Детективное агентство "Анна и её духи". Снежный цикл. В снегах России. Затонск

Подошёл Яков, Домна и его встретила почти по-матерински, забыв, что когда-то относилась к нему настороженно, считая, что он Анне Викторовне только вредит. Сейчас все было по-иному. Домна отвела Штольманов в свой кабинет, оказавшийся небольшим закутком, в котором помещались стол, два шатких стула и забитые чистым постельным бельем стеллажи. Оказалось, что после отъезда Мироновых найти новое место в городе оказалось непросто, и доктор Милц взял расторопную горничную в больницу. Жилье ей предоставили, а за порядком следить Домне было не привыкать. Разница какая — за большим домом присматривать или за больничным хозяйством? За год дослужилась до старшей санитарки, стала заведовать этажом, и именовать её стали Домна Яновна. Девочки-санитарки, да и медсестрички её побаивались, но уважали, потому что все её претензии были обоснованы и ругалась она всегда по делу. Доктора Домну хвалили, и женщина была своим положением довольна и даже отчасти счастлива. Она приносила людям пользу, чувствовала себя на своем месте и любила то, что делала! Что еще нужно для достойной жизни? — Как же я рада, как рада! — разглядывала Домна Анну и Якова. — Александр Францевич говорил, что вы приезжаете, но я пока своими глазами не увидела, решила, что не буду ни на что надеяться! Доктор Милц всегда мне новости о вас из ваших писем передавал, я так радовалась за вас! За агентство, за клинику и за деток ваших! И как я сердилась, когда в городе про вас болтали! Жаль, что мозгов-то в чужие головы не вложишь! А на дур-то этих и не смотрите даже, Анна Викторовна! У них ни одной связной мысли в голове не задерживается! Что услышат, то тут же и понесут дальше! Я-то на них управу нашла, при мне да при докторах болтать не смеют, но язык-то без костей! Тьфу на них! Домна с досадой и злостью цокнула языком и посмотрела на дверь, думая, что девки у неё совсем распоясались, нужно вечером провести масштабные воспитательные мероприятия. Штольман же прищурился, посмотрел на отведшую взгляд жену и понял, что за то время, пока он беседовал с Гориным, она успела услышать что-то, что вновь лишило её душевного равновесия! Ну ведь знал же он, что нельзя оставлять её одну! Аня взяла его за руку, не глядя на него, и улыбнулась Домне. — Я тоже очень рада слышать, что у тебя хорошо! Здесь хорошие люди работают! Женщина кивнула. — Да, хорошие, это вы верно говорите. Александр Францевич взял новых докторов себе в помощь. Молодых, дельных. Работа теперь просто кипит у нас. А у вас как в клинике? — И у нас хорошо, — ответила Аня. — Кабинет небольшой, но народу много приходит. Две медсестры мне в помощь дают три раза в неделю, сложные случаи оперируем в городской больнице. Всё хорошо, словом. — А детки ваши как? — Домна смотрела так, что было видно, что спрашивает она от души, желая узнать о том, как сложилась жизнь дорогого ей человека. — Их двое у вас, верно? — Двое родных и двое приемных, — широко улыбнулась Анна. — Шумно у нас временами бывает, но это только к лучшему. Дом большой, ему противопоказана тишина. Домна молча смотрела на посветлевшую лицом Аню, крепко держащую руку мужа, на Штольмана, который тоже смягчился, вспомнив о детях, а после покачала головой и сказала: — Я всегда знала, что вам здесь жизни не будет, хорошо, что вы уехали тогда. И хорошо, что вдвоем. — В Затонске жизни не будет? — спросила Аня, снова улыбнувшись. — На земле, — коротко резюмировала Домна. Анна сглотнула, но не успела испугаться или расстроиться, потому что Домна продолжила: — Слишком вы сердцем добрая, всех готовы простить и найти в них лучшее. Люди таких как вы поедом едят. Едят, потому что не выносят тех, кто способен не под ноги себе смотреть и за земным гоняться, а любить людей не за что-то, а просто потому, что они люди. Нельзя вам одной было. Да еще здесь. Хорошо, что вы уехали. Теперь никто вас не съест, с таким-то мужем. И детки опять же. Штольман рассматривал женщину, которая когда-то ревностно заботилась о том, чтобы они с Аней не остались лишнюю минуту наедине. Она тогда представлялась этакой дуэньей, которой правила приличия были важней человеческих чувств. Он ошибался. Домна видела и чувствовала гораздо больше, чем можно было предположить. И любила Аню гораздо сильнее, чем казалось. Бывшая горничная Мироновых крепко стояла на ногах, знала жизнь и не питала иллюзий по поводу людской натуры, но умела видеть добро и творить его, а это очень ценное качество! Яков улыбнулся. Домна была права. Хорошо, что они уехали. И хорошо, что вдвоем. А съесть Аню или хотя бы подойти к ней с подобным намерением он никому не позволит!