Ада сидела на кровати Пятого, изучая математические формулы на стене. Они были выведены мелом, и оттого крошились на синюю постель, стоило к ним только прикоснуться.
«Он ничего не менял здесь… Словно хотел оставить все как было».
Пятый, в свою очередь, безмятежно строчил буквы в блокноте, сидя к ней спиной на кресле на колесах. Шариковая ручка скользила по листам бумаги, издавая еле слышный шорох, и только этот звук наполнял безликую комнату живостью.
Все было более, чем прекрасно, если бы не одно «но»: это ощущалось глупо. Двое взрослых людей, не желавших пересекаться друг с другом столько времени, теперь сидели взаперти, в спальне, точно подростки на школьной вечеринке. И ведь никто им не мешал нарушить правила игры и выйти из чертового помещения, но… что-то здесь удерживало их, подобно силе притяжения.
Что-то давно забытое.
Ада вздохнула и вздернула правый рукав свитера, чтобы взглянуть на наручные часы. Еще пять минут.
«Черт, почему так долго…»
— Так не терпится избавиться от меня? — Голос Пятого вывел ее из прострации, заставив едва заметно дернуться.
Она медленно подняла на него глаза, осознавая, что все это время парень следил за ее действиями, давно бросив затею с блокнотом и ручкой. Его глаза несколько поблескивали пьяным огоньком, но было понятно, что сам Номер Пять был трезв.
— Да, — легко ответила Ада и сделала глоток воды из бутылки. На улице перевалило далеко за полночь, и у нее не оставалось сил, чтобы спорить.
— Зачем тогда сидишь здесь? — вполне резонно спросил Пятый, лениво наклонив голову вбок и подперев пальцем висок.
Адвокат долго всматривалась во взгляд парня, пытаясь выловить толику сарказма; но лицо Пятого не выражало ничего, кроме усталости и равнодушия. Казалось, он даже и не заметил, что задал вопрос.
— Впервые чувствую себя живой, — тихо, чтобы не нарушать устоявшуюся тишину, призналась Ада, сжав пластмассовую бутыль в ладонях.
Она не верила, что говорила подобное ему, но, похоже, было самое время. Парень был выжат как лимон, и ее слов он, скорее всего, не вспомнит на следующий день. А ей нужно было выговориться.
— Хотелось бы продлить это мгновение до завтрашнего утра. — Адвокат оперлась головой о стену позади и вытянула ноги. Она не помнила, когда в последний раз ощущала подобное откровение — когда хотелось вылить душу человеку,
который был в этом не заинтересован.
Ада пустила хриплый смешок и покачала головой. Не нужно было… не нужно было приходить в Академию к семейке Харгривз, изображая старых знакомых. Это был день смерти ее родителей — Ада в таком случае должна была смиренно сидеть в своей комнате, захлебываясь слезами, как это делала семнадцать лет подряд. Для чего она вообще устроила весь этот цирк?..
Бойер выдохнула, продолжая трескуче посмеиваться.
— Ты пугаешь меня, — прямо сказал Номер Пять, сдвинув брови. — Что не так?
Ада неопределенно дернула головой.
«Ты появился в моей жизни, вот что».
Она столько лет выстраивала себе броню, собирала ее по крупицам, чтобы никто (или почти никто) не смог ее снова ранить. Оборона, как в средневековой войне, — иступленная и ожесточенная. В ее жизни был лишь один человек, сумевший пошатнуть эту оборону.
Пятый — дьявол его дери — Харгривз.
Беспокойные, полные глубины серые глаза; точеные скулы и подбородок; родинки, идеально отпечатанные на левой щеке (и на шее… она заметила одну на шее), — он выглядел почти что ангельски. Почти невинно. Безгрешно.
Черт… черт, черт!
Ей хотелось кричать от безысходности. Истощить легкие до тех пор, пока внутри не появится звенящая пустота, смывающая все на своем пути, подобно цунами.
Ада ведь знала, что ничем хорошим это не кончится, но все равно согласилась на его предложение. Словно хотела доказать самой себе, что за девять лет она смогла выкинуть всю эту дурь из головы и больше не мотать себе нервы. Оказалось, адвокат все еще не остепенилась.
— Я опьянела от всей этой атмосферы, — прошептала она, почувствовав слезы в уголках глаз, и судорожно взглянула на сумеречный пейзаж за окном, чтобы скрыть их. — Мне нужно домой.
Пятый глядел на это представление, не сводя с Ады сосредоточенного взгляда. Он редко видел ее такой… настоящей. Адвокат почти всегда выдерживала железный занавес, словно боясь той боли, которую могла принести привязанность к людям. Но что-то в ней сегодня сломалось. Будто шестеренка от целого механизма, выстроенного ей, затерялась глубоко в ее сознании. И Пятый опасался, что он мог быть тому причиной.
— Ты чувствуешь вину за сегодняшнее веселье, — спокойно резюмировал Номер Пять, внимательно глядя на нее. — Родители были бы только рады видеть тебя счастливой.
Она вдруг замерла.
— Я была счастливой? — усмехнулась Ада, боясь повернуть голову. Она слышала, как колеса его сидения двинулись в ее сторону, существенно сократив между ними расстояние, — и оттого внутри все похолодело.
— По крайней мере, выглядела.
Ада промолчала, напряженно дернув желваками. Она знала, что, обернувшись, совершит огромнейшую ошибку в своей жизни, а потому старалась ухватиться взглядом за мерцающие фонари вдоль улицы, словно за спасательный круг.
«При цунами ничего не поможет, сколько бы ты ни умел плавать».
Но почему-то следующая его фраза стала самой пугающей за сегодня:
— Посмотри на меня.
Голос парня, подобно катане, рассек все ее внутренности и заодно возможность себя контролировать. Нет, нет, нет… Она резко сглотнула, сжав ткань своих брюк на коленке, и почти сразу кинула вынужденное:
— Нет.
Адвокат почувствовала, как предательская слеза вырвалась наружу, медленно стекая по левой щеке. Она побоялась поднять руку, чтобы ее вытереть. Любое движение могло спровоцировать точку невозврата.
— Ада, — проговорил Пятый, и от звука его внезапно охрипшего голоса ей сделалось горько. Он раз за разом делал ей больно своей искренностью. — Посмотри на меня.
Она лихорадочно покачала головой и зажмурилась, будто хотела закрыться от мира, забиться в уголке, снова выстроив крепкую бронь. Но в подкорках разума Ада понимала, что
она ее защита давно была разрушена и восстановлению больше не подлежала.
Адвокат перевела взгляд на свое полупрозрачное отражение в окне и с ужасом обнаружила, что вовсю плакала. Ада даже не успела это почувствовать, а слезы в полную растекались по скулам. Но еще хуже было то, что Пятый смотрел в ту же точку, что и она. Он смотрел
на неё — пронизывающе, понимающе.
— Перестань закапывать себя, — тише проговорил Пятый.
Несколько мучительных секунд во власти его взгляда окончательно выбили ее из колеи, заставив захлебнуться собственным всхлипом. Она потонула в самой себе; расставила вокруг себя столько замков, что ключ давно исчез где-то в недрах ее разума.
— Ты сам по горло в дерьме, Пятый. — Голос Ады внезапно окреп, хотя перед глазами все еще мелькала пелена слез. — Варишься в той же каше, что и я, думая, что болячка переболит, если не обращать на нее внимания. — Она наконец нашла в себе силы развернуться и посмотреть прямо ему в глаза. Они едва столкнулись носами — настолько близко оба сидели; но это не помешало ей яростно прошептать: — Не нужно раздавать советы о том, как залезть на гору, если сам еще сидишь в яме.
— Перегибаешь палку, — опасно понизил голос Пятый, дернув венами на шее. Ада ощутила его дыхание на своем лице — прерывистое, смешанное с запахом ликера и шоколада.
— А ты — нет? — дрогнувшим от злости голосом спросила адвокат и неосознанно двинулась вперед, стиснув зубы. — Прекрати лезть в мою жизнь!
— Прекрати делать вид, что все в порядке! — приблизившись, процедил парень.
Сердце Ады провалилось в бездну от этих слов. Затем она подняла левую руку, размахнулась и влепила ему пощечину.
Точнее, влепила бы. И она была бы очень хлесткой и звонкой. Если бы Пятый в последний момент не перехватил ее руку; прямо в том месте, где след его пальцев все еще не сошел, сверкая красным отпечатком.
В острых глазах-льдинках загорелось огромное, пугающее чувство — прямо как тогда, когда человек срывается в неизвестность, и гремучая смесь страха и предвкушения кипит внутри вен. Ада сглотнула и попыталась высвободиться. Она дернула свою ладонь на себя, но вырваться не смогла, и началась безмолвная борьба.
По неуловимым признакам адвокат понимала, что сопротивление выйдет мучительным и болезненным для него, потому как легко могла сломать ему кости. Но ей хотелось закончить эту бойню как можно спокойнее — как взрослые люди.
Однако он об этом совсем не думал. Он был разъярен так же, как она.
Одно мгновение — и Ада была прижатой к постели. Пятый сжал ее запястья по двум сторонам от ее головы. Темная челка упала ему на лицо и легко вздымалась от его частого дыхания. И сердце колотилось так быстро, что Ада, прижатая к нему без права на свободу, слышала его торопливый стук как свой.
Страх. Злость. Обреченность.
Нельзя сказать, что Ада жила спокойной жизнью. Но никогда прежде ее не разрывали такие сильные чувства. Ей хотелось вцепиться Пятому в лицо ногтями и закричать; разодрать его в кровь, добраться до самой его черной душонки и избавить себя от мучений.
И в то же время, когда парень случайно прижался к ней, сердце пропустило удар. Странное и совершенно неуместное в этой ситуации ощущение.
Они смотрели друг другу в глаза. Льдинки были непроницаемы так же, как и ее кошачьи зеленые глаза, но сердце, чуть повыше ее собственного, заходилось. Казалось, Пятый догадался, что сам перегнул палку, потому что неожиданно ослабил хватку.
А потом — взрыв, пламя, осколки, и все полетело к чертям.
Они целуются, как сумасшедшие, рыча и кусаясь, и вокруг опять: ликер, шоколад и его дорогой одеколон.
***
У нее снесло крышу. А как иначе это объяснить? Она ведь ненавидела его, так ведь? Так ведь?! Так почему она не может остановиться и целует его, целует, целует, целует…
Это чистое безумие. Сумасшедшее, сладкое безумие.
Ногти оцарапали его плечи сквозь белую рубашку, разливая по мышцам долгий звон. Она провела пальцами по его волосам, притягивая к себе и целуя заветную родинку на шее, слегка прикусывая. Пятый тоже укусил ее, пропуская нижнюю губу между своими, и ее кровь хлынула ему в рот. Парень припал к ее коже, скользя сведенными зубами по лицу, кусая подбородок, скулу, шею, мочку уха, везде…
Пятый непроизвольно прижимался к ней, и Ада чувствовала собственным бедром, насколько он был возбужден. И она отвечала ему тем же, поддаваясь навстречу, выгибаясь под ним, пытаясь сдержать стоны…
«Останови это, Харгривз, раз я не могу! Оттолкни меня, сделай хоть что-нибудь!..»
Его дрожащая рука исследовала ее тело, приподнимая голубой свитер и теплыми подушечками пальцев доходя до косточки ее бюстгальтера. Второй он дошел до пуговицы и молнии на ее брюках, пытаясь расстегнуть их. Но в самый неподходящий момент где-то в углу комнаты зазвонил таймер, напоминая им о том, что время закончилось.
Они отстранились друг от друга, тяжело дыша. Пятый медленно убрал руку от ее джинс, Ада вытянула свою ладонь из его волос. Двое смотрели друг на друга — испуганно и растерянно.
— Этого ты хотел? — хрипло спросила она без доли ненависти. Ада задала вопрос совершенно искренне, надеясь услышать ответ, но язык Пятого отказывался произнести и слова. Адвокат понятливо кивнула и выдохнула разочарованное: — Ясно.
***
Номер Пять плохо помнил, как она вышла из его комнаты. Кажется, выбралась из-под него, спустилась по лестнице и хлопнула за собой входной дверью.
Он на авось застегнул верхние пуговицы рубашки и ринулся вон из помещения, словно стараясь избавиться от ее запаха.
Ада пахла бергамотом и чем-то цитрусовым.
Пятый, пошатываясь, спустился вниз по лестнице. Слух уловил разговор его братьев и сестер, которые, по-видимому, все еще находились в гостиной. Он поправил волосы и, не заморачиваясь, вошел в зал.
— О-о, посмотрите, кто пришел! — ехидно протянул Клаус, распластавшись на диване рядом с Диего. — Ну, и как прошли семь минут рая?
— Серьезно, почему так быстро? — поддакнул Кракен и ухмыльнулся. — Кровать твердая была?
— Ада ушла, — вдруг подала тихий голос Ваня, и Пятый перевел на нее мутный взгляд. Перед глазами все еще стояли пылающие щеки Ады и ее припухшие, влажные губы. — Что ты ей наговорил?
— Ничего, — простодушно пожал плечами он, направившись к отцовскому бару. — У нее тоже поминки, ей нужно было идти.
В гостиной на миг воцарилась тишина.
— Поминки ее родителей? — исподлобья переспросила Эллисон.
— Да, — Пятый плеснул виски себе в стопку, — поминки ее родителей.
Родственники переглянулись между собой. Это не укрылось от его пусть и пьяного, но внимательного взора. Он нахмурился и медленными шагами подошел к спинке софы, где сидела Слух.
— А что? — неспешно осведомился Пятый, делая глоток.
— Ты помнишь, кто убил Бена? — осторожно произнесла Эллисон.
Номер Пять закрыл глаза, пытаясь выудить информацию из памяти, и бросил:
— Какие-то охранники.
— А какие, помнишь?
— Допросы по моей части, Эл. — Пятый сел возле нее, запрокинув голову и глотая очередную дозу алкоголя. Он громко выдохнул и взглянул на сестру. — Что происходит?
Номер Три закусила губу, словно размышляя, стоит ли говорить подобное. Это было огромной травмой для него, и она просто боялась снова нажать на больное место. Она ведь сама лицезрела, насколько тяжело далась ему смерть Шестого, — настолько, что его память заблокировала ключевые моменты того рокового дня.
— Мы были на миссии во Дворце спорта, — заговорила Эллисон, — папа поручил нам задание — ликвидировать всех, кто будет находиться в холле. В вестибюле появились люди, и мы начали резню. Это… — Третья сглотнула и помедлила, — это были Стив и Джессика Бойер.
Пятого словно ударили топором по голове.
— Они погибли. Половина охранников двинулась к ним, остальные — начали стрельбу по нам. Один из них нацелился на тебя. Бен в это время был рядом и смог закрыть тебя от пуль.
Эллисон выдохнула.
— И мы подумали, что ты ей сказал что-то в этом духе, поэтому она и ушла.
Пятый, не дыша и не чувствуя абсолютно ничего, сидел, до боли сжимая бокал напитка. Осознание пришло только тогда, когда он услышал чей-то короткий вскрик и увидел свою окровавленную руку, а рядом с ней — осколки посуды.
