Детективное агентство "Анна и её духи". Снежный цикл. В снегах России. Затонск

Александр Францевич все же уговорил Штольманов выпить чаю, и Домна принесла в его кабинет пышущий жаром чайник, тонкие дольки лимона на блюдечке и плошечку гречишного меда. Аня и Яков собственно не проголодались, но согласились составить доктору компанию, потому что после операции он выглядел изможденным и явно нуждался в подкреплении сил. — Теперь у нас два новых врача, — рассказывал Александр Францевич, посматривая на долгожданных гостей. Он был по-детски рад их видеть. Не изменились, совсем не изменились. Потеряли загнанный и истощенный вид, стали увереннее, улыбаются чаще и открытее. Лица цветущие и радостные, смотрят на него почти ласково. Доктор Милц улыбнулся. Эти люди были дороги ему. Он часто вспоминал их, думая о том, как резко и странно может иногда повернуть жизнь. О том, какой ценой достается счастье. О том, как общество слепо, жестоко и безжалостно, предпочитая картинку сокрытому за ней смыслу. — Молодых, но очень целеустремленных. Многое теперь можно решить на месте, и даже тяжелые случаи мы можем оперировать здесь. — Это просто замечательно, — улыбалась Аня. Доктор Милц был все так же объёмен, широк телом и душой, мудр и добр. Рядом с ним было спокойно и тепло. Он источал уверенность и безмятежность. — А вы сами как поживаете? Мы письма от вас давно не получали. — Я сам, — хмыкнул Александр Францевич, вытирая вымытые руки белым полотенцем. — Я сам все так же. Работаю, вечерами читаю новости медицины, бывает, встречаюсь с коллегами. Николай Васильевич с супругой не забывают, сегодня к ним тоже зван, кстати сказать, еще там с вами свидимся. Юра у них вышел парнишка на загляденье. Говорил это все доктор с неизменным добродушием, но Штольман заметил в его голосе нотки, нет, не зависти, а тихой тоски, что ли. Одиночество, пусть даже целенаправленное и деятельное, все равно точит душу. А вечерами читать о нововведениях в медицинском деле не про себя, а кому-то, кто нальет тебе чаю, было бы гораздо отраднее. Не будь Штольман знаком с иным вариантом развития событий, он и сам жил бы только работой. Не было бы у него Ани и детей, а была бы только погоня за преступниками. Нет, не дай Бог! Всё в итоге вышло правильно! Всё, что привело его сюда, было необходимо! Да, всё так, как должно быть! — Мы тоже ждем встречи с Юрой, — заметил Яков, отрешившись от некстати выползших на свет божий философских мыслей. — Очень уж Николай Васильевич нам его расхваливал! — Он вам обязательно понравится! — улыбнулся доктор Милц. — Разговорчивый парень! Где-то с полчаса Штольманы и Александр Францевич вспоминали старые деньки и делились новостями, а потом разговор перешел на Аниного кузена. — Я полагаю, вы сюда приехали стараниями Олимпиады Тимофеевны, — сказал доктор и поморщился, будто у него зуб болел. Яков заприметил эту неосознанную реакцию и вспомнил с усмешкой, что у Виктора Ивановича появлялось точно такое же выражение лица, когда он слышал о своей свояченице. Видимо, Олимпиада Тимофеевна успела и Александру Францевичу навязать свою правду жизни. И доктор её не оценил. — Верно понимаете, Александр Францевич, — кивнул Яков. — Большинство тех, с кем мы общались, полагают, что Константин Глебович действительно уехал сам. А вы что по этому поводу думаете? — А я думаю, Яков Платонович, что влез господин Сазонов в очень дрянную историю. — Отчего вы так думаете, Александр Францевич? — Когда закончился суд, на котором, как вы уже знаете, наш господин Костромин проиграл, меня вызвали к нему ночью. — К Костромину? — Да, к Елисею Павловичу. У него натурально почти случился сердечный приступ, так он переживал потерю репутации. Наши ведь кумушки из мухи слона сделают меньше, чем за полдня. Теперь весь Затонск гудит, что цветы у Костромина никудышные и покупать у него не стоит. — Представляю себе, — кивнул Штольман, вспомнив их с Аней воображаемый арест и сокровища алтайцев. — Так вот, Елисей Павлович каким-то образом дознался, что его поверенный не просто так повел такую провальную защиту. Он был совершенно точно уверен, что купец Сыромятников подкупил его. Аня ахнула, а Штольман покачал головой. Значит, Анин кузен не только работал спустя рукава, но и не брезговал мошенничать. Н-да, картина выходил премерзкая.