбросил окурок в ближайшую урну и поспешил залезть в салон. — Что-то стряслось? — осторожно поинтересовался он, на что в ответ получил сердитое «отвали». Скотт бережно, как мог, уложил девушку на сидение и накрыл ее своим пиджаком. Если в Париже тогда стояла сухая жара, то в Англии было наоборот — влажно, как после дождя. Алиса с радостью закуталась в одежду своего брата, хотя на лице ее все еще читалась та же задумчивая грусть. Скотт навис над ней, не в силах отвести взгляда. Все же, что было в ней такое необычное, что притягивало его к девушке. С другими такого никогда не происходило. Другой бы человек тут же обременил себя тяжкими мыслями о родстве и неправильности всего происходящего, но у Скотта все это вызывало лишь легкое раздражение. Не смея больше себя удерживать, он склонился над ее лицом, желая поцеловать. Алиса не стала отталкивать его от себя, но и отвечать на поцелуй она не торопилась. Ее губы были хоть и мягкими, но Скотт никак не мог почувствовать в них живости. Когда он снова поднялся, то почувствовал на себе ее пристальный взгляд, и это почему-то смутило шотландца. Устыдившись, он хотел выползти из машины, навстречу прохладному воздуху, но рука девушки, крепко вцепившаяся в рукав его рубахи, заставила Скотта повременить со свободой. — Что ты наделал? — спросила она шепотом. Этот вопрос, пропитанный явным осуждением, устыдил Скотта еще сильнее. Если бы не рука, то парень бы давно бежал отсюда со всех ног. — Ничего, прости. Я случайно, — не говорить же ей в открытую о своих чувствах. Это было бы глупо. К тому же, его слова бы стали для нее очередным ударом по сердцу. Она и так пережила слишком много, не стоило ничего усложнять. И все же искушение было велико. Скотта так и тянуло сказать Алисе о том, что ее внешность, ее запах, ее характер, ее всецелый образ все это время толкал его на безумные поступки. Что она сама была источником его безумия. Что из ревности он готов был убить ради нее любого, кто посмел бы ей навредить. Но, судя по тусклому блеску в глазах, она уже не особо верила в реальность. Точнее, она стремительно пыталась отказаться от нее. Так что, этот поцелуй, скорее всего, не сохранился в ее памяти, чему Скотт вроде бы и был рад, и в то же время его гложило глубокое разочарование. — Скотт… Почему ее голос был таким пассивным? — Сейчас я привезу тебя домой. Осталось чуть-чуть. Потерпи, — прошептал он. Если бы не глубокая ночь, то она бы увидела его непривычно румяные щеки. — Скотт, можно я умру? — Не мели чепухи! Тебя вылечат и поставят на ноги. Будешь здоровая и сильная, как никогда прежде! — А оно мне надо.? «Все дело в нем, ну конечно!» — сердито скрипнув зубами, Скотт решил не пересаживаться на переднее сидение. Приняв сидячую позу возле поджатых ног девушки, он закрыл за собой дверь и приказал водителю ехать домой. А между тем шотландец продолжал думать о ненавистном враге. Думать и ненавидеть его с каждой секундой все сильнее и сильнее. Он уже и пожалел о том, что не попросил Леонардо отвести его тогда к Франциску и лично засадить ему нож промеж ребер. Этот человек все равно не был достоин жизни. Потому что это он испортил Алису. Поменял ее. Он подарил ей счастье, а потом взял и уничтожил. «Лучше бы ты тогда не нашел дорогу к ее дому,» — молил он про себя так же, как делал это раньше. Он сильно жалел о том, что не имел при себе машины времени, при помощи которой он мог бы вернуться в прошлое и сделать все так, как следовало, а не как получилось. Если бы не Франциск, Алиса бы никуда не сбегала, она жила бы дальше в своем доме, все такая же злая и непослушная. Такая одна-единственная на весь мир. Возможно, она бы не заболела, не окажись Франциска поблизости. Может быть, он смог пробудить в ней какую-то слабость, трещину, через которую и начала разрастаться эта немыслимая болезнь… Скотт полагал…нет, он свято верил, что Франциск заслуживал смерти. За все, что он натворил с Алисой и за то, что не успел натворить. — Скотт… — она снова слабо позвала его. — Ну, что, сестричка? — он мог бы рявкнуть на нее, как делал раньше, но, глядя на ее бледное лицо, язык попросту не поворачивался сказать какую-нибудь грубость. — У нас еще есть время. — Нет, — твердо ответил ее брат, даже не дав ей договорить. Проще было не ломаться, не впускать в себя сомнения, а рубить сразу с плеча. Жестоко, но правильно. — Нет, Алиса. Пойми, я этого не сделаю. — Ради меня. — Даже ради тебя. Не проси больше. Скотт сердито сжал и разжал пальцы на руке. Медленно и очень аккуратно, будто кости могли не выдержать. Его вдруг охватила такая лютая и неуправляемая ярость, что даже дышать становилось очень трудно. Держа зонтик в руках, который в принципе был бесполезен, так как дождь давно кончился, миссис Керкленд ждала возвращения детей, будучи укутанной в дорогой халат, а рядом с ней нервно шагал короткими и неуклюжими шажками ее муж. Увидев свою дочь, они едва не разрыдались от счастья, кинулись ее обнимать и прижимать к себе. Скотт стоял в стороне и наблюдал за этой встречей, мысленно ухмыляясь. Все же, несмотря на смешные визги, которые издавали его тетя и дядя при виде любимого дитя, Скотт ощутил какое-то духовное удовлетворение от того, что он сумел выполнить свой долг. Такого удовольствия он не испытывал даже в футболе, хотя раньше это было смыслом его жизни. Когда-то… очень давно. Алиса отчаянно прижималась к телам своих родным, зарываясь в их халаты. Мистер Керкленд зычно велел охране открыть ворота, а потом повернул своего крупное и багровое лицо в сторону Скотта. В его глазах было столько тепла и любви к племяннику, какого обычно тот никогда не видел в мистере Керкленде. Это было очень странно, но все же приятно. — Иди в дом, — сказал он спокойно. Спрятав руки за спину, Скотт послушно направился к особняку, следом за своими родственниками. Он понимал, что это еще далеко конец. Утром первым же делом миссис Керкленд устроила собрание в своей гостиной. На ее призыв пришли все ее знакомые и подруги, всем безумно хотелось послушать невероятную историю о чудесном возвращении дочери Керкленда обратно домой. Разговор состоялся во время завтрака, за столом, где помещалось больше двадцати человек. Скотт сидел рядом с главой семьи, а место, где обычно сидела Алиса, пустовало. Это объяснялось тем, что ей нездоровилось. Ее уложили в постель, перед этим умыв и переодев в домашнюю одежду. По словам прислуги, которая этим занималась, Алиса не противилась ничему, что было обычно на нее непохоже. На вопросы она отвечала тихо и с неохотой, а во время переодевания поднимала руки, при этом ни говоря не слова. Слуги считали, что причина крылась в ее болезни, но они ошибались. Мистер Керкленд выглядел по привычности хмурым и серьезным, старательно отмалчивался за столом, ел свою порцию, когда как его худощавая жена никак не могла умолкнуть. Ее еда давно остыла, служанки заменяли ее на свежую, а женщина все говорила и говорила. Рассказывала о своих переживаниях, неудачах, которые якобы каким-то образом были связаны с пропажей дочери, о том, как у нее все валилось из рук, и как прислуги пичкали ее успокоительным. Также, она не поленилась упомянуть о Скотте, о его нескромном вкладе в поиски девушки. Конечно, в ее глазах племянник выглядел героем, едва ли не любимым сыном. От этого Скотта мучило странное двоякое чувство. Иными словами, он не ощущал себя героем. Ну никак. Днем болтливые подруги сменились журналистами. Миссис и мистер Керкленд решили принять в свой дом всех и ответить на все вопросы. Конечно, немного пиара с этой историей заиметь было весьма выгодно. Какой-то молодой фотограф хотел сфотографировать саму Алису, но здесь родители ответили ему железным отказом. К Алисе запрещалось подниматься даже некоторым слугам, а уж посторонним людям этого позволить они не могли ни в коем разе. Когда в Шеффилде настал вечер, Скотт уже не в силах был сидеть в четырех стенах и слушать одну и ту же историю по сотню раз. Желание пойти на улицу было сильнее всего остального. Не став спрашивать разрешения, он вышел на задний двор, где неподалеку от крыльца располагался светящийся приятной лазурью летний бассейн. Далее, за бассейном поляну проглатывала ночь, в которой иногда слышался шум проезжавших вдали машин, песнь сверчков и скрип деревьев. Присев на ступени, Скотт полез было в карман своего пиджака, но тут его спугнул шорох, раздавшийся за спиной. Мистер Керкленд аккуратно закрыл за собой дверь и, положив руки на большой живот, подошел к Скотту вплотную, заставив того быстро подняться и отряхнуться. Несмотря на свой трудный характер, Скотт всегда ощущал себя как-то неловко, оказываясь наедине с дядей. Поговаривали, что у самого мистера Керкленда характер был еще хуже, но на себе испытывать его не хотелось. — Сегодня прояснилось много вопросов, но меня не оставлял в покое один единственный, который я никак не мог задать в связи с некоторыми обстоятельствами, — сказал мужчина, настороженно посмотрев на бассейн, будто там могли водиться шпионы. — Главное обстоятельство — это моя жена. Она слишком чувствительная женщина, не хотелось бы обсуждать такое в ее присутствии. — И что же это за вопрос? — Мне интересна судьба Франциска Бонфуа, — мистер Керкленд снова подозрительно огляделся. — Что же с ним произошло? Надеюсь, ты позаботился о нем, парень? Он больше нас не потревожит? Скотт посмотрел в маленькие глазки своего дяди и увидел именно то, чего он и ожидал увидеть — несомненную жестокость. Желание услышать нужный ответ. — Не волнуйтесь, дядя. Он мертв. — Уверен? Скотт тяжело выдохнул. — Уверен. На все сто процентов. Я сам… этому поспособствовал. Мистер Керкленд улыбнулся и похлопал племянника по плечу. — Что же. Журналистам об этом знать не следует, понял? Ни слова о Франциске при них. Я сам все скажу, если понадобится. — Конечно. Мистер Керкленд оставил Скотта наедине с природой. Скотт вовсе не жалел о своих ответах, ему было почти все равно. Собственно, что он сказал не так? Франциск Бонфуа ведь действительно уже мертв. Леонардо обещал ему это, когда парень передавал ему кейс с деньгами. Убедившись в том, что на крыльце кроме него никого больше не было, Скотт вынул из кармана сигарету и зажег ее новой зажигалкой. Курить он начал недавно, поэтому первые вдохи давались ему тяжко. Легкие не хотели принимать в себя этот едкий дым, парень кашлял и даже задыхался, но все равно упрямо зажимал сигарету губами, нарочно втягивая в себя как можно больше успокаивающего смога. Знали бы родители, до чего он докатился, какими способами стал успокаивать свою ярость, попадали бы оба в обморок. Но перед этим обязательно бы отказались от него, как от сына. Ведь Скотт всегда был таким высоким, сильным, крепким и милым мальчиком. Любил играть в футбол, был даже капитаном команды, получал знаки отличия… но когда это было? Слишком давно. Скотт понимал, что больше никогда не вернется к прежней жизни, потому что теперь он был другим. Теперь его желчь могли выжечь лишь эти чертовы сигареты. И вот назло, как только он перестал кашлять и привык к сигарете, на нее упала крупная капля. Сигарета зашипела, мгновенно потухнув, оставив Скотта задыхаться в гневе. Это ведь была всего лишь какая-то жалкая капля, но парень считал это вызовом свыше. Проклятием каких-то невиданных ему сил. Наказанием за ложь ради какого-то выдуманного долга. Но только что он мог поделать? Гордость все равно помешала бы ему исправить то, что он уже натворил. Спустившись на влажную и холодную землю, Скотт присел на колени и расковырял пальцами небольшую ямку среди искусственных, гладких камней. Поместив туда потушенную сигарету, Скотт бережно закопал ее и сверху положил пятнистый камушек. Благо, что никто этого не видел! Чтобы быстро забыть о своем мелком преступлении, Скотт хотел сразу вернуться дом, но остановился прямо возле двери, почти коснувшись ее носом. Что-то не позволяло ему сделать шаг вперед. Там — в той жизни, за дверью — было тепло, пахло алкоголем и дорогими духами, слышалась деловая речь и всюду в качестве поддержки стояла пара серьезных охранников. Скотт взялся за ручку, но дернуть ее не смог. Руки будто онемели, перестали ему принадлежать. Чертыхнувшись, он вернулся обратно к ступеням, которые заскрипели под его ногами. Красные руки дрожали, но не от холода. Жадные и пересохшие губы желали вновь почувствовать этот нелепый поцелуй, а в перевес этому разум заполнялся гневными мыслями. — Как же я тебя ненавижу, Алиса, — рычал он, выпуская изо рта клубы белого пара. — Чертова девчонка. Жаль, что он не мог это сказать ей прямо в лицо, а то сказал бы. Вместо этого, он достал свой сотовый из внутреннего кармана пиджака и включил его. То, что он собирался сделать — просто уходило за рамки его понимания. Он совершал очередное безумие. Он не хотел этого делать, не хотел всем сердцем, готов был отказаться от этого, будь у него какая-нибудь выгодная альтернатива… но было поздно. — Кевин? — Скотт приложил трубку к уху. — Кевин, слышишь? Это я, Скотт. Алиса вернулась домой, если ты еще не читал новости. Я ее вернул. Да, — пока был шанс похвастаться, то почему бы им не воспользоваться? — Слушай, твоя жена далеко от тебя? Позови на пару слов. «И еще — отрежь мне язык!» — хотел он добавить, но опоздал со своими желаниями — к трубке подошла Елена.***
Алису уже сильно тошнило от запаха лекарств, которыми пытались ее напичкать слуги. От этого нельзя было никак избавиться, даже комнату запрещали проветривать, будто это могло привести к какой-то страшной катастрофе. Благо, что с ней никто не заговаривал о Франциске, иначе бы она не выдержала. Даже ее мать стремительно избегала разговоров на эту тему, вела себя так, будто Алиса никуда и не сбегала, а всегда была рядом. Глаза отца непривычно сияли, Алиса никогда не видела в нем столько любви и радости, хотя сам он почти никогда не улыбался. Конечно, прислуга не всегда находилась рядом, иногда ее комнату покидали, давали девушке шанс побыть одной, отоспаться. Но даже если в комнате она оставалась одна, Алиса продолжала как назло ощущать чужое присутствие. Будто весь мир затаился в коридоре и ждал дальнейших действий маленькой англичанки. Алиса решила проверить свою теорию. Для начала она сбросила на пол одну из своих мягких подушек, но на звук никто не явился. Никаких возможных световых лучей, никакой сигнализации, которую также вероятно могла установить миссис Керкленд, если бы у нее только на это хватило ума, тоже не было видно. Несмотря на сильную боль в голове, а точнее где-то в области лба и ушей, Алиса смахнула с себя тяжелое одеяло и опустила босые ноги на теплый пол. В доме Франциска Бонфуа все половицы были старыми и скрипучими, и поэтому Алиса по привычке закусила до боли губу и зажмурилась, боясь, что внезапный скрип сможет выдать ее положение. Но, нет, к счастью, зря она волновалась. Пол в ее комнате был довольно жестким и хорошо нагретым. Любой изъян обычно сразу убирался нанятыми мастерами. Портфель лежал на стуле, вроде бы нетронутый. Единственная вещь, на которую не обращали внимания. Алиса открыла его и достала оттуда сверток с фотографиями. Все было на месте. Алиса пошелестела этой пачкой, не желая разглядывать каждую по очереди. Если честно, ей вообще не хотелось смотреть на них. При виде Франциска, ее желудок начинал завязываться в узел. Нет, нет, не Скотта она винила в таком финале. Она винила себя. Она убила его. Алиса быстро отнесла фотографии к своей коробке с остальными вещами, которые она хранила под кроватью. Следующей ночью — довольно тихой и теплой после долгого дождя, ее состояние вдруг неожиданно ухудшилось. Она проснулась от того, что не могла дышать, а в голове стоял такой шум, словно рядом с ней взорвали гранату. Весь дом мигом поднялся на уши, стоило ей один раз закричать. Через час ее уже везли в больницу.