Садомазокомедия «За дверью королевских покоев»

Артуру было откровенно скучно. К тому моменту, как принцу исполнилось двадцать два, в замке не осталось ни одной служанки, с которой Артур ещё не переспал. Ни одной не опороченной королевским хуем крестьянки в нижнем городе. Все девушки старше семнадцати и младше тридцати знали, каков юный Пендрагон в постели, но Артур уже давно не отвечал на их призывные взгляды. Секс приелся, потерял свою прелесть, да ещё эти бесконечные "О да, милорд! Сильнее! Глубже! Быстрее!" - почему-то челядь считала, что имеет право приказывать принцу в постели. Сначала это подстёгивало, и Артур внимал просьбам, но со временем начало дико раздражать. Последнюю свою пассию, дочь придворной поварихи, Артур просто уткнул лицом в подушку, когда надоело слушать её причитания, быстро доделал своё дело и ушёл, не чувствуя ничего, кроме пустоты на душе. Дрочить, наверное, было удобнее: никаких утомительных прелюдий, и не надо париться о том, чтобы вовремя вытащить. А ещё не придётся, краснея, просить у Гаюса настойки и мази от всяких интересных болезней... Вот только Артура вовсе не устраивала такая перспектива. Ему хотелось попробовать что-нибудь новое, захватывающее, чего он ещё никогда не испытывал. Наверное, именно так в погоне за острыми ощущениями люди и становятся извращенцами... Но Артура это не парило. Моральные аспекты не заботили его в принципе, потому решение пришло быстро: он переспит с другим мужчиной. В долгих походах рыцарям особо выбирать не приходилось, так что они помогали друг другу, как могли. Артур однажды попользовал рот одного из своих людей и был глубоко разочарован: ничего сверхъестественного, девушки делают это точно также, разве что нежнее. Да и королевская армия с тех пор стала казаться сборищем боевых пидарасов, прости господи. Нет, Артуру нужен был чужой член, и не где-нибудь, а прямо в заднице, а то какой тогда во всём этом смысл? И, в конце концов, это должно быть приятно, иначе люди бы этим не занимались. Но, определившись со своими желаниями, Артур столкнулся с ещё одной проблемой: где найти любовника? Дело-то деликатное, и на кону королевская задница, которую Артур не каждому мог доверить. Среди близких людей было лишь два более-менее подходящих мужчины: сэр Леон и... Не совсем мужчина, так, мальчишка-девственник - Мерлин. И вроде бы все плюсы перевешивали чашу весов в сторону рыцаря, командира королевской стражи, но Артур зацепился мыслями за Мерлина, уже представляя, как слуга покраснеет, как аккуратно, изучающе будет касаться тела Артура и слушать его приказы... Да, определённо, это стало для Артура идеей-фикс. Он думал, очень много думал, как бы провернуть операцию по соблазнению очаровательной невинности, и час-Икс был назначен на вечер после бала в честь Дня Рождения Артура. На который он сейчас как раз и собирался. Мерлин с молоком матери впитал в себя кучу деревенских мудростей: про жизнь, про дружбу, про любовь, про терпение, про обязанности. И каждый раз в сложных ситуациях, когда эмоции брали верх, и что-то внутри словно требовало восстать против очередной несправедливости, ответить красиво на чью-то остроту, срезать, защитить, щелкнуть по носу - он вспоминал их и останавливался. Но иногда ситуации вызывали такой эмоциональный всплеск, что как не напоминай себе об опыте старших и мудрых - не поможет. Когда флиртовала особенно красивая служанка, когда король демонстрировал верх жестокости, когда принц... Пожалуй, в принце была главная проблема. Если от остальных хотя бы можно было в случае чего отгородиться и поутихнуть за это время, с Артуром в силу своих обязанностей приходилось бывать рядом почти двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. И терпеть глупые шутки, идиотские приказы, оскорбления... Да даже благородные намерения принца Мерлина порой бесили по одной простой причине - слишком много было в этом демонстративности. Как и всегда. Вот и сейчас принц крайне показушно разглагольствует про пир и про то, как подобает молодому рыцарю развлечься после официальной части. А Мерлин сиди и гадай: Артур просто хвалится, пытается его уесть или предлагает разделить с ним веселье? И если третье, то чем он думает? Он что, не знает Мерлина? Ну замечательно, Артур опять доказал, что он самовлюбленный эгоист, думающий только о выпивке и разврате. И плевать, что он принц, и у него День Рождения. Это не причина быть задницей! Артур на всякий случай пьёт поменьше, хотя, с Мерлином, постоянно забывающим подливать вино в его кубок, это легче лёгкого. Слуга на все прозрачные намёки реагирует одинаково: презрительными или настороженными взглядами. Мелкий зарвавшийся придурок - он ещё не знает, что эту ночь проведёт в покоях принца. Артур просто никуда не отпустит его, пока не получит то, чего желает. Взгляд невольно цепляется за длинные пальцы, обхватывающие горлышко кувшина, когда Мерлин вспоминает-таки о своих обязанностях, наливая вино. Артур представляет, как эти пальцы окажутся в нём, растягивая и скользя внутри быстро и грубо. Представляет, какими глазами будет смотреть Мерлин, как будет разрываться между стыдом и вожделением, и Артур хочет чётко увидеть тот момент, когда второе победит. Принц закусывает губу и сжимает колени под столом - слишком яркие фантазии, и слишком уж близок объект их воплощения. - Мерлин, - тянет Арур, чуть поворачивая голову в сторону. Тот наклоняется к его лицу, и если Артур захочет, то легко сможет коснуться губами шеи, не спрятанной под красным платком. - Подготовь мне горячую ванну и добавь вот это в воду, - он протягивает слуге маленький флакончик с травяным настоем, который приобрёл у заезжих купцов - афро-что-то-там, Артур не запомнил. К его приходу Мерлин надышится паром и будет уже готов. - Позовёшь, когда закончишь. - Да, сир, - кивает тот, и Артур не сдерживается - едва заметно, будто случайно проводит кончиком носа по шее. Мерлин дёргается и, едва не сбив с ног кого-то из слуг, сбегает из зала. Артур ухмыляется, глядя ему вслед. Мерлин почти уверен - Артур отдает ему сейчас совершенно бессмысленные приказы. Вот зачем ему, мужчине, ванна с маслами и травами? Просто помыться уже скучно? Моргане завидует? Принцесса Артур. Мерлин произносит эти слова мысленно с каким-то садистским наслаждением, мечтает, что выскажет их Артуру когда-нибудь в лицо, ответит ими за все издевки. Но объективно - он этого не сделает. И не потому, что боится наказания - на это наплевать, а потому что у Артура есть и другая сторона, и... Чутье это, что ли? Стоит ему довести Мерлина до ручки, до готовности высказать все в лицо и сбежать из замка, как он мигом делает что-нибудь, заставляющее Мерлина им восхищаться. А стоит Мерлину под действием эйфории от этих достойных жестов и поступков признать, что под слоем демонстративных глупостей и бахвальства скрывается хороший человек, настоящий друг и достойный наследник престола - все минусы всплывают по новой, еще сильнее раздражая. И язвительность, и слепое послушание королю, и непомерная любовь к комфорту, и чертов разврат, и просто неприкрытое самолюбование. А главное - ненормальное желание постоянно самоутверждаться засчет других. Чаще - за счет него, Мерлина. Сейчас он уверен, что сегодня как раз такой день. Он разводит в воде настой и почему-то явно видит, как Артур, фыркая, заявляет, что Мерлин придурок, что это была шутка, и ему не нужна девчачья ванна. А еще вспоминаются странные попытки Артура флиртовать с ним за ужином. Ну, по крайней мере, выглядело его поведение как чистый флирт, хоть и не являлось таковым. По этому он тоже проедется. Запах, идущий от воды, неимоверно приятный. Что-то теплое, легкое, чуть сладковатое. И ноздри приятно пощипывает. Вдыхая этот аромат, Мерлин даже успокаивается немного, настроение поднимается. Может, если Артур не впадет в образ "венценосного осла" окончательно, вечер обойдется без ругани... Кто знает? И да, вот сейчас, если желание принять ванну с этим настоем было серьезным, Мерлин понимает принца. Наверняка славные ощущения: расслабиться, ни о чем не думать и ощущать на себе и вокруг этот вовсе не женский, приятный аромат. Он заканчивает с водой, перестилает кровать и возвращается в залу. Принц перешучивается с рыцарями, но видно, что он почему-то напряжен. Может, какие-то проблемы, поэтому и ведет себя заносчиво? И расслабиться в ванне окончательно решил поэтому? Но если бы проблемы были, Мерлин бы уже узнал? Впрочем, у него есть целый вечер на это. Он подходит к принцу и рыцарям, заявляет: - Ванна готова, сир. Церемонно распрощавшись с гостями, Артур выходит из зала вслед за Мерлином. Впервые он идёт на полшага позади своего слуги, и тот, кажется, замечает это, оборачиваясь и вопросительно глядя на принца. Арутр улыбается, притворяясь чуть более пьяным, чем есть на самом деле, а взгляд быстро скользит по тощей фигуре Мерлина. Артур знает: он не такой хиляк, каким кажется поначалу - на спаррингах он не раз выдерживал удары, от которых тренированные рыцари валились с ног. Артуру нужно узнать настоящего Мерлина, того, кто скрывается за глупой улыбкой и неловкими, неуклюжими движениями. Иногда эта маска деревенского простачка слетает с Мерлина, и Артур каждый раз поражается такой резкой перемене. Что-то загадочное есть в его слуге, и принц отчаянно желает не разгадать, но приоткрыть завесу тайны. Они входят в покои - Мерлин пропускает Артура вперёд, - и тот окунается во влажный воздух комнаты, пропитанный волнующим ароматом неизвестных трав. Вдыхая полной грудью, Артур будто пьянеет ещё больше, тело наполняется лёгкостью, а кончики пальцев покалывает от жажды прикосновений к чужой коже. Мерлин быстро, ловкими движениями расстёгивает ремешки и заклёпки на праздничных одеждах, привычно раздевая принца, но Артур замечает, что заморская настойка действует и на него - дыхание чуть тяжелее, обычно бледная кожа лица заметно порозовела, и взгляд у Мерлина чуть затуманенный, будто мыслями он далеко отсюда. Когда он распутывает завязки на штанах и сквозь ткань задевает пальцами чуть твёрдый член, Артур шипит, вцепляясь рукой в предплечье слуги, а тот поднимает загнанные глаза и отдёргивает руки, словно обжёгшись. Опускаясь в ароматную воду, Артур не смотрит на Мерлина, только протягивает ему мочалку, давая понять, что от своих обязанностей тот не отвертится. Движения привычные, мочалка оглаживает плечи и шею, скользит по груди, и Артур глубоко вздыхает, слишком ярко ощущая прикосновения к затвердевшим соскам. - Мерлин, ниже, - выдыхает принц, прикрывая глаза. - Сир... Руки слуги замирают, и Артур кладёт ладонь поверх его, направляя вниз по животу. - Артур! Тот поворачивается и смотрит Мерлину прямо в глаза, не отпуская его руки. Мерлин не понимает, что происходит. Аромат, окутывающий комнату, прежде казавшийся легким и расслабляющим, теперь ощущается тяжелее, от него жарко и трудно нормально дышать. И выполнять в такой обстановке обязанности трудно. И принц... Ведет себя словно пьяный, хотя Мерлин прекрасно помнил, что не так уж много он и выпил. Мерлин надеется покончить с работой побыстрее и выйти из этой странной, почти сумасшедшей ситуации, ополоснуться холодной водой и лечь спать. Но Артур именно сегодня командует. Вот как будто Мерлин в первый раз помогает ему с мытьем и не знает, что делать?! Ладно, с пьяными дураками лучше не спорить, и Мерлин продолжает водить губкой по его телу, отгоняя от себя появившуюся почему-то мысль, каково будет коснуться этих крепких мышц груди и живота не мочалкой, а пальцами. А потом он чувствует. Пусть только благодаря очертаниям под губкой, но чувствует, что принц возбужден. И словно... Напрашивается? Забавно, если учесть, что именно сейчас у Мерлина появилось вот это странное желание дотронуться. Но нет, он не будет потакать каждой пьяной прихоти этого осла, думающего членом. - Я могу идти к себе? - вопрос звучит как попытка позорного бегства, и голос сел, но лучше так, чем не сдержаться и нахамить, а потом снова в колодки. Или не сдержаться и дотронуться. Черт, почему он об этом вообще сейчас думает? Это же не деревенские ребята и девчонки, с которыми он себе когда-то позволял лишнего - это Артур, его хозяин. Артуру хочется рассмеяться, назвать Мерлина идиотом, взять за шею и макнуть головой в воду. Хочется, чтобы он перестал строить из себя недоумка и делать вид, будто не понимает, что сейчас происходит. Ничего из этого принц, конечно, не делает - сегодня у него другие планы, нежели выводить Мерлина из себя. - Нет, не можешь. Ты ещё не закончил, - Артур улыбается одним уголком рта, глядя, как краснеют кончики ушей слуги, и протягивает ему мыльницу. - Займись волосами. Пока сильные пальцы Мерлина массируют голову, вспенивая мыло в волосах, Артур проводит мочалкой по бёдрам, стараясь не касаться стоящего члена. Раздвигает ноги шире, гладит себя между ягодиц, и от предвкушения хочется застонать в голос. Чёрт, неужели, ему действительно не хватало именно этого? Закусив губу, Артур откидывает голову на край бадьи. Ему хочется, чтобы Мерлин опустил скользкие руки на шею, слегка сдавил горло. Он подставляется рукам слуги, как кот - ласкающим ладоням. В каждом прикосновении чувствуется смущение, и это странным образом придаёт Артуру уверенности. Мерлин, наконец, не выдерживает и давит на плечи, заставляя уйти под воду с головой. Артур смывает мыло, выныривает и поднимается в полный рост. Пытается поймать взгляд слуги, но тот упорно отводит глаза, делая вид, будто не замечает прямо перед собой стоящего члена принца. Но Артур отчётливо слышит полузадушенный всхлип, когда, смывая остатки мыла под струями чистой воды, пару раз проводит по члену рукой. Мерлин пытается вовсе не касаться Артура, накидывая простыню на его плечи, хотя, принц замечает, каким взглядом он украдкой проходится по его фигуре - облепившая мокрая ткань всё равно ничего не скрывает. - Потуши все свечи, кроме одной, - распоряжается Артур, и, пока слуга исполняет приказ, закрывает дверь на засов, специально громко стуча деревом о дерево. Обернувшись, Артур сталкивается с Мерлином взглядом, и чёрт бы всё побрал, принца заводит даже неприкрытая злость в его глазах. Закатанные рукава туники открывают руки по локоть, Артур сглатывает, глядя, как золотятся короткие волоски в свете свечи. Желание стягивается в животе тугим комком, давит изнутри почти болезненно, и хочется-хочется-хочется... - Ты ведь понимаешь, что я тебя не отпущу? - хрипло спрашивает Артур, сильнее вжимаясь спиной в дверь. Мерлин с каждой секундой злится все больше. Игра в соблазнение, которую Артур начал неизвестно для чего, уже слишком затягивается. И самое поганое - в этой атмосфере, в комнате, пропитавшейся этим будоражащим ароматом она даёт слишком неправильные последствия. Мерлину действительно хочется прикасаться к принцу. Волосы его он не просто промывал - практически гладил. По плечам пальцами тоже провел, не удержавшись. И это злит еще больше. Помогая Артуру вылезти из ванны, он честно старался не смотреть, не касаться лишний раз. И вообще уйти при первой же возможности, пока не наделал глупостей. Причем неизвестно, какому желанию поддаться хуже: все же урвать себе немного ласки или заехать в лицо за этот дурацкий затянувшийся юмор, за то, что Артрур явно провоцирует и наслаждается чужой неловкостью. А потом эта фраза. Мерлин вздыхает тяжело, подходит ближе, цедит сквозь зубы устало: - Артур, хватит. Уже не смешно. Самое сложное - не сорваться на дрожь в голосе. О, это правда - Артуру давно не хочется смеяться. Он с трудом отталкивается от двери и делает последний шаг, разделяющий его и Мерлина - тот не отшатывается, храбрится, глядя прямо в глаза. Артур не хочет замечать ничего, кроме злости и вызова - и не замечает. Ему нравится такой Мерлин. Ну, что? Что он предпримет, если Артур возьмёт его за подбородок и наклонится к самому лицу? Если выдохнет на губы: - Шутки кончились, Мерлин. Если коснётся тёплых сухих губ, проведёт между ними кончиком языка - оттолкнёт? Ударит? Накричит? Или?.. - Артур, - Мерлину еле удается дышать спокойно. - Это я. Твой слуга и вроде как приятель. Парень. Не малознакомая девушка из Нижнего города, которая почтет твое внимание за честь; с которыми ты обычно путаешься, когда тебе скучно. Тебе еще потом в глаза мне смотреть придётся. Я-то не уйду, мне при должности быть нравится, хоть на ней и бывают сюрпризы. Яд во всем. В словах, в интонациях. Этакое самоотрезвление. Только оно удерживает от диких, неправильных желаний, вызванных этим горячим дыханием возле лица. Артур слушает и проклинает себя за выпитое вино, за одурманивающие травы, за то, что не подумал раньше, как вся ситуация выглядит со стороны Мерлина. Хотя, чего врать себе? Изначально Артур планировал лишь попробовать что-то новое, но и сам не заметил, как все его мысли обернулись вокруг слуги и его секретов. И, в конце концов, Мерлин прав - после этого вечера им ещё в глаза друг другу надо будет смотреть, так что если не исчерпать сейчас эту неловкость, она останется между ними непреодолимой стеной. Назад дороги нет. Да и Артур не считает себя таким высокомерным ублюдком, каким хочет казаться. Мерлин заслуживает откровения. - Я понимаю. В отличии от тебя, прекрасно понимаю, что сейчас всё иначе, - Артур пытается поначалу подобрать слова, но потом плюёт на королевское достоинство, ни к чему оно сейчас. - Мы здесь именно потому, что ты мой друг, и я доверяю тебе. И, - принц медлит. - Это я почту за честь твоё внимание, - закрывая глаза, заканчивает он. Вот и всё. Теперь окончательное решение за Мерлином. Эта фраза - полная смущения и кажущаяся такой искренней в сочетании с закрытыми глазами Артура побуждает на совершенно ненормальные действия. Иначе как объяснить, что Мерлин, считающий, что отношения между людьми лучше не запутывать - ведь жизнь и так сложная, - просто впечатывается в его губы? Проводит по ним языком, прикусывает легко. Последние романтические отношения у него были давно, но он не забыл, как это делается. А вот как это может быть сладко - забыл. Хотя, так еще не было. Артур отвечает умело, хоть и поддается ему. Мерлина вдруг ударяет мыслью, что он не знает насчет любовников, а вот любовниц у принца была куча. И какими словами он заманивал их? Мысль отрезвляет, и Мерлин буквально отшатывается от Артура. Смотрит удивленно, внутренне готовясь к чему угодно: и к смеху, и к издевательскому "Попался!", и к классическому королевскому обольщению - да ко всему, наверное. А губы все еще горят от поцелуя. Артура накрывает, сносит невероятно сильным напором Мерлина. Он успевает удивиться тому, насколько умело тот целуется, но мысль истлевает под сжигающей волной желания, и Артур принимает язык Мерлина, не пытаясь перехватить инициативу. Слуга вдруг подаётся назад, но Артур не обращает на это внимания, снова льнёт к нему, упиваясь своей страстью и покорностью. Сейчас он готов на всё, лишь бы снова почувствовать чужую грубую силу, и принц отпускает простыню, оставаясь абсолютно обнажённым. Руки скользят по груди Мерлина, оглаживают шею под платком - девушки делали именно так, призывая обнять за талию. И Мерлин обнимает. Артур разворачивается, садится на край кровати, разводя колени и притягивая Мерлина ближе к себе. Тянет с плеч его куртку и поднимает глаза, глядя снизу вверх. Мерлин удивлен, шокирован даже, что все по-настоящему и в то же время не так, как он думал. Артур такой ласковый, покорный. Ни следа от прежнего завоевателя. Наверное именно поэтому, а еще потому что на пиру он нанюхался вина - очередная постыдная тайна, надо ему очень мало - тело Мерлина словно живет своей жизнью. Он гладит Артура кончиками пальцев по шее, по щеке, по губам. И просто умирает от желания касаться, больше, сильнее. Вот только... Он всегда именно такой в подобные минуты? - Такой покорный... Ты всегда такой? - чертова праздничная атмосфера и поцелуй, Мерлин опять не следит за собой и говорит что думает. Вот сейчас Артур вспомнит о принадлежности к сильным мира сего и устроит Мерлину такое, что колодки раем покажутся... Артур ловит губами кончики пальцев, словно впервые изучающих его лицо, целует мозолистые ладони слуги, поражаясь тому, насколько это оказывается приятно. И насколько сильно хочется большего. - Впервые, Мерлин, - признаётся принц. Ох, хорошо, что Артур не открыл в себе этого раньше, иначе прославился бы не ловеласом, а камелотской шлюхой. Господи, как же легко, оказывается, без маски избалованного принца, будто вместе с ней с плеч упал и груз ответственности. От этой лёгкости кружится голова, и хочется отдать остатки контроля в чужие руки, чтобы расслабиться окончательно. Дрожащими пальцами Артур едва справляется с тонким поясом на талии Мерлина, избавившись от него, оглаживает ладонями под туникой тут же напрягшийся живот - Мерлин шумно выдыхает и сжимает пальцы в волосах принца. От этого смелого, собственнического жеста Артура окатывает новой волной жара, и он со стоном припадает губами к нежной коже, слыша стон в ответ. - Мерлин, боже, - перемежая тихие слова с поцелуями, проговаривает Артур. - Иди сюда. Возьми... Ох! Нет, говорить связно принц просто не может, остаётся лишь дать понять прикосновениями, чего он жаждет сейчас больше всего на свете. Невозможно больше терпеть, раздумывать. Даже если будет подвох - плевать. Хотя, нет, не может быть никакого подвоха - Артур такой искренний, так льнет к нему. И Мерлин опрокидывает его на кровать, наваливается сверху. Расцеловывает все лицо лихорадочно как-то и вместе с тем уверенно. Просто хочется сразу всего. - Я как будто пьян, - признается шепотом и вдыхает аромат чистой кожи, который пьянит еще больше. Проводит зубами по подбородку, шее Артура. И просто упивается его дрожью, которую чувствует всем телом. - Ты хочешь стать моим, да? - И это, на самом деле, не вопрос. Артуру мало, чертовски мало. Тяжесть чужого тела будоражит сознание, но касания зубов к шее кажутся слишком аккуратными, будто Мерлин всё ещё не понимает, что может делать с ним абсолютно всё, и что принцу это нужно как воздух. Он обхватывает бёдра Мерлина ногами, выгибается, притираясь ближе возбуждённым членом, и шипит почти зло: - Хочу, чёрт бы тебя... - дыхание срывается, фразы выходят рубленными и неразборчивыми. - Хотя... Ты вряд ли знаешь, что делать. Пальцы Мерлина внезапно сильно впиваются в кожу, и Артур понимает, что нашёл нужный рычаг. От небрежных, болезненных прикосновений тело прошивает дрожью - о да, именно этого он хочет. "Ну же, давай, покажи, каким ты можешь быть", - мысленно просит Артур, глядя в потемневшие, абсолютно незнакомые глаза своего слуги. Мерлин уже почти готов боготворить эту тайную сторону сознания принца, такую нежную, доверчивую и страстную. Но Артур не был бы Артуром, если бы не испортил все одной только фразой - чертовым напоминанием, сколько людей перебывало в этой постели до него. - Ты зато слишком опытный, - цедит сквозь зубы. И это не ревность, нет. Ревновать Мерлин права не имеет. Просто обидно. Артур, какой он сейчас, каким был в их настоящих дружеских беседах, настолько прекрасен и внешне и внутренне. А разменивается на идиотские совершенно маски. Стремится сам казаться пустым и нахальным существом с совершенно глупыми критериями успешности. И искренность Мерлина, его желание быть, а не казаться, легкое отношение к собственным слабостям и желание не размениваться на картинки, судя по словам, Артуром тоже воспринимается как что-то детское и нелепое. А ведь кто еще тут ребенок? Противно. - А меня ты плохо знаешь, - по-прежнему ядовито. Ладони крепко вжимаются в плечи, дыхание из-за злости и жгучего желания доказать этому олуху, что картинка - еще не все, сбивается еще сильнее. Артур удивлён - это что, ревность? Надо же, он и подумать не мог... Возможно, потом он объяснит Мерлину, в чём разница между ним и всеми остальными. Но сейчас тот попался на крючок, и теперь главное - не перегнуть палку. Разозлить до той степени, чтобы Мерлин начал доказывать - или наказывать, но не оттолкнуть нарочитой грубостью. Чёрт, в таком возбуждённом до полуобморока состоянии думать практически невозможно. Артур приподнимается на локтях, игнорируя хватку Мерлина - как ни крути, он всё равно сильнее своего слуги, - и выдыхает на ухо тихо, почти доверительно: - Ну так дай мне узнать тебя. Докажи, что ты лучше всех остальных... А потом расслабляется, снова падая на мягкую перину и ожидая отклика на свою провокацию. - Не-ет, - шепчет Мерлин почти издевательски, сам удивляясь возникновению у себя подобного тона. Он никогда так не разговаривал. Это все Артур с его идиотской манерой создавать прекрасное и сразу это портить. - Это ты одержим идеей кому-то что-то доказывать. Свихнувшийся на масках и создании впечатления. А я просто живу. Ты в курсе, что это вообще? Или придется учить? И легко подается бедрами вперед. Ткань брюк достаточно плотная, шероховатая, и Мерлин представляет, как сильно Артур чувствует это голой кожей. И действительно - тот замолкает, распахивает глаза. Красивый. Хочется... Да всего хочется. Артур резко выдыхает, взбрыкивает под Мерлином, пытается продлить прикосновение. Он ошеломлён, выбит из колеи, и, даже не разобрав всех сказанных слугой слов, понимает, что сдал по всем параметрам. Просто жить? Это было бы здорово. Но такое удовольствие не подвластно наследнику престола, и Артур сейчас совсем не хочет об этом думать. Он мнёт в стиснутых кулаках мягкие простыни, пытаясь сдержать порыв подмять Мерлина под себя и просто взять своё. Нет, только не сейчас, когда тот снова позволил заглянуть под свою собственную маску. Ха, а ещё что-то про Артура говорит... Терпение давно на пределе, принц ёрзает по постели, зажмуривает глаза так, что вместо темноты под закрытыми веками видятся белые пятна - он уже не знает, что сказать, что сделать, чтобы Мерлин прекратил его мучить. Это просто слишком. - Не в курсе, научи, сделай уже хоть что-нибудь! - и добавляет тихо, хрипло, вжимаясь горящей от возбуждения и стыда щекой в матрац. - Пожалуйста... - Не дергайся, - в голосе просыпается сталь, он сам не похож на себя. Но хочется именно так, это от сердца, от разума, от всего. Ему важно, чертовски важно, чтобы Артур действительно забыл обо всем и научился. - А то свяжу. И понимает, что если понадобится, действительно свяжет. Потому что терпеть вот это шатание от искреннего, простого, тянущегося за лаской мальчишки до с вдохновением лепящего свой образ принца-осла и обратно никаких нервов не хватит. Нет, сегодня ему нужен именно настоящий Артур. Мерлин быстро стягивает свою тунику, кидает на пол, не глядя. Устраивается поудобнее, вжимаясь в горячее, охренительно пахнущее травами и возбуждением тело. Целует в губы, уже не так отчаянно-бешено как в первый раз. Размеренно, со знанием дела. Пытаясь поцелуем донести, что сейчас пришло время его, Мерлина, правил. Оглаживает плечи, руки. Особенно ласково в том месте где недавно грубо сжимал. Если бы Мерлин действительно связал его... Безрезультатно пытаться освободиться от верёвки куда легче, чем сдерживать себя лишь силой воли. Мерлин прижимается к нему голой горячей грудью, и Артур стонет ему в губы, тянется навстречу всем телом, всем своим существом, будто у него есть лишь несколько мгновений, чтобы получить желаемый поцелуй. Ткань простыни трещит под пальцами, Артур выгибается на постели, но не чувствует вожделенного контакта, и уже не может остановиться - обхватывает Мерлина за шею и талию, вжимает в себя, притягивая невозможно близко, они ударяются зубами, и принц чувствует вкус крови во рту. Руки Мерлина вдруг замирают на его плечах - также замирает и Артур. Блять, он опять сделал что-то совсем неправильное... Мерлин чувствует удар, ощущает, как течет кровь. Утирается быстро, смотрит внимательно. Взгляд Артура какой-то стеклянный. И почему-то это, вместе с собственной болью от удара, раздражает неимоверно. Снова они все испортили, когда.... Он сам не понимает, что им движет, но он резко хлещет Артрура по щеке ладонью. - Я же говорил - не дергайся. Нет, определенно, Мерлин сошел с ума. Собственная рука от этого удара тоже горит, и он не понимает, что заставляет его подставить пальцы губам Артура. Пощёчина оглушает. Тяжёлая, злая, от неё звенит в ушах, и щека пульсирует болью. Жар от удара льётся по шее вниз и скапливается в груди, становится трудно дышать. Голос Мерлина слышится как через запертую дверь, но вот его пальцы касаются уголка рта, давят на нижнюю губу, и Артур вновь поворачивается к Мерлину, не отрывая взгляда от его лица. Проводит языком по пальцам, берёт их в рот, посасывает, и это действо вызывает столь чёткие ассоциации... Артур дрожит, глаза начинают слезиться, но он не смеет закрыть их, глядя в глаза Мерлина. Уже не пытается прочитать по ним, просто увлекается, облизывая чужие пальцы. Кончиком языка можно ощутить едва заметный рельеф на подушечках, а если взять глубже, горло рефлекторно сожмётся, но с этим Артур справляется быстро. Когда мокрые от его собственной слюны пальцы гладят болезненный красный след на щеке, Артур знает, что был бы не против проделать то же самое с членом Мерлина. Окружающая действительность вдруг складывается в чёткую, ясную картину: вот теперь Артур абсолютно точно готов ко всему. Стоит Артуру коснуться его пальцев языком, Мерлина словно парализует. Жесткость улетучивается. А вот жар внизу живота все растет, и голова идет кругом. Он совершенно не знает, что делать, а прикосновения такие яркие, чувственные... Наконец Артрур освобождает его ладонь из плена своего рта, и Мерлин также загипнотизировано гладит его по щеке. Вот поди разберись, кто из них двоих волшебник. Заставить Мерлина потерять дар речи - это надо суметь. - Артур, - шепчет он, наконец выходя из того совершенного ступора. - Я же говорил, сегодня все должно быть по-моему. Он наклоняется, облизывает след от собственных пальцев на его щеке. Чувствует дрожь, такую сладкую, так его волнующую. - Может, мне и правда связать тебя? Просто если ты не справишься, мне придется опять причинить тебе боль. Я этого не хочу. И понимает, что соврал. Требует от Артура честности, а сам лжет. Потому что вот этот момент, когда боль отрезвляет Артура и возвращает ему покорность и желание дарить и получать ласки - это по-настоящему красиво. Нервно. Злит, что для доверия требуются радикальные меры. Но красиво. Артур почти не соображает - влажный след на щеке, высыхая, холодит горящую от удара кожу. Наверное, на лице останется синяк. Метка, оставленная Мерлином на нём... Господи, от одной лишь мысли об этом возбуждение окатывает новой волной. Принцу хочется иметь на теле как можно больше таких отметин. Он не понимает - Мерлин позволяет ему выбирать, или же просто размышляет вслух? От предложения связать его, запястья начинают нервно зудеть, и Артур трёт их пальцами. Верёвка обвила бы их идеально плотно, натирая и не позволяя сделать лишнего движения. Сковывая последний шанс на свободу действий. Оставляя перед Мерлином абсолютно беззащитным. В горле пересыхает. Артур тяжело сглатывает, приподнимается на локтях и, не глядя, тянет одну из верёвок, удерживающих балдахин привязанным к столбику кровати. Протягивает её Мерлину, не поднимая взгляда, словно не может сделать этого без разрешения. Отодвигаясь на середину кровати, Артур переворачивается на живот, а после поднимается на колени, спиной к Мерлину. Ноги раздвинуты на ширине плеч, голова низко опущена, руки за спиной скрещены в запястьях. Таким покорным Артур не был даже стоя на коленях в тронном зале и принимая корону. И представить не мог, что единственный, кому он действительно захочет покориться, будет его слугой. Мерлин просто делился своими мыслями об идеальной ночи, где стираются статусы и маски, и остается только доверие и жгучее удовольствие. Он и подумать не мог, что Артур сам протянет ему веревку, сложит руки как надо. Что он сам захочет. Мерлин берет веревку совершенно на автомате. Стягивает так, чтобы чуть врезалось в кожу, чувствительно, но не больно. И, пользуясь тем, что Артур не видит, шепчет заклинание для прочности узла. Удивительно, но попытка сотворить магию в такой обстановке только добавляет безумия и адреналина, и просто бешено хочется сделать Артура своим полностью. Пометить снаружи и внутри, выжечь воспоминания обо всем остальном мире, чтобы остался только он. Мерлин проводит языком по шее, чувствуя влагу от волос и даже не понимая толком - это вода после ванны или пот? В любом случае, и запах, и ощущение этой влаги на губах пьянят. Опускается поцелуями ниже, кусает возле лопатки. Сперва легко, игриво, а потом неожиданно резко и остро. И Артур так сладко выгибается, тяжело дышит. - Я ведь могу делать все, что захочу? - по реакциям все замечательно видно, Артур хочет, доверяет. Но на всякий случай нужно спросить еще раз. Все же это не кто-нибудь, это принц и очень дорогой лично ему человек. Артур вдыхает глубоко, пытаясь хоть немного прийти в себя, чему вовсе не способствуют лёгкие поцелуи на шее и спине. Тело прошивает яркая боль от укуса - Артур выгибается, готовый, желающий принять ещё. Ещё боли, поцелуев, прикосновений - всего, что сможет дать ему Мерлин. Верёвка сильнее впивается в запястья, Артур на пробу пытается освободиться, но руки будто скованы стальными кандалами. Осознание собственной беспомощности накатывает с новой силой. Мерлин спрашивает, и Артур знает, что ответ ему не нужен, но всё равно шепчет, словно в бреду: - Да, господи-боже, да... Дрожащие колени скользят по измятым простыням, разъезжаясь ещё шире, руки напрягаются - Артур чувствует, как мышцы каменеют, и снова повторяет, почти выстанывая это чёртово: - Да! - Хороший мой, прекрасный, - исступленно шепчет Мерлин, целуя Артура куда придется. Кажется, он заласкал всю его спину, и ему все равно мало-мало-мало. А еще жизненно необходимо выражать восхищение, потому что такой Артур слишком прекрасен. А потом он снова дергается, пытается освободиться из захвата, видно, что с трудом удерживает свой вес. И вроде понятно, что это просто испытание узла на прочность, что он не хочет вырываться, а все равно... Мерлин прижимает его к себе, держит крепко, шепчет в самое ухо: - Мне сколько раз повторить, чтобы ты не дергался? - и тут же легонько прикусывает мочку, целует щеку. - Ты ведь можешь, ты сильный... Сколько раз мне приходилось слушаться тебя? Сейчас твоя очередь, ты сам этого захотел. Артур вроде бы замирает, но перестать дрожать не может. И это охренительно, это доказывает, как сильно он хочет. Как они оба хотят. Артур не сильный, нет. Не сейчас, когда готов отдать собственную корону, лишь бы почувствовать внутри чужой член. А Мерлин, с-сука, всё издевается, дотрагивается едва заметно, так нежно, будто девку гладит. Что ещё он хочет услышать? Что Артуру нужно сделать, чтобы Мерлин взял его? Послушание либо провокация. К чему приведёт второе, Артур уже знает, и это не худший вариант... Но он действительно хочет подчиниться. Он пытается. Откидывает голову Мерлину на плечо, подставляет шею, мысленно умоляя, чтобы тот прикусил за неё, сильно и умопомрачительно больно. Но Мерлин даже губами не касается, Артур чувствует лишь его тёплое дыхание на влажной от пота коже, и это просто невыносимо. - Мерлин, - резкое дыхание обжигает пересохшее горло, говорить трудно. - Ты всё ещё мой слуга, и я приказываю тебе... Воздух резко кончается - сильные пальцы сдавливают шею, вместо стона с губ срывается хрип, голова начинает кружиться ещё больше. Сейчас, когда он говорит с ним нежно, когда благодарит каждым словом за доверие, когда хочет показать, как Артур красив, когда настолько открыт, эти его "слуга" и "приказываю" режут слух. Мерлин стискивает пальцы на его шее, заставляет запрокинуть голову. А потом швыряет резко на постель лицом вниз. - Ты не понял? Ты потерял право приказывать, как только пустил меня в свою постель! Злость кипит так сильно, что резких слов мало. И Мерлин хлещет его по ягодице ладонью. - Не путай меня с ублажавшими тебя девками, - шипит гневно и смотрит на проявившийся легкий отпечаток своей руки. Это красиво. Неправильно так думать, но это красиво. И Мерлин, не выдержав, бьёт еще раз. Просто чтобы снова услышать этот звук, почувствовать эту дрожь и упругость. Увидеть, как кожа меняет цвет. Резкий рывок вперёд - и Артур уже упирается лбом в подушку, не чувствуя больше тепла и твёрдости чужого тела. Мерлин кидает ему в спину злые слова, и Артуру хочется рыдать из-за собственной несдержанности. Он повторяет бесконечные "прости" и "пожалуйста", приглушённые подушкой, не знает, слышит ли его Мерлин, и коротко вскрикивает, чувствуя обжигающую боль. След пульсирует также, как недавно на щеке, но теперь он так близко к возбуждённому члену и дырке, что ощущения кажутся сильнее во сто крат. Руки, кажется, стираются в кровь под грубой верёвкой. Артур вытирает о наволочку взмокший лоб и прикусывает уголок ткани, но снова вскрикивает от второго неожиданного удара, пришедшегося на то же самое место. Задница будто горит огнём, и жар этот также неистово бьётся внутри, в животе, отдаётся покалыванием на припухших покрасневших губах и в кончиках напряжённых пальцев. Артур подтягивает под себя колени, открываясь, подставляясь так, как не позволял себе даже в самых смелых фантазиях, и просит, умоляет обо всём сразу одним отчаянным, исступлённым: - Пожалуйста!.. - Успокоился? Мы можем продолжать? Или тебе мало, и надо избить тебя ремнем? - спрашивает строго, поражаясь тому, откуда в нем это. Наверное, все вместе: и своеобразная месть за недавние колодки, и гнев за моменты, когда Артур портит себя, изображая избалованного сволочного ловеласа, и осознание собственной власти в открытую - у него, у мальчишки, вынужденного скрывать свою силу всю жизнь. И то, как красив Артур, как он открывается, как горит его тело под ладонью. Мерлин не выдерживает, наклоняется, запечатлевает на упругой ягодице влажный поцелуй. Еле сдерживается, чтобы не укусить. И вновь шлепает, уже легче, просто согревающим ударом. Артур не против, совсем не против ремня, хлыста, палки - чего угодно, только не сейчас, господи, когда желание разрывает изнутри, а он даже не может коснуться себя. - П-продолжай, - выдыхает принц дрожащим голосом и вздрагивает от прикосновения губ к ставшей слишком чувствительной коже. Ладонь Мерлина снова опускается на ягодицу, но уже мягче, и тело отзывается нетерпеливой дрожью. Артур поворачивает голову, снова вытирая о подушку пот, заливающий лицо, и мутный взгляд концентрируется на приготовленном заранее флаконе с маслом. - На столе. Жёлтый флакон, - раздельно проговаривает Артур. Глаза закрываются сами собой, остаётся только ждать и надеяться, что Мерлин будет снисходителен и даст, наконец, Артуру то, чего он так жаждет. - Опять командуешь? - Он ударяет снова, и даже собственной руке больно. Любуется тем, какой кожа стала розовой, бьет еще раз. И мелькает мысль, каково будет действительно ударить чем-то помощнее собственной руки. Но желание вновь прижаться, зацеловать, искусать, овладеть и заклеймить побеждает. Вот только после приказа кажется неправильным. Очередной удар, и Мерлин требует: - Проси. Что просить? Артур не понимает, он и так умоляет Мерлина всем телом, всем своим видом, боже... Очередной удар - и Артур, кажется, осознаёт, что Мерлин хочет услышать от него. Где-то в глубине сознания поднимается забытая, запертая под замок гордость, но принц стискивает зубы. Лицо горит от стыда, такого нестерпимого, такого будоражащего... - Мерлин... - Что? Удар - Артур всхлипывает в подушку, смаргивая запутавшиеся в ресницах слёзы. - Трахни меня, - тихо, похоже на шипение рассерженной кошки. - Не слышу. Снова удар - нет сил сдержать болезненного вскрика. Принц сжимает колени, пытаясь хоть как-то унять ставшую невыносимой боль, а на следующем ударе кричит в голос: - Трахни меня! - и добавляет на грани слышимости, чтобы Мерлин, не дай бог, не принял этот выкрик за приказ: - Пожалуйста... - Молодец, - Мерлин быстро целует его в поясницу, губами чувствуя бегущие по спине мурашки. И от осознания этого так хорошо, так радостно. Просто опьянение. - Исполненная просьба всегда приносит обеим сторонам куда больше удовлетворения, чем исполненный приказ. Это я тебе говорю и как друг, и как слуга, и как любовник. Проговаривая все это, он тянется к столу, берет флакон, выливает немного масла на руки, и оглаживает задницу принца скользкими ладонями. Блеск от масла на розовых пятнах после порки завораживает. - Ты удивительный, - тихо признается Мерлин и проводит пальцем по краям дырки. Не проникая внутрь пока, просто надавливая. Чувствует, насколько тонкая, нежная кожа. И второй рукой одновременно развязывает тесемки на своих штанах. Изгваздал в масле, конечно, но плевать. Это такие мелочи по сравнению с тем, что происходит между ним и Артуром. Артур кусает нижнюю губу, только чтобы не сказать сейчас ничего лишнего - он не вытерпит, если Мерлин снова остановится. Тот гладит его скользкими руками, раздвигая ягодицы, и смущение обдаёт и так пылающее лицо жаркой волной, как порывом ветра. Пальцы ласкают, легко надавливая, и Артур чувствует, как пульсируют мышцы, как сжимаются от прикосновений и тут же расслабляются от желания получить больше. Живот тоже поджимается в такт сбившемуся дыханию, и это, кажется, приносит некое облегчение. Но всё равно мало, чертовски мало, и принц прогибает спину, без слов умоляя Мерлина продолжать. Мерлин наконец проталкивает один палец внутрь. Тот входит легко, и края обхватывают так плотно. Стоит только представить, что очень скоро в таком вот тесном плену окажется его член, и дышать становится больно. Слишком захлестывает предвкушением. Свободной рукой он кое-как стаскивает штаны до колен. Стоящий член шлепает о живот, оставляя каплю смазки. А он и не понимал даже, насколько был возбужден. Так увлекся Артуром, его ощущениями и реакциями. - Я с тобой даже про себя забыл, - хрипит, продолжая двигать пальцем. Собственная болтливость бесит, но он не может не признаваться. Осторожно добавляет второй, боясь повредить, поранить. Но через минуту, почувствовав, что Артур привык, двигает быстрее. Отверстие такое тугое, надо хорошо подготовиться. Хотя... Все равно обоим будет немного больно. И бесконечно сладко. Артур и представить не мог, что ощущение будет настолько сладким, и томительным, и безгранично приятным. Длинный палец Мерлина скользит внутрь медленно, долго - Артур успевает насладиться каждым мгновением этого проникновения, разобрать каждое ощущение: и лёгкую щекотку, заставляющую тело трепетать, и то острое, приятное, будто дотронулись до головки члена, и ненавязчивое жжение, от которого нервы становятся ещё чувствительнее. Дыхание принца выравнивается, он ловит ритм Мерлина: вперёд - вдох, назад - выдох. Становится легко и так хорошо... Когда Мерлин проталкивает второй палец, Артур ненамеренно сжимается, но вскоре снова полностью расслабляется. Неосознанно покачивает бёдрами навстречу ласкающим внутри пальцам, и когда Мерлин вставляет их полностью - зажимается, будто не хочет отпускать. Давая понять, что готов к большему. Артур всем своим существом напрашивается на большее. Стонет тихо, подается назад, покачивает бедрами. И терпение Мерлина уже на пределе. - Сумасшедший, - шепчет одновременно восхищенно и как-то испуганно. - Такой тугой и так требуешь большего. Я же порву... Ему действительно страшно нанести настоящую травму, он хочет, чтобы эта ночь запомнилась Артуру как восхитительная и нереальная. Но не пойти навстречу его безмолвным просьбам он не может, и толкается пальцами уже в быстром, рваном ритме. Не растягивая медленно, а практически тараня. Шёпот Мерлина так и искрится восхищением, неверием, будто Артур превзошёл все его ожидания, и от этого принц почему-то чувствует прилив гордости. Хочется и дальше не разочаровывать своего любовника, выложиться полностью, отдаться без малейшего сомнения или сожаления. Показать, как ему важно то, что происходит между ними, и доказать, что не остановится на полпути. Блаженный стон застревает в горле, когда пальцы Мерлина грубее, сильнее вторгаются внутрь. Дыхание вмиг сбивается, пелена томительной неги спадает - Мерлин больше не церемонится, безжалостно проталкивает пальцы в нежное нутро, и Артур чувствует, как сильнее растягивается его дырка, как её начинает печь. Возбуждение, свернувшееся в животе тёплым комком, вновь становится острым, болезненным, пронзительным. Принц раздвигает ноги шире, давая как можно больше доступа - свободная рука Мерлина на его ягодице сжимается, раскрывая его полностью, и покрасневшую, чувствительную после порки кожу жжёт едва ли не сильнее, чем мышцы, растягивающиеся на костяшках чужих грубых пальцев. Артур снова теряет голову от охватывающих ощущений, от былого недолгого самоконтроля не остаётся и следа, а зубы вновь зажимают искусанную губу, останавливая так и рвущиеся из горла мольбы. Мерлин вытаскивает пальцы и зачарованно смотрит на продолжающую пульсировать дырку. Руки уже устали, и та, которой раскрывал, и та, которой придерживал. Впрочем, Артуру со связанными хуже. Он уже порывается ослабить узел, ведь сейчас он уверен - его принц будет слушаться. Но что-то останавливает: так интереснее, так более волнующе. Вместо этого он смазывает свой член, громко охая от ощущения простого прикосновение к нему. Сам не верит, что так долго терпел. Пристраивается, вжимаясь всем телом, кожей чувствуя невероятный жар. И наконец-то толкается внутрь. Действительно больно, как ни растягивай. И сладко. Все как он и думал. Голова кружится, губы пересохли, трудно говорить. И это, наверное, хорошо, но сейчас надо попросить: - Не зажимайся. Позволь мне. Артур пытается расслабить непослушные мышцы, но не может - он и не представлял, насколько больше окажется член Мерлина по сравнению с пальцами. Кажется, внутри была только головка, но Артур чувствовал себя абсолютно раскрытым - настолько, что больше просто невозможно. Пытается податься назад, но тут же останавливается - нет, надо расслабиться любым способом, впустить Мерлина, удовлетворить его, даже если самому будет нестерпимо больно. Он думал, это будет легче, ведь на его теле столько шрамов... Но боль от ран не идёт ни в какое сравнение с той, что он испытывает сейчас. Артур хотел бы иметь возможность обхватить собственные ягодицы ладонями, раскрыть себя для Мерлина как можно сильнее, но может лишь бессильно сжимать руки в кулаки. Долго выдохнув и задержав дыхание, принц подтягивает одно колено ближе к груди и подаётся навстречу Мерлину, нанизываясь на этот кажущийся огромным член. Ох, нет, нет, Артур не хотел, ни в коем случае не хотел причинить Мерлину боль, но то, как он сдавленно шипит и вцепляется мёртвой хваткой в плечи, говорит само за себя. - Прости, - шепчет принц в подушку, смаргивая слёзы, вновь наполнившие глаза. - Прости... Он чувствует, как его дырка пульсирует вокруг твёрдого ствола, как яйца Мерлина касаются его собственных, и пытается отдышаться, одновременно ища в нахлынувших ощущениях удовольствие. Ноги Мерлина дрожат, он слегка покачивается вперёд, и вот тогда Артур чувствует, насколько глубоко он внутри, как сильно заполняет его собой, и это просто невероятное, потрясающее ощущение. Упершись лбом в подушку, Артур сводит лопатки, вытягивает руки назад, скользя на удивление не занемевшими пальцами вниз, пока не дотрагивается края растянутого входа. Скользкие влажные мышцы обжигает ещё сильнее от малейшего прикосновения. Принц прогибается до невозможности, до хруста в позвонках, но всё же ему удаётся огладить двумя пальцами растягивающий его член. И поражённый стон срывается с губ - тот действительно просто огромен. - Все, - шепчет Мерлин обессилено, почувствовав, как его яйца коснулись задницы Артура. - Все, я уже в тебе. Немного потерпеть... Он сам не знает, кого успокаивает: его или себя. Голос хрипит, дыхания не хватает. Так тесно, сладко, больно. И полный шок от того, насколько Артур даже при такой не самой хорошей подготовке готов раскрыться. И все для него. Это пьянит, сводит с ума. Мерлин вжимается в его тело, целует за ухом. Запоздало понимает, что вот такие слишком тесные прижимания могут причинить большую боль, но сил оторваться уже нет. Артура хочется чувствовать всем существом. - Дыши, хороший мой. И не двигайся. Сейчас все пройдет. Самому бы научиться дышать снова. А терпкий запах трав, мужского пота и возбуждения, в сочетании с умопомрачительной теснотой этому совсем не способствуют. Артур тяжело дышит, слушая голос Мерлина, чувствуя его тёплое дыхание рядом с ухом, ощущая его внутри себя так глубоко, что и поверить трудно. Боль отступает, впрочем, и того чистого удовольствия уже нет. Чувство странное, новое, ещё не до конца понятное, наполняет тело, и хочется быстрее изучить его, только бы не застывать надолго на этой грани неизведанного. Принц ощущает бешеное сердцебиение Мерлина, отдающее ударами под левую лопатку, нетерпеливую дрожь его пальцев, шепчет хрипло: - Прошу, Мерлин... И сам поражается тому, как жалобно, жалко звучит собственный голос. Артур все же был прав. Мерлин не знал, что делать. Двинуться - страшно, оставаться в спокойном состоянии - невозможно. Последний раз, когда он брал юношу, случился, когда ему было пятнадцать, и он не был так оснащен. К тому же это было на совершенно других эмоциях, неловко, романтично. А происходящее сейчас - какое-то бешенство. А потом Артур просит, жалобно всхлипывая, и это ломает все страхи. Ему нужно, его принцу нужно. И Мерлин сделает для него все, тем более, когда сам хочет. Он почти выходит и толкается снова, растягивая Артура еще сильнее и чувствуя, как тот трепещет под его руками, и как бьется его собственное сердце. Не может сдержать протяжного стона. Двигается ещё раз. - Лучше, да? - ему все еще страшно за Артура, за то, что тот разочаруется, пожалеет. Но остановиться Мерлин уже не может. Сейчас слишком хорошо, сумасшедше, рядом, друг для друга, тесно. И даже боль уже не мешает, а придает остроты. - Слишком тесный, Боже... Ведь наверняка гладил себя там, и все равно... Но мне нравится. Значит, я первый. Мерлин никогда прежде не был ни собственником, ни покорителем сам по себе. Дело в Артуре. В этом самоуверенном осле, которому хочется надавать пощечин, в этом солнечном мальчишке, который всего на пару лет старше него, со светлой улыбкой и милыми шутками. В этом прекрасном в своем бесстыдстве любовнике. Мерлину нужно быть для него особенным, всегда нужно было. Просто он не подозревал, что дело дойдет и до постельного аспекта. Лучше, тесный, первый - господи, кто учил Мерлина болтать в постели? Артур и так на грани крика, на краю безумия, и слова эти пробирают до самых костей. Мерлин двигается глубоко, равномерно, и ощущения рассредотачиваются, проходят сплошным потоком через всё тело. Не разобрать, больно или приятно - Артур просто чувствует, так много, так ярко, и хочется ещё больше и ярче, бесконечно, безгранично. Принц не чувствует своего тела, растворившись в ощущениях, только мокрая горячая подушка душит, не давая отвлечься полностью. Хочется упереться руками в кровать, поднять голову, сделать вдох полной грудью, но Артур не может. Пытается подняться на колени, неловко, собрав все силы и подаваясь назад - в этот момент Мерлин двигается ему навстречу, и Артур в изумлении распахивает глаза. Этот мощный удар глубоко внутри ощущается по-другому, боль не режущая, не жгущая, она будто притуплённая, и не исчезает сразу, разливаясь в животе. Артур весь сжимается, внутри и снаружи, и слова, просьбы срываются с губ быстрее, чем он успевает их осознавать: - Ещё, Мерлин, боже, пожалуйста, умоляю, сделай... Вот теперь Мерлин спокоен за Артура. Судя по реакции, первая вспышка боли, когда вообще лучше не двигаться, уже отступила. И сейчас, конечно, тоже больно, но не так, и необходимо чувствовать движения, близость, сильно и до конца. Как и ему самому. И он начинает трахать принца в среднем, размеренном темпе, одновременно оглаживая руками все его тело. И если раньше Артур пытался навязать собственный сценарий: выгибался, насаживался, ухитрялся украдкой двигать связанными руками, то теперь словно успокоился. Лишь мышцы продолжают сжиматься и разжиматься вокруг члена, и он сыплет стонами и просьбами. В остальном полная покорность, и если учесть, что Артур сильнее... Как же это пьянит! Мерлин на пробу хватает его за плечи, тянет назад, заставляя вжаться в свою грудь. Отпускает. Лихорадочно оглаживает влажную кожу, больно стискивает. Никакого сопротивления, никакого неудовольствия. Только безумно сладкие стоны. Артур не сразу понимает, что именно переменилось, просто движения стали более слаженными: Мерлин ведёт, а Артур следует за ним, не проявляя никакой инициативы. Ему хорошо в той позе, в которую его поставил Мерлин, нравится ритм его движений внутри, его прикосновения и страстные вздохи. Этого мало - да, хочется двигаться самому - да, но принц понимает, что тогда всё закончится слишком быстро. Ему же хочется провалиться во временную петлю, чтобы проживать эту ночь снова и снова. Артура накрывает от того, как быстро его тело приспосабливается к этой близости, как легко и с удовольствием он принимает в себя член Мерлина - и Мерлин им полностью доволен. Он шепчет принцу на ухо такие слова, которых тот в жизни не слышал в свой адрес, и Артур, как может, благодарит его за все эти новые ощущения, что Мерлин открыл для него, с лёгкостью приручив к своим рукам. Артуру нравится чувствовать себя прирученным. Мерлин не понимает, как ему удаётся, будучи в этом тумане, не сорваться, не причинить лишней боли Артуру или себе. Не понимает, как получается сохранять ритм ровным. Впрочем, он отыгрывается на остальных прикосновениях и словах. Вот где настоящее безумие. Потому что шептать наследному принцу "ты принадлежишь мне", при этом целуя и кусая его, куда придется, не думая ни о следах, ни о чем - это за гранью. Но Мерлину нужно. Пусть это тысячу раз неправильно, но он чувствует, что Артур действительно принадлежит ему. И очень важно, чтобы Артур тоже почувствовал это. Это собственническое "ты принадлежишь мне" и сильный, долгий укус в шею - его будет видно из-под ворота туники, не скроешь... Артур чувствует себя заклеймённым, бессильным и не желающим противиться чужой воле. Принц сдаётся, подчиняется полностью, ему больше нечего отдавать - только просить. И он просит, снова срываясь на всхлипы, потому что нет более сил терпеть эту сладкую пытку: - Мерлин, сильнее, пожалуйста, - голос на грани срыва. - Дай почувствовать тебя сильнее... Ему мало? Мерлин даже обдумать эту мысль не успевает, а рука уже тянется к светлым волосам. И вот он держит голову Артура запрокинутой, вцепляясь в волосы изо всех сил, покрывает укусами плечи и долбится внутрь не размеренно, как прежде, а по-животному бешено. Теперь, когда Артур достаточно растянут, это легко. По-прежнему тесно, но легко, и никакой боли. Он сам не понимает, что им руководит сейчас - злость на "как он вообще посмел просить" или желание выполнить его просьбы. Наверное, все вместе. Мерлин никогда прежде настолько не сходил с ума. - Зря провоцируешь, - шепчет отрывисто, наконец, отпустив его волосы, спутавшиеся из-за захвата. - Я ведь не железный... Мерлин рывками натягивает его на себя, крепко сжав волосы в кулаке, и Артур, насколько может, подмахивает, получая, наконец, то, чего так хочет. Дыхание вырывается с хрипом, сглатывать больно, каждый толчок внутрь - как обрыв всего существования, и Артур так близко! Всё то, что скопилось внутри за эту ночь, уже готово вырваться, перестать мучить, но Мерлин... Мерлин, чёрт бы его побрал, отпускает в самый последний момент, и Артур готов разрыдаться от такой несправедливости. Он снова падает лицом в подушку, кусает наволочку в бессильной злобе, сжимает в себе член Мерлина изо всех оставшихся сил, но этого недостаточно. Принц чувствует себя разодранным на куски, вывернутым наизнанку, и всё, что остаётся Мерлину - взять его, готового, отдавшегося до последней капли. Но почему, почему он медлит?! Артур снова сделал что-то не так? Он тоже не железный! Возбуждение свинцовым шаром оседает внутри, давит болезненно, и злые едкие слёзы жгут глаза. Напряжение и обида душат, тело содрогается непроизвольно - но Артур не может ни слова выдавить из пересохшего горла. - Горячий мой, родной мой, хороший... Ты же возненавидишь меня завтра за эту боль. Я не хочу этого, - шепчет Мерлин устало. Теперь он трахает его также быстро, но не сильно, почти не держит - слишком велико искушение схватить со всей силы и до синяков, и целует-целует-целует. Волосы, шею, плечи. И трется носом. Нежно, легко. В каждом движении - восхищение, желание показать, как много для Мерлина стала значить эта ночь. Артур выдыхает сквозь стиснутые зубы - безумие отступает, и возвращается саднящая боль. Нет, боже, так сладко было терять себя в этих захватывающих ощущениях! А Мерлин лепечет что-то нежное, дразня слабыми прикосновениями. Когда же до Артура доходит смысл его слов, он мысленно клянётся прибить этого идиота. Подумать только, они просто не поняли друг друга... - Я тебя возненавижу, - дёргая руками, словно желая освободиться, шипит принц. - Если ты не выебешь меня. Сейчас же! - Да не дергайся ты! - шипит Мерлин, чувствуя возню, попытки Артура пошевелить связанными руками. - Руки изранишь! А тот все продолжает извиваться на постели, шипит резкости. Да, вот и заботься о нем после этого. Мерлин все это время еле сдерживался, ведь невозможно остаться спокойным, когда в комнате настолько тяжелый аромат, а под руками настолько горячее тело. Выходит, зря держался? - Вот так бережешь своих принцев, а они мечтают, чтобы к ним отнеслись как к дешевым девкам из таверны! - бормочет язвительно и толкается с силой. Так, как они оба хотят. И тут же слышит благодарный стон. Что ж, к черту самоконтроль! Теперь Мерлин трахает своего принца грубыми, дикими, животными какими-то движениями. Прикасается уже не нежно, а просто хватает, и завтра точно будут синяки, и жаль, что невозможно будет залечить их магией незаметно для Артура. Снова вцепляется в его волосы, тянет на себя. - Этого хотел? - в голосе сталь. И шея перед губами слишком соблазнительна, и он впивается в нее на сей раз по-настоящему больно. - Да-а! - Артур срывается на крик, когда зубы Мерлина смыкаются на шее. Именно этой грубой страсти он так жаждал, от неё слабеют колени, от этих яростных движений по телу разливается огонь. Мерлин не отпускает шею, Артур чувствует, как на его зубах сухожилия перекатываются под кожей, как боль от укуса разливается по щеке, груди, а член бьёт так мощно и глубоко внутри, что, кажется, вот-вот проткнёт насквозь. Принц не слышит своих криков, обрывающихся жалкими стонами, не знает, как долго продолжается это безумие, но в один момент его перехлёстывает волной невообразимого, дикого кайфа, и он содрогается в крепкой хватке Мерлина, выжимая из себя этот долгожданный, мучительный оргазм. Чувствовать, что можно, действительно можно причинять любую боль и дарить любые ласки, забыть о реакциях и просто наслаждаться своими ощущениями и своей властью - это действительно необходимо сейчас. Бешено, сильно, и Артур так сладко дрожит под его толчками и укусами, в его крепком захвате. Так, что дернуться нереально. И просто восхитительно сжимается вокруг, кончая. Мерлин толкается еще сильнее, быстрее, в эту невообразимую тесноту, и наверное, надо отпустить, потому что вот сейчас боль, которую испытывает Артур, уже не может быть приятной. Но Мерлин не может остановиться. И только когда захлестывает собственным оргазмом - бешеным, до темноты перед глазами, он, наконец, отпускает его. Но это максимум, на что хватает сил. Выйти, развязать веревки на запястьях - все потом, когда придет в себя. И пусть Артур потом убьет его за это, сначала ему нужно хотя бы заново научиться дышать. Артур лежит, пытаясь не шевелиться вообще. Это сложно, учитывая, что его ещё трясёт от всего пережитого, а Мерлин навалился на него сверху, и вставать, кажется, не собирается. Да и пусть лежит - его, наверное, также шибануло оргазмом. Господи... Дырка всё ещё пульсирует, слабо сжимая опадающий член, и Артур чувствует, как из неё вытекает сперма Мерлина. От этой мысли по телу проходит ещё одна остаточная приятная судорога, и Артур улыбается. Послеоргазменная нега медленно откатывает, уступая место усталости, и боль уже не кажется такой приятной и волнующей - руки затекли, а в задницу будто воткнули горящий факел - вот тебе и "быстрее, глубже, сильнее"... - Мерлин, - зовёт Артур хриплым, слабым голосом - горло точно сорвалось от криков. Боже, как он орал! - Слезь с меня. Иначе Камелот останется без наследника. Сил по-прежнему нет, но мысль что Артуру - его принцу, его другу, подарившему ему такую восхитительно сумасшедшую ночь - сейчас куда хуже, мотивирует только так. Хотя, он действительно не понимает, как, выходя, ему удается держать вес на локтях, как у него получается, несмотря на дрожащие руки, развязать веревку, стягивающую запястья Артура. Как совершенно затуманенным сознанием он все же фиксирует мысленно, какие отметины лучше вылечить как можно скорее, а чему лучше дать пройти самому по себе. Впрочем, этим всем Мерлин займется минуты через три, когда окончательно придет в себя. А пока он просто откатывается в сторону и нежно гладит пальцем по запястьям принца, прямо по следу от веревок, целует тихонько в плечо. Впрочем, это наверное, вольность, и зря он... Но Мерлин просто не может ничего с собой поделать. Артур с облегчением разводит освобождённые руки и с трудом вытаскивает из-под головы чёртову промокшую насквозь подушку, блаженно прижимаясь щекой к прохладной простыне. Вытягивает руки вдоль тела и вздрагивает, чувствуя прикосновение к натёртому запястью. А потом робкий поцелуй в плечо. Принц поворачивает голову, но из-за смятых простыней, закрывающих обзор, может смотреть на Мерлина только одним глазом. Странно, он не чувствует стыда или неловкости, хотя, слуга видел его таким... Таким беспомощным и открытым, умоляющим, жалким... Ох, это было что-то запредельное. - Не пытайся состроить виноватое лицо, у тебя глаза смеются, - шепчет Артур, стараясь не напрягать горло. - Признавайся, давно мечтал отомстить мне за колодки? Артур не знает, на самом деле, что должен теперь говорить, и ему слишком хорошо, чтобы о чём-то задумываться. - Этот вечер стоил тысячи часов в колодках, - усмехается Мерлин. Пусть пафосно, пусть сентиментально, пусть по-детски, но это правда. - Ты как? Очень больно? Вот сейчас он заставит себя встать с постели, наконец, обтереть Артура губкой, залечить следы их безумия. Сейчас. Еще пару секунд. Впрочем, ему самому все же стало полегче, по сравнению с первыми секундами. Не дрожит, дышит относительно нормально. Только сил нет и пальцем пошевелить, а сделать нужно многое. - Не задавай глупых вопросов, - фыркает Артур. Во-первых, у него адски болит всё, что только может болеть в человеческом теле, а во-вторых, он никогда не скажет об этом вслух. - И на твоём месте я был бы поосторожнее с высказываниями - я ведь могу начать считать, переводить наши вечера в часы, и когда-нибудь припомню тебе... Ты чего так пялишься? И вот тут до Артура доходит, что именно он сказал... Слова всё ещё не проходят обработку мозга, и принц просто озвучивает свои мысли. - Извини, - Мерлин тут же отводит взгляд. Вздыхает тяжело и, наконец, заставляет себя подняться с кровати, берет губку и возвращается назад. Садится на самом краю и медленно ведет губкой по телу принца, стирая пот и сперму. На него старается не смотреть. В голове до сих пор звучит это "наши вечера", и с одной стороны Мерлин безумно рад, что вот это все может повториться, а с другой... Никогда у него такого не было. Романы - да, временное помешательство на один вечер - да, но быть любовником по договоренности, при этом зная, что все дело в том, что партнеру выбирать не из кого - это противоречит всем его моральным принципам. И это больно. Смешно так думать, ведь речь об Артуре, с которым они только и делают, что ломают устои друг друга, и пора бы привыкнуть. Но все равно не по себе. Наверное, это сквозняк - тело обдаёт холодом, вот только... Сквозняк вряд ли может выморозить изнутри. Сам Артур блядовал достаточно, Мерлина считал девственником, но, как оказалось, опыта в сексе с мужчинами у него побольше, чем у принца. Он же вообще ничего не знает о личной жизни Мерлина: может, у него есть постоянный любовник? Или он меняет их также легко, как Артур менял любовниц? А наследный принц - как наградная медаль, особый пункт в длинном списке... Горло неприятно сдавливает, и Артур пытается отогнать эту поганую мысль. Это же Мерлин, он не может быть таким... Таким, как все. Но он и не отказал сразу... Артура осеняет, лишь когда мокрая губка проходится по телу, освежая и стирая пот. - Мерлин, - ровно проговаривает принц, глядя в сторону. - Я не могу тебе этого приказать, и не смогу ничего сделать, если ты откажешься. То, что произошло между нами... Ты волен сам решать, повторится ли это снова, - Артур глубоко вздыхает и сбивается с мысли, когда Мерлин проводит губкой между ног. - Я выбрал тебя не потому, что ты мой слуга и это будет удобно - просто нет никого, кому я доверился бы больше, чем тебе. - Я благодарен тебе за доверие, - Мерлин улыбается своей знаменитой широченной улыбкой. - И я понимаю тебя... Понимаю, что такое чувствовать нечто запретное. Хотеть того, на что не имеешь права. Конечно, странно сравнивать грубый секс с правом открыто использовать магию, но в их ситуации все обстоит именно так. Все упирается в маски, которые давят, мешают жить, и нужно их сбрасывать хоть иногда. - Артур, - зовёт тихо, прокашлявшись. Теперь, когда он решил для себя, что это не последний вечер, нужно окончательно во всем разобраться. - Ты хочешь, чтобы я всегда был с тобой грубым, как сегодня? Странно задавать этот вопрос именно в тот момент, когда он с пугающей его самого нежностью разминает Артуру затекшие запястья и еле сдерживается, чтобы не коснуться их губами. Холод отпускает, Артур расслабляется, и даже боль заметно притупляется. - Всегда - обойдёшься, - хмыкает он. - Только в постели. На самом деле Артур не совсем уверен в своём решении, он ещё не до конца разобрался, готов ли отпускать себя вот так постоянно, но то чувство лёгкости, что он испытывает сейчас, все те новые ощущения, сводившие его с ума, хотелось испытать снова. И только с Мерлином. - Как ты вообще согласился стать слугой, с такими-то собственническими замашками? Голос становится всё тише, Артура нещадно утягивает в сон. - Если ты напряжешь свою память, то вспомнишь, что когда меня назначали на должность, нас обоих особо не спрашивали, - ворчит Мерлин, отбрасывая губку в сторону. Наклоняется, успокаивающе целует его в поясницу и снова улыбается радостно и чуть дерзко. - А потом я понял, как это здорово - когда благополучие достойного и сильного человека зависит от твоих действий. Н-да, двусмысленно прозвучало, учитывая, чем они занимались десять минут назад. Ну ладно, лучше так, чем признаваться в той же магии. Да и от остатков неловкости этот двусмысленный выпад тоже избавит. Мерлин снова улыбается, наклоняется к принцу и целует в щеку преувеличенно целомудренно. - Спи. Я, к слову, тоже умираю, как хочу спать. Завтра сделаем что-нибудь и с твоими метками, и с кроватью. А сейчас - спи. Зевает сладко и, взяв одну из мелких подушек, валяющихся на кровати Артура, сползает на пол, чтобы не мешать. Артур хочет поймать Мерлина и поцеловать нормально, но не может даже руку поднять, да и Мерлин слишком быстро исчезает из поля зрения. Ну, это не беда, они ещё успеют нацеловаться. С этой мыслью Артур проваливается в сон, а улыбка так и не сходит с его губ.