Only Just Like That

      Погрузившись в маленькое, но крайне уютное пространство ванной комнаты, я прикрыла по привычке за собой дверь и опёрлась руками на тумбу с раковиной, с неосознанным пристрастием разглядывая собственное раскрасневшееся от буйных — исправно работавшие по всей квартире кондиционеры уже успели охладить меня физически, но не ментально — и жарких воспоминаний лицо. «Что же ты делаешь со мной, Гино…» — я, словно какая-то пылко влюблённая школьница, зажмурилась и пошлёпала себя по щекам, однако не смогла сдержать тут же расползшуюся на губах улыбку. Решительно настроившись привести себя в порядок и мысленно тоже, я открыла кран с ледяной водой и принялась наводить чистоту, смывая с себя успевший превратиться в липкую плёнку пот и всё, что только могло помешать мне выглядеть к приходу Нобучики свежей и сияющей — я даже не заметила, что снова начала думать о нём, хотя так твёрдо хотела немного подвинуть фантазии в голове и предоставить работе побольше места, поскольку мне ещё предстояло заняться проверкой эссе студентов и презентацией.       Наверное, со стороны могло бы сложиться впечатление, что не перестававшая обрастать сказочными подробностями моя жизнь с Гинозой безмятежно струилась сквозь сложные перипетии нашего непростого существования так, как ловкая тонкая речка изящно огибает горные массивы и изредка — хотя в моём случае ещё как часто — ниспадает в пропасть звонкими водопадами… Ах, эти грехопадения, перепадавшие на мою долю с завидным постоянством, — они обладали невероятной возможностью превращать меня в рабыню страстей и в личную рабыню зеленоокого брюнета, не позволяя мне и капли своевольства… Да и на кой чёрт оно мне, казалось бы?.. В чём таился смысл препирания с Гино и выказывания, так сказать, своего характера?.. Ненамеренно демонстрировавший превосходство во всём, что он бы ни делал, молодой человек прекрасно справлялся с всяким своим — профессиональным или личным — начинанием и контролировал любую ситуацию, особенно в нашей паре: если выражаться несколькими словами, он просто сводил меня с ума манерой держаться, манерой решать проблемы и, разумеется, манерой владеть мною, и я покорно шла на это помешательство, никогда ничему не переча. Стоило ему коснуться меня хотя бы взглядом — я с лёгким вздохом таяла от дурманившего счастья; стоило взять меня за руку — я испытывала неземное блаженство; стоило произнести вслух как-то по-иному моё имя — и я была готова отдаться ему даже в самом переполненном общественном месте; стоило ему поцеловать меня хотя бы небрежным, нарочито случайным образом… Я шумно выдохнула и резко перекрыла лившуюся понапрасну воду, не способную спасти меня от неприличных мыслей, как бы я ни верила в её полумагические свойства. В попытке успокоиться я принялась методично освобождаться от спортивной формы после пробежки, пытаясь сконцентрироваться на домашних заботах вроде накопившейся стирки, но и это не помогло. Избавившись от одежды, я поскорее нырнула во влажное и тёплое помещение для душа и отделённой от него ванны и, повернув нужные краны, позволила прохладному потоку окатить меня с головы до ног — это принесло некоторое временное облегчение. «Надолго ли…»       Как показывала практика, между нами практически никогда не случались конфликты, потому что я мастерски купировала всяческое недовольство Нобучики миром или, упаси Ками, мною, однако — подсказывала обиженная память — случалось гневаться и мне. Вступив в свои первые и — моя тайная вера и надежда — последние отношения, я осознала ужасающую правду о себе: ненавидевшую каждую минуту расставания с избранником меня осаждала… нет, было бы нечестно так сказать: ненавидя каждую минуту расставания с Гино, я с безмерным отчаянием прямо-таки изнывала от самой банальной ревности — где он, с кем он, что делает… Эти и другие вопросы верховодили моей сущностью, когда нам приходилось покидать друг друга, и умудрявшаяся истосковаться по нему спустя лишь мгновение после его ухода я порой теряла рациональность в мыслях и поступках, страдая от сего неблагодарного и чёрного чувства... Говорят, оно рождается из недоверия, но у моей уверенности в молодом человеке не существовало границ, я могла скорее разочароваться в принятом нашей драгоценной системой Сибил решении какого бы то ни было толка, чем в приватизированном Инспекторе: он бы никогда и ни за что не подвёл меня, не предал бы и не причинил настоящую боль. Искушавшая меня день за днём ревность произрастала из иных источников, ведь я хотела быть с ним постоянно, видеть, как и чем он занят, как руководит подчинёнными у себя в Бюро, хотела знать о нём даже самую незначительную деталь, и невозможность стать столь осведомлённой о той части его жизни, куда мне закрыты двери, разбивала меня вдребезги, заставляя смертельным и страшным образом завидовать любому человеку, проводившему с Гинозой хоть какое-то время и ведавшему о нём хоть что-либо, о чём не имела понятие я. Для сумасшедше зависимой от него меня казался необратимо потерянным всякий час, проведённый врозь, и, несмотря на сомнительную необходимость пребывать порознь и вести социальную жизнь с друзьями и коллегами, я не переставала мучиться от того, что мы могли бы быть в данную минуту вместе и что нам отведено в этом мире так мало!.. Поэтому когда Нобучика предпочитал мне своих товарищей, я оказывалась в сотканной собственноручно ловушке и оставалась наедине с коробом самых мрачных раздумий.       К слову о друзьях, если у относительно общительной меня их сравнительно достаточно, то у моего мужчины другом мог назваться лишь один — его коллега и напарник Когами Щинья, с которым они были знакомы ещё со старшей школы и который уже несколько лет не появлялся в нашем доме по каким-то лишь им обоим известным причинам, но продолжал активно упоминаться в наших разговорах. Именно с ним Инспектор периодически пропадал по вечерам, наверняка ведя с ним долгие личные беседы, не посвящая в их содержание меня, словно огораживая тем самым от неких проблем — свойственная ему черта, одна из тех, что я так страстно хотела уничтожить в нём и что одновременно так меня очаровывала. Именно он когда-то обладал способностью иногда завалиться к нам и вытащить Гинозу якобы развеяться, и именно из-за него молодой человек однажды пропустил мой день рождения. «Ну разве Когами не справился б тогда в одиночку?!» — откровенная злость на сего никудышного приятеля нашей пары не покидала меня и по сейчас, заставляя испытывать какую-то совсем уж детскую обиду на них обоих. Хотя обижаться мне было не на что: зеленоглазый похититель моей души расплатился со мною в ту ночь сполна, пусть гордость считала необходимым умалчивать о сием факте.       …— Ты же вернёшься к вечеру, да? — преисполнившись сомнений, уточнила я, с тоской наблюдая, в какой спешке собирался на работу мой парень, и старалась не смотреть в сторону молчавшего Щиньи, поскольку мне отчаянно хотелось его ударить и выгнать из квартиры, но только чтобы он не забирал в этот праздник у меня Нобучику. «Что за пакость эта их работа!.. Видите ли, обнаружены какие-то улики!» — я упрямо, ощущая бурлившие во мне вредность и возмущение, не собиралась вникать в важность ситуации, эгоистично думая лишь о себе и о нависшей над обещанным романтическим ужином угрозе.       — Да, конечно, — уверенно и спокойно отозвался Гино, наскоро повязав пушистый шарф, и затем подошёл ко мне, чтобы столь же быстро — он предпочитал не показывать полноту чувств при посторонних — подарить мне слабый поцелуй в лоб, что, очевидно, никак не устроило привередливую к таким интимным вещам меня.       Не дав ему отстраниться и грубо вцепившись за ворот пальто мужчины обеими руками, я с силой, которую он не ожидал, притянула его к себе, привстав на носочки, и почти злобно впилась в приоткрытые из-за удивления от спонтанности момента губы, краем уха услышав, как мой враг номер один, отнимавший у меня главный подарок в сей ещё утром бывший радостным день, хмыкнул где-то за спиной Гинозы и тактично — вот уж не думала! — удалился, предупредив, что побудет на площадке внизу. Я едва ли обратила на это внимание, обуреваемая сшибавшими с ног эмоциями, сгорая в разожжённом ревностью и страстью огне, и продолжала неистово целовать возлюбленного, забыв о себе и уж тем более о его миссии, поэтому когда его руки мягко переместились с моей талии на запястья и легонько разжали хватку и когда он вдруг отстранился, я крайне изумилась, что всё настолько скоро закончилось, и вопросительно взглянула ему в лицо, в очередной раз поражаясь, насколько прекрасным и соблазнительным оно выглядело в полутьме прихожей.       — Жди меня к вечеру, — прошептал Нобучика законное требование, пригвождая меня к месту строго блестевшими от одолевавших владельца чувств нефритовыми очами, и я не посмела сопротивляться, всецело уверившись, что стоит наступить первому вечернему часу, как он вернётся ко мне. Выпустив меня из объятий, он покинул квартиру, аккуратно прикрыв за собой дверь и подарив мне на прощение очаровательнейшую улыбку, отчего я не удержалась на ногах и прислонилась спиной к услужливо оказавшейся на месте стене, улыбаясь то ли в ответ, то ли просто от захлёстывавших меня тёплых и сладких эмоций.       Однако прошёл не один час, успела стукнуть полночь, день рождения — окончиться, а Гино так и не появился вовремя, даже не посчитав необходимым предупредить, что задерживается, чем заставил меня отчаяться и сделал надежду на его возвращение острее и болезненнее. Моё желание провести с ним именно этот свой праздник объяснялось достаточно примитивно: прошёл первый месяц, как мы съехались и стали жить вместе, и сей момент должен был стать новой красивой страничкой нашей романтичной истории, как я успела распланировать всё до мельчайших деталей. Чуть меньше, чем расставаться с избранником, я ненавидела, когда мои замыслы рушились и не воплощались в действительность.       Терзаясь распалявшейся ревностью от того, что молодой человек уже завершил дела и отправился с не знавшим о дате Когами развлекаться, томившаяся в рождавшем смутные беспокойства одиночестве я — хоть и понимая каким-то разумным остатком сознания, что это вовсе не похоже на Нобучику — изводила себя выдумками подобного рода, тем самым скрывая разраставшуюся во мне тревогу другого толка: а что, если на задании с ним что-то случилось?.. Ведь он бы сообщил, что опаздывает!.. Бережно относясь — по его же постоянным просьбам, а не ради себя — к своему психическому здоровью, даже в безнадёжной ситуации я не позволяла размышлениям переходить ту грань, что затемняла бы мой оттенок окончательно и бесповоротно, и старалась не унывать и в нелёгкие времена, доставшиеся, увы, и на нашу с ним долю. Но, привыкнув быть честной по отношению к собственным чувствам, я не могла не осознать, что мною ежедневно питался гигантский и имевший все основания осуществиться страх: больше всего на свете я боялась, что сложная и опасная работа Инспектором отнимет у меня Гинозу насовсем… И всякий раз, когда он бесследно пропадал в омуте профессиональных обязанностей, я боролась с сим обретавшим реальные черты ужасом неосознанно или осознанно, пытаясь заняться чем-то позитивным и не думать о негативном, но выходило… откровенно плохо. Весь мой маленький мир кружился вокруг мужчины, получая необходимую для жизни энергию, и если с ним и правда произойдёт беда, мне не миновать той же участи, но страшилась я в первую очередь из-за него: я согласилась бы гореть хоть в аду, в который верили наши предки, лишь бы с Нобучикой было всё хорошо. Ненамеренно бороздя просторы этих фантазий, заставлявших кровь стыть в жилах, я также отдавала себе отчёт, что, случись что со мной, это таким же рикошетом отразится и на моём возлюбленном. «Главный минус всех отношений, несомненно…»       Когда замок в двери наконец-то щёлкнул, а в прихожей раздались тихие шаги и небольшого масштаба шум, сообщавший мне о том, что объект моих мыслей избавляется от верхней одежды, я медленно и устало, словно сама сейчас гонялась за преступниками, поднялась с кровати, где лежала в полной темноте и слушала участившееся биение собственного сердца, и вышла из комнаты, мимоходом обследуя взглядом Гино на предмет ранений или отсутствовавших перед уходом деталей — всё это обнаружено не было. Прислонившись по привычке тут же к стене, я безвольно утопала в казавшихся почти чёрными в полумраке изумрудных очах и молчала, испытывая невероятное облегчение, что с ним всё в порядке — он всего лишь задержался на работе, а я перенервничала, то есть всё как всегда…       — Прости, — глухо произнёс мой молодой человек, с виноватым видом подходя ко мне, уже уверенной в том, что ему не грозит никакая опасность, и потому вдруг перешедшей к эмоциям, не сулившим ему ничего приятного: пусть знает, каково мне было!..       — Ничего, — тихо отозвалась я, но не позволила его рукам сомкнуться вокруг меня, ведь тогда я потеряна и вся моя законная злость на него испарится в бесконечной привязанности, а я была твёрдо настроена на то, чтобы показать характер, не желавший покорно ожидать, пока он явится домой в два часа ночи и решит наросшую проблему простым извинением. — Мог бы предупредить, что задерживаешься, — услышала я свой же тяжкий выдох, — Знаешь, как я волновалась, а?! — злобно выпуская накопившуюся тревогу за него, повергавшую меня в глубокое отчаяние, прошипела я, руководимая отнюдь не благородными чувствами и нуждавшаяся в сией разрядке, и поспешила гордо покинуть опешившего от моего внезапного бунтарства и ощущавшего себя и без того безмерно провинившимся Гино, направившись в первое же место на моём пути — ванную комнату — и торжественно захлопнув за собой деревянные щоджи.       «Что он себе позволяет! У него вообще сегодня выходной был, а он… а он сорвался с места и помчался с этим мерзким Когами гоняться за какими-то преступниками! Да кому они нужны, когда я тут сама без пяти минут преступницей становлюсь?!» — на автомате срывая с себя одежду и забрасывая её в стиральную машинку, я предавалась нахлынувшему на меня праведному возмущению, с грохотом оповещая квартиру, что я зашла в душевую, объединённую с ванной, и задвинула ещё одни, теперь уже внутренние, полупрозрачные щоджи. Пустив горячую воду, я едва ли не обожглась, представив, что также на меня воздействует моя злость, но вопившее от обиды негодование продолжало подстрекать мои мысли к обдумыванию самых разных форм маленькой, но обязательной мести: «Да я с ним разговаривать не буду!.. Да я… да он дождётся у меня, да!» Занятая лихорадочным обмозговыванием того, как я непременно расплачусь с Нобучикой за его некрасивый поступок, из-за которого я успела распереживаться, я совершенно не заметила, как сзади тихо разомкнулась и обратно сомкнулась дверь, пропуская в маленькое, очень душное и влажное помещение человека, ещё не догадывавшегося о моих коварных планах расквитаться с ним, и я шокировано замерла, обнаружив в расположившемся передо мной длинном, в полный рост, зеркале статную обнажённую мужскую фигуру позади себя.       — Мне кажется, это место занято, — замешкавшись, просипела я и грозно прочистила горло, неприязненно сузив глаза, и, не оборачиваясь, пересеклась взглядом со сводившими меня с ума полуприкрытыми зелёными, словно листья в сумерках, очами.       — Мне кажется, здесь достаточно места, — с только ему свойственной твёрдой мягкостью произнёс в ответ Гино, не отводя помутневшего взора от меня в предательски не запотевшем отражении, пока я так и стояла парализованной, а тёплая вода спокойно без толку лилась из душа, орошая примирительными каплями нас обоих.       Нараставшее во мне в геометрической прогрессии волнение перехватывало дыхание и заводило сердце биться неровно и чаще, как если бы мне пришлось убегать от толпы врагов, и я едва ли могла противостоять взыгравшим инстинктам, жадно оплетавшим мою душу подобно вьюнку, желавшему сдавить жертву в смертельных объятиях. Стараясь не рассматривать высившегося за мной мужчину и пытаясь успокоиться, я взяла первое, что попалось на пути, — мочалку — и принялась жестоко растирать ею левое плечо, моментально вызвав досадное болезненное жжение на нежной коже. Но продолжаться сему безбожному действу не позволил вовсе не собиравшийся потакать моему игнорированию Гиноза: он поймал мою руку, удерживавшую средство для мытья, и, сжав её, остановил, сопровождая свой поступок лёгким поцелуем в мою шею — его чёлка, немного намокшая, соскользнула со лба и коснулась меня, возбуждая миллиард мурашек, стадом пронёсшихся по телу. В один миг распалённая сим простым действом я содрогнулась, прикрыв глаза, но успела заметить, как он снисходительно усмехнулся, чем раздразнил мою ярость по отношению к нему. «Ах так, да?.. Ну смотри у меня!..» — мысленная угроза осталась неозвученной, потому что в следующую секунду молодой человек отнял у меня приспособление для самоочищения и потянулся — то ли нечаянно, то ли намеренно задевая мою спину своей грудью и вызывая тем самым новую волну дрожи — за гелем, о котором я начисто забыла ввиду растерянности. Медленно и экономно выдавив густую консистенцию на соответствующий предмет, Нобучика аккуратно растёр жидкость между пальцами, заставляя вещь вспениться, и отстранился, осторожно дотронувшись полученной мягкой пеной до моего раненого злым обращением плеча и неторопливо провёл снизу вверх, переходя на сустав и спускаясь на лопатку. Ошарашенная его необычным поведением — как правило, инициатором чего-то эдакого всегда была я — и терявшая постепенно разум, пока он бережно водил по моей спине немного царапавшим пучком из жёстких волокон, я с трудом удерживала дыхание ровным и спокойным, делая вид, что ничего особенного не происходит, и прилежно старалась не замечать нашедшего неприличное занятие Гино, в панике желая устранить нараставшую проблему: я не знала, как себя вести и, главное, как не свернуть с наспех обдуманной и донельзя простой стратегии не вестись на провокацию.       Раззадоривая нехитрыми, но столь нежными и аккуратными движениями, показывавшими всё бережное отношение их владельца ко мне, мой молодой человек упрямо и нисколько не смущаясь — где он этого нахватался, хотела бы я знать?.. — продолжал свою миссию по порабощению метавшейся между агрессией и страстью меня и при этом не отрывал тёмноокого взора от моего, используя равнодушно отображавшее нас зеркало в своих коварных целях. Его мутный и оттого не поддававшийся дешифровке взгляд пленял мою душу, заставляя ту корчиться в судорогах из-за проявленного мною неповиновения; его размеренные, систематичные и полные заботы действия вынуждали моё тело сдерживать рвущийся продемонстрировать себя трепет; его уверенность в правильности того, что он вытворял, и одновременная медлительность, казавшаяся как способом взять надо мной верх, так и покорявшей меня нерешительностью, умоляли мой разум сдаться, а сердце — перестать злиться и забыть прежние беспокойства. «Он здесь, он со мной, с ним всё в порядке, и он буквально выпрашивает прощение…» — эти разрозненные, бившиеся в голове исстрадавшейся по ласке жилкой мысли взывали ко мне, требуя моей капитуляции как внутренней, так и особливо внешней, но я упёрто не стремилась подчиниться текущей ситуации, всё ещё пребывая в растерянности и не догадываясь даже, как следует выкарабкаться теперь, когда не терявший хватки Нобучика изволил подвергнуть меня губительным для моей сластолюбивой натуры пыткам, которые я никак не ожидала от него. И поэтому, пока я тонула в кричавших мне остановиться раздумьях и разливавшейся томной неге, ощущая, как задыхаюсь не то от духоты, не то от выпавших на мою долю обольщений, я едва ли успела заметить, как не собиравшийся прекращать обоюдное истязание мужчина сменил терзавшие мою кожу жёсткие волокна на мягкие и охлаждавшие струи, орошавшие меня из душа в его направлявших освежавший поток руках — теперь он был сосредоточен на очищении пены и потому нехотя прервал зрительный контакт, связывавший нас обоих, и я на секунду было поверила, что мне сейчас станет полегче и что я смогу, смогу разорвать порочный круг, который неизбежно вёл лишь к одному…       О, как же жестоко я ошибалась!.. Расставляя ловушку для своей наивно попавшейся в неё девушки, только набиравшийся опыта в сексуальных играх — я, будучи столь же неискушенной, обладала неуёмным воображением и выдумывавшей всякие свергавшие нас в пучину страстей фокусы фантазией — и крайне стеснявшийся, но не показывавший это Гино на сей раз как будто бы просчитал каждый момент, сочетая пагубную для меня упоительную муку со временной уступкой и передышкой. Однако стоило ему убрать душ на место, а затем лишь дотронуться широкой ладонью моей левой груди и в то же мгновение поймать мой рассеянный взгляд, как я молниеносно осознала, что он лишь начинает измываться надо мной, одаривая виноватым, но казавшимся мне самодовольным взором: на его манивших меня губах то и дело прорывалась добрая, но чрезвычайно соблазнительная усмешка человека, который великолепно знал, к чему приведут его манипуляции, и шёл к этому, принуждая откликнуться на его пыл даже несмотря на моё вялое сопротивление. Медленно, по-хозяйски сминая нежную плоть одной рукой, мой настырный Инспектор склонил голову — освобождая от необходимости смотреть ему в глаза, он столкнул меня с неотвратимостью наблюдать за ним и его распутными действиями в зеркале — и коснулся поцелуем мочки уха, пока другая рука начала своё неспешное путешествие по моему животу, притягивая таким образом к нему: чувствуя спиной его и прижимаясь к ней словно бы по его велению, а не по собственному желанию, я сгорала в пламени проснувшегося и усиливавшегося возбуждения, схлестнувшегося с прежними обидой и яростью и… выигрывавшего бой минута за минутой.       «Он же понимает, что… а-ах… — бесстыдные пальцы всегда робкого и застенчивого в сием деле Нобучики достигли промежности и неуверенно остановились, приведя меня в полнейший восторг и трепет, вызванный готовностью к некоему чуду, которое вот-вот произойдёт, — …он же понимает, что творит, верно? Он считает себя неправым и пытается заслужить моё одобрение самым любимым моим же способом!..» — такая длинная и несвязная мысль едва успела промелькнуть среди вороха других, давшись мне с трудом, и тут же сменилась ещё одной, куда более коварной и обольстительной: «Может, позволить этому происходить?..» Мои разрозненные чувства, сменявшиеся от парализовывавшего гнева до любовной теплоты и приводившие за собой всё новые и новые контрастные эмоции, наделялись приоритетностью, но и его чувства всегда обладали для меня высшей законодательной силой, иногда даже в чём-то большей. Была ли моя уступка грехопадением?.. Стоило ли мне настоять на разговоре, прежде чем всё перешло бы в прикроватные условия?.. Неужели мы не сможем обсудить волновавшую меня проблему после, как если бы она теряла свою важность?.. «Чёрт возьми, нет, нет и нет!» — ругнулась я, испуская судорожный выдох, так долго рвавшийся наружу.       Прекратив нещадно корить себя за слабость, я безвольно откинулась ему на плечо и истомлённо полуприкрыла глаза, сдаваясь на милость победителя и откровенно наслаждаясь нескромными ласками мужчины, который лишь этого и дожидался: оставив во временном покое мою грудь, освободившейся рукой он мягко обхватил меня за подбородок, повернув голову под удобным ему углом, и наградил нежным поцелуем, удерживая мой взгляд своим, молившим о прощении и таким соблазнительным, что, если бы не его поддержка, я бы не смогла устоять на месте, так как колени предательски подкашивались, вынуждая меня искать опору и находить её в виде моего Гино. Его смоляные, намокшие от высокой влажности и оросившей их воды из душа и потому выглядевшие непроницаемо чёрными, длинноватые волосы красиво обрамляли идеальных черт лицо, но мне невыносимо хотелось убрать эти шёлковистые локоны, мешавшие созерцать его совершенно тёмные, лишь с изумрудным проблеском очи. Капризно отвечая ему и требуя более глубокого проникновения, я не прерывала спасительный зрительный контакт и пустила в ход доселе словно онемевшие руки, накрывая его ладони своими и переплетая пальцы, отчего Нобучика отступился от лёгких, но развратных действий ниже моего живота и притянул меня к себе крепче, сжимая в странных и таких уютных объятиях. На мгновение я подумала, что, сотрясаемая мелкими волнами удовольствия, готова пробыть так вечность и потом ещё чуть-чуть, утопая в разливавшейся по телу неге, но руководивший процессом приватизированный мною Инспектор имел своё видение того, как должна проходить эта бессонная ночь, точно собираясь искупить всю вину передо мной за сорванное празднество, чему я несказанно радовалась, предпочитая роль ведомой, нежели ведущей — я пылко желала полностью отдать контроль над ситуацией ему.       Однако очаровательная решимость Гинозы пересекалась с испытываемой им и передававшейся мне, умилительной и будившей отнюдь не невинные чувства неловкостью: он с особенной заботой ловил каждую мою реакцию, ориентируясь в первую очередь на меня, и подобное беспокойство обо мне подкупало мою падкую на столь аккуратное обращение душу, помогая расслабиться и блаженствовать от происходившего таинства. Принявшая нас маленькая ванная комнатка бережно и незаметно уничтожила мир за своими пределами, сузив подвластное ей тесное пространство до невозможности при помощи потихоньку повышавшейся температуры воздуха, обволакивавшего нас мягкой дымкой горячего пара, и оставшись последним свидетелем творившегося, словно ей подчинялось даже замершее ради меня и Гино время. Сплетавшая наши сердца воедино интимная близость обнажённых тел неспешно подстёгивала нас забыть о немного одолевавшем смущении и осмелиться на большее, придавая уверенности в действиях и ни с чем не сравнимом влечении друг к другу. Подхлёстываемая захватившими меня эмоциями неспособного быть потушенным пожара и будто торопившаяся вкусить заветный плод греха я взяла на один миг контроль на себя, разрывая будораживший поцелуй и разворачиваясь лицом к его лицу, что Нобучика воспринял с благодарностью, поддерживая меня одной рукой за талию, а другой деликатно касаясь моей щеки, на что я откликнулась резким вдохом и инстинктивно прижалась к гладившей меня ладони, прикрывая глаза, но не избавляясь от зрительного контакта, так много говорившего мне. Проведя кончиками пальцев по его плечам снизу вверх, точно электризуя нас обоих, я запустила их в тёмный и упоительно влажный шёлк локонов мужчины, изголодавшись по этой простой, но такой изысканной и любимой нами ласке, пока прижимавший меня к себе Инспектор проделал то же самое, заправляя мои полностью вымокшие волосы за уши и затем притягивая за затылок, чтобы его губы вновь завладели моими, сокрушительно воздействуя на мою и без того расшатанную предшествовавшими нежностями психику: я, не осознавая проделанного, из остаточных сил вцепилась в податливые путавшиеся пряди, как за соломинку — утопающий, испытывая головокружительные в буквальном смысле этого слова ощущения.       Приглушённо звучавший на фоне поток, извергавшийся из подвешенного на своём месте душа, совершенно неожиданно стал столь шумным, словно мы очутились в нёсшем нас сумасшедшем течении бурной огненной реки, стремившейся вскорости перерасти в ниспадавший с огромной, убийственной для нас высоты природный дикий водопад, но сие направление мы уже были не в состоянии остановить, даже не думая о таком кощунстве по отношению к нашим разыгравшимся чувствам. Омываемая тёплой водой и жаркими прикосновениями мужчины я захлёбывалась накатывавшими волнами удовольствия, мелко вздрагивала в крепких руках, не дававших мне упасть, но и при этом позволявших покорно в них обмякнуть, и поддавалась на уловки интуиции, подсказывавшей, как стоит реагировать на те или иные движения Гинозы, отчего крошечное помещение наполнялось моими тихими аморальными стонами, подстёгивавшими его продолжать и поощрявшими любое его действие. Последние включали в себя мягкие, пробуждавшие ту самую лёгкую дрожь поглаживания предоставленной в распоряжение Инспектора спины: его руки беспечно бродили по ней, спускаясь беспредельно ниже и непроизвольно, немного болезненно сминая ягодицы, а затем снова поднимались выше и жёстко, собственнически прижимали меня к нему, и я безоговорочно таяла и возрождалась, ощущая, как моя грудь в прямом смысле расплющивалась о его, как успевшие получить долю внимания соски испытывали настоящее страдание от постоянного трения, как где-то в районе чресл накапливалось угрожавшее нам срывом взаимное напряжение, занимавшее все мои мысли. Прекращая исследовать — кусать, прикусывать, посасывать — мои воспалённые от терзаний губы, увлёкшийся и терявший землю под ногами не меньше, чем я, давно прощённый мною, но не знавший об этом Гино целовал мою шею, и я откидывала голову назад для его большего удобства, посылая терпение куда подальше и нашёптывая его длинное и столь прекрасное имя снова и снова, повторяя это волшебно влиявшее на меня слово раз за разом и едва ли переводя дыхание тем самым, отчего начинала будто бы задыхаться и ловить ртом воздух, стоило мне ощутить, как кончик его языка скользил по тонкой коже… Пытаясь отплатить той же монетой, я осыпала открытые мне его ключицу и щеку ответными поцелуями и отпускала контроль над всем, что хотелось делать и делалось, но в моём арсенале было совсем мало доступных ласк, ведь доминировавшим в нашей паре оставался он, и один этот факт заводил меня с полуоборота, порабощая и пленяя на веки вечные.       Более не выдерживая вибрировавшего во мне давления, произраставшего в моём теле подобно вырывавшейся из оков вулкана лавы, я закинула левую ногу на талию молодому человеку, смотря прямо ему в глаза и недвусмысленно намекая… страдальчески умоляя и бессловесно требуя от него подстраховать меня, овладеть мною, любить меня, насладиться мною. Здесь и сейчас, прямо сию же секунду, без малейшей задержки. И хотевший того же Нобучика подчинился моей молчаливой просьбе, подхватывая меня за правое бедро и помогая устроиться со всем возможным в такой позе комфортом, благодаря чему я несколько отстранилась от него, прислоняясь спиной к едва ли согревшемуся неприветливому кафелю на стене, но всё ещё держась обеими руками за сильную шею и запутывая пальцы в прохладных мокрых локонах. Не осознавая того, я затаила дыхание — неотрывно утопая в покорявших меня тёмно-нефритовых, помутневших будто в грозовую ночь очах и догадываясь, что он столь же беспомощен от моего соблазнявшего самое его естество взгляда — в тот самый момент, когда Гино — мучительно для нас и из последних сил сдерживаясь — решился на медленное и осторожное проникновение, присваивая меня теперь не только на духовном уровне, но и физическом, и я надрывисто, нервно выдохнула, инстинктивно прижавшись к нему и спуская руки на его спину, таким образом помогая себе удержаться, но ненамеренно вонзая в его кожу коротко остриженные ногти. Вместе с ним создавая подходящий для обоих ритм, я была готова тем не менее с исступлённым удовольствием, какое мало кому доводится испытать, поддаться ему и подстроиться под него, но это не требовалось: лишь начав неуверенно и неспешно, Нобучика избрал столь стремительно набиравший обороты темп, что я, не ожидая подвоха и увидев промелькнувшую усмешку на его лице, протяжно, в голос ахнула, болезненно ударившись о стену — еле ощущавшаяся боль смешалась с наслаждением от его действий, возводя то в ранг божественного восторга.       Погрузившиеся с головой и теперь тонувшие в жестоко быстрой пламенной, неразборчиво поглотившей нас реке любви, сдавшиеся на милость мощного и резвого течения мы неслись навстречу неминуемой гибели, пропадая друг в друге и не желая воспрепятствовать этому, и, точно выныривая из закрутившего нас потока, лихорадочно вдыхали живительный, достававшийся по крупицам воздух, которым мы делились, передавая при помощи отрывочных, яростных поцелуев всю накопившуюся энергию, хлеставшую изнутри подобно обнаруживавшимся в неположенном месте гейзерам. То, как он надёжно держал меня и как властно следил за запущенной им стратегией, ревностно сохраняя рваный, совсем непохожий на мелодичный, прерывистый ритм, заставляло меня теряться в муках блаженства. То, как моя спина с его подачи беспощадно соприкасалась с недружелюбным кафелем и как я в ответ мстительно — иногда случайно, иногда намеренно — царапала своего мужчину, размазывая пальцами проступавшие капли крови, тут же смывавшиеся водой из душа, орошавшего нас пылким дождём, приобретало мазохистски-садистский оттенок, так нравившийся не признававшимся в этом нам обоим. То, как моя оголённая грудь сталкивалась с его и подвергалась безжалостному трению, подводило меня к краю пропасти удовольствия, спрыгнуть с коей я была безрассудно готова в любую секунду. То, как он вынуждал меня кусать мои же губы, чтобы с них не срывались особенно громкие стоны — почти крики, бившиеся под сердцем и выдававшие моё доведённое до первобытности состояние, будило во мне незатейливые, простые и похотливые чувства, будто отбрасывая меня на несколько ступеней эволюции назад, и то, как я пыталась не потеряться в этом временном путешествии, ведь проводником мне служили столь потемневшие, что казались чёрными, нефритовые глаза, служило мне напоминанием о нерушимости нашего единения. То, как он нежно и одновременно доминирующе владел мною, одаривало меня за все обездоленности, наверняка в огромных количествах выпадавшие на мою долю в прошлых жизнях — у моей уверенности не находилось никаких сомнений в том, что Инспектор Гиноза Нобучика дан мне свыше в качестве вознаграждения за какие-то неведомые беды, и я отчаянно молилась о том, чтобы быть той же усладой и для него, и со своей стороны старалась делать всё возможное, чтобы это действительно стало реальностью.       Именно поэтому я потянулась к нему, чтобы возблагодарить его за существование и нахождение в моей жизни самым любящим и сводящим с ума поцелуем, но он опередил меня, и мы слились в экстатическом полном соитии, впитывая эмоции друг друга жадно и ненасытно, словно нам действительно предстояло погибнуть, и соревнуясь за право первым выразить всю палитру испытываемых чувств по отношению к партнёру. Поглощённые одолевшей нас чистой и естественной страстью и потерявшие счёт времени мы пропустили тот роковой момент, когда нёсшая нас в себе, точно в порочной колыбели, огненная река с шумными, не прекращавшимися стонами с разгона ухнула в никуда с немереной высоты, отчего у меня резко перехватило дыхание, и в поисках спасения я машинально взмахнула руками и схватилась одной за находившуюся справа полочку — послышался громоподобный грохот попадавших и разбивавшихся баночек и бутылочек, совпавший с тем, что я испытала прошедшуюся по телу гигантскую волну мощной сокращавшейся дрожи — и другой за волосы моего мужчины, сжавшего меня из последних сил крепче и опиравшегося мною на спасительную и выдержавшую всё стену. Изнурённые и готовые к тому, что неотвратимо разобьёмся, мы летели вместе с ревущим водопадом наслаждения с небывалой скоростью, как если бы успели до этого взмыть выше облаков, и хранили друг друга в живительных объятиях, не отпуская как единственный шанс на спасение… Сотрясаясь всей душой, одной на двоих, он и я стремительно мчались вниз: нас сшибало ледяным и оттого обжигавшим потоком, избивавшим гроздьями капель словно презренных грешников, попавшихся на удочку дьявола, и милостиво наделявшим ни с чем не сравнимым священным блаженством, доступным лишь избранным. Умирая и воскресая каждую секунду, мы неосознанно улыбались и пристально вглядывались в глаза: он должен был прочесть в моих всю неутомимую, неутихающую бурю благодарности и признания, преданности и верности; в его же тёмно-зелёных очах я читала… столь нежные и конфузившие меня чувства, что мне вновь и вновь верилось, что я словно бы не достойна Гино и его привязанности ко мне. Замерев во времени и пространстве и выдыхая будто в последний раз, познавшие всю магию приобретения крыльев и их воспоследовавшего сгорания в атмосфере мы одновременно окунулись в ласково принявшую нас прохладную и остужавшую воду, чью спокойную и ровную поверхность мы потревожили неприличным всплеском, и, расколовшись на множество частей, по-прежнему соединённых общим пережитым опытом, погрузились в самую пучину, пригласительно распахнувшуюся пред нами. На несколько продлившихся вечность мгновений исчезли звуки, вещи, ощущения и всякая прочая жизнь, остались лишь я и он, догоравшие в надёжных руках друг у друга.       …Постепенно возвращаясь из полуобморочного и ничего не соображавшего состояния, я услышала, как мягко стучал дождик из душа по моей разгорячённой коже, как бешено заходилось сердце в ритме столь хаотичном, что впору было обеспокоиться, как совсем близко неровно дышал молодой человек… Осознала, как я безбожно эгоистично повисла у него шее, как вцепилась в его волосы и схватила их в крепко сжатый кулак, как он явно ненарочно отвечал мне тем же жестом…       — Нобучика… — мягкий и тихий шёпот сорвался с моих губ и утонул в шуме размеренно лившейся воды, но я была уверена, что он достиг цели, ведь чуткий Гиноза обеспокоенно поспешил взглянуть мне в глаза, дабы убедиться, что всё в порядке. «Как всё может быть не в порядке?..» — мысленно простонала я, ощущая, как разливавшиеся по истощённому телу приятные волны, перемежавшиеся с усталостью, отбирали оставшиеся силы.       Его рука наскоро отпустила мои спутавшиеся космы и осторожно погладила по затылку, отчего на моих губах заиграла слабая, едва ощутимая улыбка. Буквально сорвавшись с талии мужчины, я ступила на пол и тут же поняла, что если не поддержка Гино, то я бы измученно упала, поскольку ноги просто-напросто отказывались выполнять функцию опоры. Бережно обнимавший меня молодой человек подбодрил меня мимолётным поцелуем, пока я утомлённо скользила кончиками пальцев по его плечам, и на меня нахлынуло ранее неведомое, но столь волшебное тёплое, согревавшее изнутри, пока не идентифицированное мною загадочное чувство. Я впивалась искавшим спасение взглядом в его изумрудные, словно чистый драгоценный камень, очи и таяла, как если бы была ледяной скульптурой, оказавшейся на ярком солнце. Желая сохранить этот момент как можно чётче в памяти, я ненадолго замерла, наслаждаясь новыми ощущениями.       — Нобучика… — повторение его имени снова и снова было особенным, лакомым удовольствием, и я никогда не упускала шанс произнести это слово, но на сей раз у меня появились собственные планы, только-только смутно зарождавшиеся в голове. — А теперь…       Я отстранилась и подняла с пола упавшую с обрушенной полочки вместе с гелем для душа мочалку. Приложив её к его груди, я ответила на вопросительный взгляд Инспектора:       — А теперь моя очередь, — и обольстительно усмехнулась, прикладывая указательный палец к губам попытавшегося что-то возразить Гино: ночь нам предстояла долгая, а все разговоры могут подождать…