Детективное агентство "Анна и её духи". Снежный цикл. В снегах России. Затонск

Штольман привел их в ресторан «Бернгард», единственный, который заслужил на Васильевском острове звание относящегося к первому классу. Его когда-то открыл выходец из Швейцарии Ганас Бернгард. При высоком уровне сервиса цены здесь были умеренными, поэтому ресторан прославился среди студентов и профессоров Университета и Императорской академии художеств. В одном из залов собиралась большая компания на бокал пива и партию в бильярд. — А вы откуда знакомы с сим заведением, Яков Платонович? — с любопытством спросила Аня, оглядываясь по сторонам. Стены были украшены изразцами со сценами из Фауста. Было очень зелено и уютно. — Ну, — протянул Штольман лукаво. — В бытность мою студентом последнего курса, а после и молодым начинающим карьеру служащим место сие я ценил не за деликатесы, как впоследствии, а за низкие цены и большой выбор немецкого пива. И даже специально приходил на церемонию по раскупориванию новой бочки и вбиванию крана. — Яков Платонович! — рассмеялась Анна. Володя тоже широко улыбался, не в силах представить своего опекуна в роли шебутного студента, сдувающего пенку с пивной кружки и выкрикивающего надлежащие традициям возгласы. — И бильярд, разумеется! — кивнул Штольман, пряча усмешку. — Соблазн был слишком велик. Все трое сели за круглый столик у окна. Яков подвергся порицанию со стороны жены, которая была недовольна его влиянием на неокрепший разум Володи, и горячей защитой воспитанника, который был очарован новыми деталями в образе неприступного Штольмана. Официант принял заказ: консоме с волованами, цветную капусту с соусом самбаен и лососиной и земляничное москвито. Володя, который, как оказалось, был сластеной, на москвито имел особые виды. В гимназии с десертами было строго. Аня отправилась в дамскую комнату, а Штольман остался наблюдать, как Володя с любопытством осматривает интерьер, видимо, примеривая, как смотрелся здесь Яков в годы юности. Нет, права Аня, не нужно давать такой пример. Надо вообще на будущее об этом подумать. А то Алекс еще не дай Бог тоже будет полагать, что в коньяке нет ничего дурного. Мало ли что взбредет в его молодую голову! — Как ты, Володя? — спросил Яков, видя, что мальчик посмотрел на него. — Ты писал, что в этом году вы едете на лето в Ольгино с ребятами, которых не разбирают на каникулы. Большая дача, купание, прогулки, свободное обучение. Я уже договорился обо всем с поверенным. А в последнем письме ты сказал, что приглашен к Щербатовым на июль и август. — Да, — кивнул мальчик. — Меня Андрей пригласил. Мы вначале не могли найти общего языка, а теперь, пожалуй, что и дружим. — Ты с ним ссорился? — нахмурился Яков. Ни сам Володя, ни директор не писал об этом. — Только один раз, — пожал плечами Нежинский. — Что стало причиной ссоры? Володя улыбнулся. Ему было тепло. Раньше они вели подобные разговоры в переписке, а теперь вот пожалуйста — сидят за одним столом и болтают. Штольману не все равно. Никогда не было все равно, а теперь он это видит воочию. — Ты мне можешь ответить на один вопрос? — спросил Владимир, так и не дав ответа. Ему было очень важно услышать, что скажет Яков. Привычка говорить ему «ты» осталась с детства. Штольман кивнул. — Анна… Викторовна была очень несчастна из-за мамы? Глаза больные и какие-то отчаянные. Бог ты мой! Что там бродит внутри этого тонкокостного грациозного юноши? — Володя! — начал Штольман, но мальчик замотал головой. — Просто ответь! — попросил он. — Поначалу да, но потом всё ушло, - помолчав, проговорил Яков. - Анна Викторовна не умеет… не любить людей. Это делает её уязвимой и очень сильной одновременно. Володя кивнул. Он так и думал. Она не сердилась на неё. И на него тоже. — Я бы не хотел, чтобы ей было больно из-за неё, — пояснил мальчик. — Она не должна быть несчастна из-за неё. — Володя, — снова попытался Яков, но и тут Владимир покачал головой. — Я всё знаю. И я благодарен тебе, что ты не стал скрывать правду. В конечном итоге только на неё и можно полагаться в жизни. Если врать и лукавить, то море лжи вокруг станет слишком глубоким и ты утонешь. Ты сделал тогда правильно. Я и сам догадывался, не дурак же, но ты сделал это для меня. Ты спросил, почему мы с Андреем поссорились. В тот день он вывалил на меня всю историю о тебе и маме. Со всеми подробностями, которые ему рассказал его дядя. Он какая-то шишка наверху и хорошо обо всем осведомлен. Андрей сделал это не со зла. Он просто считал, что истина должна быть сказана вне зависимости от того, как она подействует на тех, кто рядом. И если бы я не знал обо всем заранее, мне пришлось бы туго. Штольман молчал, пытаясь взять под контроль эмоции. Слишком сложный внутри был узел. Он знал, конечно, что Володе не сладко, он сам прекрасно помнил, что значит, жить в учебных заведениях без перерыва, но вот так - это уж слишком! — Этот Андрей!.. — покачал головой Яков, сжав челюсти. — Нет, — по-мудрому легко усмехнулся Володя. — Мы с ним подружились потом. Он очень честный человек, просто резкий. Сейчас мы вместе над этим работаем. Я считаю это правильным. Я имею в виду ставить истину во главе своей жизни. Иначе можно свернуть туда, откуда нет выхода. Он улыбнулся, и Штольман вдруг понял, что Володя действительно говорит то, что думает. Он был уверен в том, как живет. Он нашел человека, в котором видел надежного друга, с которым у него было много общего и который смог принять самого Владимира. Это дорогого стоило. Яков понимал это. Ему немного полегчало. Володя улыбался, и Штольман решил, что нужно немного разрядить атмосферу. — Так значит, ты стал ссориться с товарищами из-за постулатов истины? Ты теперь настоящий гимназист, как я погляжу. Владимир рассмеялся. Он был рад. Его опекун его понял. Впрочем, как всегда. Но это дорогого стоило — разделить это понимание на двоих.