Детективное агентство "Анна и её духи". Снежный цикл. В снегах России. Затонск

— Вы ради сына Олимпиады Тимофеевны приехали? — спросила Домна. — Александр Францевич об этом говорил. — Ты знакома с моей тетей? — удивилась Анна. — Когда ваши родители заканчивали сборы, она вместе с Константином Глебовичем приезжала. — А можешь нам что-то рассказать о нем, — попросил Яков. Домна хорошо видела натуру людей, поэтому её мысли были бы очень ценными. — Ой, да что сказать! — махнула рукой Домна. — Шалапут Константин Глебович. Шалапут и ветреник. Сколько они нам крови попили со своей невестой! Просто словами не сказать! — Вам это кому? — непонимающе спросила Аня. — Мне и Александру Францевичу! — пояснила женщина. — Чуть ли не каждую неделю тут бывали. И разговоры про состояние свое заводили раз за разом! Каждую неделю одно и то же! — Зачем же людям их возраста так хлопотать о своем здоровье? — недоуменно спросил Штольман. — Они что, болели чем-то? — Так в том-то и дело, что нет, — хмыкнула Домна. — Оба здоровы, хотя мадемуазель эта, Таисия Львовна, все старалась убедить Александра Францевича, что нервы у ней совершенно расшатаны. Месяца полтора они к нам шастали. — Мы слышали, что характер у дочери ювелира и в самом деле непростой, — заметил Яков. — Возможно, на самом деле нервы у неё шалили. — Характер, — хмыкнула Домна. — Характер у неё, что иной мужик позавидует. Генералы меньше приказов отдают. Так что в истеричность её мало верится. У неё нервы как канаты, и голова на три шага вперед думает. — Думается мне, Константин Глебович вряд ли ценил такие умения у будущей супруги, — хмыкнул Штольман. — А вот и неправда ваша, — ухмыльнулась Домна. — Он ей в рот смотрел, каждое слово ловил. Чуть ли подол её не целовал, так восхищался. Есть такие мужчины, которые внешне пыжатся, пыжатся, а на деле ждут, чтобы ими баба верховодила. Да и Олимпиада Тимофеевна, пожалуй, повлияла на то, какая женщина ему нужна. Штольман улыбнулся уголком рта. Да, Анина тетя могла сильно исказить образ идеальной спутницы сына. Не со зла, разумеется. Аня не так давно читала ему статью, после которой Штольман неделю ходил по дому, размышляя о том, что он не годится на роль отца, что у него слишком много пороков, которые неизбежно перейдут к детям. Статья была именно об этом. О роли личности родителя в жизни детей. Мы все неизбежно копируем тех, кто нас воспитывает. Копируем именно внутренние убеждения, мотивы и устремления, а не то, что воспитатели нам внушают. И если ты, скажем, пытаешься привить ребенку постулаты религии, а сам в них не веришь и не исполняешь ничего из того, чему учишь, то грош цена твоим словам. Яков терзался дней семь, пока Аня не увидела, что прочитанное сотворило с её мужем и не объяснила на пальцах, что их дети станут честными, умными, добрыми, ответственными, целеустремленными и еще целый список из приятных слов, которые все относились к нему, Штольману. Только тогда Яков немного выдохнул и решил, что быть родителем — самое прекрасное и самое страшное, что может быть на свете. Он не знал, приходила ли подобная мысль в голову Олимпиады Тимофеевны, но у Кости в итоге было два выхода — выбрать себе жену точную копию матери, либо полную её противоположность. Он выбрал первое. — Александр Францевич сдался в конце концов, — ухмыльнулась Домна. — Он к подобным женщинам глубокой симпатии не испытывает, еженедельную осаду переживал плохо, поэтому плюнул и выписал Таисии Львовне снотворное, легенькое, конечно, чтобы нервы её не мешали ей спать. Больше визитов Константина Глебовича и его невесты мы не наблюдали. Видать успокоились нервы-то. Нервы успокоились, а жених наоборот — исчез. Штольман не успел задать следующий вопрос. Дверь в каморку Домны открылась, и взмокший, усталый, но улыбающийся доктор Милц возник на пороге. — Яков Платонович! Анна Викторовна! Ну наконец-то! Штольман и Аня поднялись и оказались в объятиях Александра Францевича. Тепло после радушной встречи Домны полыхнуло вновь. Холод отступил еще на шаг. Возможно, сегодня к вечеру он окончательно исчезнет.