Три Головы Цербера

Природа человека устроена так, что ему обязательно нужно во что-то верить. Будь то Бог, судьба, приметы, или – почему нет? – ноябрьские скидки на Алиэкспресс. Дайте человеку веру в их значимость – и он будет молиться, считать, что все в жизни предопределено, придавать значение выдуманной кем-то ерунде и наслаждаться шопингом по завышенным ценам. Так же работает ненависть. Людям нужно винить кого-то в своих неудачах, потому что признаться себе, что все, что пошло по пизде – результат чьих угодно действий, но только не своих – пища слишком калорийная для размышления, среднестатистический мозг такого не переваривает. Ким Намджун вовсе не считает свой мозг каким-то особенным, но, стоя на краю тридцатиэтажного здания корпорации «Seungwoo» и глядя вниз – на раскинувшийся прямо под ним ночной город – думает только об одном. Что все это целиком и полностью его блядская вина. «Джун-а, я узнала только что. Я… мне очень жаль. Ты… обещай, что ты будешь в порядке? Пожалуйста, Джун-а…» Намджун слышит позади себя скрип открывшейся двери и морщится: ему даже не нужно оборачиваться, чтобы узнать эти шаги. — Спорим, не спрыгнешь? Хаа… Даже в такой момент? — Отъебись, Сокджин. — На твоём месте я бы не разговаривал так с президентом компании, в которой ты работаешь. — Уже не работаю. — Что? Намджун поворачивается: о, ему есть что сказать. Столько всего он хотел бы сейчас просто швырнуть в самодовольное лицо Сокджина, вылить ему на голову всю скопившуюся боль, ужалить ядом и посмотреть, как он корчится у его ног в агонии – растоптанный, как и Намджун в эту самую секунду. Но решит ли это его проблемы? — Куда ты? – Вскидывается Сокджин, когда Намджун, спрыгнув обратно на площадку, намеревается покинуть крышу. — Ухожу. Или ты надеялся, что я развлеку тебя сегодня видом своей размазанной туши на асфальте? По лицу Сокджина пробегает едва заметная тень, и он опускает глаза, чтобы будто бы невзначай поправить манжеты своей идеально сидящей рубашки. Поравнявшись с ним, Намджун останавливается. Лучи закатного солнца мягкой вуалью ложатся на прекрасное, без единого изъяна, лицо Сокджина – и Намджун понимает, что ответ на свой вопрос он давно получил. Слишком долго его мир вертелся вокруг этого человека. И сегодня представился идеальный случай, чтобы положить этому конец. Вот только… — Не уходи. Намджуну кажется, что он ослышался. — У меня слуховые галлюцинации, или… — Ты слышал, что я сказал, - хрипло произносит Сокджин, делая к нему шаг. – Сейчас ты должен быть здесь. Ах, вот как? — Знаешь что? Скатай в трубочку и засунь себе эти свои «должен» в задницу, потому что единственное, что я должен – это делать так, как считаю нужным. И сейчас я считаю нужным послать тебя, наконец, ко всем чертям, а потом сделать так, чтобы мы никогда больше в жизни не пересеклись – потому что я устал от всего того дерьма, которое случается, когда мы находимся в одном пространстве. Я не безгрешен – признаю это: ты тоже от меня натерпелся, но мы взрослые люди, и пора подвести этим отношениям черту. Я ухожу из компании – признаться, это решение далось мне нелегко, но так правда будет лучше. Мы перестанем видеться и мучить друг друга. — Ты сдаёшься? – Тихо уточняет Сокджин, не отрывая взгляда темных глаз от лица собеседника. – После всего, что ты сделал для компании, ты вот так просто… — Мне всего двадцать семь, - перебивает его Намджун. – Моя жизнь не кончится от того, что я поменяю работу. — Даже не сравнивай… — Единственное, о чем я жалею, - перебивает Намджун. – Это о том, что был слишком тупым, чтобы принять это решение раньше. — Ты не тупой, - напряженно произносит Сокджин. – Но сейчас ты совершаешь ошибку. — Почему это? – Прячет руки в карманы Намджун, глядя на собеседника сверху-вниз. – Потому что ты так решил? Потому что твое мнение – единственно верное? Потому что дальше своего носа ты не видишь ни хрена? — Прекращай истерить, - вскидывает брови Сокджин. — Разошёлся, как ебанашка, из-за какой-то ерунды… Слово «ерунда» эхом разносится где-то на подкорке сознания, когда Намджун понимает, что замахивается повторно, а ладонь от предыдущей пощёчины — пылает огнём. — Сделай одолжение, - наклоняется он к уху шокировано держащегося за свою щеку Сокджина. – Спрыгни с крыши вместо меня? И, не дожидаясь ответа, уходит. Позже он протрезвеет, пожалеет о своих словах – или нет, откуда ему знать это сейчас, когда мир, который он так усердно строил, рассыпался в прах за какой-то день? Нет, он не винит в этом ни Бога, ни судьбу, ни треклятого, мать его, Ким Сокджина. Он винит только себя. Он не должен был снова впускать его в свою жизнь. Он не должен был верить – после всего, что случилось. Он не должен был… __________________________________

Одиннадцать лет назад.

Март в этом году выдался особенно прекрасным. Снег кое-где ещё лежал невзрачными посеревшими кучками, но ярко светившее в чистом, без единого облачка, небе Солнце словно бы намекало, что недельки через полторы и этого безобразия видно не будет. В месте, где теперь проживал со своей семьей Ким Намджун, к тому же, была совершенно бесподобная вишневая аллея: месяц-полтора – и все вокруг зацветёт розовыми лепестками. Это ли не лучшее начало учебного года любого старшеклассника? Ну… Намджун не был привередливым, но если бы у него была такая возможность – с радостью променял бы красивый вид из окна на пару-тройку килограммов к собственной мышечной массе. Смысл ему привязываться к одному месту: через год-два они с семьей все равно снова переедут, а вот перестать быть ходячим пособием по анатомии было как раз в его интересах. О чем ему в очередной раз напоминает налетевший на него ученик в форме его новой школы: — Смотри, куда прешь, шваброид! Намджун, морщась, потирает ушибленное плечо и недовольно смотрит в спину обидчику: ну, надо же, даже до школы ещё не дошёл, а уже заработал себе новое погоняло. И было бы от кого: толкнувший его парень был, наверно, на целую голову ниже его самого. Одна надежда, чтоб в другом классе оказался. Хоть и осталось всего два года в школе учиться, но лучше бы без эксцессов. К тому же, на первом году старшей школы, пока не перевёлся, Намджун вполне успешно дружил с несколькими пацанами, не хотелось бы возвращаться к тем временам, когда его травили. Ох, как не хотелось бы. Он проходит в свой класс и усаживается на свободное место за первой партой – ожидаемо, кроме зубрил, никто не горел желанием восседать перед очами учителей, а Намджуну с его «минус три» это было только на руку. Поправив на переносице очки, он принимается разбирать свою сумку, когда мимо него, источая никотиновые миазмы, проходит тот самый сегодняшний обидчик и плюхается на место возле окна. — Эй, Юнги, - ленивым голосом тянет парень с таким количеством пирсинга в ушах, что Намджуну при одном взгляде на него становится плохо. – Мог и и меня позвать, я тоже курить хотел. — Мне что, всех желающих оповещать, когда я иду курить? – Хмыкает, небрежно скидывая с себя пиджак, некто по имени Юнги. – На перемене ещё раз пойду, тебе точное время нужно? — Не, - довольно лыбится пирсингованный. – Главное, в окно, как обычно, не сигай. Юнги закатывает глаза и кидает на язык мятную жвачку – очевидно, чтобы перебить запах сигарет. Намджун опускает глаза и утыкается в телефон – понятно, вот и местные гопники. Держаться от них подальше, под окнами не стоять – и все будет хорошо. Проще простого. Тут дверь в класс распахивается, и взору Намджуна предстает целая делегация, во главе которой вышагивает высокий блондин с надменным выражением лица. При его появлении половина учеников бросает свои дела и спешит проявить дань уважения. Кто-то сгибается пополам, кто-то – заискивающе здоровается, пара девочек несмело интересуются, как провел каникулы Его Величество Староста. — Отлично провел - жаль, без тебя, На Рым, - подмигивает длинноволосой девушке блондин, и Намджун борется с желанием закатить глаза, когда та принимается приторно хихикать в ответ. Староста элегантно плюхается на своё место – между прочим, через парту от Намджуна, и тут же сморщивает нос. — Откуда опять пахнет сигаретами: я же просил не курить? В классе повисает неуютная тишина. Намджун осторожно скашивает глаза на подпершего подбородок кулаком Юнги, что с самым независимым видом смотрел сейчас в окно, но не решается выдать одноклассника: что он, крыса какая? — Мин Юнги, - окликает парня староста. – Выглядишь так, будто тебе есть, что сказать. Юнги со вздохом кладёт обе руки на парты и смотрит на блондина с нескрываемым отвращением: — Выглядишь так, будто тебя только что высрали в унитаз, Сокджин. Половина девочек во главе с На Рым возмущенно ахает: ещё бы, вид у этого Сокджина – как у чеболя* в третьем поколении, а Юнги ему - «высрали». Даже у Намджуна каменеют мышцы лица от такой дерзости, но блондин лишь непринуждённо откидывается на спинку своего стула и улыбается Юнги так радушно, будто брата родного встретил. — О тебе же забочусь, милое мое создание. Слышал такую фразу «Курение – убивает»? Тон, которым староста произносит слово «убивает» заставляет волосы на руках Намджуна подняться. Ну и класс, екарный бабай, куда он попал?! А можно ему как-то окончить школу – без всех этих конфронтаций школьных группировок? Было бы вообще шикарно, если бы его ни коим образом не коснулись чужие разборки… — Да, это на всех пачках с сигаретами написано, - кивает Юнги. – А знаешь, что там ещё написано? — Мм… состав? — Нет. Там написано «Иди нахуй». Сокджин, не переставая переслащено улыбаться, преграждает рукой путь двинувшемуся было в сторону Юнги тучному однокласснику. Бугай почтительно замирает, буравя курильщика таким тяжелым взглядом, что впору в асфальтоукладчики идти – даже инструментарий не понадобится. Напряженную атмосферу разрывает пирсингованный тип, который ранее просил Юнги покурить с ним: — Ну, что это за начало учебного года, господин Ким, господин Мин? На улице такая прекрасная погода, к тому же, у нас в классе новенькие. Давайте будем приветливыми! Намджун поспешно поправляет съезжающие с носа очки и смущенно шевелит пальцами в приветственном жесте. В этот момент в класс заходит учитель, и Сокджин проворно вскакивает на ноги: — Поклонились! Класс, повторяя за ним, дружно приветствует учителя, а Намджун выдыхает: наконец-то урок начался. *** — Так ты у нас тоже Ким. Намджун вздрагивает, отчего выводимая им единица превращается в уродливую галку: он и не заметил, как староста подошёл к его парте. — Ким Намджун, - вежливо наклоняет голову он и теряется, услышав мелодичный смех Сокджина: — Да я с первого раза расслышал, как тебя зовут. Откуда к нам перевёлся? Намджун быстро стреляет глазами направо-налево: так и есть, многочисленная свита этого Принца уже окружила их с обоих сторон. Они что, домашнее задание даже записать не пытались? — Кванджу. — Так ты из другого города? – Заинтересованно облокачивается о краешек его парты Сокджин. – И почему переехал в Сеул? — Мой отец – военный, и нас часто перебрасывают из города в город по долгу его службы, - стискивает ручку в пальцах Намджун. От всеобщего пристального внимания ему становится не по себе: хоть бы этот Сокджин уже перестал устраивать ему допрос! — Выходит, ты и здесь, возможно, ненадолго? – Тянет Сокджин и поворачивается к бугаю из своей свиты. – Минхо, на большой перемене покажете Намджуну-щи** нашу школу. С этими словами староста небрежно потягивается и, потеряв к Намджуну всякий интерес, выходит из класса. За ним тут же устремляются все его почитатели, и только тогда Намджун выпускает из пальцев ручку и трёт образовавшиеся от сильного давления красные вмятины на фаланге. Бывают же такие: и красивые, и влиятельные, с чистой кожей и ровными зубами – и все это – в шестнадцать-семнадцать лет! Даже дышать одним с ним воздухом кажется кощунством. Неудивительно, что за этим божеством бегает добрая половина класса. Впрочем, Намджун не сомневался, что только его классом толпа воздыхателей старосты не ограничивается. — Юнги, ты курить идёшь? – Выдергивает его из размышлений голос пирсингованного. — Ага, - безэмоционально произносит Юнги, поднимаясь на ноги. Он уже проходит мимо парты Намджуна, когда тот, повинуясь внезапному порыву, хватает его за рукав, останавливая. – Чего тебе, очкарик? — Я… - теряется Намджун. Зачем он это сделал? Он выпускает чужой рукав и бормочет бессвязные извинения: блажь на него, что ли, напала? — Чудила, - пожимает плечами Юнги, и они с пирсингованным покидают класс. *** На большой перемене Минхо, как ему и было сказано, показывает школу, и Намджун не может отделаться от ощущения, что он на какой-то обязательной к посещению экскурсии. В конце концов ему удаётся сослаться на якобы срочный телефонный звонок и Минхо, смерив его равнодушным взглядом, уходит восвояси. Намджун устало приваливается к оконной раме: м-да, день не успел начаться – а он уже чувствует себя выжатым, как лимон. С другой стороны, на вещи нужно смотреть позитивно: зато уж оставшуюся часть перемены он проведёт с пользой. Он достаёт из кармана форменного пиджака наушники и уже включает свой mp3, как его внимание привлекает какая-то возня на улице. Намджун прищуривается: с такого расстояния плохо видно, но, кажется, он только что увидел, как несколько человек в форме его школы скрылось за поворотом. Он отворачивается от окна и переключает песню, затем другую, но всё усиливающееся чувство, что в эту самую секунду там, за поворотом, происходит что-то важное, не даёт ему покоя. Бежать ему приходится долго: кто бы мог подумать, что здание, до которого, как показалось из стен школы, рукой подать, находится так далеко! Добравшись до поворота, Намджун останавливается и пытается отдышаться, параллельно взвешивая: а точно ли ему нужны все эти приключения? Может, ну нахер? Его размышления прерывает какой-то звук, похожий на кашель, и Намджун, холодея, разгибается и несмело заглядывает за стену здания. Он оказывается в прокуренном насквозь тупике с расписанными отвратительными граффити стенами и раскуроченным асфальтом. Из ржавого кондиционера под окном второго этажа до самой земли тянется грязно-рыжий след, а в зазорах между кирпичами то тут, то там торчат окурки. И посреди всего этого безобразия прямо на земле валяется кашляющий кровью одноклассник Намджуна – Юнги. Что он там говорил: было бы шикарно, если бы его не коснулись чужие разборки? Ну-ну…