TwichHub

      Вадим смотрит на эти губы и думает, что пропал с концами. Потому что губы у Славы красивые — произведение искусства, а не та жалкая пародия ниток у Моны Лизы, над губами которой Леонардо да Винчи корпел целых двенадцать лет. На Славе природа постаралась в разы лучше, наградив чем-то идеальным.       Вадим при разговоре смотрит на этот рот, лишь время от времени даёт себе мысленный подзатыльник и поднимает взгляд выше, на глаза, в коих пляшут весёлые огоньки. Глаза у Славы тоже красивые: большие, светло-карие, в обрамлении тёмных ресниц. Однако взгляд неизменно опускается ниже, пусть глаза и называют зеркалом души. Душа у Славы прекрасная, но рот его порочно манящий настолько, что противиться этому попросту невозможно.       А Вадим и не пытается. Не тогда, когда Слава размыкает пухлые губы, быстро мажет розовым языком по мелким трещинкам, и продолжает говорить-говорить-говорить. Он слишком много говорит, шутит по поводу и без, улыбается, демонстрируя кромку ровных зубов, которые хотелось потрогать, ощутить их рельеф пальцем, пока второй оттягивает нижнюю губу, открывая вид на нежно-розовую слизистую, блестящую от слюны, что лопается мелкими пузырьками на воздухе.       Рот Славы — это самое настоящее преступление против Вадима, что сглатывает гулко горчащую слюну и совершенно теряет нить спешного монолога своего собеседника. Куда более ярко он рисует в голове картинку, как трогает кромку зубов чужих, надавливает мягко на корень языка и жадно смотрит на то, как губы эти округляются, смыкаются плотно влажным кольцом вокруг пальца. И глаза его были бы наверняка невинными и удивлёнными на подобные действия, несмотря на весь его аврал грязных шуточек на тему секса, дрочки и грязных отсосов…       «Блять».       Вадиму не стоило думать о грязных отсосах, ведь так легко представить стоящего перед собой на коленях  Славу, раскрывающего покорно ещё больше распухшие губы и ласкающего горячим влажным языком твёрдый член. Фантазия бьёт ключом, а Козакову хочется провалиться под землю от непотребных в сторону лучшего друга мыслей, терзающих яркими картинками его воспалённое сознание. Потому что Слава на коленях смотрелся бы как чёртово божество, снизошедшее до удовлетворения грязных мечтаний простого смертного.       А простому смертному в лице Вадима не так уж и много требуется: лишь притягательный вид того, как Слава ведёт широко языком по члену, выглаживает набухшие вены, накрывает губами влажную от предэякулята головку и поднимает свой жаждущий сделать приятно взор вверх прежде чем опуститься ртом на плоть, растянув вокруг ствола свои невероятные губы и…       — Вадь, ты меня слушаешь?.. — вырывает Вадима из влажных мечтаний голос знакомый. Слава смотрит на него снизу вверх — присел немного, чем сделал только хуже, — приоткрыв рот, отчего губы кажутся ещё более манящими, чувственными… — Вадь?       «Интересно, а как он будет произносить моё имя, пока я его трахаю?» — мелькает в голове мысль, избавиться от которой не получается. Потому что это ёбаный Слава Бустера, который тащит своего друга на самое дно и даже не подозревает об этом. И этот снежный ком уже не остановить, он с каждым разом становится всё больше и больше. Сегодня, кажется, достиг своего пика: до этого дня Козаков ещё никогда не задумывался о чём-то большем, чем Славин рот, однако одна краткая мысль породила новую болезнь. Она разрастается слишком быстро, предотвратить катастрофу уже не получится.       — Забей, Слав, просто отвлёкся. Продолжай, я тебя слушаю.       Не слушает практически, лишь для вида согласно кивает иной раз, подаёт голос «угу» или «да, это, типа, полная хуйня». Славу эти односложные ответы более чем удовлетворяют, ибо он вновь начинает тарахтеть с новой скоростью, сбивается с мысли, ругается и вновь повторяет то, что не смог выговорить его немного заплетающейся от скорости говорения язык. Хотя подозрительные взгляды он всё ещё иногда бросает, щурит глаза, но не пытается выяснить, в чём же заключается причина такого поведения.       И о причине ему лучше не знать. Потому что перед глазами уже стоит слишком яркая картинка распластанного на груди по смятой простыне Славы, у которого голова повёрнута в сторону. И он смотрит снизу вверх, поджимает губы, смачивая их слюной. Такого его хотелось. Просто хотелось. Но, к сожалению своему, удовлетворить все эти хотелки можно были лишь рисуя в голове соблазнительные картинки, не более того. Потому что Слава, несмотря на все свои шуточки, на подобное не пойдет, да и отношения меж ними не те. Лучшие друзья — клеймо на всю жизнь, груз, который придётся нести на себе, давя в себе похоть. Но это лучше, чем ничего, поэтому Вадим отмахивается от наваждения, вникнуть в слова чужие пытается. Это будет единственно верным решением.