***
Чёртов ведьмак! Из всех мест, всего Туссента ему надо было объявиться именно там и тогда! Бесится Детлафф, измеряет шагами свой старый дом. Ругается вслух, гаркает. В кой-то веки хотел сделать всё правильно, по-человечески. Особенно после Сианны. Даже какой-никакой план имелся. Вот только ведьмак Геральт как назло объявился с Чёртом, раненый и неуместный, освежевал его подходящий момент. «Давай увидимся сегодня, на закате, на Оливковой площади» — сказал тогда вампир. И чётко помнит, как после глаза Рэнки завлекло промасленным влюблённым блеском. И от этого ещё сложнее раскрыть истинную сущность, снять карнавальную маску добропорядочного гражданина. Детлафф снимает свой потёртый кожаный сюртук с гвоздя у входа, отряхивает осевшую на него с полок пыль, клацает металлическими застёжками. Надо бы зашить прореху на рукаве. Хмурится и его человеческое лицо собирается складками. Рука Детлаффа на мгновение задерживается на дверной ручке, когда на подоконник приземляется ворон и, наклонив голову чуть в сторону, коротко каркает. Вампир лишь фыркает, хлопает дверью вместо «спасибо за сообщение». Он приходит в назначенное место, как и договаривались, на закате. Только вот она уже ждёт его. Нервно поправляет бледно-голубое милое платьице и рукава-фонарики. Из прически смешно топорщатся чёрные прядки, выбиваются из нарочито идеального образа. Опирается на мраморные перила, разглядывает проплывающую мимо пёструю толпу. — Ты рано, — говорит Детлафф совсем близко. Подкрался чисто механически, на инстинктах больше. Отчего Рэн дёргается от неожиданности. Расслабляется сразу, как видит его, кокетливо крутит локон рядом с белёсой ключицей. Обычно так стоял и ждал Сианну он. И никогда по-другому. Осознание этого возрождает погребённое некогда чувство за грудиной, заводит пыльные шестерёнки заново. Стоят какое-то время, любуются гигантской оливой, что растёт здесь. Прохладный вечер приносит запахи с реки Сансретур, разбавляется хмельным угаром корчмы «Змей и Изумруд». Пожалуй, это ему нравится в людях — умение так стойко переносить жизнь. Между разговором ни о чём, Рэн неожиданно замечает в толпе Региса, в нетипичном для себя светлом костюме, без торбы и травянистого шлейфа. Радостно кричит, машет рукой. Цирюльник растерянно и слегка небрежно салютует рукой в ответ. Подходит, улыбается как всегда елейно, не находит куда деть руки. Хочет перехватить ремни сумки по привычке, но вместо этого скребёт по камзолу. — Рад новой встречи, мисс. — Следишь за нами? — ворчит Детлафф. — Делать мне больше нечего. Ориана пригласила нас к себе в поместье на раут. Ты разве не получил приглашение? — Получил. Но сейчас я с Рэной. — Так в чем проблема, пускай пойдет вместе с нами. — О, я с удовольствием... — Ей там не место, — перебивает Детлафф. От его тона веет холодом, заставляет невольно ёжиться. Сковывает льдом мысль «он стесняется её». Ну, или уже занят. И от этого становится так гадко на душе. Конечно, таинственный красивый незнакомец, спасающий дам от бандитов, звучит слишком нереалистично даже для сказочного Туссента. В поместье Орианы народу не много — много сородичей. Половину из которых Детлафф не хочет видеть примерно никогда. Сидят змеями в высокой траве, потягивают виноградный аперитив. Миловидное платье Рэнки не такое искусное, как у здешних красоток кринолиновых, привлекает совсем ненужное внимание. Парочка катаканов отворачиваются, когда Детлафф приобнимает свою спутницу за талию. Демонстрация, что этот человек с ним. Замечает, как она зарделась от подобной близости. Рэнка бегает глазами по окружению, задерживается возле фонтана, над которым парит чародей и вытворяет головокружительные иллюзии. Чудные заморские звери прыгают из одного фонтана в другой, растворяются в воздухе тысячей бабочек. В какой-то момент понимает, что стоит, разинув рот и, скорее всего, выглядит до смешного глупо. Как типичная деревенщина, впервые оказавшаяся в приличном обществе. «А ведь это было не так!» — мысленно ругает она себя. Заправляет за ухо выбившуюся прядь и надеется, что Детлафф этого не заметил. Он итак был не в восторге, что она здесь. За всю дорогу обменялись разве что парой реплик. Регис растворяется где-то в глубине дома сразу и незаметно. Оставляет их наедине. И Детлаффу даже начинает казаться, что это была неплохая идея привести свою подругу сюда. Они проходятся между разномастных артистов и художников. Берут с подноса по чарке крепкого, чокаются. Обжигает слизистую, но ведь в этом и самый смак. Возле парапета запускают фонарики. Детлафф кладёт руки на её талию, подбородок на макушку, наблюдает вместе с ней за горящей точкой наверху среди звёзд. И щемящая кислая эмоция улетает, остаётся только ужасно нормальная радость. Рядом раздаётся приторно-вежливое: — Господин Детлафф, госпожа Ориана приглашает вас и вашу... — жеманный блондин-носферат окидывает заинтересованным взглядом Рэнку, — спутницу на бокал вина на веранде. Поднявшись на веранду, они замечают Региса, болтающего с красивой баронессой, огненно-рыжей королевой этого вечера. Только вместо короны — замысловатая причёска. Драгоценные украшения бликуют на посуде, ослепляют. Симфония роскоши. Регис соответствует, Детлафф сойдёт, Рэнка — фальшивая нота. — Вот и ты. Мы уже заждались — бархатно мурлычет хозяйка поместья. — А кто это с тобой? — Ориана это Ирэнка, Рэн это Ориана, — расслаблено знакомит девушек Детлафф и провожает на место рядом с собой. — Сегодня она побудет с нами, если ты не возражаешь. — Очаровательно. Впрочем, мог и кого получше найти, — окидывает её взглядом Ориана, не отрываясь от вращения вина, тянет носом его аромат. — Она самое лучшее, что есть в этом городе, — легко отдаёт комплимент вампир. Естественно как-то. Подмигивает, вторит на редкость весёлому настроению бруксы. — Ты сегодня на редкость галантен, друг мой. Знал бы, что светские рауты так на тебя действуют, притащил бы сюда давным-давно, — смеётся Регис и в его руке опасно подрагивает дорогущий декантер, украшенный орнаментом с изображением охоты. Разливает вино гостям. Рэнка нервно наблюдает, как Регис свободно орудует причудливым графином. Бокалы перед ней — паутинный хрусталь, прикасаться страшно. И сейчас она как никогда ощущает свой низкий статус и не подобающий внешний вид. А ведь ей казалось, что она хорошо выглядит. Переводит взгляд на Детлаффа, наклоняется, спрашивает шёпотом: — Наверное, мне лучше уйти? Ориана сухо смеётся, ощетинивается острыми углами. — Я ничего не имею против тебя, девочка. Просто удивлена. Мальчикам ведь известны мои вкусы. — Думаю, не стоит при ней обсуждать твои вкусы. По крайней мере, сейчас, — переводит тему Регис и продолжает прерванную беседу. — Расслабься, выпей, — спокойно говорит Детлафф. Вот только по команде волнение не отступает. Усиливается даже. Рэн пробует вино, самое вкусное за всю жизнь. Изредка, как и Детлафф, включается в разговор Региса и Орианы. Только невпопад каждый раз. Пьёт для храбрости и чтобы забить рот, пока ещё каких-нибудь глупостей из него не вылетело. Косится на расслабленного Детлаффа рядом, как он откидывается на спинку, расстёгивает верхние пуговицы. Снизу доносится музыка, эксцентричная, богемная. На открытой веранде гуляет холодный ветер, проходится иглами по позвонкам, отчего Рэнка непроизвольно покрывается мурашками и растирает руки. — Детт, ты просто свинья, — на распев говорит Ориана. — Даже не позаботился о том, чтобы согреть эту юную леди. Идём, дорогая, найдём тебе какую-нибудь накидку. В тёплом помещении алкоголь быстро даёт о себе знать. Рэн шатает, голова кругом. Становится слишком податлива чужим настойчивым рукам. А Ориана ведёт её по узкому коридору, сжимает её плечи, растирает. Заводит в просторную комнату, усаживает на диван под каким-то предлогом. Он ярко-красный, продавленный и старый. Но обивка свежая. — Мне нравится делать это здесь. С видом на небо, Луну. А в ясную погоду можно даже различить перевал «Чёртовы Ворота». — П-простите? — лепечет Рэнка. Язык заплетается. Отчего-то тяжело встать и уйти. Ноги ватные, а в голове жужжащий неразборчивый рой. Всё тело стало тряпочным, не откликается на команды. Глаза Орианы блестят нехорошим чёрным, острым. Скалится гончей загнавшей добычу, смакует её забитость, затравленность. Протягивает руку к лицу Рэн, обводит скулу, откидывает толстые локоны с шеи. От такого странного и весьма интимного жеста Рэнка, как может, отползает назад. Упирается лопатками в стену, а поясницей в жёсткий подлокотник софы. — Удивлена, что мальчики не забыли о хороших манерах и привели тебя. Хотя и знают, что я предпочитаю помоложе. Не бойся, девочка, я оставлю Детлаффу. Сердце бешено стучит, дыхание частит от дикого неконтролируемого страха. Рэн хрустко поворачивает голову к баронессе. Смотрит на женщину, что сидит слишком близко. Смотрит, как страшные деформируемые черты заменяют перед ней былую красавицу, оставляя чудовище. Чудовище, что крепко хватает её за шею, пробивает бумажную кожу между шеей и плечом острыми клыками-бритвами. Рэнка орёт надрывно, истошно. Не может просто исчезнуть, со всей силы разжать веки, чтобы проснуться от кошмара. Острые пальцы и мысли баронессы не оставляют и шанса на сопротивление. Задают нужный ей ритм движения сладкого-сладкого гемоглобина, вверх и наружу. Крик застревает хриплым комом в глотке, смешивается со слезами и кровью. Внезапно морок спадает и что-то тянет вперёд, вырывает из мяса острозубый капкан. Всхлипывая, Рэнка зажимает рану и открывает глаза. Видит до ужаса знакомую спину в чёрном кожаном сюртуке. Фигура держит баронессу за шею, со всей силы вдавливает в пол. Та скалится, шипит бестией, требует отпустить её. Знакомая спина ходит ходуном от тяжелого дыхания. Свободная рука отставлена чуть в сторону, перебирает пальцами с длинными когтями, белыми, как сама смерть, сверкают в свете Луны. Вся его поза не естественная, ломаная. Ни отвернуться, ни зажмуриться. — Что случилось? — влетает в комнату Регис, застывает в проёме, итак прекрасно поняв, что именно случилось. Царапает с непривычки свой камзол. — Вы ведь сами привели её сюда… — не успевает оправдаться баронесса. Детлафф сильнее сжимает её горло, повторно бьёт об пол затылком. Хрустит то ли кость, то ли дорогая заколка. — Она моя! — вместо нормального голоса скрежет несмазанной двери. — А как ещё я могла это понять? Мы не видимся столько лет, вот я и решила, что это небольшой презент в честь нашей встречи. Можно подумать в первый раз так. Регис громко прокашливается, привлекает внимание брата. Детлафф бешено вскидывает голову сначала на него, затем на свою человеческую подругу. Его глаза сверкают белёсо-синим, клыкастая пасть застывает в широком хищном оскале. Детлафф пружинит на ноги, с шипением втягивает когти и клыки. Сжимает руки в кулаки, дабы унять тремор, зуд, требующий размозжить голову наглой бруксы. Ориана тоже принимает вертикальное положение, отползает на безопасное расстояние. — Я поговорю с тобой позже, — рычит Детлафф. — Уйди. Сейчас же. Ориана хмыкает. Уходя бросает краткий скучающий взгляд на дрожащую девочку с перепуганными оленьими глазами. Детлафф смазанной молнией разворачивается к Рэнке. Не успевает сделать и шага, так как она взвизгивает, вжимается в угол стены маленьким комочком. — Чур меня! Чур меня! Чур меня! — без конца повторяет она сквозь рёв. И это паршиво, как удар серебряным мечом. Вонзается промеж рёбер осознанием — боится его. — Тебя больше никто не тронет, — шёпотом успокаивает Детлафф. — Я отведу тебя домой. Но она не слышит его. От паники звон в ушах и дыхание навзрыд. Громкое, частое, ненормальное. Прячет лицо в руки понадёжней, зовёт маму, хочет свернуться до размера атома, чтобы страшный монстр точно не смог найти, утащить, причинить боль. Детлафф понуро гладит её руки и плечи, не знает, как успокоить. Объясняться надо было раньше, до того как привёл в это змеиное логово. Так чего теперь убиваться, что ужалили. Хочет обнять, так как обычно мужчины обнимают своих женщин. Регис сочувствующе наблюдает, не решается вмешиваться. Такое только пережить и отпустить. Разворачивается тихо, но уйти не успевает, так как его окликают: — Регис, ты не мог бы помочь? — тихий голос брата выдаёт его смятение. — Я не так хорошо владею гипнозом как ты. Не хочу навредить. Регис кивает, встаёт по правую руку. Девушка на диване дрожит, плачет. Окровавленными руками закрывает голову, прячется в локтевых сгибах. Детская наивная магия, когда страшный монстр наблюдает из-под кровати. А так точно не достанет, нет-нет-нет. Вот только монстр-Детлафф крепко перехватывает её руки, отнимает от лица, разрушает эти защитные чары. Девушка тут же заливается новой волной истерики. — Не-е-е-т! Пожалуйста! — ревёт она. Регис хватает её подбородок, поворачивает к себе, заставляет посмотреть в глаза. Давит щёки тисками когтистых пальцев, отчего те кажутся надутыми. Поначалу Рэн мотает головой и брыкается, пока уже знакомое ощущение паралича не сковывает её. И хотела бы отвернуться, но стараниями добродушного цирюльника не может. Антрацитово-чёрные провалы глазниц связывают по рукам и ногам. И голос как из бездны ада стучит в висках «спи». Последняя слеза катится по щеке, прежде чем глаза закрываются, а тело обмякает на руки Детлаффу.***
Сознание возвращается медленно. Ядовитыми шипами скребётся под черепной коробкой, гудит как от похмелья. Разлепив веки, Рэн видит обшарпанный потолок, следы сырости на деревянных балках. Неуклюже поднимается на локтях, принимает сидячее положение. Вдоль стен висит несколько марионеток с мёртвыми стеклянными глазищами. Руки все в грязных бордовых разводах, плечо саднит, чешется, кровь сворачивается медленней, чем должна бы. Снизу доносятся шаги, открывающиеся и закрывающиеся дверцы. Каждый скрип царапает слух, когда по лестнице поднимается Детлафф, вертит в руках какой-то пузырёк, читает этикетку «настойка календулы». Останавливается на последней ступени, медлит один удар сердца, давит хорошую мину при плохой игре. Подтаскивает стул ближе к кровати, с которой на него сейчас старательно не смотрит молодая девушка. Складывает на него вещи для медицинских манипуляций. Садится рядом, матрас скрипит под весом. Тяжело сглатывает, когда она откатывается подальше, прячет лицо в колени, дрожит пойманным в силки зверьком. Затыкает себе рот предплечьем, заталкивая обратно крик. — Я не причиню тебе вреда, обещаю. Протягивает он руку, дотрагивается, и она вся сжимается в комок нервов, словно ждёт удара. И ему только и остаётся, что гладить её по плечам и грязным от засохшей крови пальцам. — Пожалуйста, я хочу домой, — голос треснут, дрожью колотит. Детлафф тяжело выдыхает, упирается локтями в колени, опустив голову вниз. Вслушивается в её рваное дыхание. Отходит к столу на другом конце комнаты, достаёт залежавшейся наливки себе и воды для неё. — Держи,— протягивает он ей стакан, видит, что смотрит она на него как-то затравлено. — Это просто вода. Чтобы ты успокоилась. Не слушающимися ручонками она берёт стакан, делает глотки сквозь судорогу. Детлафф отходит обратно к столу, опрокидывает в себя прогорклый спирт, и ещё. И ещё. Вслушивается во всхлипы на его кровати. — Пожалуйста, отпусти меня. Я никому не скажу, честно, — доносится, наконец, со спины. Детлафф вновь садится рядом, всматривается в её глаза и больше не видит в них любви. Трясётся перед ним маленькой тщедушной пташкой. И это совсем не так приятно, как во время охоты. — Сейчас ночь. Я отведу тебя домой, как только рассветёт, даю слово. Но сейчас позволь объясниться и обработать твой укус, а то твой запах немного сбивает меня с мысли. Его мягкий тон отнюдь не успокоил, как он ожидал. Слёзы продолжают катиться по её щекам, подбородку, но, тем не менее, она робко, совсем немного поднимает голову вверх, открывая ему вид на укус. Вздрагивает и пищит что-то нечленораздельное, но поддаётся его рукам послушной марионеткой, когда он направляет её голову ещё выше и чуть в сторону. Естественный антикоагулянт в слюне вампиров не даёт ране нормально затянуться, всё ещё слабо кровит. Рождает у вампира то самое чувство между аорт и сосудов. Хочет втянуть носом этот вишнёвый запах вперемешку с настойкой, пройтись языком. Она не задает вопросов, покорно ждёт, когда он закончит. Мнёт и хрустит пальцами рук. И Детлафф понимает, что молчание придётся разрушить ему. На ум, как назло, не приходит ничего умнее чем: — Давай я начну. Ты уже поняла, что я не совсем человек, — убирает кроваво-грязную тряпку к остальным ненужным предметам на стул, выпаливает на одном дыхание. — Я вампир, Рэн, высший, если быть точным. Детлафф не готов к тишине, ожидал иной реакции после своих слов. Наблюдает за ней, её поджатыми в тонкую линию губами и взглядом в пустоту. Она неуверенно трогает свежую повязку, под которой теперь прячется укус. Замечает, как мышцы на её шее натягиваются тугими пружинами, сглатывает. Не выдерживает этой режущей тишины. — Скажи что-нибудь. — Та… женщина сказала, что вы привели меня к ней, — еле слышно говорит она. — Тупая болтливая брукса, — сплёвывает он оскорбление. — Ты ведь знаешь, что это не так. — Но ты так делал? Раньше. Приводил ей… таких, — невпопад подбирает слова. — Я много чего делал. Плохих вещей с точки зрения людей. Но, Регис однажды сказал мне, «живём мы долго, и у нас есть время на изменения», и я согласен с ним. Рэнка наблюдает за ним. Алкоголь натощак вперемешку со страхом напоминает о себе, ползает склизкой холодной змеёй внутри. — И сколько тебе? — Мне четыреста двадцать по вашему летосчислению. Её брови моментально взлетают вверх, удивлённо пучит глаза, шевелит ртом, как выброшенная на сушу рыба. — И что это значит? Это много, мало? — Мы высшие вампиры бессмертные и потому иначе воспринимаем время. Просто есть оно, время, и личный опыт, а не жёсткие возрастные рамки как у вас людей. Чёрт, я не силён в таких объяснениях, с философствованием лучше бы справился Регис, — говорит он. — И зачем тебе тогда я? Я ведь даже представить не могу тех цифр, о которых ты говоришь, — бормочет она, шмыгает носом, внутренности дерёт прогорклое чувство. — Из-за крови, да? Детлафф придвигается ближе, берёт её ладонь в свою. Очерчивает контуры костяшек, отчего Рэн бросает в несильный, но ощутимый жар. — Зачем? Затем, что ты мне нравишься. Хотя не стану врать от пары глотков я бы не отказался, — его взгляд ненадолго уплывает куда-то в плотоядную даль, задерживается на шее, там, где под кожей бьётся жилка. — Но я не любитель напиваться вусмерть, и сильной зависимости у меня нет. Жизненной необходимости в крови нет, так что без твоего разрешения не укушу. — П-подожди, — вытаскивает она руку из его хватки. — Какая ещё зависимость? — Ваша кровь отличается от нашей. Несколько иной химический состав, и потому действует на нас, вампиров, опьяняюще. Как алкоголь или наркотик. — Что?! — срывается она на писк. — Я думала, что вы так питаетесь, а вам и вовсе кровь для жизни не нужна. Я для тебя что, ходячая бутылка водки?! Значит город, всех тех людей. Брата моего! Убила кучка алкашей, вышедшая из завязки?! — Нет… Рэн, это трудно объяснить человеку. Детлафф теряется от такой реакции, приобнимает её, когда она начинает шумно втягивать ртом воздух. Не иррациональная людская паника, базовое стремление выжить. — Мне плохо, — зажимает она рот рукой, желудок крутит нервными спазмами. — Меня сейчас стошнит. Пить на голодный желудок была плохая идея, тем более понижать градус. Вампир неловко помогает ей, держит её под руку, ведёт к задней двери. А она подёргивается в его руках, пищит что-то нечленораздельное. Внутренности просятся наружу. Как только вампир открывает дверь и впускает свежего предрассветного воздуха, её выворачивает. Стравливает желудочный сок на крыльцо. Детлафф секунду переминается с ноги на ногу, не знает, как реагировать по-человечески. Приносит ей полотенце и уходит вглубь комнаты. Опирается бёдрами о стол, скрещивает руки на груди. — Прости, — шепчет Рэнка, когда, наконец, подходит к нему, мнётся, стесняется смотреть на него. — Я убрала, только вот твоё полотенце… — Это не важно, забудь. — Прошу, отпусти меня домой. Он ведёт её вдоль золотистых рассветных улочек. Накинул на неё свой сюртук, чтобы спрятать её словно пожёванный дикими волками вид. Осознает, что как только доведёт до дома, между ними всё закончится, не успев даже толком начаться. Заводит бессмысленные разговоры о том, что с ним Рэнке ничего не грозит. Что он в состоянии контролировать себя. Она лишь кивает и отвечает односложно. Прощаются коротко, стоя рядом с её домом. На вопрос «увидимся?» получает непонятный ответ, ни да ни нет. Пустоту, марево слов. Местные ещё спят, но она всё равно оглядывается, закрывается одной рукой. Второй тянет к нему его сюртук. Он нехотя принимает обратно, касается когтями её пальцев. Вцепиться хочет, вскрыть грудную клетку, выпотрошить из неё этот мерзкий страх перед ним. Пуще крови алчет этой грёбанной взаимности. Когда её фигура прячется за прочной деревянной дверью, заворачивается в свой извечный чёрный сюртук как в саван.***
Детлафф сидит за своим рабочим столом. Плечи опущены, локти на столе, резак скачет по небольшой деревянной фигурке. Будет или лиса или кошка, пока не решил. Привычный сквозняк из окна на мгновение меняется, превращается в фигуру цирюльника, в Региса. — Как всё прошло? — Лучше чем ожидал, но хуже чем надеялся, — не меняя позы, отвечает Детлафф. Блик от резака прыгает по стенам, мечется из стороны в сторону. Останавливается на потрёпанной тёмно-зелёной бутылке. Регис притащил и оставил на столе, пока ищет стаканы где-то в буфете. Отличный растворитель этого колченогого чувства за грудиной. «In vino veritas», как говорится. И даже приписка «in aqua sanitas» не понадобится. Мысли невольно возвращаются к Сианне. Вернее, больше к Ренаведд. К тому, какими всё-таки разными оказались две Рены в его жизни. И какими всё-таки похожими в самом главном. Трудно требовать от человека, чтобы он освободился от страхов, но, чёрт побери, иногда вечность кажется такой длинной. Особенно вот такими днями, знойными и удушающими, когда хочется послать всю эту вечность к чертям собачьим. Когда не знаешь ради чего жить. Когда нет ради кого умереть. Регис понимает его чувства, по лицу видно, по этому раздражающе-участливому взгляду. Благо ничего не говорит, ни много ни пространно. Разливает своей настойки. Крепкая как дьявол. Отлично глушит паскудную дыру под названием одиночество. Эту эмоцию, когда стоишь посреди светящейся площади, а люди проносятся мимо размазанными пятнами, мазками импрессионистских картин. И так хочется разделить пусть небольшой кусочек вампирской вечности хоть с кем-то. Встретить своего человека в ожидании, когда бессчётное время вечности, наконец, закончится. И, наверное, с Рэнкой у него и получилось бы. Несколькими днями ранее. Теперь же несказанные вовремя слова гниют в разодранной трахее, удобряют его одиночество. Его такую достойную зависти вечную, чернильную жизнь. Каких-то пару часов назад он был счастлив, сейчас окутан паутиной тихой тоски. Неожиданно Рэнка приходит к его мастерской через два дня. Детлафф чувствует её через такое хлипкое препятствие как деревянная дверь. Зыбким маревом возникает под его дверью, мнётся, заносит кулачок, чтобы постучать. Не решается. Один раз даже отходит к пирсу. Хочет уже сам закончить этот цирк и выйти к ней, но отчего-то медлит. Любопытство, возможно. Когда девушка, наконец, решается, стучит тихо, слово боится, что ответят. Детлафф открывает, жестом приглашает её зайти внутрь. — Я хотела поговорить с тобой. — Конечно. О чём? — Не знаю, ещё не придумала. Надеялась, что по дороге что-нибудь придёт в голову, но… — жует губы, переминается с ноги на ногу. — Прости меня за мою реакцию. Это было некрасиво. Настал его черёд глупо пучить глаза от удивления. Воистину, человеческое подсознание — бездна для него. — Тебе не за что извиняться, — говорит он тихо, боясь спугнуть. — Ты мне, правда, нравишься, — продолжает она. — Но я не могу перестать бояться тебя. По крайней мере пока. Детлафф кивает, смотрит в упор своими синими глазами, крошевом льда. Ждёт чего-то ещё. Она не уходит, бегает взглядом по дому и полкам с пыльными игрушками. Вернулась не к человеку, но монстру. И это даже трогательно. Радостно до тряски. — Останешься? — ловит ответные большие карие глаза, сухие, с прожилками красного. Поддернутые плёнкой былой наивной влюблённости. Она кивает в ответ.***
В Боклере шум и гам. Наполнен неистовым визгом пищалок и назойливым звоном тамбуринов. Подворье и окружающие галереи заполнены людьми, не протолкнуться. — Эхо-хо! — кричит неизменный камергер и маршал двора её сиятельства Себастьян ле Гофф. — Эхо-хо-хо! — вторит ему толпа. Вторит и Рэнка, посматривает то на белые глазурные башни дворца вдали, то на Детлаффа рядом. Держится от него на безопасном, как ей кажется, расстоянии. Тот стоит хмурой тучей, прячется в тенях домов. По площади вновь прокатывается звонкий голос камергера: — Эхо-хо! Вот он, древний обычай! Да одарит нас виноградная гроздь! Да дозреет до солнца! Толпа ревёт, подначивает. Играют музыканты и скачут скоморохи. — Может, подойдём поближе? — обращается Рэн к Детлаффу. — А то отсюда ничего не видно. Рядом прокатывается группка молодых ребят, едва не отдавив им ноги. У каждого по бутылке в руке. Гогочут, кричат бессвязные поздравления с праздником всем подряд. Протискиваются вглубь толпы. Подворье и, такое ощущение, несколько близлежащих улиц, разражаются новым диким возгласом. Вся эта обстановка сильно бьёт по чувствительному слуху вампира. Кривится, снова прилипает к стене и скрещивает руки на груди. — Ты не любишь людных мест, да? — спрашивает Рэнка. — Не люблю. Неудобно себя чувствую. — Тогда почему согласился пойти со мной? — Потому что ты этого хотела. Ты ведь специально сюда приехала ради этого балагана. Гомон голосов слышится отовсюду, нарастает, сливается в жуткую какофонию из шума и цветастых костюмов. Детлафф видит, как Рэн подпрыгивает, в тщетных попытках что-либо рассмотреть на сцене. Он бы и рад, но от одной только мысли оказаться там, среди надушенных едким парфюмом горожан, его передёргивает. Даже сейчас он еле сдерживается, дабы не закрыть себе нос рукавом. — Ты иди, а я постою здесь и прослежу за тобой. — Это прозвучало довольно жутко. Детлафф тушуется, ненадолго даже опускает глаза в землю. — Я в хорошем смысле, — поджимает губы в тонкую линию, рассматривает до скуки интересные носки сапог. Рэнка наблюдает эту эклектичную картину со странной улыбкой. То как жуткий монстр из кошмаров смущается, ёжится, стискивает свои предплечья сильными когтистыми пальцами. Она поворачивает голову туда, где стоит большая бочка и помост, на который вот-вот должна подняться княгиня Анариетта. Только ничего кроме толпы не видно. Здоровые мужчины загораживают половину представления, вторую половину - их роскошные шляпы с перьями. — Эхо-хо! Да забродит, придавленная! Да наберет силы и вкуса в бочках! Да изольётся в кубки и ударит в головы во славу её сиятельства, во славу прекрасных дам, во славу благородных рыцарей и виноградарей! Вот только наплевать уже, и от этого смешно даже. Роскошный вид княгини не идёт ни в какое сравнение с потёртым, вечно хмурым вампиром, что сейчас смешно теряется на обычном дешёвом празднике. — Знаешь, отсюда тоже открывает хороший вид, — говорит она это глядя ему прямо в глаза, пузырится наивной влюблённостью, прижимается ближе к нему. И её губы трескаются улыбкой напополам, когда он обнимает её, целует копну волос на макушке. Бездонная, яркая, как всполох света на стекле. — Да придут Юные! — заканчивает камергер своё выступление и с грохотом бьёт жезлом об пол. Они не видят, как княгиня и кто-то ещё выходит на помост в традиционных пурпурных плащах. Толпа скандирует и ликует, приветствуя свою правительницу. Рэн откидывает голову на плечо Детлаффа, чтобы было лучше видно лицо её возлюбленного. В ответ он наклоняется и целует в губы, аккуратно и трепетно. Босые княжеские ступни давят виноград в такт стародавней песенке и рёву толпы. Всё вокруг перестаёт иметь значение, звучит как из-под толщи воды. Не замечают ничего вокруг себя, и даже пристального внимание некоего лысого мужчины средних лет, с по-военному роскошными усами и шрамом от трёх когтей пересекающего всю правую сторону лица.