***
— Ты подумала о моем предложении? — спросил ее репетитор, проводя легонько пальцами по гладким клавишам инструмента. Он очень любил делать это перед игрой. Это было похоже на своеобразное приветствие. — Каком предложении? — непонимающе переспросила его девушка. — Хотя нет — это было не предложение, — поправил себя Франциск. — Это было утверждение. Констатация факта. Ты будешь обязана выступать перед семьей. — Что? Нет! — Алиса ошарашено глянула на француза, а тот ответил ей вопросительным взглядом. Ему не нравилось то, с какой легкостью эта девица была способна забыть об их уговоре. — Мы говорили об этом на прогулке. — И что же, я тогда дала согласие? — Алиса опешила. Она не могла поверить в это. Да она никогда в жизни не согласилась на подобное! Такое поведение полностью расходилось с ее природой. С самим смыслом ее существования! — Скажем так, ты была близка к положительному ответу, — улыбчиво выговорил Франциск. — Не скажу, что у тебя есть выбор. — Но я же ничего не умею! — Какая же ты лгунья, — Франциск покачал головой и неожиданно встал с табурета. Алиса вопросительно уставилась на его широкую спину. Здесь было чему удивляться — Франциск всегда начинал их занятия с небольшой игры на пианино (тоже якобы часть приветствия). Но тут он неожиданно пошел не по плану. Он обошел Алису и жестом повелел ей сесть на стул. Девушка побелела от потрясения. — Алиса, — взмолился над ней Бонфуа. — До Пасхи осталось две недели, то есть, шесть занятий музыки. За шесть занятий я должен тебя отучить от боязни публики, а это — как видишь — не легкая работа. Помоги же ты мне немного! — Я сказала, что не стану выступать, — девушка упрямо покачала головой. Она услышала, как ее репетитор печально вздохнул за ее спиной. Нет, ну, а на что он надеялся? Что она тут же подскочит к нему, сверкая глазами, и радостно объявит, что согласна на все? И мало того, каждый раз, когда их речь заходила о том дне с аттракционами, в животе у Алисы все сворачивалось в прочный и больной узел. Ведь Алиса практически не помнила того дня, ибо он был безжалостно и хладнокровно вырван из ее памяти, словно ледяными щипцами. Она помнила лишь какие-то обрывки, типа запаха травы, веселый смех, толпу людей… «Я вышла в люди, — говорил ее внутренний голос, роль которого в этом спектакле была мала, но значительная. Этот голос изредка просыпался в голове юной Керкленд и отчаянно пытался проанализировать окружающий мир. Чем он, собственно, и занимался после того, как девушка проснулась после прогулки и поняла, что что-то забыла. — Я перестала бояться. Я не пойму, почему, как, зачем, когда… но я не хочу и не буду больше бояться своих волос». Другой голос (возможно что-то наиболее подсознательное) лишь радостно кивал ее выводам и показывал большой палец. Это означало, что Керкленд все делает верно. — Алиса, пожалуйста, не принуждай меня двигать пианино к тебе, — голубые глаза лукаво сверкали в тени его золотых волос. «Ну уж нет, — продолжил сознательный голос. — Если я перестала бояться своих волос, то и какого-то инструмента бояться тоже перестану!» В итоге девушка с важным видом пересела на табурет и положила вспотевшие пальцы на клавиши. — Но выступать на Пасху я не собираюсь, — бросила она перед тем, как начать свой заученный проигрыш.***
Чтобы уговорить эту вредную леди, Франциску пришлось подписаться на все круги ада. Каждый раз, когда он напоминал ей об уговоре (о котором она не помнила), Алиса отвечала ему ледяным и твердым отказом. Вскоре мсье Бонфуа отчаялся. Через некоторое время его разум посетило сомнение — а стоила ли игра свеч? Он готов был прекратить уговоры, но в самый последний момент Алиса (неожиданно!) сказала, что… так и быть, она готова испытать судьбу. И после этого Франциск сразу воспрянул духом и поклялся себе довести таки это дело до конца. Он расставлял стулья в гостиной, представляя себе собравшуюся толпу гостей. Он садился на один из стульев и изображал из себя самодовольного родственника. После этого начиналась игра. Девушка часто ошибалась с нотами, и это порою сильно портило картину. Некоторые заскоки можно было простить, но все же… Франциску приходилось хлопать в ладоши, как режиссеру, останавливающему съемку фильма, и просить девушку начать игру заново. Из-за тщательных тренировок пришлось пожертвовать уроками французского и заменить их занятиями музыки. Работа проделывалась непростая. Очень непростая. Алиса не всегда желала быть покладистой и тихой. Порою, когда у нее что-то не получалось, она могла запросто прийти в ярость. К счастью, Франциск всегда был готов к самому худшему.***
До Пасхи оставалось три дня. К тому времени город старательно пытался преобразиться к празднику. Рабочие украсили дома и магазины Шеффилда красивыми плакатами с поздравлениями и мишурой. На рекламных вывесках все чаще появлялись новые скидки к празднику с символом кролика. Площадь тоже старательно украшали — убрали лишние лавки, поставили сцену, где в праздник планировалось устроить красочный концерт. Рядом с фонтанами поместили статуи веселых кроликов, которые держали в своих маленьких лапках корзинку с расписными яйцами. На улицах сильно пахло весенним воздухом, травой и свежей краской, которую накладывали большими слоями на заборы. На улице было очень хорошо, слишком хорошо, чтобы просиживать эти дни дома. Алиса сняла с себя куртку, так как на улице было очень тепло, и повесила ее на руку. Рядом с ней шла Анна, и она тоже сняла пальто, чтобы не вспотеть. В последние дни они стали проводить слишком много времени вместе. Алиса боялась поспешить с выводами, но, кажется, между ними начала завязываться дружба. Анне нравилось общество новой Алисы, нравилось ее слушать, Алисе же в свою очередь совершенно не было противно быть рядом с Анной. Вероятно, Франциск был прав — юная Керкленд слишком критично относится к людям. Анна не была такой уж и плохой собеседницей — она умела слушать, вникать и сопереживать. К тому же, она умела неплохо заражать своим природным оптимизмом. Кажется, ее совсем не волновали будущие экзамены. Алиса даже не сомневалась в том, что Анна все сдаст на отлично с закрытыми глазами, ведь когда человек в себя уверен — успех ему обеспечен. — Я бы хотела поступить в медицинский, — Анна с прищуром посмотрела на пылающий диск солнца, что находился в самом зените. — Мне очень хочется помогать людям. Да и с химией у меня никогда не было проблем. — Это мило. — А ты куда хочешь поступить? — Я… — Алиса поморщилась, вспоминая название своего института. — Ну, я, наверное, улечу в Германию. — Ух, как здорово! — Анна восхищенно вздохнула. — Германия! И на кого будешь учиться? И ты знаешь немецкий? — Они неплохо объясняются и по-английски, — немного раздраженно выпалила Алиса. На самом деле она и не знала, как будет разговаривать в Германии со своими-то знаниями итальянского и французского. — Ох, ну ясно, — Анна помолчала еще несколько минут, и в этом молчании они прошли целый квартал. Вообще, Алиса любила такие равномерные прогулки после школы, особенно, если на улице стояла такая чудесная погода. На дорогах было пусто, большинство людей все еще работало, и это был великолепный шанс хорошенько отдохнуть от городской суеты. Ближе к весне Алиса попросила отца больше не отправлять за ней в школу машину с охраной. С Анной она ощущала себя в безопасности. Да и не грех прогуляться в такую теплынь! — Кстати, я хотела у тебя кое-что спросить, — Анна смущенно закусила губу. — Что? — У тебя… появился парень? Алиса резко остановилась и с удивлением посмотрела на свою теперешнюю подругу. — С чего ты это взяла? — настороженно спросила она. — Ну… — Анна смущенно склонила голову. — Просто не ты одна пропускаешь занятия в школе… Тебя видели наши ребята… в парке аттракционов. Они сказали, что ты была очень странно одета, и… и еще… с тобой шел мужчина. Алиса почувствовала, как запылали ее уши. Если раньше она могла прикрыть их волосами, то уж теперь из-за коротких волос это сделать было невозможно. Заметив ее смущение, одноклассница засияла. — Так это правда? У тебя есть парень. — Нет у меня парня! — оскорблено выпалила Алиса, чувствуя, как в ней начинает бушевать ураган. От одной лишь мысли, что Анна может что-то разведать…что-то тайное и личное, Алису начало лихорадить от раздражения. — Да ладно тебе, — Анна не на шутку перепугалась. — Ты так на это реагируешь, будто в этом есть что-то запретное. — У меня нет парня, — повторила на выдохе Алиса. От злости у нее сдавило горло. — А это… это был мой репетитор. Анну изумленно захлопала глазами. Они только начали идти дальше по переулку, как снова остановились. И теперь идти не хотела Анна. На ее лице выплыло искреннее удивление. — Репетитор? — переспросила она. — Но ты же ненавидишь репетиторов. И зачем ты тогда с ним гуляла? — Ну, мы вышли подышать свежим воздухом, — раздраженно ответила Алиса, прекрасно понимая, что она не так уж далеко ушла от Анны со своим неумением держать язык за зубами. Ей совсем не хотелось развивать эту тему, но злость бурлила в ней магмой. — А что тут такого?! Он мне не парень! Я вообще… едва его знаю! — Да ладно, ладно тебе, — Анна развела испуганно руками. — Я просто поинтересовалась. Ну не парень — ну ладно. Просто интересно, почему это ты… — заметив ядовитый взгляд, посланный в ее адрес, Анна снова активно развела рукам. — Хорошо-хорошо, больше не буду спрашивать! И с чего ты так злишься? Ну видели тебя, и что тут такого? Кому это интересно? — Но ты же интересуешься! — Ну я просто… из — за безделья. Ладно, прости меня, — девушка склонила голову и надула губы. Она так долго добивалась этой дружбы, и ей совсем не хотелось все испортить по какой-то глупости. Ну, Анна это считала глупостью, а вот для Алисы их разговор послужил пищей для новых волнительных размышлений.***
Оставшиеся дни до Пасхи пролетели незаметно. К празднику слуги постарались украсить дом так отчаянно, словно намечался конец света. Всюду повесили праздничные гирлянды из расписных листьев и золотые ленты, расставили по углам корзинки с искусственными яйцами, да и сами принарядились, чтобы не выглядеть пасмурно на фоне окружающей красоты. От едкого волнения юная Керкленд готова была отгрызть себе собственный палец. К празднику она надела бирюзовое платье с очень пышной юбкой. На плечах вместо лямок теснилась кучка искусственных цветов. Алиса сидела на кресле, стискивая потные пальцы в кулаках, а за ее спиной нервно маячил Франциск. К такому празднику он тоже решил принарядиться — на нем была шелковая рубашка темно-синего цвета, которая переливалась при комнатном свете. К низу он надел классические темные брюки с кожаным ремнем. На длинном среднем пальце правой руки поблескивало кольцо с розой из синего камня (вероятно, бижутерия). — Мне очень страшно. Не люблю в этом признаваться, но мне очень страшно, — повторила Алиса, сверля напряженным взглядом пустую стену. — Давай все отменим. Я не хочу позориться. — О, я не меньше тебя волнуюсь, — Франциск взял в руки расческу и отправился в ванную комнату, чтобы намочить ее. Через несколько секунд он вернулся и принялся расчесывать непослушные локоны своей ученицы. Алиса изо всех сил пыталась держать голову ровно. — Но это самый лучший способ показать себя. Ты просто… должна делать вид, что никого в зале нет. Что ты одна. — Это очень тяжело, — возразила Алиса, невольно наклоняя голову набок и морщась от касаний мокрых зубцов. — Там будут все мои родичи. И мои братья: Питер, Скотт, Энди… — Их там нет, Алиса. Просто представь это. — Увы, я не в ладах с фантазией. Я не могу представить, что их нет. Франциск вздохнул, взял лак и побрызгал им приглаженные волосы девушки, затем поправил ее челку, чтобы она не топорщилась, как у разбушевавшегося дикобраза. — Если тебя это успокоит, то я буду рядом. — Меня это не успокаивает! — огрызнулась девушка и назло тряхнула головой. К счастью, Франциск все уже сделал. Алисины волосы были очень хорошо закреплены лаком и разворошить их мог только сильнейший ураган. Затем Бонфуа краем глаза посмотрел на выключаемый компьютер и про себя отметил, что в какой-то момент Алиса стала терять интерес к этой махине. И он был этому очень доволен. — Я слышу звонок, — Алиса вытянула шею, но на ее лице играло все прежнее равнодушие, которое вскоре сменилось мрачностью — Они приехали. Она была права — через пару минут в холе послышались смешанные голоса. Дворецкий забрал у гостей куртки, а затем поспешно отвел их в обеденный зал, где на столе уже томились всякие вкусности. Пряча руки в карманы полосатых брюк, Скотт с пренебрежением осмотрел украшенный зал. С его лица не сходила ехидная усмешка. Питеру подарили корзинку с шоколадными яйцами. После такого вкусного подарка он пообещал сидеть смирно и вести себя очень тихо. И он сдержал свое обещание. Кевин Нуннэн со своей женой выглядели вдвое бледнее с их прошедшего приезда. Они напоминали семейку вампиров, чьи волосы горели густой медью на фоне фарфоровой кожи. Энди как всегда начал со своих невероятных историй. Он возбужденно размахивал широкими ладонями, чуть было не сметая со стола тарелку с экзотическими салатами. На одном его плече свисала дорожная сумка, которую он отказался отдавать дворецкому, и, кажется, эта сумка иногда двигалась. Алису как всегда посадили напротив Скотта, чему девушка не была рада. Ей не нравилось то, с каким взглядом смотрел на нее парень, как он достоверно изучал ее, как хищно улыбался. «И как же я стану перед ним выступать? Я же с ума сойду!» — Хм, милая прическа, — сказал шотландец, широко улыбаясь и обнажая белые короткие клыки. Алиса коротко кивнула и вновь углубилась в мысли. Если бы кто-то из гостей обратил внимание на ее руки, то он бы заметил, какая сильная одолевала их дрожь. Алиса очень сильно волновалась перед предстоящим выступлением. Больше всего ее волновали даже не ее предки, а ее братья, которые всегда смотрели на нее с ледяным снисхождением. Сегодня должно было все решиться. Либо Алиса получает уважение и почет, либо… Не стоит думать о плохом. «Лучше мне не выступать, — подумала она, усердно пережевывая кусок мяса, но не чувствуя в нем вкуса. — Да, Франциск очень огорчится, но он требует от меня слишком многого. О чем он только думает?» После сытного обеда на стол подали десерт. Это были фруктовые и шоколадные пудинги, торты и, само собой, яйца, слепленные из различных сортов шоколада. Алиса просунула руку в пиалу с яйцами, взяла себе одно из молочного шоколада и разбила его. Когда-то ее мать безумно любила китайскую, индийскую и японскую кухни, потому какое-то время она страдала пристрастием к печенью с предсказаниями. Да, можно было догадаться, почему вся семья, беря в руки по шоколадному яйцу, тут же его разбивала — внутри хранился листик с предсказанием. Мать все делала сама — предсказания и философские мысли она выписывала из журналов и книг. Об этом никто, естественно, не знал, а Алиса просто однажды застукала маму за этим занятием. Разломав шоколадное яичко на пополам, Алиса вытащила золотистую ленточку и с неохотой прочитала послание: «Оправданный риск — твой первый шаг к успеху…» Девушка сжала ленточку в руках и прикрыла глаза. Ох, как бы она хотела, чтобы ее сегодняшний риск прошел с желаемым успехом… Как бы она хотела верить в эту ерунду. После десерта мужчины ушли через заднюю дверь за дом, где находилась широкая зеленая лужайка, пригретая весенним солнцем. Тут находился второй осушенный на зиму бассейн, а далее уже шла открытая местность на несколько гектар. Обычно в этом месте проходили уроки верхом. На свежем воздухе беседа шла как по маслу, ветер приятно щекотал лицо, а солнце нежно и ненавязчиво согревало налаченные затылки гостей. Женщины предпочли остаться дома, ибо там было прохладнее. Они расселись по диванчикам и креслам, пили сок и вино, мило сплетничали, обсуждая все, что только приходило в голову. Алиса без интереса слушала их беседы, так как у нее не было выхода. «Главное, что здесь нет Скотта», — девушка вздохнула и сжала в ладонях теплый стакан с вином. Вскоре она заметила Франциска, который стоял в дверях и тихо о чем-то перешептывался с прислугой. Мужчина отстранился от собеседника и посмотрел в сторону женского собрания. На его лице промелькнула неловкая улыбка. Алиса почувствовала, как у нее снова быстро застучало сердце в груди, и она попыталась улыбнуться в ответ. Но затем, она обратила внимание на то, что взгляд Франциска был устремлен не на нее, как казалось, а в сторону Елены Нуннэн. Рыжеволосая ирландка молча сидела в кресле, держа спинку идеально прямо, словно к ее красному корсету была пришита доска. Женщина принимала очень вялое участие в разговоре и на Франциска она, естественно, не обращала никакого внимания. Алиса внимательно наблюдала за тем, как ее репетитор пытливо сверлит взглядом Елену, желая мысленно приказать ей обернуться и увидеть его, но безрезультатно. И в какой-то степени Алису это радовало. Где-то через час, когда пить пустое вино казалось уже просто невыносимым занятием, а от вечной беседы начали неметь языки, миссис Керкленд взяла на себя всю ответственность и собрала всех в гостиной, где помимо камина, кресел и кофейного столика стояло одинокое и начисто отполированное пианино. От одного вида этого страшного инструмента у Алисы засосало под ложечкой. — Друзья мои, я, конечно, не хочу хвастаться, — ее мать начала с занудных отступлений. — Вы же все знаете, что моя дочь… она…. — Короче говоря, если сказать кратко, то моя дочь хочет сыграть для вас, — прервал ее мистер Керкленд, который хоть и выглядел более серьезным, но его мерцающие в тени комнаты глаза выдавали большое нетерпение. Не каждый же день твоя дочь показывает таланты. А если еще учесть, что для Алисы это был дебют, то как же тут удержать радостное волнение? За гостями в дверях толпились и слуги, и среди них Алиса заметила знакомую переливающуюся рубашку. Франциск обещал, что будет тут, что он поддержит ее, однако Алиса рассчитывала на то, что он будет стоять чуточку ближе. Ведь если она сейчас сядет на табурет, то Франциск совсем исчезнет с поля зрения. — Ну, давайте, послушаем, — как всегда выступил Скотт, и в его голосе явно ощущался холодный сарказм. Алиса тут же рассердилась и зацокала в сторону пианино. Ну уж нет, сегодня она не убежит, а покажет им всем, чему она научилась. Поправив под собой пышное платье, девушка плюхнулась на круглый стул и подняла крышку, под которой томились выбеленные гладкие клавиши. Она посмотрела на оставленную на подставке книжечку с нотами, перелистнула несколько страниц, но текст по закону подлости начал расплываться перед ее взором. Сердце бешено застучало в груди. Гости терпеливо ожидали музыку. Скотт стоял в самом краю, пряча руки в карманы и сдерживаясь, чтобы не заржать во всю глотку. Каков подлец! Алиса снова пристально и изучающе посмотрела на клавиши. Складывалось такое неприятно ощущение, словно инструмент широко улыбался ей. И эта улыбка казалась ей слишком идиотской. Алиса глубоко выдохнула и положила пальцы на гладкую поверхность клавиш. Здесь нет ничего страшного. Нужно лишь представить, что гостиная пуста, тут нет никого: ни Скотта, ни родителей, лишь Франциск Бонфуа. Нужно представить, что это их обыкновенный урок, а он стоит за ее спиной и выжидающе следит за ее движениями. Движениями ее пальцев. Алиса потюкала по клавишам, наигрывая нотный алфавит. До, ре, ми, фа, соль… За ее спиной послышался тихий смешок. Они уже не были настроены на серьезное произведение. Алиса не стала поворачиваться к ним лицом и доказывать им обратное, но она представила, как Скотт жмется в своем уголке, лишь бы не задохнуться от смеха, и эта жуткая картина заставила ее гнев закипеть. Девушка довела пальцы до конца клавиш и прекратила тюканье. Итак, пианино было готово к музыке. Что же сыграть? Франциск настаивал на Моцарте. Наверное, очень любил эту классику. Что же… Симфония номер шесть. Комбинация вроде бы и не такая стремительная и сумбурная, но далеко не примитивная. «Здесь главное выучить не сами ходы исполнения, а важно научиться передать чистоту звучания. Нужно, чтобы люди поверили в нее». «На самом деле ничего я не поняла, — призналась себе Алиса, дыша очень глубоко и медленно. — Но я постараюсь довести как можно ближе эту симфонию до смысла твоих слов… Блин, но это так не просто!» Девушка нашла взглядом нужные клавиши и положила на них пальцы, предварительно растопырив их так, как учил Франциск. Нужно приготовиться. А теперь расслабиться и отдаться музыке. Пальцы сами все сделают за тебя. Доверься им. Доверься их памяти. Итак, начали. Алиса аккуратно надавила на клавиши, стараясь не торопиться, наигрывать мелодию и вслушиваться в то, как тишину постепенно раскачивает легкое звучание музыкальных струн. Все шло нормально. Алиса не торопилась, краем глаза поглядывала на ноты в учебнике, которые продолжали перед глазами растекаться по желтой бумаге, как жидкие чернила. Пальцы дрожали от сильного волнения, но не смели останавливаться. Алиса велела им играть. Музыка зазвучала чуть быстрее и громче, она поплыла еле ощутимыми сгустками по комнате, как туман, обволакивая собою каждый предмет и касаясь каждого стоявшего в этой комнате человека. Если бы Алиса на секунду остановилась и прислушалась, то она бы удивилась этой мертвой тишине, которую сейчас поражала нежная музыка ангелов. О небо, как это было красиво. Возможно, Алиса это поняла только сейчас, вслушиваясь в каждую озвученную струнами ноту, напрягая слух до такой степени, что голова готова была вот-вот лопнуть. «Расслабься, расслабься, — твердила она себе, и ее лицо постепенно обжигала прилившая к голове кровь. Словно вся она переползла из тела в голову и неумолимо давила по вискам, создавая почти невыносимое напряжение. — Ну же, Алиса…твои пальцы помнят. Ты разве не видишь, как они храбро пляшут по этим клавишам? Здесь нет никого. Только ты и Франциск. Ты же знаешь, что если все получится, он будет в восторге. Тебе нравится, когда он в восторге? Нравится его улыбка?» Алиса чуть прикрыла глаза, мысленно удивляясь тому, что пальцы продолжают невозмутимо играть, набирать и отпускать темп, а нос туфельки машинально надавливает на медную педаль в такт движениям рук. Все хорошо. Все ведь действительно хорошо. Голова болит от напряжения, но сейчас не стоит думать об этом, надо думать о музыке. Она почему-то представила, как Франциск берет ее мягко за руки, как ее пальцы утопают в его теплой и широкой ладони, и они вместе танцуют. Ангельская музыка заглушает шорох ее платья и глухой стук каблуков. Время и вправду остановилось, ибо Алиса все играла и играла, и это казалось бесконечностью. Голова закружилась, Алиса чуть склонилась, чувствуя, что вот-вот упадет в обморок. Но пальцы продолжали играть, играть и играть. Когда Алиса закончила комбинацию, музыка продолжала мягко, но протяжно звучать в пространстве, постепенно растворяясь в нагретом воздухе. Осторожно убирая ногу с педали, она поднялась с места и закрыла пианино. Руки дрожали. Пульсация в груди была очень болезненной и удушливой. Алиса не верила, что закончила игру. Почему все молчат? Девушка повернулась к зрителям. Никто из них не улыбался, кроме разве что Питера, который смиренно дослушав симфонию, вернулся к поеданию шоколадных яиц. Миссис и мистер Керкленд смотрели на девушку с удивлением, словно также, как и она, не верили в произошедшее. Семья ирландцев слушали игру с прикрытыми глазами и кажется находились в каком-то своем мире. Удивленно вскинув брови, рядом с ними стоял Энди. В его расширенных глазах цвета моря читалась неожиданность. Он неуклюже почесывал русую шевелюру, пока не решаясь, как точно на все это реагировать. Родители Скотта добродушно улыбались, но в их мерцающих глазах проскальзывало такое же искреннее изумление. А вот Скотт показал самую неожиданную реакцию- его густые брови были сильно смещены на переносице, отчего на его лбу выросла большая, глубокая и некрасивая морщина. Первыми аплодировать стали слуги, которые слушали представление в дверях гостиной. Честно говоря, звук хлопков за их спинами так сильно напугал семью Керклендов, что они все разом подскочили на месте. Лишь Питер продолжал есть шоколад и смущенно озираться по сторонам, не вдаваясь в подробности происходящего. Алиса вытянула шею, желая разглядеть в толпе Франциска. После реакции Скотта теперь ей было важно увидеть реакцию ее репетитора. Прислонившись спиной к дверному косяку, мужчина с улыбкой наблюдал за девушкой. Наконец их взгляды встретились, и его улыбка стала еще шире и светлее. — Моя Алиса умничка, я вам всегда это говорила! — не без гордости объявила миссис Керкленд, подлетая к своей дочери и обнимая ее за плечи. — А вы знаете, кто учил ее музыке? Вот не поверите — ее репетитор по французскому языку. Многие из гостей восхищенно заохали. И лишь глаза мистера Керкленда и Скотта недовольно вспыхнули в толпе. Шотландец резко переглянулся, отчего чуть было не вывихнул себе шею, желая увидеть Франциска Бонфуа и удушить его своим взглядом. Но Франциска уже давно и след простыл.***
Остаток дня все только и делали, что обсуждали выступление талантливой Керкленд. Алиса никогда не была в центре такого внимания, потому она не знала, как реагировать. Она была польщена, но все же когда ты оказываешься в кругу такого народа, который задает какие-то вопросы или без умолку делится своими впечатлениями, то в какой-то момент ты начинаешь теряться, нервничать и постепенно уползать в свою скорлупу. Алиса делала точно также. Если в интернете она могла смело войти в какую-то дискуссию, то здесь же она ощущала себя ослабшим птенцом, который выпал из гнезда и оказался в чужой среде. — Как же здорово у тебя это выходит, Алиса, — не могла успокоиться юная мамаша Питера. — Позволь я гляну на твои руки. Ох, странно, что раньше я не замечала, какие у тебя красивые пальцы. Ты просто создана для музыки, милая моя. — Вы так думаете? — Алиса поджала губы, ощущая застывшую во рту тошноту. «Она мне льстит! Мои пальцы короткие и некрасивые. Видела бы она пальцы Франциска…» — вспомнив о репетиторе, девушка переглянулась, ища взглядом знакомую стройную фигуру.***
Франциск допил второй бокал с вином. Кухня оказалась одним из тех мест, где можно было отдохнуть от безумного шума. Пока все Керкленды веселились в зале, слуги отмечали праздник на кухне в обществе кастрюль и тарелок. Никто никому не мешал. Когда Алиса начала играть, Франциск почувствовал облегчение на душе. Ему даже в какой-то момент стало казаться, что это играет вовсе не его ученица, а кто-то другой, более тесно расположенный к музыке, чем эта маленькая зазнайка. Симфония звучала слишком легко, слишком красиво и не так жалко, как это было во время их репетиции. — Я и не думал, что скажу это… но Алиса талантливая девочка, — сообщил ему Джон, допивая в бокале любимое светлое пиво. — Бесподобная музыка! Я все же поражен, Франциск, как так? Ну, скажи мне свой секрет! До тебя никто не доходил до такого уровня, никому не удавалось выдержать это чудовище, да и мало того — ОБУЧИТЬ ЕГО ЧЕМУ-ТО! Франциск почувствовал, что краснеет. — Да ладно тебе, — сказал он, ухмыляясь. Третий бокал вина уже был на подходе. После отыгранной симфонии Алису настолько сильно облепили со всех сторон, что Франциск не стал искать нужды в их встрече. Они могут и потом пообщаться — почему бы и нет? Все самое важное уже было сделано. Но мало того, Франциск ушел с представления не по этой одной причине. Ему не хотелось сталкиваться со Скоттом. Судя по взгляду шотландца, тот готов был разорвать Франциска на куски. «Сумасшедший парень!» — подумал со злостью француз. Он никогда не видел в чужом взгляде столько бессмысленной ярости. — Прошу прощения, я не мешаю? — раздался за их спинами женский голос. Франциск резко вскочил с места, чуть не опрокинув бутылку с недопитым вином. На кухне, помимо него с Джоном, находился еще один человек. — Миссис Нуннэн? — Джон протер губы рукавом и поспешно поставил пустой стакан в раковину. Выглядел он не менее взволнованно, чем Франциск. Елена была одета в темно-зеленое платье, на ее бледных плечах лежал шелковый платок с вышитыми цветами при помощи ниток. Ее праздничное платье очень хорошо контрастировало с ее медными кудрями. — Господин Бонфуа, — проговорила женщина. — Мне нужно с вами поговорить. Франциск не мог поверить своим ушам. Елена позвала его на разговор. Очевидно, невозможное таки возможно. Франциск с некоторым радостным испугом посмотрел на своего собеседника, словно спрашивая у него разрешения. Но Джон ничего не ответил, лишь озадаченно повел плечам. Выйдя в коридор, Франциск бегло посмотрел по сторонам, словно ожидая, что вместе с Еленой здесь будет кто-то еще. Но женщина пришла одна. И, судя по ее взволнованному лицу, она определенно хотела поговорить о чем-то личном, с глазу на глаз. Вообще все это было очень странно, так не похоже на холодную и бесчувственную миссис Нуннэн, и это настораживало. В коридоре было пусто, тускло горели светильники, а за стенами слышались веселые голоса гостей и звон посуды. Кажется, они уже приступали к ужину, так как в коридоре повеяло жареным. — Что-то стряслось, миссис Нуннэн? — Вовсе нет, — женщина снова резко обернулась на какой-то посторонний шум, но потом расслабилась. — Знаете, это не подходящее место для беседы. Давайте встретимся через десять минут на конной площадке. Там спокойнее. — А ваш муж… — Франциск не на шутку забеспокоился. Нет, конечно, он и раньше попадал в такие ситуации — тайные встречи, запретная любовь, служебные романы и так далее. Но сейчас столько всего валилось на голову, буквально давя своим весом, что Франциск как-то особо и не был настроен на романтику. Возможно, и возраст играл в этом не менее важную роль. Нет, что-то и вправду начало происходить с ним. Франциск всегда ощущал себя бодрым и стремящимся к новым встречам, к новым романам, к новым женщинам. Но сейчас все как-то переменилось… почему-то, глядя на Елену, он вроде бы и ощущал что-то наподобие сладостного и немного мучительного влечения, но с другой стороны он начинал сомневаться в своих чувствах. А хочет ли он? Нет, возможно, хочет. Ведь он так часто думал о ней, так сильно мечтал о встречи, так зачем упускать? — Не волнуйтесь насчет него. Встретимся на площадке. Вам не будет сложно? — Нет… хорошо, — Франциск почтенно спрятал руки за спину, ибо от волнения просто не знал, куда их деть. Коротко кивнув, Елена направилась в зал, а ее узкое платье с легким шорохом последовало хозяйкой. Франциск проводил ее уход восхищенным взглядом. Все же, она очень нравилась ему. У нее была замечательная фигура, великолепно отточенная горделивая походка. Эта женщина знала себе цену. И, кажется, даже завышала ее, но это вовсе ее не портило. Такая внешность требовала как можно больше самолюбия и дерзости. Еще немного постояв на месте, Франциск начал озираться в поисках часов. Сколько уже времени прошло? Минуты две? Три? Часы он нигде не нашел. Тогда он пошел по тому же пути, что и Елена. В зале продолжали звучать громкие и бодрые голоса гостей. У вновь накрытого стола, освещенного сотней длинных свечей, носились четверо слуг с подносами, и каждый пытался утолить любую потребность кого-то из семьи Керклендов. Питер сидел в кресле возле камина и игрался с новыми игрушками. Наверное, ему все же было скучно, так как здесь он не мог найти себе собеседника по возрасту. Зато все остальные сидели за длинным столом, держа в руках серебряные вилки и ножи, и продолжали с упоением общаться между собой. Среди них была и Алиса — она сидела в центре пиршества, хотя выглядела скучающей и даже мрачной. Ей совсем не нравилось такое бурное общество. Она разбавляла свою тоску глотками вина. Франциск осторожно обошел стороной стол, стараясь быть незаметным, и вышел через другую дверь. Перед этим он заметил, что Елена уже сидит рядом с мужем и о чем-то тихо беседует с миссис Керкленд. Когда Франциск тенью проскользнул мимо них, легко уклонившись от бегущего навстречу слуги-официанта, ирландка лишь на секунду отвела взгляд, чтобы посмотреть на Франциска, и лишь потом продолжила беседу с уважительной улыбкой. Правда Франциска заметила не только Елена. Алиса тоже сразу обратила на него внимание, и на какую-то долю секунды в ней зародилась надежда, что репетитор заберет ее из этого ада. Но Франциск ей даже не улыбнулся. Вообще он выглядел очень взволнованным и шел так быстро, словно куда-то спешил. Алиса нахмурилась, думая о том, что это очень странно. Куда спешить? В такой праздник… — Ладно, милый, развлекайся, а я отойду, — внезапно сказала миссис Нуннэн, резко поднимаясь из-за стола, отчего вся семья поневоле обернулась к ней. — Ну и куда ты снова идешь? — спросил ее хмельным голосом Кевин. Сейчас он выглядел более раскрепощенным, чем в момент выступления своей родственницы. Щеки пылали, отчего веснушки стали темными, как родимые пятна. — Я себя неважно ощущаю, — женщина поправила гриву темно-рыжих волос. — Может тебе помочь? — отозвалась Алисина мама, тоже поднимаясь из-за стола, сбив бедром сидящего рядом мужа. — Что-то стряслось? — Нет-нет, думаю, с этими проблемами я в силах справиться сама, — Елена помахала всем не прощание белой ладошкой. — Я скоро вернусь. — Хорошо-хорошо, мы ждем. Алиса вздрогнула от резкого хруста, раздавшегося в своих руках. Девушка удивленно посмотрела на треснутый под давлением своих пальцев бокал, и ее сердце снова неистово застучало в груди. Она никак не могла понять, почему бокал так сильно треснул, но решила сразу избавиться от осколков, пока они случайно не рассыпались или не впились ей в ладонь. Почувствовав на себе настороженный материнский взгляд, девушка постаралась смести с лица тени волнения. — Все отлично, — соврала она, передавая стеклянные осколки прислуге и ощущая от этого облегчение.***
Спустившись в холл, Франциск зашел под лестницу, где за большой дверью начинался еще один темный коридор. За окнами было видно, что солнце постепенно укатывало за горизонт, обретая ярко-кровавые цвета. Открыв узкую дверь, Франциск выбрался на маленькое крыльцо. Солнце стремительно скрывалось за макушками деревьев, и к особняку ползли их черные тени. В воздухе стоял сладковатый запах молодой травы. С юга поддувал слабый, но прохладный ветерок. Розовый небесный океан плавно уходил в сумрак, и в темноте начали вспыхивать первые созвездия. Франциск простоял на ступеньках чуть меньше минуты, стараясь привыкнуть к ветру. Он не мог выкинуть из головы скорую встречу с Еленой. Сердце взволнованно и болезненно стучало в груди, а в ушах пульсация отдавала гулким эхом. Спустившись по коротким ступенькам, мужчина стремительно обогнул пустующий бассейн, вокруг которого была обставлена белоснежная плитка. Впереди на несколько метров растягивалась тропинка, собранная из мелких и гладких, как в море, камней. А по бокам шли маленькие, но аккуратно выстриженные кубиками зеленые кустики. Стуча каблуками по камням, Франциск направился в сторону конной площадки, которая своими размерами превышала половину футбольного поля. Площадка была ограждена высоким забором, обросшим зеленым и красным плющом. От этой площадки разветвлялись две дороги: одна вела к конюшне, которая сейчас была заперта на замок, а по другой дороге от дома как раз шел Франциск. В нос уже начал ударять сильный запах лошадиного навоза. Франциск был здесь всего пару раз, наблюдал за успехами своей ученицы. Успехами в кавычках. Площадка была открыта — да и чего ей быть закрытой… кому нужно это абсолютно пустое, истоптанное копытами, поле? Франциск перешагнул через узкую рамку, входя на территорию площадки, и почувствовал, как его ботинки плавно утопают в холодном и зыбком песке. На площадке кроме него больше никого не было. Вероятно, Елена еще была в доме, однако он видел, как она посмотрела на него перед тем, как он ушел. Конечно, здесь не обошлось без маленьких сомнений насчет этой тайной встречи. А вдруг это все было подставой? Или очень неудачной ирландской шуткой… Франциск тряхнул головой, высвобождая густую шевелюру, а вместе с этим и отгоняя дурные мысли. «Ну же, хватит, — приказал он себе, стискивая кулаки. — Чего опасаться? Чему волноваться? Это всего лишь обычная встреча. Ты просто слегка обескуражен. Приходи в себя!»***
— И сколько ты уже занимаешься музыкой? — поинтересовалась у Алисы тетя Рита — матушка Скотта. Это была очень приятная и ухоженная женщина, хотя порою излишне правильная и чересчур любопытная. Как, в принципе и сейчас, она готова была сожрать свою племянницу с потрохами. Сначала она общалась с юной Керкленд с другого конца стола, но потом, поразмыслив, решила быстро пересесть поближе. И вот, теперь она сидела рядом с Алисой едва ли не вплотную. — Четыре месяца. Почти четыре, — Алиса начала краснеть. Обеденный зал вроде бы был таким большим, широким, стены уходили высоко вверх, но почему-то сейчас Алиса ощущала страшную тесноту. — Ого, всего четыре месяца, — воскликнула радостно тетя Рита. — Ты слышал, Скотти? За четыре месяца и такой результат. Скотт тихо хмыкнул. За весь вечер от него не было слышно ни единого звука, ни одной язвительной шутки. Судя по его кислому виду, парень был не доволен тем, что весь вечер был посвящен его сестре. Ведь Алиса не заслуживала такого бурного внимания. — Как ты думаешь, Джон, нашей маме понравилось бы ее выступление? — обратился отец Скотта к мистеру Керкленду, который все это время молча поглощал мясо с овощами. Выглядел он спокойным до того момента, пока к нему не обратились. — Это, конечно, очень здорово. Только она уже слишком старая, чтобы ездить к нам из Лондона. Миссис Керкленд сразу нахмурилась, стоило ее мужу заговорить о свекрови. — Думаю, сейчас неподходящее время, — процедила она сквозь зубы. Девушка на секунду отвела взгляд, ибо ей так надоело слушать все эти проблемы, и заметила пустующее место Скотта. Двоюродный брат больше не мог терпеть всей этой болтовни, которая кружила лишь вокруг Алисы, и решил выйти на балкон. Спрятав руки в карманы, он прошел через дверной проем, и в следующий миг человеческий гул растворился в вечерней тиши. Прохладный ветерок взъерошил его короткую темно — рыжую, почти красную, как заходящее солнце, шевелюру. Шотландец хрипло выдохнул и, дойдя до перил, положил на них руки. Злость начала вскоре рассасываться в нем, сменившись приятным покоем. А этого так не хватало последние несколько часов. Юноша поднял голову и с прищуром глянул на потухшие за горизонтом темно-красные лучи. Сумрак нетерпеливо рвался захватить каждый светлый кусочек этой земли. Скотт посмотрел вниз, где со второго этажа было видно крыльцо, бассейн и ведущая от него каменистая тропа. Как раз в это время по тропинке шла чья-то тень. Скотту пришлось немного поднапрячь зрение, чтобы разглядеть таинственного незнакомца, убегавшего в самый разгар веселья. Промелькнула знакомая светлая шевелюра. Да это же Франциск Бонфуа! На губах юного Керкленда вспыхнула ядовитая ухмылка. Через минуту силуэт француза скрылся во тьме, там, где должна была, по логике вещей, начинаться конная площадка. Любопытно… Через пару минут послышалось новое, спешное и более громкое цоканье, и шорох скатывающих с тропы гладких камней. Скотт вытянул шею и увидел, что следом за исчезнувшим Франциском, держась за подол темно-изумрудного платья, бежала миссис Нуннэн. Ее огненно-рыжую гриву невозможно было спутать ни с чем. Скотт провожал убегавшую Елену прищуренным взглядом.