Садомазокомедия «За дверью королевских покоев»

На самом деле Мерлин далеко не первый раз в жизни спал на полу, да и вообще на неудобной поверхности. Но именно сегодня болело все тело. Все же нужно было дойти до своей каморки, зря поленился. С этими мыслями он, кряхтя, поднялся с пола, посмотрел на сладко посапывающего Артура. Вот кому повезло: мягкая кровать, одеяло, три подушки. А ведь было вообще четыре, и зачем ему одному столько? Артур перевернулся во сне, и Мерлин тут же устыдился - взору открылись пурпурные полосы на запястье и синяк на щеке. Вчерашнее безумие; оно вспоминалось с трудом, как что-то нереальное, окруженное туманной дымкой и запахом дорогого вина. Но это было на самом деле, Артур действительно позволил ему все, что позволил, и... Черт, Мерлин даже представлять не хотел, что тот почувствует, когда проснется. Если ему самому плохо, а он всего лишь выбился из сил и уснул на полу, то каково должно быть Артуру? Он подошел поближе, вновь неверяще осматривая творения своих собственных рук. Не выдержал и уменьшил магией след на лице. Все же это - слишком. Хотелось прямо сейчас залечить и остальные, но... Как бы он объяснил это принцу? Он все же чертов лицемер. Но вот в этом он Артуру открыться не готов. Пожертвовать жизнью - легко. Быть всегда рядом - легко. Стать идеальным другом, идеальным любовником - с радостью. Да даже идеальным слугой стать легко, хотя Мерлин уверен, что как раз это Артуру противопоказано - свихнется от скуки, видя вокруг сплошное подобострастие. А вот сказать о себе правду невозможно. Страшно. Не смерть, не изгнание. За целую жизнь он привык к мысли, что его могут уничтожить за магию. А страшно потому, что этот... Осел королевский пропадет без него. Так ведь и будет. Мерлин усмехнулся, провел рукой невесомо по золотистым волосам хозяина и друга, быстро кое-как оделся и вышел из комнаты. Дорога за мазью от телесных повреждений заняла минут пять - он и не подозревал, что умеет все делать так быстро. Тем более в таком состоянии. Вот что значит Артур и чувство вины. Великая мотивация. Мерлин вернулся в комнату, поставил пиалу с мазью на стол. Еще раз бросил взгляд на спящего принца, гадая, что лучше: разбудить его, быть рядом, когда тот проснется, или вернуться к себе, оставив послание? Захочет ли Артур его видеть? Может, он проснется с мыслью, что жалеет? От этого избалованного придурка всего можно ожидать, на самом деле. Хоть и сложно в это поверить после всего, что он делал и говорил вчера... Бам! Вот только Мерлину могло так не повезти - задуматься и споткнуться о собственную подушку. Ну, то есть, ту, на которой он спал сегодня. Нет, определенно, немного мази он возьмет. Намажет себе челюсть. С Артура не убудет. Артур проснулся от грохота и невнятной ругани. Чувствовал он себя на удивление бодро, хотел было потянуться, но тут же застонал, пытаясь не двигаться. Всё тело болело как после долгой изнурительной тренировки, казалось, все мышцы были растянуты, даже те, о существовании которых принц не догадывался. Задержав дыхание, он перекатился на спину, попутно скинув с себя одеяло, и уставился в потолок, пытаясь успокоить биение сердца и привыкнуть к пронзающим насквозь ощущениям. Он прекрасно помнил, что было вчера. Не детально - некогда было запоминать, но все эмоции и чувства вспыхивали в памяти вместе с болью, отдающейся в теле. Поднёс руки к лицу, вращая натёртыми запястьями и вспоминая жёсткость верёвки. Провёл пальцами по щеке и шее, очерчивая синяки, надавил чуть сильнее на рельефный след от укуса под ухом - сладкая горячая волна прошла по телу и свернулась внизу живота тёплым клубком. Мерлин... Вчера Мерлин оттрахал его так, что слёзы катились из глаз, и Артур кончал под ним, даже ни разу не коснувшись своего члена. И трудно поверить в то, что этот самый Мерлин сейчас сидит перед ним на полу, смотрит смущённо и, кажется, собирается извиняться за все эти отметины на его теле. Артур закусывает обветренную губу и сгибает одну ногу в колене, окончательно скидывая с себя одеяло. Задница внутри всё ещё скользкая от масла, и от движения это ощущается очень чётко, как и саднящая боль. Руки расслабленно падают на кровать, Артур смотрит в виноватые глаза своего слуги и не может сдержать шаловливую улыбку. - Сам будешь меня отмазывать перед двором - с постели я сегодня не встану, - говорит Артур, поражаясь собственному голосу и интонациям. Ему хочется кокетничать, как придворной даме перед рыцарем. Хочется видеть обожание в глазах Мерлина, одним своим видом вызывать желание прикоснуться к себе. Кажется, вчерашняя ночь изменила его куда больше, чем он мог предполагать. - Значит, мне можно не заботиться о ванне и завтраке для вас, сир? - отвечает Мерлин в тон, а потом добавляет виновато: - Не хотел тебя будить. Но ты же меня знаешь. И смешно разводит руками, улыбнувшись. На самом деле он поражен. Он был готов к посылу ко всем чертям, к нежности, к отсутствию реакции вообще... Но то, что Артур начнет флиртовать как заправская кокетка - это за гранью. И черт, это ему идёт. Действительно идёт. И обстановка вокруг, и отметины, оставшиеся от вчерашней сумасшедшей ночи, вместо того чтобы делать картину безумной, удивительным образом добавляют очарования. Такого Артура хочется расцеловать, облизать всего и медленно взять, не позволяя пошевелить даже пальцем, контролируя каждый его вдох и выдох, и... какого черта он об этом думает? Ему нужно залечить синяки принца! Вот о чем надо думать. Но сначала - встать, наконец, с пола. Подняться удается только со второй попытки. Взгляд Артура - одновременно насмешливый и ласковый и очень пристальный - отвлекает. Наконец, Мерлин отряхивает брюки, зачерпывает немного мази, дотрагивается до своего ушибленного подбородка и снова поворачивается к Артуру. - Принес тебе... Залечить все это, - бормочет, запинаясь. Артур понимает, что нужно избавиться от следов на теле, но ему хочется подольше сохранить их. Почему?.. Он неосознанно сжимает пальцами запястье, пытаясь разобрать свои ощущения. Вспоминая, что Мерлин вчера шептал ему. Приказывал, а принц подчинялся. Ему хочется иметь доказательство того, как сильно они доверились друг другу, насколько открылись... Хотя, Мерлин всё ещё с ним, и в его взгляде мелькает тщательно скрываемое вожделение - это ли не лучшее доказательство? - Для начала я всё же хотел бы получить свой завтрак, - распоряжается Артур. - Принеси разбавленного вина и фруктов - отец подумает, что я перебрал вчера на празднестве и, возможно, оставит нас в покое. - Хорошо, сир, - соглашается Мерлин, выскальзывая за дверь. Артур, уже не так старательно сдерживая болезненные стоны, поднимается с постели, приводит себя в относительный порядок, обтирается влажной тряпицей и замирает за ширмой перед большим зеркалом. Господи, синяков на нём куда больше, чем он предполагал: россыпью по бокам, плечам и бёдрам - следы сильных пальцев, вся шея изукрашена укусами и засосами, на ягодицах выделяются отметины от ударов... Он весь, весь заклеймён Мерлином, будто тот хотел раз и навсегда заявить и утвердить свои права на принца. Артур обводит ноющие, саднящие метки кончиками пальцев, только сейчас осознавая, что даже если эти следы сойдут с кожи, его принадлежность Мерлину останется с ним, она гораздо глубже, внутри, и этого не отнять. Артур слышит, как открывается дверь, убеждается, что это Мерлин, и делает вид, будто не замечает его присутствия, продолжая зачарованно рассматривать фиолетово-бордовый узор на своём теле. - Зачем ты поднялся?! - возмущается Мерлин, поставив поднос на стол. Он действительно не понимает, почему этот придурок совершенно себя не бережет, и что это за внезапное стремление к самолюбованию. А потом идет к нему за ширму и... Нет, конечно, он догадывался, что следов будет много. Но одно дело догадываться, а другое видеть их вот так, не скрытыми покрывалом. И почему вместо заботы и желания залечить все это он хочет подойти ближе, прикоснуться, нажать пальцами и укусить по каждой старой метке, чтобы не сходили никогда? Он даже не осознает, что подходит ближе, словно под гипнозом, в дурмане. И только целуя багровое от укусов плечо, немного приходит в себя. И сам ужасается своим действиям, своей смелости, своему безумию. - Останови... - шепчет хрипло. А губы уже поднимаются вверх, к шее. О, он вчера изучил, насколько та чувствительна. Как Артур дрожит, стоит к ней прикоснуться нежно, как выгибается, если прикусить дразняще, как сладко стонет, если сжать зубы по-настоящему сильно, до боли. Остановить? Отдать приказ? Нет, не сейчас, когда они снова за гранью своих рамок. Артур понимает, что не выдержит больше грубости - не сможет сдержаться, оттолкнёт, и это разрушит всё то, что они так тщательно выстраивали этой ночью. Но Мерлин должен, просто обязан почувствовать его предел, иначе, какой во всём этом смысл? Тело дрожит под лёгкими, но такими болезненными сейчас ласками. Артур чувствует желание Мерлина, его жар, едва сдерживаемые порывы, и всё равно отдаёт всю власть ему. Откидывает голову на плечо, подставляя беззащитную шею, закрывает глаза, ощущает тёплое дыхание на самом сильном и больном следе от укуса и выдыхает тихо: - Мерлин, пожалуйста. Я не смогу. И ждёт, что же последует за его словами - боль или?.. От близости, от запахов секса, вина и сна, не уничтоженных утренним обтиранием, от вида темных отметин кружится голова, и Мерлин не выдерживает. Прихватывает кожу губами, целуя влажно. Невероятно трудно сдержаться и не укусить снова. И это единственное, о чем он думает, что пытается сдержать, хотя сегодня он должен вообще находиться от принца на почтительном расстоянии. Залечить свои метки и все. - Я не должен к тебе так прикасаться, - и в противовес своим словам проводит языком по каждому следу вчерашней страсти, облизывает по-животному, одновременно с нежностью и вожделением. Касается губами щеки. Дышать снова трудно, внутри словно пожар, и надо остановиться, но он не может. Слишком уж кружит голову осознание того, что этот красивый парень, этот солнечный мальчишка, эта первая ехидна королевства, наследный, блядь, принц Камелота вчера ночью принадлежал ему полностью, позволял ласкать себя, причинять себе боль. Тянулся за каждым его прикосновением. Слова расходятся с делом - Мерлин не может остановить себя. Широким движением облизывает саднящие ранки, тяжело дышит, прижимаясь к щеке, и Артур, открыв глаза, видит в отражении, как нервно руки Мерлина сжимаются в кулаки. Если не вмешаться, они совершат роковую ошибку. - Мерлин, - зовёт Артур и ловит взгляд потемневших глаз в зеркале. Не отпускает его, медленно оборачиваясь, а спустя секунду уже смотрит в эти глаза напрямую. Расстояние между ними не больше трёх дюймов, и Артур медленно подаётся вперёд. Кладёт ладони на шею сзади, чуть сгибает колени, чтобы казаться ниже, и прижимается губами к губам Мерлина. Целует осторожно, щемяще нежно, послушно приоткрывает рот, когда Мерлин вздрагивает, готовый сорваться. Не пытается остановить, но и не проявляет инициативы. Мерлин держится. Принц льнёт к его груди, невесомо проводит пальцами по шее, и Мерлин неосторожно обхватывает его руками за талию. Артур всхлипывает от пронзившей поясницу боли и заглядывает Мерлину в глаза снизу вверх. Поцелуй сам по себе как волшебство. Такой нежный, искренний, пронзительный. Все на надрыве, и Мерлину хочется стать ближе, как можно ближе. Он обнимает Артура за талию, слышит всхлип. И тут же отшатывается. Несколько секунд они смотрят друг на друга на самом деле испуганно: Мерлин и не думал, что увидит когда-нибудь это выражение в обычно лукавых голубых глазах, и тем более не думал, что его это так зачарует. А потом он понимает, что нужно что-то сделать, показать, что он жалеет о случайно причиненной боли, сгладить неловкость и при этом не напугать еще больше. Берет ладонь Артура в свои, невесомо целует костяшки пальцев. - Дай мне пару минут... Успокоиться, - просит, наконец. - Поешь. А потом я вылечу все это. Ему действительно нужно успокоиться и не думать о том, что если он настоит - Артур позволит ему выебать себя снова, несмотря на адскую боль. Откуда в Мерлине такая уверенность, он сам не понимает. Но он действительно в этом уверен. Артур кивает и отступает к столу. Руки дрожат, и он едва не проливает вино. Есть не хочется совсем, принц подходит к приоткрытому окну, делает большой глоток из кубка и надеется, что вино притупит боль. Лёгкий ветер из-под рамы приятно холодит ссадины, но не может остудить полыхающее от стыда лицо. Боже, как он ведёт себя... И что испытывает при этом! Как приятна забота Мерлина, его осторожность, и как волнует эта едва сдерживаемая страсть, похоть, горящая в его глазах... Об Артуре никогда не заботились. Опекали, как ценную часть правительственной системы Камелота, контролировали, надзирали, но никогда не заботились о нём самом. Ему не позволяли показывать свои слабости, но рядом с Мерлином это оказалось так легко! Артур чувствует себя стоящим на тонком льду: одно резкое движение - и с головой уйдёшь под ледяную воду. То, что вчера было взрывным сумасшествием, сегодня превратилось в хрупкую драгоценность в неловких руках. Как же это всё чертовски сложно. Но... - Артур, иди сюда, - раздаётся сзади. Принц оборачивается и встречается с обеспокоенным взглядом Мерлина, сидящего на краю кровати с пиалой целебной мази. Он улыбается вроде бы неловко, но также солнечно, как всегда улыбался Артуру. И снова на душе становится легко - эта попытка стоит риска, потому что если у них действительно всё получится... Артур не мог и надеяться на больший подарок судьбы. Артур садится на кровать рядом, и у Мерлина словно камень с души падает. Испуга в глазах принца нет. Да и сам Мерлин уже успокоился, отдышался, немного привык к виду такого Артура и может его спокойно вылечить, не отвлекаясь. По крайней мере, он на это надеется. - Давай сперва руки, - просит мягко. Тем действительно досталось сильнее всего - веревка, и все такое. Принц протягивает руки, и Мерлин проводит пальцами в мази по каждой полоске на запястье. Сама мазь жечь не должна, он это точно знает. Но он мог не рассчитать силу, надавить на повреждение. - Если больно, говори, хорошо? Не терпи... Впрочем, зная Артура, тот как раз вряд ли скажет и будет терпеть. А зря. Пальцы оглаживают запястья так осторожно, что Артур чувствует лишь прохладу мази. А хочется почувствовать прикосновение Мерлина. Принц смотрит на их руки, и перед внутренним взором встаёт картина: Мерлин хватает его за натёртые запястья, и Артур, инстинктивно пытаясь избежать боли, легко поддаётся любому его движению. Фантазия заводит с пол-оборота, такая яркая и соблазнительная, что... - Теперь шею, - прерывает его мысли Мерлин. И Артур второй раз за это утро прикрывает глаза, давая доступ к беззащитному горлу. Это так легко, что должно бы настораживать, но принц абсолютно спокоен. Только нежные прикосновения волнуют всё сильнее - и это тоже нравится Артуру. На шее Артура отметин столько, что Мерлин даже не берется их считать. А еще он чертовски рад тому, что осознает, что сейчас смазывает их все мазью. Невкусной мазью, которая к тому же наверняка вредна, если ее случайно съесть. А значит, он действительно не может вновь прикоснуться к этой шее языком, обхватить кожу губами. Нельзя, это действительно плохо кончится для обоих. Но все равно желание не исчезает по волшебству, поэтому, обмазывая следы своих укусов, Мерлин его практически гладит. Долго. Дольше, чем нужно. - Теперь ложись и перевернись. Спине тоже досталось, - просит он, но Артур не двигается. И тогда Мерлин легко толкает его, заставляя упасть на подушки. Нависает сверху. И все же тянется губами к губам, запечатлевает быстрый, невинный поцелуй, тут же отстраняется. - Давай. О тебе ведь, дураке, забочусь, - и улыбается смущенно. Мерлин улыбается, и Артур не может сдержаться - притягивает его к себе за шею и целует с наслаждением, медленно и глубоко. А потом, едва оттолкнув, перекатывается на живот, вытягивая руки вдоль тела. - Уж позаботься, - пытаясь выдержать ворчливый тон, говорит принц. - А то следующий раз будет ой как нескоро. Мерлин почти задыхается от поцелуя, такого глубокого, страстного. Прошлой ночью они целовались только в самом начале, потом было неудобно физически, а в конце Мерлин не был уверен, что имеет право. А у Артура удивительно горячий и нежный рот и потрясающая манера - завести и тут же поддаться. Вернуться к лечению трудно, но надо. Мерлин зачерпывает мазь, проводит по лопаткам - как же он их вчера искусал, и спрашивает: - А ты хочешь, чтобы следующий раз был скоро? Действия все сказали за них, и Мерлин уже уверен, что да. Но хочется проговорить, выслушать. Хочется, чтобы признания были озвучены. Хочется полной открытости. Артур пытается не вздрагивать от прикосновений, расслабляется - ладони Мерлина на удивление осторожны. Он гладит по спине массажными движениями, и принц растекается по кровати, только дыхание сбивается, когда Мерлин давит на очередную метку, втирая мазь. Артур хочет, в этом он уверен, но ему нужна передышка. Сейчас ему хочется лишь довериться рукам Мерлина, зная, что тот не причинит боли. И это точно не образ мышления наследного принца - сознание будто разделилось надвое, и Артуру также нужно немного времени, чтобы разобраться во всём этом. - Для начала я хочу, чтобы следующий раз просто был. Скажи, - Артур вдруг смущается и вжимается потеплевшей щекой в подушку. - Ты будешь со мной? И невольно вспоминаются слова, сказанные Мерлином не так давно: "Я буду с Вами, сир, до последнего вздоха." Артур оборачивается, заглядывая ему в глаза, и в этот момент он уверен, что уже знает ответ. Так непривычно видеть Артура настолько смущенным, милым и трогательным. Без своей вечной бравады он еще красивее, и особенно приятно знать, что таким его видеть удостаиваются совсем немногие. Мерлин улыбается, проводит по спине пальцами особенно нежно, и уже не в мази дело, просто хочется выразить как-то это восхищение, желание, привязанность. - Буду, - произносит спокойно и уверенно, как клятву. - Всегда. Все у нас будет. Ему действительно нужно это. Один раз попробовав, невозможно удержаться. Тем более, когда Артур такой. Мерлин не выдерживает, наклоняется ближе и шепчет в самое ухо: - И чтобы ты знал: настоящим ты мне нравишься куда больше. Он знает наверняка, что эта фраза смутит Артура... И, черт, теперь ему нравится его смущать. О, теперь это станет одним из его любимых занятий. Дыхание Мерлина касается уха, и дрожь, словно скатывающийся по коже песок, щекочет и волнует. Артур ёрзает на постели, чувствует, как в глубине зарождается искорка возбуждения, но не сильно препятствует этому. Интересно, что Мерлин имел в виду под "настоящим"? Артур и сам не знает, какой он на самом деле: такой, как сейчас - разомлевший, смущающийся, открытый по всем фронтам? Или такой, каким был ночью - безмерно уставший от тяжести короны, ответственности, полностью отдающий себя другому человеку, лишь бы содрать с себя титулы и маски? В одном он уверен: Мерлину не нравится принц Пендрагон. Впрочем, как и самому Артуру, но выбора у него нет. Есть лишь возможность соскрести с себя толстый слой позолоты, ненадолго стать простым человеком со своими изъянами и слабостями - и это гораздо лучше, чем ничего. Прикосновения к спине становятся совсем лёгкими, ласкающими, дразнящими, и Артур чуть выгибается на постели, подставляясь рукам Мерлина. - У меня, знаешь ли, не только спина болит, - бормочет принц, снова отворачиваясь и пряча лицо. Он уже заметил, как загораются глаза Мерлина, когда его собственные щёки заливаются румянцем, но, господи, нельзя же быть настолько... Артур даже слова для себя подобрать не может. По крайней мере, приличного. - Я же сказал, что вылечу тебя всего, - заявляет Мерлин весело и чуть поддразнивая. А потом добавляет ласково: - Я о тебе позабочусь... Совершенно другие ощущения. Уж насколько он не любил выполнять приказы принца - те и правда были порой откровенно глупы, и выполнял их откровенно плохо, настолько же ему понравилось проявлять заботу о любовнике и друге. Он просто наслаждался каждой секундой и тем, как Артур реагирует, как смущается, но все равно подставляется ласкам. Ладони перемещаются на задницу, украшенную следами ударов. А вот отпечатков зубов нет, и черт, дико хочется укусить. Интересно, Артур выдержит? Понравится ли ему? Впрочем, он все равно этого не сделает по одной простой причине - не хочется увлекаться. То, как сильно их захлестнуло этой тягой друг к другу... Малейшая слабина - и снова мозги перестанут работать, тогда Мерлин не сможет сдержаться, не сможет быть только нежным. Но ягодицы он разминает сильнее и дольше, чем спину, это факт. А потом понимает, что внутри наверняка тоже все натерто, и тоже надо смазать. Всё же хорошо, что его определили в слуги - компетентным лекарем он бы точно стать не смог. Невозможно же думать о таком равнодушно. Мерлин сжимает ягодицы, оглаживает, раздвигает, и Артур готов поклясться, что смотрит жадно на его всё ещё растянутую, слабо сжимающуюся дырку. Ему больно, но возбуждение всё равно стягивается в животе тугим горячим комком, и Артур обхватывает руками подушку, неосознанно разводит ноги чуть шире, выгибается, потираясь встающим членом о простыни. Шипит от холода и жжения, когда скользкие пальцы проникают внутрь, смазывая и раскрывая, и просто дуреет от собственного желания. Боже, ему действительно хочется снова чувствовать Мерлина внутри, несмотря на всю ту боль, что доставляют всего лишь пальцы - хочется ещё больше. Мерлин проталкивает их до конца, сгибает, тянет вниз, и Артур с громким "Ах!" подскакивает на постели, тут же закусывая уголок подушки. Господи, да что же Мерлин с ним творит? Есть ли предел этому сумасшествию?.. Мерлин осторожно проталкивает пальцы внутрь, ощупывает. Вроде никаких повреждений, просто немного припухло по краям. И поддается все так легко, не сравнить со вчерашним днем, когда он его распечатывал. И, черт, как же безумно хочется повторить, вот прямо сейчас толкнуться по мази и не смытым остаткам масла, почувствовать, как мышцы сокращаются вокруг... Но он сразу начинает стыдиться своих мыслей, стоит Артуру начать беспокойно ерзать. - Чш-ш-ш, - шепчет, свободной рукой крепко удерживая за бедро и продолжая гладить пальцами внутри, распределяя мазь. - Я знаю, больно, но так надо, я же для тебя это все... Самому стыдно, ведь как девчонку успокаивает, и наверняка уже десять раз заслужил кулаком в челюсть за это. Но ничего не может с собой поделать. Артур должен знать, что Мерлин никогда не причинит ему вреда. - Мерлин, мне не больно, - и глазом не моргнув лжёт Артур. - Можешь не сдерживаться. Он сжимается, когда пальцы снова проталкиваются так глубоко, и ведёт бёдрами, медленно выпуская их наружу. Ласка чертовски приятна, но этого мучительно мало. Артуру надо ещё совсем чуть-чуть грубости и, возможно, пара поцелуев - тогда принц точно не продержится долго в этих искусных, но таких нерешительных руках. - Ну да, еще скажи, что приятно, - язвит Мерлин, улыбаясь. И тут же тихо охает, чувствуя, что Артур сам то пытается насадиться, то наоборот, вытолкнуть. Трахает себя его пальцами. - Не может быть... Тебе действительно нравится? Он не верит, что после вчерашнего можно захотеть так быстро, но сама мысль... До того как он стал любовником Артура, его бесило помешательство последнего на сексе. Теперь - завораживает, заставляет хотеть еще больше, сводит с ума. Он вновь движет пальцами, уже не думая о лечении, только вспоминая как и на какую ласку Артур реагировал вчера, пытаясь повторить. - Вот теперь я точно не смогу держаться, даже не проси, - веско заявляет хриплым голосом, совершенно не похожим на свой. И смеется. - Заразил меня своим вечным развратным поведением. Теперь я, кажется, хочу тебя постоянно... От слов Мерлина прошибает всё тело. Боже, вот оно как - Артур хочет слышать его. Отпустив скомканную подушку, Артур заводит руки назад, гладит свою поясницу, опуская ладони ниже, обхватывает ягодицы и раскрывает себя сам, как хотел сделать это сегодня ночью. Восторженный вздох Мерлина служит ему наградой. - Мерлин, я хочу... Хочу знать, о чём ты думаешь. Когда трахаешь меня пальцами, когда просто трахаешь меня. Говори, пожалуйста. Дыхания не хватает, Артур сжимает пальцы, доставляя себе ещё больше боли, и стонет в предвкушении. Он пытается представить себе, что видит Мерлин, и жаждет услышать его голос. Просто голова кружится от того, как Артур раскрывается, поддается. Как стонет. Как просит. - Я с ума от тебя схожу... - и это действительно так, никогда еще раньше не было такого, чтобы было наплевать на боль, на усталость, на чертовы статусы. - Я умираю от твоей покорности, от того, что ты меня хочешь. От того, что ты со мной не такой, как с остальными... Он наклоняется ближе, прижимается. Тепло кожи Артура обжигает даже сквозь тунику. Облизывает шею, ухо. И проталкивает пальцы еще глубже, сильнее, совершенно забыв об аккуратности. Но нежностями отвлекает как может. Впрочем... Черт, вот сейчас Мерлин совсем не уверен, что боль для Артура лишь вынужденный этап, который нужно перетерпеть, чтобы потом было хорошо. Она ему нравится, сама по себе. - Ты ведь действительно возбуждаешься, когда я причиняю тебе боль? Это сводит с ума еще больше... Мерлин тяжёлый, и дышать под ним почти невозможно, двигаться навстречу тоже, но так хочется! Артур отталкивается от постели одной рукой, перекатывая их обоих набок, подтягивает ногу к груди, чтобы легче было подставляться, и касается своими пальцами пальцев Мерлина, растягивающих его скользкую дырку. Оглаживает их и тоже проталкивается внутрь, шипя от боли, но не останавливаясь. Свободная рука Мерлина лежит на подушке под шеей принца, Артур берёт его за ладонь, тянет, и Мерлин, понимая с полудвижения, сгибает локоть, стискивая шею Артура в крепком захвате. Принц прогибает спину дугой, от нехватки кислорода даже с закрытыми глазами кружится голова, пальцы болезненно тянут внутри, и всё это вместе с горячим шёпотом Мерлина рвёт мир Артура на разноцветные лоскутки. Ему так хорошо, что нет сил сдерживать жалкие стоны, и хочется кричать и изгибаться ещё больше, показать всем телом, как ему всё это нужно, чтобы это восхищение в голосе Мерлина никогда не иссякало и предназначалось только Артуру. - Ненормальный, - шепчет Мерлин восхищенно, чувствуя, как Артур добавляет свои пальцы к его, выгибается, позволяет себе все больше и больше безумия. Никогда прежде Мерлин не видел, чтобы кто-то настолько сильно хотел близости, был настолько готов открыться... Черт, он ведь почти его душит, а тот лишь стонет довольно. Мерлин чуть ослабляет захват, лихорадочно целует Артура в висок, в щеку. Сам дрожит весь, потому что невозможно быть спокойным, когда все настолько откровенно. - Удивительный, чудесный, мой. Так хочешь быть еще ближе? Дьявол... - он даже сам не понимает, что лепечет, знает только, что сходит с ума от того, как тесно сжалась прежде раскрытая дырка любовника, когда тот добавил свои пальцы, от запаха его кожи, от того, как он закусывает губу. Эти губы словно сам грех. Мерлин подносит к ним другую ладонь, безмолвно требуя приласкать, как вчера, и невольно думает, каково это - почувствовать этот рот вокруг своего члена. Едва почувствовав кончики пальцев на своих губах, Артур слегка прикусывает их, а потом берёт в рот полностью, проходясь языком между пальцами, слизывая едва заметный привкус целебных трав. Мерлин трахает его одновременно в рот и в задницу, напрочь лишая остатков здравого смысла. Перебирает пальцами обеих рук внутри - гладя язык и натирая чувствительный комок нервов, и Артур стонет сладко, зажимается, заставляя ласкать себя сильнее, и прикусывает мягкие подушечки пальцев, срываясь в оргазм слишком внезапно. Мерлин будто не понимает, не замечает, продолжает натирать внутри, растягивая пульсирующую дырку, выжимает Артура до последней капли, и принцу кажется, что он кончает целую вечность. Артур недолго чувствует себя опустошённым, боль снова вливается в тело, разбавляя острое удовольствие, а мокрые от слюны пальцы Мерлина сжимают и оттягивают его нижнюю губу. Твёрдый член упирается в бедро Артура, и тот вдруг чётко осознаёт, чего хочет. Берёт руку Мерлина за запястье, отводит от лица, перед этим коротко поцеловав в середину ладони, и оборачивается, глядя в полубезумные от возбуждения тёмно-синие глаза. - Хочу узнать твой вкус. Можно? - Артур закусывает припухшую губу и в притворном смущении опускает взгляд, а сердце от предвкушения заходится бешеным ритмом. Наверное это глупо, смешно и неправильно быть настолько зачарованным чужим удовольствием, что плевать на собственные ощущения. Но Мерлин словно загипнотизирован Артуром, не может перестать смотреть и трогает, трогает, вырывая остаточную сладкую дрожь. А потом слышит его просьбу, видит румянец. - Только об этом думал... О твоих губах на себе, - хрипит он и впечатывается в эти губы долгим поцелуем. А потом облизывает его щеки, порозовевшие то ли от смущения, то ли от возбуждения. - Кто бы сказал, что наш принц умеет краснеть... Я бы не поверил. Но тебе безумно идет, безумно просто... Руки дрожат, и ему удается развязать пояс и стянуть штаны только с третьей попытки. И все это время он шепчет, как Артур красив, как обжигают его прикосновения, как ему идет смущение, как ему идет разврат... Комплименты, часть из которых больше подойдет для девственницы в первую брачную ночь, а часть для павшей девки, а он говорит их принцу и продолжает то легко касаться пальцами его пылающего лица, то также легко целовать. А потом ласково, но настойчиво направляет его голову к своему члену. И замирает в предвкушении. Артур ложится на живот между ног Мерлина, поражаясь его размеру и толщине - и вот этим Мерлин вчера его отодрал?! Верится с трудом. Обхватив ствол рукой, Артур касается губами головки, слизывает выступившую прозрачную каплю и ведёт кончиком языка до основания, прижимая член к щеке и вдыхая запах Мерлина, от которого дрожь проходит по всему телу. Самому Артуру нравится, когда его касаются зубами, но, как выяснилось, у него есть скрытая предрасположенность к жёстким приёмам. Мерлин же вряд ли будет в восторге, надо быть аккуратнее. Почувствовав ладонь на своей макушке, Артур недовольно мотает головой - не сейчас, он же ни черта не умеет и не знает, как именно доставить Мерлину удовольствие, но тот, кажется, об этом не думает. - Позволь мне в первый раз всё сделать самому? - просит принц, поднимая взгляд. Мерлин медлит, но всё же, опускает руку. Терпкая смазка на языке и мускусный запах кружат голову, Артур увлекается, изучая самые чувствительные точки, и сам не замечает, как движения приобретают уверенность. Слюна стекает по подбородку, но благодаря ей член так хорошо скользит в ладони, что принцу вовсе не до эстетики. Он старается принять его как можно глубже, но пока получается плохо, и Артур продолжает помогать себе рукой, обсасывая головку. Мерлин сладко стонет, нетерпеливо подкидывает бёдра, и Артур чувствует свою власть над ним в этот момент. Это просто невероятно: одновременно подчиняться и видеть, как любовник зависит от тебя, реагирует на каждое твоё движение и прикосновение. Артур понимает, что доставлять Мерлину удовольствие ртом станет его любимым занятием. Он увлекается так сильно, что не замечает нетерпеливой дрожи Мерлина и отстраняется, чувствуя на языке вязкую горечь. Пара капель срываются с его губ на руку, но Артур тут же снова припадает к головке губами и, даже не раздумывая, проглатывает тёплую сперму. Мерлин стонет долго и упоительно, Артур садится на колени, размазывает капли с руки по нижней губе и медленно облизывается, заглядывая в прикрытые глаза Мерлина, будто бы спрашивая: "Ну как, ты доволен мною?" Мерлин просто сходит с ума от удовольствия. Артур может и неопытен - хотя Мерлин и сам нечасто получал такие ласки - но он делает это с таким вдохновением, энтузиазмом, любопытством. Наслаждается каждой секундой, и уже от самого вида такого Артура можно лишиться рассудка. И ощущения... Влажно, горячо, нежно, и Артур, сам того не понимая, его дразнит. Мерлин еле сдерживается чтобы не вцепиться в его волосы, не толкнуться глубже. Он помнит просьбу Артура, да. Но так безумно хочется... Удовольствие после бесконечных, казалось, поддразниваний, обрушивается внезапно - он и подумать не мог, что умеет так выгибаться, что дыхание может сбиться настолько. Что Артур после всего будет выглядеть так развратно и прекрасно. Дышать чертовски трудно, говорить тем более, но Мерлин хрипло выдыхает: - Ты снова перевернул весь мой мир... И протягивает к нему руки. А когда Артур устраивается в его объятиях, добавляет задумчиво: - Выглядело все так, будто тебе понравилось. Тебе... Понравилось? И проводит пальцем по его уже почти малиновым губам. Артур даже не пытается бороться с возбуждением - не физическим, слава богу, ему вообще кажется, что у него ещё неделю не встанет после всего произошедшего. Это ощущение наполняет тело, словно игристое французское вино, легко кружит голову и делает абсолютно расслабленным и счастливым. Он складывает ладони на груди Мерлина, устраивает на них подбородок и с улыбкой заглядывает в глаза: - Да, понравилось. Особенно глотать сперму, - ни капли не смущаясь, говорит принц. О, это чистая правда: слизывать последние капли и понимать, что сам довёл любовника до исступления - ни с чем не сравнимое удовольствие и полное моральное удовлетворение. Артур вдруг понимает, почему развратные девицы из таверны всегда пребывают в хорошем настроении и готовы дать любому - после такого дикого траха он чувствует себя не принцем даже, а королём всего мира. От собственного бесстыдства и явного смущения Мерлина хочется смеяться в голос, что Артур и делает, откатившись на край кровати. - И всё же не быть тебе лекарем, - отсмеявшись, проговаривает он. То ли мазь прекращает действовать, то ли это возбуждение притупляло боль, но теперь она снова возвращается и навязчиво, неприятно саднит каждую маленькую ранку на теле. - Опять больно? - взволнованно спрашивает Мерлин, серьезно заглядывая принцу в глаза. Однако весь вид Артура говорит о необходимости перестать над ним кудахтать и устраивать показательные самобичевания. Впрочем, в мыслях Артура наверняка это звучит не так красиво, скорее что-то вроде "ты идиот? Конечно больно, но оно того стоило, и мне плевать, не порть мне день своей испуганной физиономией". Мерлин едва заметно улыбается. Его принц всегда такой разный... - Значит, сегодня весь день будешь отдыхать. Я отменю все важные дела, и ты будешь валяться в постели, периодически попивая вино, - произносит он уже весело. А потом добавляет с притворной строгостью: - И вообще ты сам виноват! Кто тебя просил быть таким соблазнительным? Артур на это легко улыбается, и у Мерлина на душе становится безумно хорошо. Хочется забросать своего принца комплиментами, чтобы он знал, как Мерлин сейчас счастлив от всего происходящего. Он прижимается ближе, трётся носом о щеку Артура, шепчет тихонько: - Ты очень красив, когда смущаешься. И когда дразнишь меня тоже. Никогда не думал, что кому-то действительно могут пойти манеры павшей девки, но от твоих дразнящих улыбок и просьб у меня голова кругом идёт. А еще то, как ты облизывался после того, как я кончил. И то, как ты реагировал, увидев свои синяки... Как ты радовался, что принадлежишь мне... Ну, он надеется, что Артур радовался именно поэтому, а не потому что просто добился того, чего хотел. Но даже если... Вот сейчас Мерлин абсолютно уверен, что чтобы сохранить вот это, о своей неуверенности в их планах на продолжение, как и о своем смущении, стоит забыть. Артур хочет счастья и отдыха, а не разбирательств с его шоком. А Мерлин хочет, чтобы желания Артура исполнялись. - Мой Артур, - повторяет он уверенно. Как ни странно, речь Мерлина смущает куда больше, чем вкус его семени на языке. Артур отводит взгляд, чувствуя, как горят щёки, и краем глаза замечает довольную улыбку Мерлина. Ох, ну что за невыносимый придурок! - Мой Артур, - говорит он в конце, и тело принца прошивает дрожью от силы этих слов. Неосознанно сжав пальцами след от верёвки на левом запястье, Артур ловит взгляд Мерлина и подтверждает: - Твой.